The Professor

      Сердце билось в груди подобно загнанной птице, когда она, лёжа на мягком диване в ожидании Тома, что пошёл за справкой к мадам Помфри, анализировала произошедшее.       Три недели Гермиона старалась не вспоминать о Хепзибе, всячески отвлекая себя занятиями, общением с Гарри, Роном и Томом, однако в один из дней её посетила мысль, что это странно. Странно то, что во снах её не посещал тот день, и она, казалось, совсем о нём забыла.       В какой-то момент это вызвало у Гермионы сильные переживания.       Она прекрасно помнила строчки из книги, посвящённой психологии, что двумя годами ранее обнаружила в библиотеке её родителей, где подробно рассказывалось о переживании психологических и физических травм у разных людей. Согласно исследованиям, у большинства эмоциональное повторное испытание какого-либо момента из жизни происходило спустя большое количество времени, что выливалось в частые панические атаки при мыслях о трагедии, взглядах на предметы, что стали возможной причиной, и частые ночные кошмары, перерастающие в проблемы со сном.       Гермиона опасалась, что память может сыграть с ней злую шутку и обыграть воспоминания чуть позже, когда она отойдёт от произошедшего горя, и оказалась права.       Паническая атака, вызванная созерцанием крови, полностью лишила её рассудка на несколько минут, заменив его переживанием некоторых моментов, что она пожелала бы стереть из своей памяти. Ей было известно, что человеческий мозг был коварен и, более того, малоизучен, посредством чего было крайне трудно объяснить причину её истерики именно сегодня.       Почему не раньше?       Гермиона столько раз смотрела на Тома — Мерлин, она по собственному желанию целовала его в губы! — и некоторое время он действительно был источником её воспоминаний о страшной кончине Хепзибы Смит, однако это никак не влияло на её общее состояние — не считая возросшей ненависти, что плескалась в ней и по сей день, смешиваясь с желанием добиться ответной власти над ним, человеком, что имеет господство над ней самой.       Щелчок, разбивший её мысли.       Гермиона, никак не реагируя, продолжала смотреть в потолок, периферическим зрением замечая мужские ноги, облачённые в чёрную ткань брюк, справа от себя.       — Справка о твоём освобождении от всех сегодняшних уроков у Макгонагалл. Держи.       Слеза дорожкой пробежала по её щеке, когда она повернула голову, встречаясь с тёмным взглядом Тома. Взяв протянутый им флакон с фиолетовой жидкостью, что казалась матовой в языках пламени, ласкающих просторную гостиную, она повертела его в поисках этикетки.       — Что это? — севшим от криков голосом спросила Гермиона, когда ничего не нашла.       Любопытство взяло над ней верх, и, открыв крошечную пробку, она поднесла горлышко к носу, вдыхая горький запах, резко ударивший по носовой полости.       — Зелье от боли в голове, — ответил Том, присаживаясь рядом с ней.       Гермиона сморщилась и отвела флакон от лица, когда её обоняние запротестовало.       — К сожалению, — продолжил он, стирая костяшками белых пальцев солёный кристаллик, что замер над её губой, — заклинание будет действовать довольно долго, в отличие от специального зелья. Я подумал, что твоя головная боль слишком сильна, чтобы ждать результат в течение получаса.       Гермиона фыркнула и, приподнявшись на локтях, сделала глоток; мурашки пробежали вдоль позвоночника, когда холодная горечь столкнулась с её горлом, медленно скользя по нему.       — Сильна — мягко сказано, — прохрипела она, давясь кашлем между словами.       Том, предпочитая игнорировать её состояние, скинул её ноги с мягкого дивана, удобнее устраиваясь на месте подле неё. Гермиона закатила глаза и, оставив висеть флакон в воздухе, обняла колени руками, положив подбородок на острые колени, чьи кости больно впились в челюсть.       — Итак, — приглушённо произнёс он, не сводя глаз с камина, что стоял напротив них, — что с тобой случилось?       — Ничего особенного.       Том сжал губы и повернул к ней голову, недовольный её коротким ответом.       — Гермиона.       Она глубоко вздохнула, не смотря на него, и облизала губы, что были покрыты застывшими слезами.       — Я не хочу об этом говорить, Том, — тихим голосом сказала Гермиона, впиваясь взглядом в яростный огонь, что бушевал в камине, лаская их тела теплом.       — Гермиона.       — Что ты хочешь услышать? — прошипела она, резко повернувшись к нему. — То, что у меня случилась паническая атака при виде крови? Или что я снова пережила убийство чёртовой Хепзибы Смит? Тебе это надо знать, Том?       Её голос сорвался при упоминании покойной ведьмы, и, когда глаза предательски заслезились, она отвернулась, подушечкам пальцев забирая кристаллики слёз, что успели пропитать собой тонкую, воспалённую кожу под её глазами. Сердце, что давно застыло, безбожно болело от воспоминаний, всплывающих в голове, ломая своей тяжестью грудную клетку; тишина убивала её нервные клетки, разнося весь её мир в щепки от безмолвия.       — Как это случилось?       Тихий голос, что содержал в себе нотки горькой задумчивости, прорезал воздух между ними, заставив её резко выдохнуть.       — Я... я порезалась, когда нарезала Спорыш для Оборотного зелья, — дрожащим голосом произнесла она, избегая упоминания ужасных слов Драко, — а потом... а потом пошла кровь и...       Гермиона замолчала, когда почувствовала лёгкое прикосновение хладных пальцев к своему, что был заклеймён ещё одним доказательством её виновности. Она старательно отводила глаза от своего пореза, даже тогда, когда почувствовала, как кожа начала затягиваться в том месте, принося лёгкий дискомфорт от мгновенного заживления.       — Как ты оказался в подземелье? — перевела она тему, выдёргивая свою подрагивающую руку из его.       Том, никак не реагируя на её жест, небрежно перекинул руку через спинку дивана, скрещивая ноги в лодыжках, и заговорил:       — Я выходил из своих покоев, когда услышал твои жалкие рыдания, резавшие слух.       Гермиона сморщилась, когда услышала окончание его предложения, однако интерес и желание отвлечься завладели ей.       — Почему так поздно? — более оживлённо спросила она, боком пристраиваясь к подлокотнику.       — У меня сегодня нет первого урока, — он посмотрел на неё и в усмешке скривил уголки губ. — Я останусь здесь ещё максимум на двадцать минут, чтобы успеть подготовиться к занятиям.       Гермиона кивнула и ещё крепче прижала к себе ноги, словно бы желая спасти себя от алчного и злого мира. Холодный камень, касающийся её яремной впадины, практически причинял боль, обжигая нежную кожу, и она коснулась миниатюрной жемчужину, пальцами перекатывая её.       Заметив движение в периферии зрения, Том повернул голову, с любопытством смотря на украшение, чьё присутствие на шее Гермионы он заметил ранее.       — Это подарок твоих родителей?       Гермиона вздрогнула от неожиданности его слов, на мгновение замерев. Нахмурив брови, она осторожно посмотрела на него, сильнее схватившись за потеплевший жемчуг в её руке.       — Нет, — растягивая слово, коротко ответила Гермиона, удивляясь его внезапному интересу к её украшению. — Драко.       — Драко? — он сузил глаза, мгновенно переведя взгляд на её лицо.       Его проницательность давила на неё, и Гермиона поёрзала на месте, спустив одну ногу на пол.       — Да, он, — она спрятала жемчуг за горловиной белоснежной рубашки, чувствуя покалывание по всему телу.       Том презрительно скривил губы, не сводя с неё потемневших глаз.       — И давно вы стали настолько близки, что Малфой позабыл о твоём происхождении, начав разбрасываться дорогим жемчугом?       — Не смей меня оскорблять! — прорычала Гермиона, схватившись пальцами за подлокотник.       Он безразлично пожал плечами.       — Я лишь напоминаю, дорогая, кто ты есть, — Том склонился к ней, и его дыхание коснулась кожи её лица. — И советую тебе не забывать.       Гермиона вскочила с дивана, желая уйти от его близости; её лицо перекосил гнев на мужчину, что вальяжно сидел на диване напротив, бесстрастно смотря ей прямо в глаза.       — Он хотел сделать мне приятное, — прошипела она, — потому что знал, что мне тогда было плохо; знал, что ты причинил мне невыносимую боль. Его не было рядом со мной, чтобы поддержать, но он побеспокоился обо мне, когда как тебе было плевать на моё состояние!       Том резко поднялся и подошёл к ней, чувствуя, как ведьма распалила в нём яростный огонь, сжигающий его лёгкие. Слабая боль распространилась по телу, и горькое разочарование затопило его нутро, когда он услышал обвинение в бездействие в её словах.       — Тебе мало того, что я отвёл тебя на то чёртово поле? — прорычал он, одной рукой схватив её за горло; Гермиона замычала от боли, когда он притянул её к себе, несильно сжимая. — Или достаточно было купить одну побрякушку, чтобы ты вмиг стала счастливой, позабыв о том, что убила человека? Не знал, что ты одна из тех девушек, кто гонится за деньгами.       