The Professor

      Том покинул воспоминания Беллатрисы, в который раз отмечая, насколько блаженно было её лицо во время и после акта легилименции.       Он едва подавил желание закатить глаза, убирая палочку в глубокий карман мантии и вставая со стула.       — Я рождена для того, что служить Вам, Господин, — нежным голосом сказала девушка, поспешно оборачивая свои горячие ладони вокруг его руки; Том остановился и оглянулся, с бесстрастным выражением лица смотря на неё. — Каждое Ваше слово… не проходит незамеченным, мой Лорд, каждое Ваше касание сродни ласкающего огня для меня и… — румянец окрасил её впалые скулы, выглядя особенно алым на бледной коже. — Я бесконечно благодарна, что Вы захотели просматривать мои воспоминания наедине ото всех, словно, — её голос понизился до шёпота, — Вам не всё равно.       Том ласково улыбнулся, чувствуя раздирающий его живот и лёгкий смех внутри, что был направлен на легкомыслие ведьмы, и аккуратно высвободил свою руку из её. Заправив вьющийся локон, что своим ослепляющим блеском так отличался от взбалмошных кудрей Гермионы, опутывающих его пальцы подобно лиане, за ухо Блэк — её чёрные, как уголь, глаза сверкнули, и, казалось, сама она растаяла от его прикосновения, — он тихо сказал тщательно контролируемым голосом:       — Я рад, Беллатриса, и благодарен тебе за твою верность.       Широко раскрытыми глазами, в которых плескался обжигающий огонь, она смотрела на него снизу вверх; в них мелькнуло разочарование, когда он сделал шаг назад, расставшись с ощущением её кожи на пальцах.       — А если это, — Беллатриса закусила губу и вскочила со стула, ладонью касаясь его груди, — нечто большее, чем просто верность?       Том бегло посмотрел на её пальцы, чувствуя тяжесть в грудине.       — Что, по-твоему? Л… Любовь? — он скривился, чувствуя, как столь мерзкое слово растворилось на его языке, словно сахар в горячей воде.       Беллатриса покачала головой, теснее прижимаясь к нему.       — Любовь — чувство совершенно бесполезное, мой Лорд, но вот влечение… То, что я чувствую прямо сейчас, практически не передать словами…       — Нет.       Беллатриса почувствовала затопившую её нутро бешеную волну разочарования, что патокой стекало по костям, утяжеляя их.       — Что?       Глаза Тома потемнели, чего, казалось, она не заметила, и он сбросил с себя её руку, вновь делая шаг назад.       — Я ценю твою верность ко мне, Беллатриса, однако я не дам тебе того, чего ты хочешь.       Том бесстрастно наблюдал за тем, как кристаллики прозрачных слёз заполнили её глаза, грозясь вот-вот пролиться, что лишь вызвало в нём раздражение. Сентиментальность.       — Но…       Беллатриса запнулась, когда дверь с грохотом отворилась, и в класс вошли близняшки Эмбер — Лейла и Лайла, что довольно часто находились по близости с Блэк. Лицо Тома потемнело от такого неуважения со стороны его последовательниц, что, заметив его, расплылись в глупых улыбках и кивнули, а приветствии, заправляя белокурые локоны за слегка торчащие уши.       — Добрый вечер, мой Лорд, — в унисон пропели они, убрав руки за спины.       Том промолчал, скользя по их лицам мрачным взглядом. Лейла, снимая мантию, обратила своё внимание на прищурившуюся и скрестившую руки на груди Блэк, что быстрым шагом подходила к ним.       — Какого чёрта вы здесь забыли? — прошипела она, резко опустив руки и сжав их в кулаки; её глаза, до этого слезившиеся, наполнились безграничной злобой.       Лица девушек вытянулись, словно бы от удивления, и их тела пронзили мурашки.       — Но… — начала Лайла. — Мы же хотели… ну, — она взглянула на Тома, — сама знаешь.       Лейла закивала, и Беллатриса скривила губы, когда они посеяли в ней столь же грязные мысли, сколь была и сама грязнокровка.       Просто отвратительно.       Том в раздражении закатил глаза и скрестил руки на груди, ожидая, когда они наконец покинут его класс, оставив одного.       — Хорошо, — раздражённо прорычала Блэк, однако эмоции мигом сменились на её лице, когда она повернулась к выглядящему скучающим Тому.       