Хочу ещё!

      Зима порой бывает уютной, доброй и безумно нежной, но бывают и такие дни, когда нечто разозлит погоду, заставляя окутывать всё вокруг холодом и мраком.       Если в первом случае приятно сидеть на подоконнике, укутавшись в одеяло, попивая при этом горячий шоколад и глядя на падающие с небес хлопья снега под обволакивающую душу мелодию, то во втором всё было в точности, да наоборот:       Пронизывающий до самых костей мороз неприятно хлестал по лицу, холодными потоками обжигая щеки. Атмосфера отчаяния проникала в самые потаенные уголки людских душ, и никто не знал как спастись от этой боли. Чимин тоже не знал.       Сокджин, не ронявший в своей жизни и капли слёз, наполненных такой сильной горечью, сейчас, будто, выплакал из себя последнюю крупицу собственной души вместе со стекающей по щекам солоноватой жидкости, обмякнув в крепких руках своего альфы. Намджун бережно поглаживал любимого по спинке, стараясь передать свою безмолвную поддержку, когда самому хотелось метать молнии. В буквальном смысле этого слова. Ранее, обладавший стальной выдержкой, мужчина не мог контролировать эмоции, от чего погода бушевала, мокрым снегом окутывая землю, заставляя всё живое скрыться в своих домах. Погода бушевала вместе с ним, природа проливала слёзы, которые были непозволительны для него. Он должен держать себя в руках. Ради любимого мужа, ради крохотного сыночка, что сейчас лежит на больничной койке.       Негромкое пиликанье медицинской аппаратуры эхом разносилось в головах каждого из находящихся в палате людей. Крик Чимина всё так же плотно засел в памяти всех свидетелей, которые наблюдали за тем, как хрупкое тело сломанной куклой упало на пол с глухим стуком. Тэхён бесчувственной тенью оседал в объятиях Чонгука, горло саднило от кома, который всё так же застрял в глотке, так и не позволив от себя избавиться. Хосок прижимал к себе нежное омежье тело своего возлюбленного, который не в меньшей степени выплакал свои глаза, проникнувшись любовью к этому ребёнку за прошедшие пять лет с момента их знакомства. Минхо отчётливо видел перед своими глазами ту радостную улыбку подростка, который впервые пришёл к нему на занятия по танцам, с пылающим в сердце желанием продолжить жить своей мечтой.       Атмосфера, убийственная и провоцирующая на самоистязание, стягивала шеи каждого из находящихся рядом с Чимином близких. Удручающий вид хмурого врача, посетившего их спустя некоторое время, не позволял им вздохнуть с облегчением.       Мужчина средних лет стоял какое-то время у двери, не желая прерывать минуты тишины, в которых не было и унции спокойствия. В душах каждого из них бушевал ураган, утопляя корабли надежд. Один за другим, они шли под воду, не выдержав ненастной погоды, а бета по-человечески боялся стать тем, кто перевернет их мир, разрушив всё, что находится внутри их сердец. Но он обязан донести правду. Горькая или нет, она должна быть услышана хотя бы родственниками. — Кхм, — привлекая внимание, прочистил бета горло, после чего прикрыл за собой дверь и неспешно направился в сторону сидящих вокруг больничной кровати людей, — прошу прощения. — Доктор, молю, скажите, что с ним всё в порядке… — еле уловимым шепотом вымолвил Сокджин, поднимая на врача взгляд покрасневших и опухших от слёз глаз, выискивая в нём хоть капельку спасения.       