***
Намджун спокоен, успокоилась и погода. И Юнги наконец-то может вернуться домой к своему Чимину. Он ждёт его, будет ждать столько, сколько понадобится, потому что ему никто другой не нужен. Потому что он верен своему любимому вампиру, хочет быть с ним и обязательно будет. Малыш не знает, что Мин уже сидит в самолёте, что уже в пути к нему, он всё также находится на том же самом месте, окутываемый теплом души Юнги. Ему хорошо, и это сказывается на физическом состоянии, поскольку помещение потихоньку начинает окутываться тёплым и сладостным ароматом персиков, но уже с какими-то нотками ванили. Доктор Абелард наблюдает за малышом, который начинает постепенно нормально дышать без помощи аппаратуры, к щекам приливает кровь, а мальчик словно расцветает. — Пап, он будет в порядке? — слышится тихий голос позади, на что гамма оборачивается и смотрит проницательно. Ребёнок тушуется, отводит взгляд и скромно сжимает края своего свитера, и от такой картины мужчина вздыхает, легко улыбается. Нет на лице напускной хмурости, морщины в миг разглаживаются и делают того намного моложе на вид. — Конечно, мой маленький. Кажется, он смог позвать своего альфу, — Хосок, что стоит рядом с Чимином улыбается, ведь наконец-то его друг смог найти то самое лекарство, смог найти своё счастье и уже на пути к тому, чтобы забрать его в свои объятия. Неожиданно Хоуп вспоминает про Тэхёна и Чонгука, которые ещё не в курсе хорошей новости и решает покинуть помещение, дабы осведомить милую пару, поскольку малыш Тэ выплакал чуть ли не всю свою душу из-за переживаний за своего лучшего друга. Альфа тихонько стучится, дабы не оказаться в неловкой ситуации, если те чем-то заняты, после чего неспешно заходит внутрь и наблюдает за робко жмущимся к старшему омегой, что сидит на коленях своего парня, позволяя себя успокаивающе гладить по спине. Чонгук вопросительно вскидывает одну бровь, когда видит на лице старшего улыбку. — Хён, что-то не так? — подаёт он немного охрипший от недавнего кома в горле голос, после чего наблюдает за тем, как Чон отрицательно мотает головой, присаживаясь на кровать рядом с младшими. Ким наконец-то поворачивает голову, прекратив утыкаться в чужую шею, и Хоуп может видеть опухшие от слёз глаза, покрасневшие от покусываний губы. Вид омеги слишком печальный, и ему понятна та боль, которая ощущается Гуком, потому что совсем недавно такая же картина была на лице его любимого. Тянуть с хорошей вестью смысла нет. И желания в том числе. — Юнги возвращается, — удивленно раскрывшиеся глаза обоих парней заставляют альфу усмехнуться, но всё же тот продолжает, — и я не просто так об этом говорю. Поскольку, как я понял, они с Чимином связаны, и связаны они как истинные. Сейчас наш малыш моти постепенно приходит в себя. Такие счастливые улыбки Хосок не видел давно. И как же он по ним скучал, так скучал по счастливому голосу Тэхёна, по искрящемуся взгляду Чонгука, по этой уютной атмосфере, что отсутствует слишком долго.***
— Я жду у главного входа, — коротко осведомляет вампир о своём прибытии по телефону, после чего получает такой же короткий ответ и заканчивает разговор, отправляя сообщение своему омеге, дабы тот не тревожился о нём. На улице уже вечерело, когда Мин прислал смс о том, что через час он будет ждать Хосока с машиной у аэропорта. И ныне тот мирно дожидался своего товарища, который показался невдалеке. Альфа выглядел встревоженным, но намного более живым, чем был раньше. Накинутое поверх сапфировой рубашки пальто как всегда было не застёгнуто, вне зависимости от того какой холод стоит на улице. Хотя действительно, что мороз сделает тому, кто им же и повелевает? — Рад тебя видеть, друг, — усмехается Чон, когда товарищ присаживается на соседнее сидение и закрывает за собой дверь, поворачивая голову в сторону шатена. — А ты почти не изменился, — открыто улыбается Мин, демонстрируя свою деснистую улыбку. Как же, чёрт