Том поднял бровь, безмолвно спрашивая причину её долгого, пристального взгляда.       — Не забывайте, что через час будет собрание, — напомнил он.       Беллатриса невольно кивнула и закусила губу с выражением отвращения на лице, словно собиралась сделать или сказать то, что её априори отталкивает.       — Мой Лорд, могу ли я узнать кое-что?       Нутро Тома наполнило неопределённое чувство.       — Конечно, — кивнул он, не сводя с неё глаз; очевидно, ведьму что-то сильно беспокоило и нервировало.       Она облизала губы и тихо спросила дрожащим голосом, сделав несколько шагов к нему:       — Вы отказали мне, мой Лорд, потому что Вам н-нравится гр… Грейнджер?       Том сузил глаза, когда заметил в её взгляде тёмную обиду — она была оскорблена его отказом, считая себя лучшей спутницей его жизни — и ледяной огонь, что перерастал с каждой пройденной секундой молчания в едва неконтролируемый гнев.       Не на него, однако, совсем не на него.       — Не думаю, что это твоё дело, Белла, — ледяным голосом отрезал Том и, словив последний взгляд Блэк — горький, почти что слезливый, — отвернулся от двери, направляясь к книжному стеллажу возле рабочего стола, спиной ощущая провожающие глаза, что вопрошали о его словах.       Хлопок двери, и он вздохнул.       — Дура, — пробормотал он, перебирая книги, стоящие на деревянной полке. — Какая же ты дурочка, почти что несмышлёный ребёнок, Беллатриса Блэк.       Том устроился на диване в своём кабинете, наслаждаясь пятницей и с мрачной улыбкой глядя время от времени на книжные стеллажи, что впредь напоминали ему о Гермионе, однако даже по истечении получаса он не мог сконцентрироваться на тексте. Откинувшись на спинку, он отметил про себя, что до сих пор не слышал ни стука в дверь класса, ни жжение в области пальца.       Разнообразные по своей природе эмоции охватывали его тело, будоража сознание, когда его нутро затопило одно единственное желание, что не терпелось привести в исполнение прямо сейчас: Том хотел рассказать о своих планах на ближайшее будущее Гермионе. Он не мог быть уверенным, что девушка отреагирует так, как ему бы хотелось — положительно, с широкой улыбкой, полной гордости и восхищения, — однако он знал, что рано или поздно Гермиона склонит свою умную кудрявую головку перед ним.       Том не мог не улыбнуться этой мысли, что возбудила глубоко внутри него волну чего-то невероятно тёплого; того, что обжигало внутренности, заставляло кровь кипеть и сжигало его самообладание в огне из безграничной власти.       Однако она так и не появлялась.       Он отложил книгу и сверился со временем, понимая, что «собрание змей» уже давно закончено, когда пред глазами мелькнул взгляд Беллы — тот жгучий гнев и нотки ненависти — и слова её подруг, что, кажется, чего-то ждали.       Интересно.       Том встал с дивана и накинул поверх рубашки мантию, чувствуя, как его тело окутывает неприятный коже холодок; являлись ли эти девушки причиной отсутствия Гермионы или нет, его охватывало нетерпение поделиться, наконец, с ней грандиозной новостью, которую до боли трудно было удерживать в себе.       «Вполне возможно, — рассуждал Том, выходя из класса и заклинанием запирая дверь, — она осталась в Выручай-комнате. Пару дней назад я заметил печаль на её лице, что было нетрудно объяснить — внезапный рост Пожирателей смерти. Как бы мне ни был противен Малфой, он хорошо постарался, — он мысленно рассеялся. — Прости, дорогая, если тебя это обижает, но данный факт всецело зависит от твоего жалкого дружка».       Том весьма торопливо, чем удивил даже себя, поднялся по лестнице на восьмой этаж, однако по пути в Выручай-комнату его взгляд привлекла палочка, одиноко лежащая на каменном полу. Нахмурившись, он подошёл двери, что раньше вела в старый класс Маггловедения, и поднял палочку.       Гермиона.       Она принадлежала Гермионе, и он не мог ошибаться.       Том выпрямился и сжал губы; его взгляд невольно скользнул к двери, что была чуть приоткрыта, и, выставив собственную палочку наготове, он подошёл к ней. Назойливое жужжание в ушах, что появилось словно бы из ниоткуда, ещё сильнее насторожило его и принудило рывком распахнуть дверь.       