The Professor

      «Чего стоит твоя защита, Гермиона?»       Гермиона коснулась горящими подушечками пальцев жёсткой древесины прикроватной тумбы, вновь перечитывая слова, завитками скользящие по гладкой, белоснежной бумаге. Её глаза, что совсем недавно начали созерцать утреннюю красоту и обжигающее роговицу солнце, просачивающееся сквозь полупрозрачную золотистую шторку, щипало от прошедшего, но оставшегося в самой глуби воспоминаний сна.       Она нахмурилась, прокручивая в голове его слова, сжав губы и угол тумбы, когда догадка оказалась рядом с ней: кусок пергамента являлся порт-ключом. Гермиона тщательно проанализировала содержание, впоследствии придя к точному выводу, что «чего стоит твоя защита» — ни что иное, как игра слов и явный намёк. Том воспользовался знанием Хогвартса, насмехаясь над защитным куполом, окружавшем школу и её непосредственно от него. Гермиона была уверена, что применённые заклинания были лишь назойливой помехой на его пути, однако, даже обладая этим знанием, по телу Гермионы проползли мурашки, и ей стало не по себе. Догадка, посетившая её голову, лишь только укрепилась благодаря короткой серии заклинаний, коими она окропила листок, выяснив, что они содержали в себе некоторые заклятья, позволяющие не только скрыть пергамент от глаз других волшебников и ведьм, но и не дать коснуться его никому, кроме Гермионы непосредственно.       С усталым вздохом Гермиона, выводя узоры в воздухе, убрала пергамент в верхний ящик тумбы и, наскоро приняв освежающий ещё спящую кожу душ, покинула покои Гриффиндора. Жаркое для раннего утра солнце жгло неприкрытые участки тонкой ткани, покрывающей конечности, когда она шла по длинному, испещрённому картинами и величавыми колоннами, коридору, изредка встречаясь взглядами с учениками. Гермиона любила тишину, что дарило утро, и ей неприятно резали слух непрекращающиеся разговоры, льющиеся изо ртов подростков, что проходили мимо неё, обсуждая предстоящие уроки и прошедшие краткие пасхальные каникулы.       Воспоминания о собрании Пожирателей смерти с их Тёмным Лордом, с момента которого прошло несколько дней, затопили нутро Гермионы обжигающей внутренности лавой, что жгло сердце по краям, забившееся, подобно птице в клетке. Тёплые ощущения долгожданной свободы, что она ощутила, стоило Тому провести кончиком бежевой палочки по её воспалённой коже, не выпускали её из своих блаженных объятий на протяжении всех выходных, проведённых вдали от Тома и вблизи с Гарри и Роном.       Её душу грел его поступок, которого они никак не могли ожидать от такого человека, как Том Риддл, и это было удивительно. Тем вечером, совсем позабыв о событии иного содержания, она любовно скользила глазами по своей девственно чистой коже на левом предплечье, стараясь не допускать неутешительных мыслей, что это лишь иллюзия. Гермионе вновь приходилось обманывать себя, и это, как ни крути, гложило её изнутри, подобно червям, пожирающим сладкую плоть.       Гермиона прикусила нижнюю губу и вошла в Большой зал, постукивая подушечками пальцев по толстому ремешку своей сумки, перекинутой через плечо из-за уже привычной тяжести — казалось, у неё вошло в привычку ходить целыми днями с толстыми книгами, содержащими в себе одно и то же, что никак не хотели поведать ей о способе исцеления Нарциссы Малфой. Глазами найдя Гарри и Рона, «притаившихся» в самом конце гриффиндорского стола, она необычайно бодро зашагала к ним, в уме прикидывая еду, которой бы хотела обогатить свой желудок этим утром.       — Доброе утро, — с лёгкой улыбкой сказала она, присев напротив парней.       Гермиона ненароком обвела студентов взглядом, накладывая тосты и жареные яйца в свою тарелку, с удивлением заметив, что они резко и в явном недоумении покосились на вход в Большой зал.       — Привет, — в унисон сказали Гарри и Рон; первый, откусывая яблоко, испачкал щёку и подбородок, быстро потянувшись за салфеткой, когда яблочный сок достиг воротника.       