возьми, Хоуп скучал по ней, — только волосы отросли. Ты о существовании парикмахерской забыл? Я думал, что память твоя стезя. — Я скоро перекрашусь, а длинные волосы мне очень даже идут, — самодовольно улыбается Хоби, выезжая с территории аэропорта и устраиваясь среди потока мечущихся в разные стороны машин. — Интересно, кто бы мог сказать тебе эту глупость? — фырчит брюнет, улавливая на своем друге отчётливый сливочный запах, который знаком не понаслышке. Юн сейчас увидит своё чудо, так почему бы не порадоваться и за своего лучшего друга, можно сказать — брата, который сияет от мыслей о своей паре. — Чимин пришёл в себя минут тридцать назад, — проверяя реакцию, альфа краем глаза наблюдает за старшим, и его облегченный тихий выдох красноречивей всяких слов, — объяснишь что произошло за это время? Хотя бы вкратце. — Вкратце? Если так, то… — мужчина на короткий миг замолкает, подбирая слова, но по итогу ничего вразумительного не находит и просто выкладывает всё как есть, — тот колдун, или как он там себя величал, придурок Вуень, каждый день пичкал меня всякой дрянью, смешивая с кровью животных, но кроме моего урчащего живота не получал ничего, — усмехнулся Мин, потирая переносицу и продолжая, — проводил всякие ритуалы, резал мою кожу, хотя это было так глупо, он действительно не верил в мгновенную регенерацию чистокровных вампиров, так что заглянуть за эпидермис он так и не смог. Эти обращенные вурдалаки многим от нас отличаются, даже не знаю, хорошо ли это или плохо. — О, чёрт! Ты это серьёзно? Добровольно подписаться на такое, да ты мазохист, — скорчив гримасу ужаса выпалил шатен, наигранно, конечно, Мину ли не знать каков он на работе, но сочувствие во взгляде всё же искрилось, показывая что он действительно волнуется за старшего. — Я, скорее, садист, мой недалёкий друг, — хмыкнул тот, на короткий миг растягивая уголок губ в ухмылке, попутно откидываясь на спинку сидения и прикрывая глаза, — мы даже пытались воспользоваться моими же способностями, и это к добру не привело, он чуть не подох от внезапно раскинувшихся острых клиньев льда. Вот же глупый вампирёныш, а ведь он не намного младше меня. За столько лет ничему не научился, словно. — Откуда ты знаешь? Вы знакомы? — Да, конечно. Слепо идти к кому-то в пещеру на растерзание я бы не стал. С ним я знаком с тех далёких времён, во дворце, — пожав плечами, Юнги от всей души зевнул, поскольку сон тянул в свои объятия совсем не вовремя, — он меня сразу не узнал, потому что я чуть ли полностью не состоял из одного чёрного цвета. — Ох, святой цыпленок, ты серьёзно? — раскрыв рот в откровенно читающемся недоумении, спросил Хоби, даже позабыв о дороге. — Какой цыплёнок? Ты этого у Минхо набрался? — посмеялся мужчина, успокаиваясь так же быстро, как и внезапно расхохотался до этого, — ну, я тогда ещё не очень понимал почему после отъезда проклятье начало распространяться быстрее, это сейчас я в курсе, что это из-за того, что я уже нашел своего истинного, но тогда откровенно недоумевал. — Везучим я тебя никогда не мог назвать, — задумчиво хмыкнул шатен, припарковавшись на прежнем месте, позволяя Мину наконец-то выскочить из машины и умчаться в сторону больницы, — палата номер сто тридцать два на втором этаже, — прокричал он тому вслед, так же устремляясь в сторону здания. Мин на нервах, и только что тянущий к нему руки сон словно ускакал куда-то далеко, потому что сердце бешено бьется в груди, потому что душа жаждет воссоединения со своей парой. Альфа внутри него воет, подобно волку, умоляя поскорее добраться до своего омеги. Всё, каждая клеточка тела хочет к Чимину, и Мин наконец-то не противится этому. Он реализует свою маленькую хотелку, и никто не сможет встать у него на пути. Он быстро забирается на второй этаж, перешагивая по две или три ступеньки, что позволяют длинные ноги и стремительно приближается к своей цели. Сто двадцать восемь — нервный ком