Бета аккуратно подбирал слова, стараясь мягко начать разговор, дабы не сломать сердца настрадавшихся родителей, но как бы он нежно не подступался к ним, правду услышать им придется в любом случае. Этого не избежать. Жизнь слишком сурова. — Состояние вашего ребёнка на данный момент стабильное. — Но почему тогда он не приходит в себя? — не выдержал Тэхён, вновь заливаясь слезами, отчего старший, на чьих коленях тот сидел, обнял крепче, прижимая к своей груди и позволяя вновь проронить хрустальные слезы на свою рубашку. — К нам должны прийти результаты, но даже несмотря на то, что ответы будут отправлены незамедлительно, вам придётся подождать несколько часов, — врачебная этика как цепь, стягивающая горло, не позволяя человеку показать свой опечаленный взгляд, прятать неверие на лучший исход глубоко внутри себя. — Мы будем ждать столько, сколько понадобится, — вклинился в разговор Намджун, проводя ладонью по мягким блондинистым волосам своего истинного. — Хорошо, может вы хотите отдохнуть? Рядом есть свободная палата, — недолгие отказы Ким пресёк не задумываясь, ему не хотелось видеть истощенных друзей, мужчине и так неимоверно больно от того, что ныне творилось в его жизни.       Его маленький мальчик страдает, а Джун даже не имеет понятия как помочь избавиться от этой боли. Сердце разрывается, и только, когда он увёл последнего человека из помещения, оставаясь наедине со своим сынишкой, впервые за долгое время позволил себе пустить слезу, полную горечи.       Он так старался держаться опорой для своего замечательного омежки, так старался быть сильным, когда самому хотелось утешения. Эти крохи его самые родные существа. Самые любимые, и жизнь одного из них под угрозой. Как родитель, как любящий отец, мужчина разбит, не понимая что с его ребёнком происходит.       На протяжении нескольких часов мужчина сидел подобно статуе — неподвижно. Он смотрел на лицо своего чада, хотя в голове роем пчёл бушевали мысли, его внешняя проницаемость казалась слишком хрупкой, если сравнить с тем, что творилось внутри. Он так бы и продолжил отдаваться размышлениям, если бы его не отвлекли.       Нежное прикосновение к щеке вывело из забвения. Альфа моментально ощутил приятный запах полевых цветов, любимый цветочный аромат с нотками утреннего леса, его собственного запаха. Намджун внезапно пришёл в себя, видя как глаза теплого шоколадного цвета смотрят на него с тревогой. — Милый, ты в порядке? — обеспокоенный голос мужа действовал на него подобно самому сильному антидепрессанту. Тревоги вмиг отходили на второй план, уступая место этому прекрасному созданию. Альфа растянул губы в ласковой улыбке, не смог себя сдержать, чтобы не сделать этого, аккуратно усаживая любимого омегу на свои колени. — Я в порядке, родной, — Джин с легким удивлением взирал на свою истинную пару, пока не услышал ответ. Возможно, Намджун не в порядке. Когда родитель не может помочь своему ребёнку, то он определенно не в порядке. Но омега видит, что муж пытается сделать так, чтобы он не боялся, чтобы верил в лучшее, и это заставляет его клубничные губы растянуться в доброй улыбке, такой тёплой и грустной одновременно. — Мы ведь справимся, да? — блондин аккуратно провел большим пальцем по скуле супруга, обхватывая его лицо обеими ладонями, чтобы видеть только своего истинного, и чтобы он видел в ответ только его самого. — Мы обязательно справимся. Чимин сильный мальчик, он ведь наш малыш, — без капли сомнения прошептал в чужие губы вампир перед тем, как к его собственным устам приникли губы любимого, безумно нежные, мягкие и немного влажные. Мужчина с благоговением окольцевал осиную талию своего любимого, прижимая хрупкое тело к своему, ощущая чужие прикосновения на своей коже. С бесконечным доверием, прикрыв глаза, они сливались в целомудренном поцелуе. Легко сминая сладость на своих устах, альфа водил большой ладонью по спине мужа, проходился по мягкому розовому свитеру, успокаивая своё сокровище, позволяя утонуть в неге. Намджун отдал бы всё, чтобы сейчас Чимин был в порядке, чтобы они были дома, все вместе. Их маленький мальчик умиротворенно посапывал бы в своей кровати, пока родители сливались воедино, отгоняя всякие плохие мысли от себя. — Я слышу, кто-то идёт, — вампир, отдавшись блаженству, даже не услышал