Он резко оттолкнул её от себя, презрительно морщась. Гермиона схватилась за горло, сгорая в пламени боли, охватившей её сердце от резких слов, ударивших по вискам.       — Что ты... — она широко открыла глаза, в неверии глядя на него. — Нет! — крикнула Гермиона и подлетела к нему, ткнув пальцем в грудь. — Даже не смей меня обвинять в таком, Риддл!       — Разве ты этого не заслужила? — язвительно спросил он, скидывая её руку. — Оскорблений с моей стороны.       Гермиона заиграла желваками и сжала кулаки.       — Я вижу, тебе нравится, — Том наклонился к ней, прожигая ледяным взглядом, — целоваться со мной, одновременно с этим касаться другого мужчины и получать от него подарки?       Что-то острое проткнуло сердце, когда он практически обвинил её в предательстве, едва не назвав легкомысленной.       — Неплохо устроилась, дорогая.       — Драко мой друг! — прорычала Гермиона, сильнее сжимая руки в кулаки. — Я никогда не прикасалась к нему как-нибудь иначе, у меня даже ни разу мыслей таких не возникло, а ты — мерзок, Том Риддл, если так думаешь обо мне!       Она развернулась, намереваясь уйти из Выручай-комнаты, однако алчные руки обхватили её запястья, притягивая к себе. Гермиона дёрнулась, испытывая к нему отвращение за грубые слова, причинившие ей боль, и Том крепко прижал руки к своей груди, наклоняясь к ней.       — Ты моя, Гермиона, — прошипел он, глядя прямо в глаза, — а я не привык делиться своими вещами. Если он ещё хоть раз тронет тебя или любой другой мужчина, в том числе и твои дружки-тупицы, то они глубоко пожалеют, что когда-либо знали тебя, потому что я не обойдусь одним Круциатусом. Скажи спасибо, что я не запрещаю тебе общаться с ними.       Она попыталась отстраниться от него ещё раз, однако только лишь причинила себе ещё большую боль, заставившую её зашипеть сквозь сжатые зубы.       — Отпусти меня! — потребовала Гермиона, тяжело дыша. — У тебя нет совершенно никакого права причинять боль моим друзьям только потому, что они обняли меня, и ты не можешь называть меня своей, потому что я не чёртова вещь, как ты выразился, Риддл! Я никому не принадлежу, а тебе — особенно!       Том ухмыльнулся и коснулся кончиком своего носа её, обдавая её лицо своим горячим дыханием.       — Ты уверена в этом?       Гермиона замерла.       Тёплые, мягкие губы потребовали её в яростном касании, практически причиняя тем самым боль. Она замычала, желая отстраниться, однако Том прикусил её нижнюю губу, пробираясь языком во влажный огонь её рта, когда она машинально его приоткрыла.       Проворная рука коснулась волос Гермионы, наматывая длину на кулак и дёргая вниз, и покалывание распространилось по всему девичью телу от лёгкой боли; язык заскользил по полости её рта, касаясь влажного нёба и проводя кончиком по гладким зубам, из-за чего приглушённый стон вырвался из недр её горла. Она вцепилась ладонью в затвердевшие мышцы его плеча, впиваясь в кожу, сокрытую тканью, ногтями, всё ещё желая оттолкнуть мужчину, потерявшего контроль.       — Хватит, Том, — прошептала она между поцелуями, принимая попытку отойти от него.       Том сильнее прижал её тело к своей груди, делясь с Гермионой собственным жаром.       — Тебе это нравится.       Она покачала головой и надавила ладонью на его плечо, задрожав от громких, влажных звуков, исходящих при столкновении их уст.       — Перестань, — вновь потребовала Гермиона, внутренне сгорая от очередного предательства себя. — Ты опоздаешь на занятия.       Наконец Том с рычанием оторвался от неё, всё ещё сжимая кудрявые волосы в кулаке, что стали более пушистыми от нежелательного внимания горячего пламени; громкое, отяжелевшее дыхание оглушало их, разнося контроль в щепки.       Гермиона облизала губы и опустила глаза, отходя от него, когда Том отпустил её волосы. Впалые щёки заалели от ощущения покалывания в губах, что не покидало её ни на мгновение, затопив обжигающим смущением.       Невербальным заклинанием Том поправил их одежды и волосы Гермионы, после подойдя к ней и подняв за подбородок.       — Никогда не забывай, кому ты принадлежишь.       Гермиона оскалилась и дёрнула голову; Том ухмыльнулся и сильнее сжал его в пальцах.       — Не думаю, что когда-нибудь забуду, — прошептала она.       Том, если и понял её намёк, не подал виду; насмешливая ухмылка превратилась в удовлетворённую улыбку, что только лишь разожгла в Гермионе огонь злости.       — Хорошая девочка.