Он оглянулся и зашёл внутрь, едва не выронив две палочки, что теперь были слишком слабо сжаты в похолодевшей ладони, от увиденного.       Гермиона, спиной опираясь на старую, уже запылившуюся парту, разминала фаланги пальцев, что безудержно дрожали. Стоны вырывались из её губ, покрытых кровью, когда она неудачно задевала россыпи из синяков, что густо покрывали её руки.       Дыхание Тома утяжелилось при виде неё, и его почти что дикой волной захлестнул неконтролируемый огонь гнева и беспокойства за изувеченную ведьму, сжавший желудок до размера горошины. Убрав чужую палочку в карман, что впредь холодила его пальцы, он оказался рядом с Гермионой, что не замечала его присутствия в классе, полностью занятая облегчением своего состояния.       — Какого чёрта с тобой случилось? — прорычал он, оглядывая её руки; потемневшая кожа, что была густо покрыта засохшей кровью, ставшей едва ли не багряной на её руках, заставила его сжать кулаки до чувства впившейся в ладонь рукояти палочки.       Гермиона вздрогнула и посмотрела на него единственным открытым глазом, что был залит кровью, полностью замерев. Не сводя с него взгляда, Том осторожно коснулся опухшей кожи вокруг глаза, которая образовывала собой почерневший синяк, и сжал челюсть, сдерживая рвущиеся из уст рычания.       — Том? — дрожащим голосом спросила Гермиона, вздрогнув от пронзившей боли, когда он чуть сильнее надавил на кожу. — Что ты здесь делаешь?       Он проигнорировал её вопрос, чувствуя, как начинают трястись от гнева руки, и взял её ладони в свои, нежно проводя пальцами по выступающим костяшкам.       — Кто это с тобой сделал, Гермиона?       Невольно её пронзил страх от взгляда, которым Том смотрел на неё, и она сказала:       — Том, ответь, пожалуйста…       — Нет! — сорвался он, резко опустив её руки и перейдя к осмотру верхней части тела, предварительно наколдовав Люмос. — Это ты мне ответь: кто, чёрт возьми, посмел поиздеваться над тобой?! Я говорил, что если кто-то посмеет тебя тронуть, то глубоко пожалеет об этом.       — Том, ты делаешь мне больно! — прохныкала она и сморщилась, когда он надавил на её плечи в пылу своих слов.       Том внутренне сжался от обвинения в свой адрес, которое сейчас хотел получить меньше всего, и обнял Гермиону, прижавшись носом в шею и невольно вдыхая запах металлической крови в лёгкие. Чувствуя чужое тело, прижатое к её, Гермиона медленно подняла ноющие от боли руки и осторожно прикоснулась одной к его затылку, другой чуть проведя по холодной ткани мантии на спине.       — Прости, — прошептал он ей в шею; дрожь пронзила его тело, когда губ коснулась кровь, и он почувствовал её вкус — солоноватый, смешанный с грязью и потом, что покрывали её кожу.       Том не имел понятия, должен ли он внезапно отскочить от Гермионы, впервые опробовав её грязную кровь на вкус, ведь она была — до сих пор — грязнокровкой, что её отнюдь, как ведьму, не красило, однако мышцы воспротивились поднимать его тело наверх, упрямо оставляя на полу с изувеченной ведьмой.       «Том извинился? — удивилась Гермиона. — Жаль, что я не помню, извинялся ли он передо мной до этого или нет».       — Кто это был?       Гермиона сильнее прижалась к нему, вызывая дрожь в груди от этого невинного движения, наполненного столь сладким, сколь неуловимым доверием.       — Для начала успокойся, — прошептала она, дрожащими от пережитого Круциатуса пальцами перебирая слегка жёсткие, короткие волосы на затылке Тома.       Он хмыкнул и поднял голову, заключая её лицо в объятия хладных, как Смерть, ладоней.       — Я спокоен, — произнёс Том; чувства гнева и жгучее желание будущей расправы, однако, не притупились в его груди.       Гермиона покачала головой, хмуря брови от этого движение, что отдавалось бьющей по вискам болью.       — Нет, я вижу это по твоим глазам.       Том втянул в лёгкие спёртый, тяжёлый воздух и встал на ноги, осторожно потянув ведьму за собой.