приближающиеся шаги, которые с такого расстояния способны услышать только обладатели настолько чуткого слуха. Этот омега слишком чувствителен к любому шороху, от этих мыслей Джун улыбается, в последний раз оставляя на сладких губках легкий поцелуй. — Полагаю, врач вернулся с результатами, — светловолосый на его слова коротко кивнул и поднялся с колен, отчего легкий холодок прошелся по ним, заставляя альфу хотеть вернуть любимого на своё законное место, но удержал себя от этого. Омега уже сидел на стуле рядом с кроватью Чимина, трепетно поглаживая его крохотную ручку, в то время, как чужие шаги не прервались у двери. Врач стоит там, в коридоре, видимо, готовится к тому, чтобы поделиться результатами. Вампиры замирают, пока дверная ручка не поворачивается, впуская внутрь бету в белоснежном халате. — Каковы результаты? — поднялся с места мужчина, не позволяя тому даже поздороваться, но видя, что альфе это, в принципе, сейчас и не нужно, врач сильнее сжал папку у себя в руках и негромко прочистил горло. — Я так полагаю, о медицинской этике мне всё же придётся позабыть, поскольку весть необычная, — начал доктор, от чего заметно поежился Джин, что не ускользнуло от чуткого слуха вампира, который уловил горьковатые нотки в легком аромате своего любимого, — результаты крови положительные, хотя количество эритроцитов в крови немного повышено, на данном этапе это совершенно незначительный процент, но вот… — Но? — не выдержал затянувшейся паузы омега, поднимаясь со своего места и подходя ближе к мужу, чтобы он смог морально поддержать, если он сейчас услышит неприятную новость. — Анализ крови не совпадает с тем, что был сделан чуть раньше, это говорит о том, что у него повышенная вероятность возникновения эритроцитоза. Подобное явление могло бы указывать на некоторые заболевания, но есть один очень важный фактор, — бета наконец-то поднял папку, открывая её, доставая из мультифоры одну из бумаг и передавая их родителям пациента, — у вашего сына полностью пропал запах, ароматные железы прекращают вырабатывать феромоны, а гормональный фон сбивается, следовательно, железы внутренней секреции. — Он теряет всё то, что делает его омегой, — закончил за доктора Сокджин, взглядом прожигая бумагу в своих руках, — но почему так внезапно? У него всё было в порядке. Запах всегда был яркий, цикл эструса стабильный. — Как раз это и является причиной, — врач никак не мог подобрать слов, да и не знал как описать данное явление, поскольку такое ещё не встречалось на его практическом опыте, даже несмотря на то, что уже несколько лет доказана правдивость такого необычного диагноза. — Скажите всё как есть, в таком случае, — хрипло сказал Намджун, прижимая супруга к себе за талию. — У вашего сына произошла реакция на исчезновение признанного истинного, — как гром среди ясного неба, — конечно, обычно истинные так не реагируют на большое расстояние между ними, но когда оба признают друг друга как свою пару, то тот, на чьем теле есть имя, привязывается слишком сильно. К сожалению, это не моя стезя, в данной сфере я не так хорошо осведомлен, но я уже связался со специалистом и он прибудет с минуты на м...       Внезапно раскрывшаяся дверь не позволила доктору договорить. Подоспевший к ним человек моментально схватил бумаги из рук беты, от чего удивление повисло в помещении, пока врач не спохватился. — А вот и он… Доктор Абелард Шварц. — Абелард? — удивленно спросил Намджун, глядя на человека перед собой во все глаза. — Любезностями перекинемся позже, Джун, сначала я объясню тебе и твоей паре что следует делать, чтобы не потерять мальчика по такой, на первый взгляд, грустной причине, — умереть от того, что твой истинный не рядом, действительно, такая одинокая смерть. *** Чимин в забвении. Чимин в какой-то неге. Чимин застрял в собственном сне.       