Гермиона, на мгновение задержав на нём свой взгляд, посмотрела вперёд, едва не вскинув брови от удивления. По длинному проходу, между столов, позади Гарри и Рона, с угрюмым выражением на лице шёл профессор Снейп, в привычной манере держась за полы насыщенно чёрной мантии.       Ну а чего ты ожидала?       «Мои мысли были заняты абсолютно другими вещами», — усмехнулась про себя Гермиона, невольно провожая длинную фигуру профессора глазами.       Как, например, созерцание твоей осквернённой этим мерзким словом руки?       Незаметно для себя Гермиона чуть крепче сжала металлическую вилку в ладони, когда опустила руку, прожёвывая миниатюрный томат черри.       Злость тебя совсем не красит, Гермиона, однако его поступок был более чем глуп.       «Ты сам принял это решение, Том», — напряжённо ответила ему Гермиона, чувствуя, словно с их безмолвным разговором время на мгновение замёрзло.       Я всего лишь оболочка, его старое «я».       «Душа».       Как тебе угодно, однако это сути не меняет. Ты ведь не думаешь, что он сделал это из-за... физического влечения к тебе?       «Нет, а теперь отвали от меня», — жёстко ответила ему Гермиона, скривив губы в презрении — и совсем не заметив, что тем самым копирует наиболее частую мимику Драко и Тома.       Она услышала его звонкий, наполненный ядом смех, прежде чем пузырь лопнул, и иной голос донёсся до глубин её слуха, в коем не было места ни прежней радости, ни лёгкости:       — Это... это Снейп?       Во взгляде Гарри бушевало разносящее по венам жгучее разочарование и оставляющее ядовитую печать в крови, что смешивалось с ненавистью и явным непониманием. Гермиона разжала вспотевшие от трения с металлом пальцы, едва не уронив вилку в наполненную едой тарелку, и посмотрела на Снейпа, что раздражённо разрезал ножом свой тост, придерживая его четырьмя зубцами. Глаза многих студентов были прикованы к его худощавой, облачённой в чёрные одеяния фигуре, однако это, казалось, ничуть его не беспокоило.       Либо же он привык к такому вниманию.       — Вы тоже видите его или мне пора поменять очки? — растерянно спросил Гарри, скользя глазами по лицам своих друзей.       — Кажется, не ты один, — тихо сказал Рон, хмуро смотря на профессора; Гермиона заметила, что его губы были плотно сжаты, почти до побеления, и новость в виде возвращения Снейпа явно не приносила ему огромного удовольствия. — Он... будет вновь вести Защиту от Тёмных искусств или ему просто негде жить?       Гарри скривил губы и оторвал свой неуклонный взгляд от Снейпа, сказав:       — Я надеюсь на второе, — выдохнул Гарри. — Правда, ребята, я не вынесу очередного года рядом с этим, — он запнулся, сглотнув, и вновь заговорил спустя несколько минут молчания: — Когда я был маленьким, отец рассказал, что однажды, ещё во время учёбы здесь, он сильно оскорбил мою мать.       Гермиона, понимая, о ком говорит Гарри, нахмурилась и положила свою тёплую ладонь на его оледеневшую от воспоминаний, невольно посетивших её друга, в знак безмолвной поддержки.       — Она была магглорождённой, — тихо произнесла Гермиона, уже многое зная о покойной матери Гарри из его собственных рассказов, когда она ещё была жива.       Гарри кивнул, и его плечи опустились, поникнув от внезапной грусти.       — Малфой на протяжении нескольких лет обзывал тебя этим гнусным словом, однако вы не были друзьями, — Гермионе пришлось закусить нижнюю губу, чтобы слова, идущие в противовес его, не сорвались с них.       — Друзьями? — фыркнул Рон. — Причём здесь это?       Гарри скривил уголок губы, сильнее стиснув в побелевших от давления пальцах металлическое основание ложки.       — Походу, я не рассказывал, — пробормотал он себе под нос, прежде чем продолжил уже более громко, чуть пригнувшись к друзьям: — В детстве Снейп и моя мама были лучшими друзьями...       — Лучшими друзьями? — удивился Уизли, перебив его. — Но она же магглорождённая!       — Ну, — на лице Гарри появилось выражение полного отвращения к будущим словам, что ещё не сорвались с его уст, — кажется, его это тогда не сильно волновало. Так вот, их отношения начали постепенно рушиться, потому что мои родители начали встречаться — а как вы знаете, отец и он были врагами, — и однажды Снейп назвал её «грязнокровкой».       