* * *

      — Скажи мне, кто это был, — вновь попросил он, стараясь не сорваться на стонущую от боли Гермиону, которую он нежно опускал на диван в своём кабинете.       Она закусила губу, дрожащими пальцами обхватывая плечо, когда оно коснулось кожаной спинки. Том сел рядом с ней, достав из кармана мантии палочку, и начал бормотать себе под нос диагностические заклинания, освещая голубоватым светом каждую конечность Гермионы.       — Ты причинишь им боль, — тихо сказала Гермиона, дрожа от холода, что свободно витал в его кабинете. — Закрой окно, пожалуйста, мне холодно.       Том замер, чувствуя, как ещё больший гнев забурлил в его венах, когда он проанализировал её слова в своей голове, и понимание захлестнуло его. Несколько. Не один человек — несколько волшебников или ведьм причинили боль Гермионе, его собственности, думая, что в конце концов уйдут безнаказанными? Однако в его голове не укладывалось, почему Гермиона не оборонялась от них всеми возможными способами.       «Хитрость, — промелькнуло в его голове. — Это определённо были слизеринцы, что вполне могли переиграть её, прибегнув всего к одному отличительному качеству Слизерина».       — Пожалуйста, — голос Гермионы сорвался до сиплого шёпота, что сказывали протяжные крики от пыток.       Он перевёл своё дыхание и одним взмахом палочки захлопнул створку, остановив поток уже теплеющего с каждым месяцем воздуха.       — Сколько их было? — тщательно контролируемым голосом спросил Том, применяя диагностику на её ноги.       Гермиона сглотнула и отвела взгляд. Она хотела промолчать, ни сказав ему ни слова о слизеринках, что поглумились над ней, однако её также разрывало от противоположного этому желания — они причинили ей сильную боль, и разве в таком случае она должна защищать их от ярости Тома, что отлично выражалась на его лице?       Однако уста Гермионы упорно отказывались от того, чтобы с них слетело даже одно из трёх имён.       — Том…       — Их было двое?       Она приоткрыла рот и вновь его закрыла подобно рыбе, проклиная себя за бездействие.       — Пожалуйста, давай… Я не хочу сейчас говорить об этом, — медленно произнесла она, оценивая реакцию мужчины; очевидно, ему не понравился её ответ, что было нетрудно понять по острому, потемневшему взгляду и напряжённой позе. — Что показала диагностика? — почти неуверенно спросила Гермиона, переводя тему.       Том сузил глаза и приблизился к ней, обдав лицо горячим дыханием.       — Я с лёгкостью могу применить на тебе легилименцию, дорогая Гермиона, потому что мне надоело то, что ты защищаешь своих обидчиков.       Защищаешь.       Вот оно, слово, что пульсировало в голове у Гермионы; то, которое казалось наиболее правдивым и самым неправильным и жутким из всех имевшихся.       — Я могу заблокировать свои воспоминания, — ответила она, сгорая от назойливых мыслей, что не хотела бы, чтобы Том причинил Блэк и Эмберам вред.       «По-сути, — рассуждала Гермиона, — они всего лишь три несмышлёные, чересчур жестокие для такого юного возраста девушки, одна из которых, очевидно, испытывала слишком сильную ревность, чтобы и дальше продолжать игнорировать её. Но… даже так они всё равно заслуживают наказание, верно? Однако я не могу отрицать, что Том в гневе перестарается и убьёт их, и это… невольно ляжет на мои плечи и совесть очередным тяжёлым грузом».       Том сжал губы, долго смотря в её единственный не пострадавший от гнёта ударов ног и рук глаз. Перебрав в голове целебные заклинания, он применил одно из них, чтобы восстановить ей зрение и общий вид глаза; Гермиона вздрогнула, когда дискомфортные чувства от заживления окатили её.       — Внутренних разрывов, — начал он опасным голосом, — ровно как и кровотечений — нет, что очень редко для Круциатуса, однако твоя кожа серьёзно пострадала. Я почти уверен, что ты не станешь обращаться к мадам Помфри, поэтому лечение без специальных мазей и заклинаний займёт у тебя несколько дней.       Гермиона едва различимо кивнула, не желая вновь испытывать боль.       — Хорошо.       — Но я смогу вылечить половину твоих увечий, — продолжил Том, длинными пальцами коснувшись её мантии, — использовав мазь, что у меня уже имеется. К сожалению, я не могу воспользоваться заклинаниями, потому что для того, чтобы избавиться от всех твоих синяков, нужно иметь очень много времени. Это довольно кропотливая работа.       Щёки Гермионы залились алым, что был едва виден на её покрасневшем от ссадин и крови лице, когда он снял с её плеч ткань, слегка потянув на себя для удобства.       — Что ты делаешь? — спросила она, чувствуя огонь глубоко внутри, сжигающий её лёгкие и чувствительное сердце, что кольнули мириады иголок.       Он взглянул на неё.       — Раздеваю тебя, потому что мне надо использовать специальную мазь, — он кивнул головой на край стола, где покоился пухлый флакон.       Гермиона нахмурилась и кинула беглый взгляд на свою левую руку, отчётливо ощущая, что не хочет показывать гадкое слово Тому, однако уже было поздно: мужчина окончательно снял её мантию и замер, увидев, что левый рукав белоснежной блузки насквозь пропитался багрецом. Он сузил глаза и закатал его, обнажая предплечье, из-за чего Гермиона дёрнулась и отвернула голову, морщась от боли, что мечами пронзила грудь.       «Грязнокровка».       Нутро Тома наполнилось отвращением от одного лишь взгляда на это слово, во всей красе выражающее Гермиону — грязнокровка, настолько жалкая и слабая, что даже не смогла справиться со слизеринцами, и, по-сути, она заслуживала быть заклеймённой, чтобы гнусное происхождение было вырезано на её грязной плоти, — однако оно притупилось, когда его потемневший взгляд нашёл саму Гермиону. Впервые за всё время он заметил дорожки слёз, что давно засохли и охладели на её впалых щеках, и вид её — настолько болезненный и гневный — отрезвил его от внезапного приступа презрения к ведьме.       Не он ли решил, что забыть эту маленькую и, несомненно, мерзкую деталь её биографии — правильное решение?       Том втянул воздух, в котором послышались крапинки металла, сквозь сжатые зубы и на мгновение отвёл взгляд, собирая самообладание по частям.       — Беллатриса, — пробормотал он и поднял на Гермиону глаза, что смотрела на него с беспокойством и страхом. — Это была она, верно?       Гермиона облизала губы, отходя от чувства, что на мгновение наполнило её нутро, словно Том предоставляет опасность.       «Он всегда её предоставляет, — с горечью подумала она. — Том никогда не примет моё происхождение, и в конце концов, когда я ему надоем, мне придётся обороняться от него, чтобы не стать очередной жертвой».       — И Эмберы, — сказала Гермиона, вновь облизывая губы, чей вкус отдавался дрожью в желудке и комом тошноты в пересохшей глотке.       Том сжал челюсть, молчаливо расстёгивая её блузку, и Гермиона кожей почувствовала раскалённые волны его разъярённой магии.       — Как ты узнал, что меня пытали Круциатусом?       — У тебя дрожат пальцы, что является одним из симптомов, — сказал Том.       