Он не знает как давно находится в этой невесомости, окутанный тишиной и одиночеством, не знает сколько тревоги сейчас в его близких, но чувствует это. Очень остро. Омега не знает куда смотреть, ведь ничего вокруг не видит, именно из-за этого он больше не открывает глаза, свернувшись клубочком, словно в позе эмбриона. Юноша не понимает как выйти из этой клетки. Ему слишком плохо, его душа рвётся на мелкие кусочки, а Чимин даже не знает как исправить это. Он чувствует, как какая-то тонкая нить натянулась до предела и грозится вот-вот порваться, но куда она ведет? Пак бежал, старался бежать туда, куда она ведёт, но почувствовать, что он становится ближе к своей цели, так и не смог.       Слез давно не осталось, как он думает, просто хочется почувствовать тепло, но за его место нагое тело окутывает сплошной холод. Кажется, что вот и пришла его погибель. Неужели он так и исчезнет из этого мира? Но как же его счастье? Разве не каждый в этом мире достоин быть счастливым?       Чимин ещё хочет дождаться своей очереди. Ещё слишком многого он не добился. Не успел ещё закончить последний класс старшей школы, не успел поступить в ВУЗ, не успел заняться своим любимым делом, пожить, не успел дождаться Юнги… Юнги. «Где ты, Юнги? Прошу, забери меня в свои объятия.»       Омега через силу стискивает челюсти, решается вновь открыть глаза, но внезапно возникающая искра света слепит, заставляет зажмуриться.       «Неужели свет?» — думает брюнет, опасливо открывая сначала один глаз, а потом и второй. Вокруг него нет былой тьмы, сейчас он находится в белоснежном… помещении? Не видно ни конца, ни края. Одна белоснежная выстилка со всех сторон, но сейчас он может ощутить пол. Пальцы ног улавливают какую-то поверхность, и он тянет ноги вниз, пока стопы полностью не опускаются на него, но долгое пребывание в невесомости даёт о себе знать:       Колени подкашиваются, заставляя хрупкое тело осесть. Былого холода больше нет, вокруг тепло, уютно, словно он вступил на территорию родного дома.       Мальчик привыкает к ощущениям, медленно поднимаясь на дрожащих ногах, делает шаг, не чувствует сопротивления и набирается смелости пойти дальше. Сейчас он не чувствует былого одиночества. С каждым шагом ему становится теплее. Словно он подходит к концу той натянутой нити.       Перед глазами мельтешат какие-то черные частички, с каждым шагом обретая форму. И теперь он видит не только белоснежный туман вокруг себя, теперь перед ним виднеется черный силуэт чего-то необычного, странного. Он набирает скорость и бежит в сторону своей цели, становясь всё ближе. И вот, совсем немного остаётся между ними, как вдруг Чимин может различить силуэт не чего-то странного, черного — это силуэт скрючившегося человека.       «Ваш сын должен попросить своего истинного вернуться, потому что ему без него больно» — слышит он у себя в голове чей-то голос. Не понимает что происходит, что с ним творится. Как понять?       Почему-то, сейчас это становится не важным, Чимин уверенно шагает к человеку. Подходит ближе, но на него не реагируют, пока между ними не остаётся буквально одного маленького шажочка. Наконец-то черное существо дергается. Волосы цвета вороньего крыла, на его теле легкие спортивные брюки, а голый торс, как и руки, как стопы, всё покрыто чернотой. Чимин не сразу понимает кто перед ним, лишь когда тот поднимает свою голову, до него доходит, что это никто иной, как Юнги. — Юнги! — срывается с его уст родное имя, и он видит, как распахиваются чужие глаза. Белок скрыт за чернотой, но он смотрит на омегу. Смотрит во все глаза, боясь того, что этот ангельский облик исчезнет.       