The Professor

      Наэлектризованная дрожь липкой дорожкой пробежалась по позвоночнику Гермионы, когда плечо, что пострадало больше всего, задел пробегающий мимо неё семикурсник. Гермиона сморщилась от боли, невольно коснувшись руки, и с укором посмотрела на рослого парня, что, казалось, даже не заметил произошедшего по его вине проступка.       Слегка массируя плечо, что сладко ныло, она вошла в Большой зал, замечая, что Гарри и Рон уже были там. Гермиона осторожно села напротив них, стараясь не морщиться от лёгких болевых потоков, когда изувеченные бёдра соприкоснулись с грубым деревом лавки.       — Доброе утро.       — Привет, — поздоровался Рон, одной рукой держа утреннюю газету, другой — остаток тоста, что через мгновение оказался у него во рту.       Гарри поднял голову, и удивление отразилось на его лице при виде Гермионы.       — Доброе утро. Ты сегодня так поздно, — заметил он, поставив кубок с соком на стол. — Мы уже даже подумали, что ты поела, когда не увидели тебя ни в гостиной, ни здесь.       — Вчера был тяжёлый день, — сказала она, потянувшись за кубком; её пересохшая глотка давила на нервы, как и абсолютно пустой желудок, в котором не осталось ни крошки со вчерашнего ужина.       Гермиона поднесла кубок к губам и кинула беглый взгляд на профессорский стол, отмечая про себя отсутствие Тома.       Когда она проснулась в кабинете Риддла, было уже чуть больше половины девятого, и её немного удивило, что она была одна во всём помещении; он, казалось, не собирался уходить, когда она засыпала. Тело очень сильно ныло и болело, поэтому, взяв флакон с мазью, Гермиона медленно побрела в общежитие Гриффиндора, где уже сама позаботилась о себе, втирая обильное количество густой субстанции в кожу бёдер и ног.       Следующим утром она с радостью обнаружила, что большая часть ссадин затянулись, однако синяки лишь потеряли насыщенный цвет, всё ещё оставаясь на коже. Всё то время, проведённое в душе, Гермиона старалась не смотреть на левую руку, однако надпись беспощадно жгла воспалённую кожу своим присутствием на ней, напоминая о себе.       К сожалению, у неё не было сил и энергии для утреннего посещения библиотеки, поэтому Гермиона твёрдо сказала себе, что днём займётся очередным поиском книг, когда в голове возник вопрос: «Какой яд использовала Беллатриса?» По сути, было логичным, что она не сможет избавиться от надписи без знания основной проблемы, но и уповать на удачу, что Блэк ей наврала, было более чем неразумным.       Гермиона знала, что девушка ей ничего не скажет, предпочитая молча ликовать над присутствием проблемы, которую она создала сама, поэтому лучшим советчиком в данном вопросе для неё был один человек — Драко. Их родство было тем самым ключом, что мог бы открыть Гермионе дверь с табличкой: «Решение», однако она не хотела обременять его этим и заставлять ещё больше волноваться.       «Драко Малфой волнуется за благополучие магглорождённой», — мысленно фыркнула Гермиона над иронией, что играла главную роль в её данном жизненном периоде.       — О, точнее и не скажешь.       Она резко повернула голову, когда услышала голос Гарри, что потирал воспалённые глаза, сняв очки. Сделав обильный глоток, она наслаждалась блаженным ощущением жидкости на языке, что не имела металлический привкус, и только спустя минуту поинтересовалась:       — Как ваша вчерашняя тренировка?       — Всё бы шло хорошо, если бы не придурок-Маклагген, — Рон и положил газету на стол, потягиваясь.       Гермиона нахмурилась, потянувшись за овсяной кашей, что стояла подле Гарри.       — А подробнее?       Рон вздохнул, и недовольство отразилось в его глазах, когда он посмотрел на неё.       — Рон и Маклагген, — начал Гарри, дабы избежать брани своего друга, что обильно сочилось весь вечер из его уст после тренировки, — снова повздорили на поле, и поэтому нам пришлось прерываться целых пять раз, из-за чего мы пробыли там больше двух часов.       Брови Гермионы взмыли ввысь, когда как невидимая игла уколола её в самое сердце от понимания, что она вновь пропустила их тренировку из-за Пожирателей. Раньше, когда Рон ещё не был в команде, а только лишь грезил об этом, он каждый раз водил Гермиону с собой, дабы посмотреть на успехи Гарри и остальных гриффиндорцев, однако его радости она не разделяла. Всегда с собой у неё было как минимум две книги — одна из них запасная, — поэтому она лишь изредка наблюдала за игроками, в некоторых моментах поддерживая Гарри с трибун, но со вступлением Рона в команду посещение тренировок стало постоянным. Гермиона до сих пор не была заинтересованна таким опасным видом спорта, как квиддич, однако она выросла и поняла всю важность поддержки друзей, что продлилось недолго.       