встаёт в горле. Сто двадцать девять — руки сжимаются в кулаки, оставляя на внутренней части ладони следы-полумесяцы от впившихся в кожу коротких ногтей. Сто тридцать — ловит воздух ртом, стараясь насытить кровь, легкие, сердце, мозг столь необходимым кислородом. Сто тридцать один — реальность уходит из-под ног. Сто тридцать два — сердце замирает. Мин так и замирает перед закрытой дверью, пока страх расползается по коже. Страх, волнение, трепет и нетерпение. Слишком много эмоций у него внутри. Чимин слишком долго ждал. Он не должен больше ждать. Юнги тоже, поэтому, он наконец-то берётся за дверную ручку и медленно поворачивает её, словно боится, что любое неверное движение причинит его солнышку боль. Дверь бесшумно открывается, а вампир переступает через порог, улавливая такой родной запах нектаринок, той сладчайшей выпечки, в которой сейчас он улавливает нотки ванили, персиков. Вот он делает второй шаг, за ним третий, и четвёртый, а время словно замирает, замирает в тот самый момент, когда его глаза цепляются за сидящего в кровати омегу, что в наушниках слушает какую-то музыку. Какую-то? А разве это не последний микстейп Мина, что он успел выложить перед своим уходом? Он не может сдержать улыбку, и наконец-то, впервые позволяет Чимину ощутить свой запах. Он раскрывает его, стоит на месте и даже дышать боится, дожидаясь, когда нотки кофейных зёрен с купе с легким флёром древесной коры дойдут до крохотного носика малыша. Младший перед ним вдруг реагирует, ведёт носиком, пытаясь уловить больше, а после, открывает свои глаза. В свете скрывающегося за горизонтом солнца янтарные глаза окрашиваются красноватым, золотые прожилки словно сияют, а чёрные зрачки медленно расширяются, пока не скрывают большую часть радужки из виду. Мин следит за этим явлением, потом ловит момент, когда пухлые клубничные губки дёргаются, а после растягиваются в счастливой улыбке, что заставляет внутреннего альфу вновь завыть от желания подойти ближе, обнять, и он не противится. Они оба замерли на несколько секунд, хотя казалось, что весь мир остановил своё движение, они наслаждались друг другом безмолвно, глаза в глаза, пока Мин не решился сделать шаг в сторону малыша. Чимин не дёрнулся, не поменялся в лице, он продолжил с той же улыбкой наблюдать за возлюбленным, который с каждой секундой становился всё ближе, пока не опустился на кровать, рядом с ним, аккуратно вынимая наушники из ушей и откладывая их на стул, стоящий поодаль от кровати. Запах альфы кружил голову, так уютно Чимину было под этим тёплым взглядом чёрных антрацитов, которые словно дно морское отражали. Хотелось в них утонуть, забыться в его взгляде, но за место этого он поднимает свою ладонь, подушечками маленьких пальчиков касаясь прохладной кожи на щеке вампира. Мин льнёт к его руке, доверчиво прикрывая глаза, а Пак не сдерживает слёзы, хрустальными капельками стекающие по алым щекам. Вот, значит, что такое счастье. Юнги открывает вновь глаза, и улавливает мокрые дорожки слёз, что при свете последних лучей солнца подобны золоту. Мужчина тянет свои длинные пальцы к родному лицу, касается шеи, ведёт большим пальцем вверх, собирая солоноватую жидкость, аккуратно проводит по скуле, стирая воду, что не жжёт болезненно, а греет, потому что это слёзы счастья его любимого омеги. — Я люблю тебя, — первым подаёт голос малыш, и растягивает губы в счастливой улыбке, открывая вид на белоснежные зубки. А Мин хочет приласкать, хочет обнять, хочет любить. А что ему мешает это сделать? Вот именно: Ничего. Потому он улыбается шире, аккуратно, бережно и как-то опасливо касается талии омеги, словно от его прикосновения младший сломается, но вот, его тепло греет руки, позволяя понять, что ничего он в нём не сломает, позволяет осмелеть. Мужчина проводит ладонями по мягким бокам за спину, окольцовывая хрупкий стан и прижимая к себе. Омега не может сдержать нахлынувших эмоций, он