Он замолчал, тем самым дав Гермионе и Рону время «переварить» и проанализировать сказанное им откровение. Гермиона ценила все его слова, потому как Гарри не часто ведал им что-то конкретное о своих родителях — лишь только то, что могло бы немного, но затронуть их, как переживание прожитых, однако не забытых дней.       На мгновение главные герои рассказанной Гарри истории изменили свои роли, и Гермиона увидела в покойной Лили Поттер себя, а в профессоре Снейпе — обозлённого на совершённые ею поступки Драко. Она опустила голову и нахмурилась, когда детали воспоминаний проникли в её голову, вновь напомнив об отличном от других дней поведении Малфоя.       «Было больно и жуть как неприятно вновь услышать, спустя столько мгновений, слово «грязнокровка», что он сказал в тот день», — подумала она, чувствуя, как в нежную плоть её быстро забившегося сердца впиваются иголки. Однако Гермиона знала, что уже бессмысленно думать о его вполне понятном поведении — ведь она практически «предала» его, — потому что то было достаточно давно, чтобы позабыть о сказанных им словах.       Она подняла глаза на слизеринский стол, стоящий напротив, и поджала верхнюю губу, не увидев среди толпы объекта её мыслей. Он часто пропадал. В последнее время Гермиона стала замечать, что Драко пропускает некоторые факультативы, ровно как и приёмы пищи в Большом зале.       «Мы редко стали видеться», — подумала она, невольно вспомнив взгляды, которыми он одаривал её перед и во время собрания Пожирателей смерти.       Драко увядал, как роза с почерневшими бархатными лепестками, от собственного горя, и Гермиона не могла ему ничем помочь, кроме как продолжить свои тщетные поиски противоядия, способного хотя бы отсрочить кончину миссис Малфой.       — Извините, что нагрузил вас этим, — погружённая в свои мысли, что её совсем не утешали, Гермиона подняла глаза, когда тихий голос Гарри подобно иголке коснулся пузыря, окружившего её; парень опустил голову, перебирая пальцы, что покрыло собой солнце. — Я... я почувствовал, что мне просто надо выговориться, когда вспомнил, как однажды отец рассказал мне про этот момент из жизни мамы.       — Не извиняйся, Гарри, — Гермиона протянула руку и коснулась его мелко подрагивающей ладони, переняв частичку света. — В этом явно нет твоей вины.       Гарри вынужденно растянул уголки губ в слабой улыбке, принимая её поддержку.       — Снейп — гад, — проворчал Рон, мрачными взглядами окидывая тёмную фигуру профессора. — Кто вообще в здравом уме станет оскорблять своего друга?       — Он был в состоянии аффекта, — невольно соскользнуло с уст Гермионы прежде, чем она поняла смысл своих слов. Её раздирали неопределённые чувства, что были злостью и удивлением — ведь Снейп был Пожирателем смерти! — однако она понимала его огорчение, смесь эмоций, въевшихся под кожу как жгучий зной и нестерпимый мороз.       — Ты защищаешь его?       Гермиона покраснела и покачала головой, убрав руки под стол.       — Что бы ты сделал, если бы твоя любимая женщина... начала встречаться с другим мужчиной, при этом зная, что нравится тебе?       Брови Уизли взлетели вверх, а щёки и шея покрылись лёгкими пятнами багрянца.       — Я... не знаю, — он провёл ладонью по затылку, выглядя смущённым и удивлённым её вопросом. — Но ведь это не повод бросаться оскорблениями. Обозвать волшебника «грязнокровкой» равносильно тому, что назвать его магглом.       — Ну... — Гарри облизал губы, на мгновение замолчав, и продолжил, словно бы подводя итог собственных слов: — Думаю, это одна из причин моей неприязни. Более того, он сам меня ненавидит.       — Снейп ненавидит всех в этой школе, — фыркнул Рон, и уголок губ Гермионы невольно приподнялся наверх от его комментария.       Когда они закончили завтракать, Рон с громким хлопком положил ладони на деревянный стол и поднялся, растерянно озираясь по сторонам. Гермиона и Гарри переглянулись, одновременно приподняв брови, и взяли свои сумки.       — Гермиона, у нас же первый урок совмещённый, ведь так?       