К сожалению, пятничные тренировки выпали в аккурат с её вечерним «собранием змей», и ей пришлось объяснять — врать — Гарри и Рону причину своего отсутствия, когда они не увидели свою подругу ни в первую пятницу после каникул, ни во вторую. Казалось, парни поверили, когда Гермиона рассказала им байку о «подготовке к экзаменам», на которую она, к слову, тратила ежедневно по трём часам после уроков.       — А в чём была причина...       — А ещё их обоих чуть не исключили их команды до начала весеннего сезона, — в унисон с ней продолжил Гарри, надевая очки.       — Чуть не исключили?! — переспросила Гермиона, обводя удивлённым взглядом двух парней перед ней.       Она практически почувствовала ту боль Рона, что он, должно быть, испытывал, когда узнал сказанную Гарри и новость, и это чувство вызвало тяжесть в её груди.       — Маклагген сам напросился, — надулся Рон, и на его лице Гермиона заметила мелькнувшее облегчение, что всё обошлось. — Но, эй, Гарри, мы же договорились не рассказывать Гермионе об этом!       Гарри, сдерживая озорную улыбку, пожал плечами и невинно ответил:       — Прости, Рон, само вырвалось.       Гермиона опустила ложку в тарелку с овсянкой и в подозрении сузила глаза, глядя на парней.       — Случилось что-то ещё, да?       — Ну-у, — лёгкий румянец тронул не поцелованные солнцем щёки Рона, и он почесал затылок, как делал всегда, когда волновался и что-то скрывал; Гермиона чуть повернула голову, и догадка захлестнула её, — если только совсем чуть-чуть.       — Вы опять подрались! — выкрикнула она, игнорируя покалывающее ощущение на спине и затылке.       Рон залился алым и опустил голову, выводя неспешные узоры указательным пальцем на столе возле своего предплечья.       — Ну чуть-чуть же...       — Рон!       — Гермиона, не начинай, а...       Она сжала губы и скрестила руки на груди, с недобрым огоньком в сверкающих глазах смотря на Рона.       — Я же сказала тебе вообще не подходить к нему, чтобы не было проблем, — с недовольством в голосе сказала она.       Рон резко поднял голову и нахмурился; его лицо мгновенно выразило обиду из-за её слов.       — Я не маленький мальчик, Гермиона, и сам вправе решать, что мне стоит делать, а что — нет!       — Ах, не маленький мальчик, да?! — воскликнула Гермиона, и металлическая ложка, что до сих пор покоилась в её тарелке, дрогнула от слабого выброса магии. — Напомнить, кто чуть меньше месяца назад ныл в больничном крыле из-за того, что Маклагген сломал кое-кому нос и руку?       — Какая разница, что произошло, если это было так давно? — насупился Рон, чувствуя лёгкий прилив смущения, когда Гермиона напомнила о том злополучном дне. — Тем более, он просто застал меня врасплох...       — Ну-ну, — Гермиона сжала губы. — Говоришь, что не маленький мальчик, однако не можешь защититься от того же Кормака! И вообще, где была в тот момент твоя палочка? Помнится мне, что у тебя в кармане, но почему-то ты ей даже не соизволил воспользоваться.       Веснушки на щеках Рона залил румянец, распространившийся до шеи, и его лицо выразило крайнее возмущение; открыв рот, чтобы возразить, его перебил Гарри, который отнюдь не горел желанием продолжать наблюдать за перепалкой лучших друзей:       — Может вы успокоитесь? Развели ссору из ничего.       Гермиона фыркнула и перевела свой взгляд на него.       — Из ничего? Гарри, он опять проигнорировал мой совет! А он, между прочим, — она вновь стрельнула глазами в скрестившего руки на груди Рона, — был очень ценным.       Гарри глубоко вздохнул и провёл ладонью по торчащим в разные стороны жёстким волосам на затылке.       — Ну, на этот раз он хотя бы не попал в больничное крыло. Думаю, на этот раз мадам Помфри наверняка отказалась бы его лечить.       — Эй, я всё ещё здесь! — воскликнул Рональд, телом повернувшись к Гарри.       — Мы знаем, — закивал брюнет, сделав последний глоток тыквенного сока.       Гермиона вздохнула и покачала головой, чувствуя растущую вину из-за своего внезапного срыва на Рона. По всей видимости, на её нервную систему, что была весьма подорвана благодаря Тому, сильно подействовали последние события, которые, вцепившись в неё стальными клешнями, не желали отпускать.       «А особенно вчерашнее», — мрачно подумала она, невольно кинув беглый взгляд на свою руку.       