продолжает проливать слёзы радости, но уже на родное плечо, утыкаясь кончиком носа в бархатную кожу шеи, вдыхая успокаивающий и дурманящий аромат альфы, обнимает за шею, притягивая к себе ближе, не оставляя между ними расстояния. Они бесконечно благодарны судьбе за то, что эта негодница свела их вместе, и даже те тяготы, которые Мин пережил, стоят того, чтобы обрести счастье в этом малыше, он сейчас действительно благодарен своей жизни за то, что она свела его с этим сокровищем. Ему сейчас больше ничего не надо, только обнимать любимое золотце, вдыхать его аромат и осознавать, что всё плохое позади, потому что Чимин спас его от, казалось бы, неминуемых страданий глубоко под землёй. — Я тебя люблю, — вторит ему Юнги, немного отстраняясь от чужого тепла и всматриваясь в такое красивое лицо. Мужчина на короткий миг останавливается, смотрит на любимого, трепетно касаясь пальцем пухлых, столь желанных, губ, он придвигается к нему, оставаясь буквально в паре миллиметров от омеги, словно спрашивая разрешения, а Чимин не против, он только «за», посему, именно персиковый сокращает это ничтожно маленькое расстояние между ними, встречая своими пухлыми губами немного прохладные, чуть обветренные, но такие желанные губы альфы. Ощущение настолько потрясающие, что мужчине на короткий миг кажется, что он выпал из реальности, хотя о чём это он? Он действительно выпал из реальности от их сладкого клубничного вкуса — такого сочного, удивительно приятного, настолько идеального. Вкуса губ, которые принадлежат ему одному. Они с бесконечным доверием прикрывают глаза. Им не нужно держать их открытыми, чтобы ощущать друг друга рядом. Пак прекрасно знает, что старший его не отпустит, и Юнги действительно не отпустит. Уже никогда. Мужчина приникает к нему, сначала оставляет на омежьих губах легкий поцелуй-бабочку, такой невинный, словно подбирается с осторожностью. Ласково сминает нежные губы, не спешит опробовать их сладость языком. Ему незачем спешить. Им обоим незачем спешить, всё вокруг исчезло, даже звук закрывающейся двери не доносится до этих влюбленных друг в друга персон. Они просто живут друг другом, дышат друг другом. Мин наконец позволяет себе опробовать эту бесценную конфетку на вкус, он аккуратно ведёт языком по нижней губе младшего, ощущая мёд на кончике, вот какой он на вкус, вот как он прекрасен. Легкий поцелуй со временем приобретает краски, расцветает багровыми цветами, что подобны тем, раскрывшимся на мягких щеках под подушечкам миновых пальцев, которыми обхвачено лицо напротив. Чимин неумело отвечает, дышит прерывисто, неровно, через раз. Нерешительный, такой по-настоящему милый Чимин не может не нравиться ему. Он позволяет почувствовать свою невинную инициативу и приоткрывает губки. Альфа утробно рычит от того, насколько ему тяжело держать себя в руках, держать ясность ума, держать внутреннего альфу под контролем, когда на своих губах ощущает тёплое дыхание омеги. От такой открытой решимости он уже чуть более напористо проникает в его горячий ротик своим языком, ведёт большими ладонями по спине малыша, недовольный лишь тканью майки, мешающей ему коснуться бархатной кожи. Мин готов рычать от наслаждения, потому что омега слишком сладкий, слишком приторный, настолько вкусный, что Юнги вдруг осознаёт, что у него появился фетиш на эти до одури пряные поцелуи. Чимин льнёт к нему, Мин ведёт языком по зубкам, мучительно долго играется с чужим языком, мгновениями отдаляясь и посасывая нижнюю губу, повторяя то же действие и с языком, легко и безболезненно покусывая его. Чимин старательно держит себя в руках, но это слишком для него, слишком тяжело терпеть, от чего руки сами собой скользят к волосам, невольно перебирают тёмные прядки на затылке, порой норовя сжать их, и приглушенный поцелуем стон сам вырывается, легкой вибрацией отдаваясь в глотке. Осознание приходит быстро, и он уже спешит отстраниться, тушуется, но