Сердца гулко, почти в унисон забились у них в груди, когда он расстался с ощущением последней гладкой пуговицы на пальцах и обнажил её грудь — Гермиона едва дышала от ощущения сильной боли и страха, — слегка выпирающие рёбра и живот, весь усыпанный ссадинами и россыпью фиолетово-зелёных синяков. Злость кипела в Томе, однако это не помешало иному чувству, что ныло в низу живота, расцвести в нём подобно розам.       Гермиона стыдливо отвернула голову, внутренне сгорая от ощущения покалывания на коже из-за его пристального взгляда, упустив из виду, как щёки Тома покрылись багрецом от смущения. Сейчас она, до этого не тронутая и не замеченная в таких местах ни одним мужчиной, чувствовала себя как никогда уродливой от омрачивших её некогда чистую кожу увечий, что неприятно жгли её душу из-за своего присутствия.       Том сглотнул вязкую слюну, что скопилась в его рту, и взял со стола флакон с мазью, открывая пробку.       — Будет немного жечь, — тихо предупредил Том, и, собрав немного густой мази на пальцы, нанёс её на живот, осторожно проводя по изувеченной коже.       Гермиона кивнула, шипя сквозь зубы, всё ещё не смотря на него, и пробормотала:       — Эта надпись… она навсегда.       Он на мгновение на замер, а затем вновь продолжил наносить мазь на её кожу.       — Она так сказала? — мягко спросил он.       — Да, лезвие было… — Гермиона сглотнула, смотря на свои подрагивающие пальцы, — лезвие было отравлено по её словам, однако я думаю, что попытки… м-м… проверить её слова лишними не будут.       Том провёл пальцами по её рёбрам, на мгновение задержав свой взгляд на слове, вырезанном на её предплечье. Внезапно он понял, что не знал, хотел бы избавиться от него или же нет, но… это слово было признаком боли Гермионы, и никто — никто — не смел её причинять этой ведьме, пока она была в его власти.       — Конечно.

* * *

      — Да, Белла? — обманчиво нежным голосом спросил Том, сидя в кресле перед юными Пожирателями смерти, когда Блэк сделала шаг вперёд и склонила голову.       Слизеринцы переглянулись, что не ускользнуло от внимания Тома, продолжив молча наблюдать за девушкой.       — У меня есть для Вас новость, Господин, — с широкой улыбкой и бледным румянцем сказала она, полностью выпрямившись. — Недавно Вы разрешили мне поиграть с грязнокровками, что было честью для меня, мой Лорд, и мы с сёстрами Эмбер, — две девушки ухмыльнулись, — выбрали Гермиону Грейнджер — грязнокровку, что давно докучает Вам своим присутствием.       Том сильнее сжал пальцами подлокотники кресла, тяжело дыша, когда воспоминания о Гермионе, что заснула в его кабинете от бессилия, заполнили его мысли. Повернув голову, он заметил, как сильно побледнел Драко Малфой, и едва не ухмыльнулся от чувства превосходства над этим жалким мальчиком и обладания Гермионой.       — Почему ты так подумала, Белла? — невинно спросил он, вставая из кресла и направляясь к ней; ведьма вся зарделась, когда уловила его движения.       — Ваш взгляд, мой Лорд, буквально кричит об этом, — сказала она, смерив мужчину благоговейным взглядом чёрных, блестящих от ликования и радости глаз. — Я очень жду, когда Вы решитесь избавиться от неё, чтобы помочь Вам в этом.       Том улыбнулся и провёл по её щеке ладонью, незаметно для ведьмы доставая из кармана палочку.       — Я рад, что ты верна мне, Беллатриса, однако, — его улыбка померкла, превратившись в невинно поджатые губы, — разве я неясно выразился, что Гермиона Грейнджер — не твоё дело?       «О-о, да».       