Неужели Мину мерещится? Что же это такое? Только недавно он корчился от боли, пока не потерял сознание, а теперь перед ним стоит самое прекрасное создание. — Чимин, — хрипло, надломленно, еле уловимо шепчет вампир, не в силах протянуть к нему свои руки. Да и боится, боится, что тьма поглотит и его, но омега не боится. Не боится подойти ближе, сесть перед ним. Юнги хочет обнять своё родное солнышко, но не может позволить себе это сделать. Не может осквернить.       Он уехал, чтобы найти способ избавиться от проклятья. Он терпел всякую боль, что причиняли ему яды, зелья, ритуалы, терпел и надеялся, что хоть какой-то из этих способов его спасёт. Но всё оказалось тщетным. Чернота распространялась с небывалой скоростью, боль росла с каждым днём, пока наконец-то не перешла все рамки дозволенного. — Юнги, — шепчет омега и тянет руки к чужому лицу, черты которого невозможно уловить из-за черноты, но тот отстраняется, не позволяя прикоснуться к себе. — Не надо, — вымученно отвечает мужчина, стискивая челюсти. Внутренний альфа когтями царапает его душу, рычит и рвётся к Чимину, хочет его объятий, вырывается, чтобы прильнуть к нему, но Мин держит его в руках. Держится из последних сил, — тебя поглотит эта тьма… — Нет! Прошу, Юнги! Позволь прикоснуться, — мальчишка сжимает руки в кулачки, смыкает уста и смотрит с мольбой во взгляде, но вампир не позволяет. Он внезапно чувствует боль, опять. Из его горла вырывается утробный рык, а в следующее мгновение альфа вновь скрючивается, выплёвывая черную жижу, которая некогда была его собственной кровью, но сейчас это и далеко не походило на неё, — Юнги!       Альфа не успевает сделать что-либо, когда омега хватается за него.       Мучительно долгое мгновение Мин думает, что вот он, тот конец. Он испачкал Чимина своим собственным проклятьем, он убил этот лучик солнца. Сам испортил своё чудо, которое так старательно держал на расстоянии. Так он оберегал это чудо от окружающих и от себя в первую очередь, делал больно тем, что не принимая его чувств, покинул, но лишь для его же блага. Чтобы не навредить. — Юни, — ласково шепчет кто-то на ухо. Обнимает хладное тело, окольцовывая шею, прижимаясь голой теплой кожей к твердому стану мужчины. Мину требуется пару секунд, чтобы понять, что этот кто-то и есть его чудо. Его Чимин. Мужчина моргает несколько раз, пытаясь поверить в правдивость происходящего.       И ведь правда, омега обнимает его, не становится окутанным тьмой, наоборот, его же прикосновения заставляют мглу с него развеяться подобно дымке. — Чимин, как… — вампир недоуменно смотрит на собственную руку, что имеет такой же белоснежный оттенок, который был дан ему по природе, пока проклятье не начало распространяться по нему. Омега отстранился, вглядываясь в чёрные антрациты вампира. Эти глаза, в которых читается волнение, трепет, страх и любовь, они слишком прекрасны, чтобы Чимин мог отвести от них свой взгляд. — Потому что ты мой истинный, — одними губами шепчет юноша, а у Мина глаза расширяются. У него так много вопросов, и так мало ответов. Как этот мальчик может быть его истинным? Ведь на его теле даже нет имени мужчины. Как такое возможно? Неужели бывают исключения? Неужели поэтому Юнги было так спокойно рядом с этим маленьким созданием? Вот почему он успокаивался рядом с ним. Вот почему тянуло к нему постоянно. — Это невозможно… — Совсем наоборот, — омега отстраняется, но не прекращает держаться за альфу. Смотрит доверчиво в глаза напротив и растягивает клубничные губы в счастливой улыбке, что так сильно греет израненную душу Мина. Он хочет плакать от нахлынувших ощущений. — Но ведь, твоя шея, твои запястья, даже, — альфа замолкает, его взгляд на короткий миг падает вниз, на чужую голую грудь, намекая на чистоту всего тела, а в следующее мгновение возвращается к лицу, которое моментально начинает алеть, — нет ни.. — Это странно. Соглашусь. Но я хочу, чтобы ты вернулся и позволил мне показать, что мы правда истинные, тебе наверняка