гортанный рык со стороны альфы не позволяет тому противиться. Мин настойчиво целует, от чего дыхания не хватает, лёгкие жжёт от недостатка кислорода и приятно кружит голову. Так приятно Чимину, что он раскованнее постанывает, негромко, но чуткий слух вампира улавливает всё. Этот, на первый взгляд, наивный малыш настолько сладок, что Мин откровенно недоволен узостью своих брюк, ткань которой больно сдавливает возбуждение под собой. Наконец-то, позволяя омеге вздохнуть полной грудью, Юнги отстраняется, наблюдая за тонкой ниточкой слюны, что рвётся, блеснув в тусклом освещении. Густые реснички подрагивают, из-под них старший видит взгляд затуманенных янтарных глаз, щеки пунцовые, а зацелованные губы неприлично распухли, показывая всему миру, чем именно он наслаждался мгновением ранее. — Я готов наблюдать эту картину вечность, — ухмыляется альфа, проводя языком по своим губам и собирая с них родной вкус, который навсегда засел в его памяти. — Я готов ощущать это вечность, — улыбается брюнет, прикрывая глаза и прижимаясь расслабленным телом к своему альфе.***
— О Боже! Гукки! Юнги-хён вернулся! Они только что! Там...с Чимином..в палате...прям близко.. — не может сформулировать предложение брюнет, который только что забежал к своему альфе, что тем временем сидел на стуле и печатал что-то с распоряжениями по поводу брошенной работы. Смешной, растрепанный и смущенный вид омеги настолько умилял мужчину, что он не смог сдержать улыбку, от которой Тэ вмиг стушевался, залился краской по неведомой причине. — Что они там делали? — тихо говорит альфа, с тем самым Пусанским диалектом, от которого младшего всегда вело не по-детски. Он горячо вздыхает, прикусывая нижнюю губу, вспоминая как лучший друг обвил чужую шею руками, от такого самому захотелось сесть на колени своего парня и сделать буквально то же самое, но от чего же так стыдно? Они ведь уже целовались. «Тэхён! Не веди себя как девственник! Ах, будь мир проклят, ты же девственник!» — думает младший и хмурится, и чуть ли не жует нижнюю губу, пока не замечает, что к его губам приставили палец. Глаза в миг распахнулись, а сам он еле сдержал себя от того, чтобы не отскочить, хотя сильная рука на его пояснице всё равно не позволила бы ему этого сделать. Потому что Чонгук имеет право. Потому что этот малыш принадлежит ему и душой, и телом. — Кусай мой палец, если тебе так хочется обо что-то зубки потереть, могу предоставить свой язык, но чтобы не больно, — Чонгук лукаво подмигнул тому, вглядываясь в глаза напротив, вглядываясь в лицо и улавливая как щёки наливаются красным, как кончики ушей и пылают, как шея начинает розоветь. Как удержаться и не смутить это чудо, когда он настолько очаровательно смущается? Слишком сильно он в него влюблён, чтобы позволить себе не делать этого, он намного слабее, когда дело касается Тэхёна. — Ребята, Юнги вернулся, — заходит Хосок, удивленно замирая в дверях, когда видит валяющегося на полу младшего брата и Тэхёна, что сидит на подлокотнике дивана и читает книгу…вверх ногами, с алеющими щеками, — оу… Гукки, ты в порядке? — Лучше некуда, — тянет тот большой палец вверх, потирая ушибленное место ладонью, когда улавливает, что омега спешно ретируется из палаты, пробегая мимо Хоупа, — хён, я тебя люблю, конечно, но ты меня сейчас такого поцелуя лишил. И, кажется, нежностей на ближайшие две недели… — Какое-то чувство дежавю у меня, — усмехается шатен, помогая тому подняться на ноги и вспоминая как Юнги пару лет назад прервал их с Минхо прелюдию. Конечно же омега после этого и рядом с вампиром не стоял, когда Мин был на горизонте, и то чувство безнадежности окатило его словно ледяной водой. Кажется, он только что стал на место Мина, — ты уж прости, я не специально. — Ничего, я сделаю так, что он сам будет молить, — почему-то, Хосок не хочет спрашивать о чём его будут молить, уж больно облизывается этот кролик переросток как-то немного