Он почти дрожал от чувства власти и превосходства, когда увидел непонимание в глазах ведьмы, что пронзил шок.       Он упивался этим чувством страха, когда приставил конец палочки к её горлу, прямо к бьющейся жилке.       — Но… как же… — её голос дрожал, а глаза были широко открыты, в которых был виден целый крах её мира.       — Ну-у, ну-у, Белла, — цокнул Том, вновь нежно проведя ладонью по её щеке, — как же можно быть настолько невнимательной к моим словам? А утверждала буквально час назад, что ловишь каждое моё слово, — он покачал головой, и мгновенно его поглаживание сменилось резким, грубым ударом, так, что голова ведьмы отвернулась, и стал виден лишь профиль, а глаза её наполнились жгучими слезами.       «Надеюсь, тебе будет также весело принимать от меня награду, как и причинять ей боль».       — Круцио, — почти ласково пропел он, присаживаясь на корточки возле упавшего на хладный пол тела.       Слушая мелодичные крики, что были усладой для его слуха, Том повернул голову, встречаясь с шокированными взглядами волшебников и ведьм; заметив, как задрожали сёстры Эмбер, он широко, почти счастливо улыбнулся. Игнорируя взгляд Теодора Нотта, что был полон отвращения к происходящему, он произнёс:       — Нотт, Крэбб, Забини, у меня есть для вас задание.       Парни мгновенно повернулись к нему, и он продолжил:       — Сделайте с Эмберами то, что они сделали с мисс Грейнджер — используйте свою фантазию, руки и ноги. Надеюсь, — его улыбка внешне изменилась, став почти маниакальной, — вы понимаете, о чём я. Нотт?       Парень сглотнул и сделал шаг вперёд, почтительно поклонившись.       — Избить, мой Лорд? — предположил он ледяным голосом, ни разу не взглянув на девушек, что попятились назад.       — Верно, — кивнул Том, изменяя проникновение Круцио.       Нотт, точно как и остальные, сморщился.       — Но, — начал он, — это ведь маггловский способ.       — Согласен, однако Лейла и Лайла предпочли не пренебрегать им, но я разрешаю использовать вам магию. Любую. Остальные — наслаждайтесь представлением и знайте, что с вами будет, если вы когда-нибудь ослушаетесь моего приказа.       Парни кивнули, и лёгкими движениями палочек сёстры оказались на полу, взвывая от ударов Крэбба, что обрушились на их тела, и заклинаний пыток Нотта и Забини. Том с улыбкой наблюдал за тем, Теодор невидимыми лезвиями выводил кровавые узоры на животе Лейлы, когда как Забини использовал новоизобретённое проклятье Тома — внутри Лайлы копошились разнообразные насекомые, медленно пожирая её органы.       Крики.       Много сладких криков, что сводили Тома с ума.       Он повернул голову, наблюдая за выгибающейся от боли Блэк, и пробормотал, направив на неё свою палочку:       — Акцио кинжал Беллатрисы Блэк.       Том, ловко поймав летящее к нему холодное оружие, сузил глаза, рассматривая герб Блэков, выведенный на короткой рукояти. Вздохнув, он перевёл свой взгляд на быстро дышащую Беллатрису, что широко раскрытыми глазами взирала на него, раскрыв рот от боли.       — Так жаль, что придётся испортить эту нежную, бледную, аристократическую кожу, — Том покачал головой и обнажил её правое предплечье — то, которое она использовала практически всегда, — вонзив лезвие в кожу. — Ты сказала, что оно отравлено, так? Отлично, в таком случае, так даже будет лучше.       Она истошно закричала в его руках, когда на покрасневшей коже стали появляться ровные, в отличие от тех, что были на руке Гермионы, буквы, медленно складывающиеся в слова: «Гермиона Грейнджер — неприкосновенна».       