За последнюю неделю на улице и в самом замке значительно потеплело, и большинство студентов, находясь в школе, надевали что-то лёгкое, однако Гермионе, дабы скрыть увечья, сегодня пришлось надеть мантию поверх кофты. Безусловно, она могла использовать Скрывающие чары, и это было бы разумнее, но избиение, продолжительные пытки Круциатусом и банальное недоедание забрали её силы на эту довольно сложную в исполнении магию; Гермиона без проблем могла наколдовать Скрывающие чары из разряда косметических, что были намного легче, однако они нуждались в постоянном обновлении, что только бы мешало.       — Маклагген тоже не пострадал? — спросила Гермиона, кое-как оторвав свой остекленевший взгляд от рукава мантии.       Рон сморщился.       — Почему ты спрашиваешь? Лучше бы узнала, как я...       — Из слов Гарри я поняла, что ты в порядке, — произнесла Гермиона. — А Маклагген, каким бы... — она запнулась, подбирая правильное слово, когда на ум приходило только одно: «мерзкий».       — Отвратительным, мы знаем, — вставил своё слово Рон, кивая. — Продолжай.       Гермиона цокнула и закатила глаза, хотя мысленно согласилась с ним, вспомнив скользкие взгляды, которыми окатывал её с ног до головы Маклагген на вечеринке профессора Слизнорта.       — Каким бы не очень приятным, — смягчила она, — человеком ни был Кормак Маклагген, он учится на нашем факультете и также является человеком, как и ты, Рональд.       — Да всё с ним в порядке, — проворчал он. — Гарри вовремя успел.       Неодобрительно покачав головой, Гермиона взяла в рот ложку каши, невольно кинув взгляд на стол Слизерина. Вероятно, сидящие напротив неё друзья могли заметить удивление, отразившееся на её лице, когда за столом она не увидела ни Драко, ни Блэк, ни сестёр Эмбер.       «И Том отсутствует, — пронеслось в голове у Гермионы. — Допускаю мысль, конечно, что они могли позавтракать раньше, но... кажется странным, что никого из них здесь нет».       Гарри склонил голову набок, когда не услышал ответ Гермионы на вопрос, что только что слетел с его губ, и вопросительно посмотрел на Рона. Пожав плечами, он кивнул на стол Слизерина, и брюнет, чувствуя лёгкое беспокойство, обернулся, однако никого, с кем Гермиона могла бы общаться — по сути, ни с кем вообще, ведь то слизеринцы, — он не увидел.       — Мы ей рассказывали? — шепнул Рон, когда Гарри вернулся в исходное положение; Гермиона до сих пор глядела на стол их врагов остекленевшими глазами, и он сделал вывод, что его подруга о чём-то усердно раздумывает.       — Что? — спросил Гарри, не поняв вопроса своего друга.       Рон скривил губы и ответил:       — Про Эмберов.       — А-а-а, — протянул брюнет, коснувшись задней стороны шеи. — Нет, вроде бы, весь наш разговор был о тебе и квиддиче.       — Ты слышала?       Гермиона вынырнула из проруби своих мыслей, когда до неё, словно бы из-под воды, долетел вопрос Рона. Стряхнув с себя невидимые остатки внутренних противоречий, что затопили её разум, она перевела свой взгляд, напоследок отметив, что стол Слизерина уже опустел.       — Что слышала?       Гарри и Рон переглянулись, и Гермиона ощутила, как у неё скручивается в тугой узел живот.       — Когда мы пришли сюда, Невилл нам рассказал, что ему сказала Луна, а ей Сьюзен, которой рассказал Дин...       — Можно покороче, — попросила Гермиона, внутренне сгорая от нетерпения.       Она была уверена, что эти самые «новости» были связаны со слизеринцами, что уже не предвещало ничего хорошо ни для неё, ни для других.       — А, да, — пробормотал Рон. — Если покороче, то по школе распространили слух, будто бы сёстры Эмбер, то ли обозлясь друг на друга, то ли что-то не поделив, подрались до такой степени, что их отправили на лечение в больницу Св. Мунго.       Сердце Гермионы пропустило удар при его словах, после в бешеном ритме забившись в груди, что практически причиняло ей боль. Она, находясь в сильном шоке, вновь посмотрела на пустующий слизеринский стол, чувствуя, как холодеет и промерзает изнутри; становится почти невыносимо холодно, так, что это ледяное чувство страха и волнения за ведьм задевает острыми когтями струны бьющегося, подобно загнанной в клетку птичке, её бедного, давно раненого сердца, едва не разрывая.       — Что... что с ними случилось? — сипло спросила она, невольно облизывая пересохшие губы, и еле как заставила себя отвернуться от злосчастного факультета, что вызывает одни лишь отрицательные в ней эмоции. — Должна же быть причина, по которой их отправили в Мунго, — уточнила, заметив вопросительные выражения лиц парней. — Это не простая больница, куда отправляют людей, что упали с метлы во время неудачной игры в квиддич, поэтому... с ними должно было случиться по-настоящему что-то страшное, чтобы оказаться там.       Гарри повторил её движение языком, слюной смачивая губы, и кровь слегка отлила от его лица, выделяя тени, падающие от округлой оправы его очков.       — Ходят разные слухи, — начал Рон, — но я слышал, что у одной из них съедены половина органов какими-то насекомыми.       Гермиона ахнула, чувствуя, как кожа становится белой с каждым сказанным словом её друга. Она сжала похолодевшие от окутавшего её тело жесточайшего мороза кулаки, чтобы разогнать по венам кровь, однако данная забота о себе не дала нужных ей плодов.       — Да, звучит абсолютно ужасно, — согласился Рон с её безмолвным выражением эмоций, что вызвали его слова. — Но это ещё не всё.       — Не всё? — прохрипела Гермиона.       Гарри и Рон одновременно кивнули с ужасом, написанном на их белых лицах.       — У второй сестры наполовину вырваны кишки, и ещё она... часто подвергалась К-круциатусу, — прошептал Рон, наклонившись к Гермионе, — из-за чего была доставлена в критическом состоянии.       Гермиона прикрыла рот ладонями, заглушая сиплый вскрик, что потонул в её горле, когда переставила весь ужас, что, должно быть, коснулся сестёр. Невольно пред её глазами вспыли сцены из маггловских кинофильмов, посвящённых ужасам, однако они больше не казались ей страшными, в отличие от реальности, навалившейся на них.       — Кто-то говорит, — продолжил тихим голосом Гарри, — что у одной из сестёр изуродовано лицо, проколоты глаза и... — он сморщился в омерзении, на мгновение замолчав. — По крайней мере, так говорят те немногие, которым удалось выскочить ночью из своих покоев. Думаю, старосты знают больше, однако не хотят говорить остальным ученикам.       — Думаю, лучше нам не знать, — пробормотал Рональд, склонив голову.       За их столом воцарилось тягучее молчание, за время которого множество мыслей посетило голову Гермионы. Ей было плохо от того, что Гарри и Рон только что рассказали об Эмберах, ей было ужасно жаль девушек, даже с учётом того, что они сделали ей, но... это не отменяло того, что они сделали.       Разные мысли по-разному действовали на неё, и с одной стороны хотелось винить в случившемся Тома, потому что, безусловно, он был тем, кто либо поучаствовал в их пытках, либо наблюдал, — «Вот, почему его не было» — но ведь Лейла и Лайла действительно, как и гласит легенда, могли что-либо не поделить меж собой, в результате чего всё возымело такие последствия.       «Не будь наивной, — уколола себя Гермиона. — Я больше чем уверена, что Том — тот, кто виноват в случившемся, но... разве это не...»       Гермиона едва не засмеялась от абсурдности мысли, что возникла у неё в голове. Безусловно, если эта и была «забота» Тома Риддла, то она едва ли распространялась на неё, практически полностью затрагивая его раненое непослушанием Пожирательниц эго. Однако то, что случилось с Эмберами, было явным перебором даже с его стороны, но разве этот мужчина видел границы?       Он восстановил твою гордость, наказав тех дам.       «Нет, моя гордость ничуть не была надломлена или задета».       Правда? А жаль. Но посуди сама: он сделал это из-за тебя, Гермиона, более того — те девушки виноваты в том, что напали на тебя, предварительно обезоружив, поэтому они заслужили наказание.       Гермиона мысленно зарычала, желая, чтобы голос, что был так похож на глубокий баритон Тома, исчез из её головы.       «В... Возможно, но не такое».       Так ты не отрицаешь? Интересно.       Она не ответила, вперившись взглядом в давно опустевшую тарелку. Печаль охватила её в свои имеющие запах горечи объятия, когда она заметила влияние Тома на неё; Гермионе было жаль тех девушек, что пострадали, по сути, по её вине, но... они были теми, кто сделал ей больно. Намеренно. Испытывая ненависть, когда как сама Гермиона ничего похожего к этому чувству и близко не питала.       «Иногда надо уметь быть эгоистом, особенно когда тебе причинили боль, не чувствуя угрызений совести», — слова, что однажды, ещё будучи совсем маленькой, она услышала из уст своей матери.       Дилемма овладела ей, и осталось лишь одно: выбраться из клети на блаженную свободу, имеющую нотки сладости и горечи, или же сгореть в огне из реальности данного ей Богом мира.