понравится… — мальчишка кусает нижнюю губу, взволнованно глядя в любимые антрациты, не позволяя себе отвести взгляд от какого-то неуместного сейчас смущения. — Чимин, это правда? — лисьи глаза полны надежды, бесконечной любви, тревоги, стольких чувств, грозящихся вырваться наружу, и омега это видит. Видит, что тому сложно, ведь не просто так он просил два года. Не просто так Чимин тогда видел в его глазах боль. Всё это имеет объяснение. У Юнги есть причина так себя вести. И юноша хочет знать всё. — Правда. Поверь мне, — шепчет Чимин, ощущая, как его талию окольцовывают тёплые, даже горячие ладони любимого альфы. Мужчина с трепетом, с опаской касается его, боится, что всё развеется подобно туману, но Чимин здесь. Сидит в его объятиях, он рядом с ним душевно, — иначе как мы попали в сонное царство?       Вопрос такой странный, такой слащавый, но имеет за собой одну маленькую деталь. Сонное царство — это место соединения снов двух истинных. Место, позволяющее им быть рядом даже будучи в километрах друг от друга. И как только Мин не понял, что это тепло, внезапно окутавшее его, ничто иное, как внутренняя часть души Чимина. Душа Чимина, которая находится в объятиях его собственной. Они окутывают их теплом и любовью. Это их место, скрытое от чужих глаз. — Чимин, мне нужно сказать тебе правду. — Я готов услышать всё, — вампир видит решимость, уверенность, чувствует любовь Пака, обнимает крепче, прижимает к себе и собственным лбом касается чужого.       Оба, словно знают, закрывают глаза, и омега позволяет Юнги безмолвно поведать свою историю.       Мальчишка внезапно оказывается в тёмном лесу, и уже было начинает тревожно оглядываться, как вдруг ощущает родное прикосновение к своей ладони. Он поворачивает голову и видит Мина, что стоит рядом и с улыбкой на устах глядит на него. Молча тянет за собой, и омега безропотно следует за ним. Взгляд цепляется за деревья, босым ногам не больно ступать по траве, он её не ощущает вовсе, зато ощущает горячую ладонь альфы.       Путь не длинный, они идут всего пару минут, пока до чуткого слуха омеги не доходят чьи-то крики. Он тревожно сжимает чужую ладонь, на что Юнги поворачивает голову в его сторону, успокаивает тёплым взглядом, просит им же потерпеть, и Пак терпит. Идёт дальше, и чем ближе они подступаются к цели, тем громче становятся крики. Виднеется прерывистое свечение, отбрасываемое языками пламени. И вот, они наконец-то выходят из леса и глаза омеги в миг расширяются. Юнги никогда бы не показал этой страшной картины никому, не позволил бы увидеть своё прошлое, не позволял до этого самого момента. Но Чимин должен знать что с ним случилось когда-то очень давно. Он должен знать о его прошлом, потому что от него зависит жизнь Мина.       Люди бегают с истошными криками в хаотичном порядке. Все стремятся убежать от чего-то поистине страшного, врезаются друг в друга, по дороге разбрасываясь странными словами. Чимин только сейчас осознает, что слышит странную речь и понимает её, но так же приходит осознание того, что это всё Юнги позволяет ему понять. Они ступают дальше, люди не видят их, Чимин понимает сразу, сквозь них пробегают дети, а они продолжают путь. У Пака смешанные чувства внутри, он понимает, что это когда-то пришлось видеть Мину. Ему пришлось быть среди этого месива. Ему пришлось пережить этот ад.       Глаза цепляются за лежащее бездыханное тело, потом за второе, третье, а дальше и за горы трупов. Кровь ручейком стекает куда-то вниз с этих забросанных друг на друга тел. Он жмётся к альфе, а тот успокаивает, даёт понять, что малышу ничего не угрожает. И вот, наконец-то мужчина сбавляет шаг, пока вовсе не останавливается. Вокруг только разбросанные в разные участки тела, оторванные конечности, и Паку не по себе, но когда перед его взором встаёт мальчишка его роста, Чимин забывает обо всём вокруг.       