Громкие крики, что переросли в вопли, были подобно бальзаму для его ушей и сердца, которыми она одаривала его, как какое-то божество.       Божество.       Сейчас Том как никогда ощущал себя Богом, что вершил судьбы этих трёх дам.       Он возобновил Круциатус, не скупясь на собственное удовлетворение — сбоку от Блэк послышалось рычание, что, несомненно, принадлежало Драко, который не мог приблизиться к своей тётке, боясь, что тем самым лишится её, — и сел в кресло, наблюдая за остальными двумя ведьмами. Лайла, извивающаяся на полу от миниатюрных дырочек, что появлялись на её коже с каждой минутой, поддавалась насилию со стороны Крэбба, что наступил ботинком на её лицо с ожесточённым выражением, заглушая крики, полные боли.       Все Пожиратели смерти, стоящие без дела, побледнели, как сама Смерть, однако в глазах некоторых Том, к своему удовлетворению, заметил огни нетерпения и заинтересованности. Том, подперев щёку кулаком, выкрикнул:       — Драко, подойди ко мне.       Парень, мгновенно посмотрев на него, задрожал сильнее прежнего, однако, спотыкаясь, на ватных ногах двинулся к своему Лорду.       — Д-да? — прошептал он, стараясь сдерживать себя от невольных взглядов на ведьм, что страдали как никогда в жизни.       Том улыбнулся и поманил его к себе пальцем, наслаждаясь страхом Драко, что был для него сладок, как пчелиный мёд.       — Используй то проклятье, о котором я тебе рассказывал недавно, на своей тётке.       Его глаза расширились, словно он не мог поверить в сказанное Томом.       — Но... оно же... после него практически не выживали...       Том поднёс палец к губам, произнося: «Тш-ш-ш», и Драко замолчал; улыбнувшись пылающей ненависти и безграничному страху в его взгляде, Том откинулся на спинку кресла и продолжил:       — Не переусердствуй, и, — уголок его губ растянулся сильнее, — она выживет. Ну же, Драко, жизнь твоей дорогой тётушки только в твоих руках.       Малфой сглотнул и отшатнулся от него, однако, больше ничего не предпринимая.       — Ты сделаешь это, — прорычал Том, уже представляя, как будет биться Беллатриса в чужих руках, страдая от постоянного чувства удушения, что будет лишь расти, — иначе последствия непослушания тебе известны. И, — он перевёл свой взгляд на оставшихся слизеринцев, — девушки, пожалуйста, попросите у комнаты диван, чтобы сполна насладиться представлением, а парни — несколько из вас — сюда. Гойл, ты в числе этих счастливчиков, — он вновь посмотрел на Драко. — Приступай.       Пожиратели переглянулись меж собой, однако только четыре человека выступили вперёд, чем сильно разочаровали Тома.       «С другой стороны, это лишь начало, а впереди — целая ночь».       — Сегодня ночь подарков и наград, мои дорогие, — громко обратился к Пожирателям Том. — И мне жаль, что только лишь вышедшие, что осмелились это сделать, получат их, но что сделано, то сделано, — он повернулся к небольшой группе парней, что крепко держали в руках палочки, пристально смотря на него и ожидая приказов. — Этой ночью я разрешаю вам делать с мисс Блэк всё, что вам угодно, однако обойдёмся без убийств. И, думаю, — мрачная улыбка расцвела на его устах, — парни, в силу своего возраста и физиологии, вы понимаете, что я имею в виду под наказанием мисс Блэк.       Он с упоением смотрел на то, как заблестели их глаза.       Вот они, его Пожиратели смерти.       Том мысленно рассмеялся и продолжил, подпирая подбородок кулаком:       — Надеюсь, вам понравится это прекрасное ощущение женщины. Приступайте.