На мгновение сверившись с часами, она сказала:       — Да, сегодня да.       Рон кивнул, и они вышли из Большого зала, направляясь в класс Защиты от Тёмных искусств.       — Всё-таки жаль, что Риддл ушёл, — сказал Гарри, взглянув на Гермиону и Рона.       — Ага, — согласился Уизли, — он мне нравился. Хотя порой мне казалось, что он требовал от нас чего-то большего.       — Ну конечно, — фыркнул Гарри, — он же ведь преподаватель.       Рон покачал головой, слегка нахмурив брови.       — Да нет же, я не об этом, Гарри.       — А о чём тогда? — удивлённо спросил он.       Гермиона сжала губы, уже доподлинно зная, что хотел сказать им Рон.       — Ну... например, иногда его взгляды, — он понизил свой голос. — Знаете, такие... пугающие. Словно бы он смотрел не просто на меня, а в мою душу, знал все мои сокровенные секреты и желания. Когда он спрашивал нас или рассказывал новую тему, казалось, что Риддл ждал чего-то.       Гарри нахмурился и задумчиво посмотрел себе под ноги, прокручивая в голове слова своего лучшего друга, невольно перемещаясь обратно во времени к прошедшим дням, когда воспоминания заполонили его нутро.       — Думаю, в твоих словах есть доля правды, — хмыкнул он. — Порой у меня возникали мысли, что он... какой-то ненастоящий. Вы понимаете, о чём я, — многозначительно сказал Гарри. — А ты что думаешь? — спросил он, посмотрев на Гермиону.       — Я... я не знаю, Гарри. В... возможно, это лишь ничем не подкреплённые доводы, — Гермиона еле сдержалась, чтобы не прикусить язык, чувствуя, как обжигающее внутренности тепло разносится по телу.       Рон согласно кивнул и, обняв друзей за плечи, протянул:       — Ну-у, думаю, мы его вряд-ли когда-либо встретим, поэтому предлагаю закрыть эту тему.       — Ты прав, — улыбнулся Гарри; Гермиона опустила голову, как сквозь воду слушая их. В её голове крутилась лишь одна мысль, без конца отвлекающая её: «Что будет делать после конца учебного года Том?»

* * *

      Гермиона разложила все нужные принадлежности к предстоящему уроку ЗОТИ и села на стул, перебирая грубую ткань юбки в пальцах. Она невольно заскользила глазами по классу, с уколом огорчения заметив, что множество книг, ранее украшающие бежевые стены, исчезли с деревянных полок — отныне вместо них витала аура одиночества и мрака, что никогда не покидала их обитателя.       Её голова резко повернулась назад, когда затуманенный рассуждениями слух уловил громкий стук, что на мгновение оглушил Гермиону.       «Вспомнишь лучик — вот и солнце», — подумала Гермиона и, хмыкнув, вернулась в обратное положение, невольно поправив учебник, что соскользнул со своего места, когда Невилл прошёл мимо стола. Она терялась в мыслях, с ехидством понимая, что назвать Снейпа солнцем — не более чем вздор, закручивая мягкий локон на указательный палец.       — Откройте страницу 678, — монотонно произнёс Снейп, пустым взглядом наблюдая за вознёй студентов-шестикурсников.       Гермиона коснулась пальцами толстой книги, посвящённой изучению Защиты от Тёмных искусств, открывая её на сказанной профессором странице. Она ахнула и невольно вскинула брови в удивлении, когда прочитала тему сегодняшнего урока, жирным, витиеватым шрифтом выведенную на пожелтевшей странице.       «Король всех Змей — Василиск».       Она проглотила слюну, стараясь унять нервную дрожь, прикоснувшуюся к ней своими хладными, костлявыми пальцами. В самом начале своего обучения в Хогвартсе, когда она была ещё на втором курсе, Гермиона, интересуясь волшебным миром, покорившем её детское сердце своими чудесами, прочла в библиотеке об одном чудовище и угрозе всему обществу волшебников и ведьм.       Впервые о нём заговорили в древней Греции, когда однажды приверженец Чёрной магии — Герпий Злостный — создал василиска, «скрестив» жабу и куриное яйцо, что она высидела. Огромный змей — василиск — известный также как «король змей», живущий не одну сотню лет, являлся очень сильным магическим животным — также и самым страшным из всех, ведь он не поддавался никакой дрессировки со стороны волшебников того времени. Позже в Министерстве магии змей был отмечен как «смертельно опасен для волшебников и ведьм», и ещё в средние века маги запретили выведение василисков, осознав, какое страшное чудовище появилось на свет.       