Чимин стоит прямо перед юношей, который лисьими глазами смотрит куда-то сквозь него. Но взгляд этот не такой, каким омега привык видеть его у старшего, когда тот не смотрит на него. Этот взгляд не обременен тяжким грузом, он напуганный, встревоженный и не понимающий ничего.       Волосы светлые, блондинистые и длинные, собранные в хвост. Кожа бледная, а одежда чёрная, с прекрасными золотыми узорами в разных участках. И Чимин не может поверить в то, что перед ним стоит сам Мин Юнги. Он, только в разы младше чем тот, что стоит рядом, сжимает его крохотную ладошку в своей. Вдруг до его слуха доходит чей-то плач. Надрывный, воющий. Он по инерции разворачивается и видит то, на что так удивленно смотрел маленький Юнги. Он смотрел на старушку, что в своих руках держала хладное тело юной девушки. Старая женщина плакала так громко, что плач эхом отдавался в голове омеги, пока всхлипы не прекратились. Она внезапно замолкла и медленно подняла голову, устремляя взгляд своих глаз, а точнее, одного зрячего глаза в сторону Чимина.       Юноша понял на кого на самом деле она смотрит и сглотнул, когда та подняла дрожащую, перепачканную в крови и копоти руку, указывая грязным пальцем на вампира перед собой. Из её уст лилось столько желчи, столько обвинений, что Чимин не мог понять, чем он это заслужил. Старуха смотрела презрительно, и не умолкала, пока к концу не взяла в руки осколок какой-то глиняной посуды и вновь переведя на юного вампира взгляд, выкрикнула: — Ты будешь страдать за то, что убил стольких людей, вурдалак! Ты понесёшь наказание за все их жизни! За жизнь моей дочери! И с этого дня я проклинаю тебя! Проклинаю! — истошно кричала старая женщина, срывая свой скрипучий голос, пока не замолкла, в следующее мгновение уже спокойнее продолжая, — обретешь ты покой оставив метку на теле своей истинной пары, но сможешь ли ты её найти?       Такой презренный голос выплевывал полные яда слова, не позволяя и вздохнуть, пока в то же мгновение сквозь Чимина не пролетел тот самый осколок, который та так яростно сжимала, позволяя собственной крови пропитаться поверхности.       Омега, по его ощущениям, развернулся словно в замедленной съемке, хотя на деле же чуть шею не сломал от такой быстроты. Юнги стоял на месте, лишь голову чуть опустил. Чимин подавился воздухом, когда он поднял взгляд прямо на него. Омега увидел вертикальную кровавую линию на уровне правого глаза, оттуда ручейком стекала алая кровь. Он не смотрел презрительно, он смотрел с мольбой, от чего сердце малыша Чима не выдержало. Он невольно отпустил руку Мина и прошёл вперёд, к тому юнцу, которого поджидает тяжёлое будущее. Пак не может выносить этой боли в его глазах, от того, поднимает свою ладошку, невесомо касаясь ранки.       Перед тем, как Чимин внезапно распахнул глаза, он видел, как затягивается рана под его прикосновением. Как Юнги смотрел на него.       Омега молча наблюдал за Мином, что в ответ глядел на него с некоторой тоской, и никак не мог решиться развеять эту тишину, но сейчас, когда он знает, что Юнги проклят, когда знает всю правду, он должен сказать. Обязан, но его опережает сам альфа. — Как ты видел, меня обвинили, да только, ложно, потому что не я был тем убийцей, который перерезал глотки всем тем людям, но раз я вампир, меня легче всего обвинить. Этим она и воспользовалась, когда навела на меня проклятье. — Ты должен укусить меня? — вопрос, на удивление, дался легко, почему-то его не волновало то, что Юнги может вонзить клыки в его шею. Мин лишь коротко кивнул, не в силах ответить. Но даже этого хватило для того, чтобы омега решительно вздохнул, — так возвращайся и кусай. — Чимин, ты не понимаешь. Я не могу этого сделать. — Но почему не можешь? Я ведь твой истинный! — Именно потому что