The Professor

      — Тебе их жаль, Гермиона?       Она поморщилась и вцепилась пальцами в край скамейки, едва не ломая ногти.       — Том...       — Тебе их жаль? — переспросил мужчина, и Гермиона дрогнула от стали в его голосе.       Она поджала губы, смотря на колыхающуюся гладь Чёрного озера. Ей было невероятно трудно ответить на заданный Томом вопрос, чтобы не противоречить самой себе, потому что после его слов появились новые эмоции.       С физической точки зрения Гермионе было жаль девушек, что получили тяжёлые травмы и попали в больницу Св. Мунго, однако, обсуждая это с самой собой, ещё днём она пришла к выводу, что они заслужили это, напав на неё саму. Сейчас же это чувство притупилось, заменившись на неопределённую злость на Эмберов и жгучую на Тома.       Голос в её голове кричал о том, что мужчина «защищал» её, когда наказывал слизеринок, но Гермионе было трудно принять жестокость, аргументированную заботой.       Однако же если говорить о моральных чувствах... Она понимала, каково это — получить увечья, — понимала их чувства, их боль, однако, как бы они ни были ослеплены возможностью поглумиться над ней, девушки должны были понимать, на что идут.       Или хотя бы то, что за всё нужно платить.       — Не то чтобы, — наконец начала она тихим голосом, будучи поглощённой собственными размышлениями, — но это действительно было не нужно.       Смешок слетел с сухих губ Тома, и он покачал головой, словно бы в неверии.       — Не нужно было помогать тебе?       «Ты ничего не делаешь не взамен, и вот, я уже заплатила за твою помощь внутренними угрызениями и противоречиями».       — Не нужно было наказывать их до такой степени, что они попали в Мунго еле живыми, — прошипела Гермиона, резко метнув на него свой взгляд.       — Они сами себя наказали, — пожал плечами Том, смотря на неё в ответ бесстрастными глазами, — когда решили мне перечить.       Слабый укол попал в её сердце, когда она услышала последние слова.       «Перечить? Он отдавал им приказ не трогать меня? Мерлин, очевидно».       Однако она вновь заледенела, когда догадалась, что Том попросту отвлекал её от темы, завлекая ложными — «Даже если не совсем» — словами. По его лицу было видно, что тема отнюдь не развлекала, а напротив — утомляла его, и он решил плавно перевести разговор в иное русло.       — Откуда в тебе эта жестокость? — отчаяние забилось глубоко внутри неё, когда она прошептала эти слова, словно бы взмолившись перед ним о скором ответе.       Том сузил глаза, и черты его лица ожесточились, намекая Гермионе, что она, сама того не зная, ступила на запретную тему. Её до сих пор терзал вопрос: что же с ним случилось в детстве такого, что он стал таким?       Гермионе было невероятно думать, что Том в свои годы обрёл небольшую, но власть над некоторыми волшебниками, что были влиятельнее него самого. Его планы, о которых она лишь догадывалась, приводили в ужас от одной лишь мысли, что проскальзывала в голове, ведь он хотел большего. Того, что, возможно, не получилось у Гриндевальда, когда тот начал сеять мрак на всё магическое общество, но Гермиона знала, что Тому этого будет мало.       Она вспоминала путь Гриндевальда, подробно описанный в учебниках по Истории магии, и его конец, что восстановил мирную жизнь, которая была для жителей подобно глотку свежего воздуха. Ему хотелось подчинить магглов волшебникам, раскрыв им тайну о существовании последних, когда как Том наверняка не обойдётся одним лишь подчинением, вдобавок яро желая уничтожить грязнокровок.       «А может и магглов вместе с ними, — горькая мысль пронеслась у неё в голове, утяжеляя конечности и разнося холодок по телу. — Это было бы логичным, ведь магглорождённые — смесь магглов и волшебства в их крови, передаваемого из поколения в поколение. Если он ненавидит... всех нас, то почему должен щадить их?»       — А откуда в тебе эта глупость? — он наклонился к ней, и Гермиона заметила, насколько сильно потемнели его глаза. — Неужели ты думаешь, что я бы прикоснулся к этим идиоткам, когда в моём распоряжении есть целая дюжина и больше Пожирателей, готовых выполнять мои приказы?       