Сам василиск обладал настолько сильным ядом, что убивал человека в течение нескольких минут, вызывая перед смертью сонливость и замутнённый размытый взгляд. «Что удивительно, — размышляла Гермиона, — он сохраняет свои свойства даже спустя несколько лет после смерти животного! Просто невероятно!»       Невероятно опасно.       Гермиона перелистнула на следующую страницу, с интересом, бурлящим в венах, «проглатывая» слова и предложения.       — Сэр, а где профессор Риддл? — робко спросил Невилл, не смея поднять глаз на волшебника, стоящего пред ним; очевидно, парню стало ещё более некомфортно, когда профессор Снейп медленно повернул голову в его сторону, направив в Невилла кристаллики льда, испещряющие его чёрные, как ночь, глаза.       — Вам не кажется, мистер Лонгботтом, что в данный момент Вас должно интересовать лишь одно: как найти названную страницу в учебнике? Или для Вас это настолько непосильная задача?       Гермиона сжала губы, обводя сочувствующим взглядом ссутулившегося на деревянном стуле парня, что протянул руку к своему учебнику. Она сморщилась, когда тот, краснея под неотрывным взглядом Снейпа, запястьем задел бутылёк с чернилам, разлив их по всей своей половине стола и запачкав принадлежности к уроку ЗОТИ. Мгновенный смех — самый разнообразный — пронёсся эхом по кабинету, вводя Невилла в ещё большее смущение.       — Невилл! — вскрикнул Симус, когда несколько тёмно-синих капель, мгновенно поменявших свой цвет на насыщенно чёрный, окрасили рукав его белоснежной рубашки.       — Извини, — пробормотал его сосед, вполоборота повернувшись к Финнигану и применяя очистительные чары.       — Неуклюжий идиот!       Гермиона резко посмотрела на Пэнси Паркинсон, выкрикнувшую оскорбление в адрес молодого человека, и сузила глаза, чувствуя, что у неё неприятно закололо в области ладоней.       — Успокойтесь, — ледяной голос прорезал воздух, наполненный смешливыми искорками, исходящими от студентов всех двух факультетов, и резким движением палочки очистил стол Невилла, следом открыв нужную страницу в учебнике.       Спустя большее количество урока Гермиона внимательно слушала профессора, конспектируя все его слова и подтемы из учебника, когда услышала звук резко открывающейся двери. Все студенты, вмиг прекратив свою писанину, повернулись к предмету их беспокойства, и Гермиона удивлённо расширила глаза, увидев в дверном проёме запыхавшегося Малфоя.       — Профессор Снейп, могу ли я забрать Гр... мисс Грейнджер? — она с беспокойством, растущим в груди, осматривала его, невольно заметив искры в его блестевших разноцветными огнями облегчения и счастья глазах; он добавил, когда Снейп приподнял бровь: — По поручению профессора Макгонагалл.       Профессор Снейп сузил глаза.       — Позвольте поинтересоваться, мистер Малфой, почему Вы сейчас не на уроке?       Гермионе показалось, что Драко едва удержался от стона, выглядя готовым выбежать с ней из кабинета в любую секунду.       — Я был в больничном крыле, — чуть помолчав, ответил Драко, на уровень снизив свой голос.       Снейп сжал губы, сомкнув ладони за спиной.       — Идите, — медленно, растягивая буквы в ничтожно небольшом слове, произнёс он, отвернувшись от двери и вновь продолжив вести урок.       Гермиона посмотрела на Драко и неуверенно поднялась из-за стола, не сводя с него глаз. Собрав все свои вещи — до конца урока оставалось не больше десяти минут, — она покинула класс, напоследок встретившись глазами с Гарри и Роном, что были удивлены не менее её самой странной выходкой Малфоя.       — Что ты хотел? — шёпотом спросила Гермиона, закрывая за собой дверь.       Губы Драко задрожали, словно он безустанно пытался предотвратить появление улыбки на обрётшем румянец лице. Он нетерпеливо покачивался на носках, словно мечтая наконец сорваться с места, и тихо выпалил, вводя Гермиону в состояние шока:       — Моя мама получила лекарство.