* * *

      Гермиона стояла пред камином, сжимая руки в кулаки, едва обращая внимание на резко открывшуюся дверь, следом за которой последовало взволнованное:       — Гермиона! Что случилось?       Мгновенно проведя ладонью по губам, словно бы стирая его касания, она обернулась, встречаясь с горящими глазами Гарри и Рона.       — Я... — Гермиона заправила прядь за ухо. — Ничего особенного.       Гарри нахмурился и спросил:       — Ты уверена?       — Кстати, почему нам это сообщил Малфой, и, — Рон оглядел скудно обставленную гостиную, — что ты делаешь здесь? Разве ты не должна быть в больничном крыле мадам Помфри?       — Ты же знаешь, как я не люблю больницы, — сморщилась Гермиона, — а особенно их запах, поэтому решила, что мне будет лучше здесь, в Выручай-комнате.       Гарри коснулся рукой подлокотника дивана, возле которого стоял, другой поправив сползающие на кончик носа очки.       — А что насчёт Малфоя?       Гермиона прикусила внутреннюю сторону щеки и присела на краешек дивана, положив руки на колени.       — Мы работали в паре над зельем, и он был первым, кто заметил, что мне стало плохо. Профессор Слизнорт попросил его отвести меня в больничное крыло, но мы расстались по пути к нему, поэтому я попросила его сообщить вам обо мне.       — Гермиона, — взволнованно произнёс Рон, утроившись подле неё, — он же не сделал тебе ничего плохого? Не знаю, проклятья там всякие...       — Нет, — резко прервала его Гермиона и, смягчившись, продолжила, когда мальчики недоуменно посмотрели на неё: — Я уверена, что Д... Малфой ничего мне не сделал.       — Как ты можешь быть уверенной в этом наверняка? — спросил Гарри, пристально глядя на неё.       — Я была крайне внимательна, когда работала с ним, — заверила своего друга Гермиона.       Рон откинулся на спинку дивана, закинув за неё руки.       — Ты здорово нас напугала!       Гермиона виновато улыбнулась им, обнимая двумя руками бархатную подушку; длинные ниточки украшений, свисающих с каждого её угла, щекотали кожу ладоней, разнося лёгкую дрожь по предплечьям.       — Кстати, а как вы сюда попали? — нахмурилась она, когда вспомнила, что её друзья не знают того лёгкого алгоритма, которому она следует практически изо дня в день.       Гарри провёл рукой по взлохмаченным волосам и невольно посмотрел на дверь, ведущую на выход из Выручай-комнаты.       — По пути мы встретили Риддла, — пожал он плечами, — и он объяснил нам, что надо пройти три раза перед стеной, представляя цель нашего визита.       Гермиона, игнорируя заалевшие щёки, что расцвели, подобно розам, вскинула брови и спросила:       — Вы просто спросили, и он вам объяснил?       Рон глянул на неё, не понимая удивления в её тоне.       — Ну да, а что?       Гермиона сжала губы и покачала головой, бормоча: «Ничего».       — Вы не опоздаете на следующий урок? — спросила она спустя некоторое время, что было наполнено их нескончаемыми разговорами.       Прежде чем она успела пожелать у комнаты часы, Рон безразлично ответил:       — Вероятно, мы уже.       — Да, наверное, прошло уже даже начало, — кивнул Гарри.       Гермиона нахмурилась и покачала головой, совершенно недовольная их безответственным поведением.       — Вы ещё успеете на середину.       Гарри и Рон захныкали, по обе стороны схватившись за её предплечья, словно маленькие дети.       — Руны без тебя — ад.       — Живо на уроки!