Она почувствовала, как краска схлынула с её лица, и его моментально обдало холодом. Эмберов изувечили Пожиратели, а не сам Том? В таком случае, там наверняка присутствовал Драко, и...       «О Боже! Там же могла быть Беллатриса...»       — Что ты сделал с Блэк? — резко спросила Гермиона, отчаянно желая услышать, что он разобрался с ней позже и уже наедине.       Том усмехнулся и покачал головой, проводя ладонью по её правой щеке в ласкающем жесте.       — Слишком поздно, девочка моя, — пробормотал он, с удовольствием, плавящимся в венах, наблюдая за разочарованием его ведьмы. — У тебя была такая возможность, однако ты предпочла её отпустить, пока не узнала, что на моём небольшом представлении собрались Пожиратели. К слову, — тень злобной улыбки пробежала по его лицу, — твой драгоценный Драко занимал место в первом ряду, если ты волнуешься о нём.       Гермиона попыталась скинуть с себя его руку, однако Том прижал её тело к своему, твёрдо удерживая на месте.       — Конечно ты волнуешься, — рассмеялся он ей в волосы, лаская спину холодными руками, что разжигали на её коже ледяной огонь. — Моя маленькая львица волнуется за других больше, чем за себя. Даже за дорогую Беллатрису и её подруг.       — Отпусти меня, — прошипела Гермиона, пытаясь вырвать свои руки, что были окольцованы его, тем самым прижимая их к туловищу.       — Ну-у, дорогая, — протянул Том, и его ловкие пальцы, в такт словам, забрались под мантию и оголили спину. — Куда ты так торопишься?       Гермиона покрылась мурашками, когда как через кожу её лица проросли розы, чьи алые бутоны набухали, распускаясь и касаясь бархатными лепестками впалых щёк. Неосознанно она крепче прижалась к нему, стоило пальцам обвести несколько синяков на пояснице, и застонала от боли; мягкий, протяжный звук, что сводил Тома с ума, пробежал дрожью по его груди, впитываясь в кожу.       — Хочешь расскажу одну сказку, Гермиона? — прошептал он, чуть отодвинув её тело от его жаждущего и ноющего. — Давным-давно жила одна ведьма, что души не чаяла в людях, не замечая, однако, их гнилые, пропитанные ложью сердца. Однажды затерявшись в лесу, дорога, с каждым часом становящаяся пустынной, привела её к пещере. На улице уже сгущались сумерки, и она решила, что было бы отличным переждать ночь там, чтобы ненароком не стать добычей полуночных волков.       Сердце Гермионы странно успокоилась, а тело расслабилось, словно из уст Тома лилась самая что ни на есть сладкая колыбельная, ласкающая её слух.       — Войдя в пещеру, — продолжил Том, поглаживая её спину медленными, нежными движениями, — девочка услышала протяжный вой, что шёл из самой глубины. Испугавшись, она схватилась о камень и приготовилась бежать, однако тут же вой перешёл в жалобное поскуливание, словно раненое животное требовало помощи. Недолго думая, она взяла небольшой камень и двинулась вперёд. Девочка замерла, и камень выпал из её руки, когда она увидела огромного дракона, который, залитый кровью, лежал на камне. Чувствуя жалость в животному, она начала ухаживать за ним, исцеляя.       В один из дней, когда дракон наконец был вылечен, ведьма подошла к нему слишком близко и была наказана за это костями, что остались от неё в пещере. Вдоволь наевшись, дракон вышел и, расправив крылья, улетел.       Гермиону пробрало холодом, когда он закончил свой рассказ, через мгновение сказав:       — Эта девочка сама вошла в пасть огнедышащему дракону, зная, что он может её сожрать, однако её сердце было переполнено светом, ослепляющим глаза.       Её нижняя губа дрогнула, и она сглотнула.       — Ты сравниваешь меня с ней? — хрипло спросила она, облизывая губы.       Том рассмеялся и погладил её по голове.       — Ты точно также бросаешься в людские пасти, зная, что будешь съедена. Святое сердце? Нет, великая глупость, — он обхватил её подбородок и приподнял голову, заглядывая в глубину души. — И даже сейчас ты намерена перехитрить природу, Гермиона. Скажи мне, что тебе надо.       Гермиона нахмурилась, глазами выражая вопрос.       — О чём ты?       — Я знаю, что настоящая причина твоего прихода ко мне заключалась не в Эмберах и Беллатрисе, а в чём-то ином.       Она ощутила дрожь всем телом, когда вспомнила о Нарциссе и словах Драко: «Отец написал, чтобы я попросил Риддла о помощи». Абсолютная неуверенность в собственных действиях захлестнула её с головой, когда мысли коснулись сознания:       «Вряд ли он поможет Драко, ведь до сих пор ему не была интересна история болезни его матери, если он, конечно, знает об этом».       — Я жду, — подтолкнул её Том, большим пальцем лаская подбородок.       Гермиона отвела свой взгляд и заиграла желваками, обдумывая слова в голове.       — У матери Драко, — она запнулась и, вновь облизав губы, выдавила: — некроз, но он крайне медленно достигает до жизненно важных органов, поэтому у неё ещё есть время, но немного. Я... я не знаю наверняка, сколько она болеет, но она умирает, Том, — Гермиона втянула в лёгкие воздух, избегая его взгляда, потому как боялась, что в бесцветных глазах найдёт лишь бесстрастие и безразличие. — Буквально каждая секунда на счету, потому что целители не знают, что за проклятье поражает её ткани и клетки.       Тишина.       Мёртвая тишина легла на них, укрыв головы и тела жёстким одеялом.       Молчание сводило Гермиону с ума и сжимало нервы в стальные тиски, разрывая её мир в клочья от долгого ожидания ответа, которого не последовало спустя минуты, что растянулись в её голове, превратившись в часы.       — И что ты хочешь конкретно от меня?       Она почти вздрогнула от внезапного вопроса, что свалился на неё, окатив сухим, почти царапающим внутренности и кожу тоном, точно наждачная бумага. Голос мужчины был пуст, словно она только предложила обсудить тяжёлые тучи, надвигающиеся на них с каждой пройденной секундой по небу, залитому розово-алыми красками, что разрисовали его на свой лад, разбавленным чернеющими облаками подобно жирным кляксам, упавшим на натянутую бумагу.       Гермиона подняла голову, встречаясь с его чёрными, абсолютно пустыми глазами.       — Помощи, — прошептала она, чувствуя, как его рука скользит по её коже, выбираясь из-под кофты и помятой мантии. — Пожалуйста, Том, хотя бы просто поищи противоядие, попробуй, начни с чего-нибудь...       — С чего ты взяла, что я хочу помочь ей? — Том сузил глаза, и его пальцы сильнее сжались на её подбородке.       Мир Гермионы в который раз разбился, когда, глядя в эти неземные глаза, она почувствовала его ненависть; ощутила всем телом, нервами, костями и тканями безразличие, свободно протекающее в мутных безднах.       Она отчётливо видела в них отказ.       — Но, Том, пожалуйста... — почти взмолилась она, сгорая в адском пламени от осознания, что ничем не может помочь своему другу.       Мужчина, в чьих нежных и одновременно грубых руках она до сих пор была, обхватил её щёки и резко дёрнул на себя, касаясь кончиком своего носа её. Гермиона зашипела сквозь зубы от боли, пульсирующей в челюсти и коже, когда он тихо заговорил, обдавая её стальной угрозой:       — Малфой тебе никто, Гермиона, — он сильнее дёрнул её, ощущая вихрь чувств, охватывающих его нутро в злостном огне, и Гермиона вскрикнула, — поэтому тебя не должны волновать никакие его проблемы. Ты поняла?       — Отпусти, Том, ты делаешь мне больно! — она вцепилась в его предплечья, царапая кожу ногтям, и он надавил на её щёки подушечками пальцев, почти доводя до состояния онемения.       — Ты поняла меня, Гермиона? — ледяным голосом переспросил он, прожигая взглядом.       Она зажмурилась и сглотнула, отвечая шёпотом:       — Да.       Улыбка расплылась на его лице, и он прикоснулся к её сухим губам в целомудренном, почти болезненном поцелуе, на который она не ответила.       — Ну вот и славно, — Том провёл рукой по её раскрасневшейся щеке и поднялся со скамьи, напоследок кинув: — Не сиди здесь долго, иначе простудишься.       Гермиона, слыша его неспешные шаги, выпрямилась и перевела свой стеклянный взгляд на гладь Чёрного озера, на котором отражалось небесное бедствие. Внезапный порыв ветра пробрал её до дрожи.