ты мой истинный, я и не могу этого сделать. — Но как же проклятье? — не унимался мальчишка, от чего Мин хмурил брови, но, может быть, если он скажет ему правду, то малец угомонится? — Я вампир, Чимин. — Не представляешь, но я в курсе! — воскликнул тот, за что получил недобрый взгляд от старшего. — И если я оставлю на твоём теле метку, то ты станешь новообращенным. — казалось бы, угроза стать монстром, что может быть хуже? Но у Пака другое мнение. — Но мой папа ведь новообращенный, и живет себе припеваючи. Почему же я не могу? — Чимин, твой организм слишком юн. Подростки не могут вынести яд вампира, — Юнги уже молящими глазами смотрит на омегу, но видит в его лице лишь откровенное упорство. — Но ты ведь можешь умереть. Проклятья всегда ведут к смерти! — Я не умру. Меня всего лишь положат в гроб, заклеймив чудовищем, — как-то слишком обыденно он это сказал, что только потом понял почему Чимин так ошарашено смотрит на него, — ну… — А как насчет атмического тела? — Что? — в янтарных глазах пляшет азарт. Юнги отчетливо видит искорки в глубинах его шоколадных очей, и оттого лучше не становится, — атмическое тело? — Да. Мы сейчас в сонном царстве, здесь находится наша суть, мы настоящие, и мы друг для друга осязаемы. Значит, что атмическое тело тоже как бы… тело.       Мин никогда не задумывался о подобном. Если честно, он даже не был уверен в том, что сонное царство между истинными это не миф, и сейчас слова омеги звучали хоть и абсурдно, но куда логичнее, чем может показаться на первый взгляд. Они могут коснуться друг друга. Ведьма, может и хотела лишить Юнги даже истинного, ведь его яд в какой-то степени убийственный, на то повлияли его же собственные способности, и если он укусит такого ещё юного мальчика, он даже не сможет стать новообращенным, Чимин умрет в конвульсиях. Но тут, когда тело физическое далеко, когда они рядом. Когда они вместе, может быть это подействует? — Чимин, ты уверен? — Уверен, — омега перед ним улыбается, так по доброму, с уверенностью в глазках щёлочках. Такой родной, и так смешно, что Юнги раньше не связал всё в один крепкий узел. — Хорошо, садись ко мне на колени, так нам будет удобнее, — мягкие щечки незамедлительно розовеют, от чего вампир не может сдержать умиленной улыбки. Чимин такой невинный и маленький, такой хрупкий в его руках, но податливый, послушный.       Безропотно он перебирается к альфе, седлая его бёдра, от чего смущение накатывает новой волной, заставляя стыдливо прятать лицо, уткнувшись тому в плечо лбом. Такая милая картина забавляет и Мин не сдерживается, смеётся тихо, окольцовывая тонкую талию мальчишки и поглаживая того по спине, дабы успокоить, и это, к счастью, помогает. Спустя немного времени Пак перестает сжиматься от стыда, даже поднимает голову и смотрит в чёрные антрациты Юнги, улавливая добрую улыбку. — Всё будет хорошо, Чимини, — шепчет мужчина, продолжая поглаживать по спине, легко, мягко, от чего омега сам подставляет шею. Сейчас они далеко за пределами привычной реальности, и хоть не кружит голову от омежьего природного запаха, ведёт от одного его вида. Мин не спешит похотливо осматривать голое тело омежки, он не нарушает зрительного контакта, позволяет понять, что от Чимина ему нужно не только тело, но и весь он без остатка, — потому что я люблю тебя.       Румянец на щеках начинает играть новыми красками, от чего Мин продолжает счастливо улыбаться, той самой деснистой улыбкой, до боли любимой, от чего Чимину плакать хочется, но этого сделать не позволяет сам Мин, что наклоняется ближе к его шее, аккуратно целуя бархатную кожу и заставляя хрупкое тело вздрогнуть от волны мурашек.       Старший ведёт кончиком носа по выступившей мышце вверх, оставляет невесомый поцелуй за ушком, после чего такими же короткими поцелуями спускается вниз, аккуратно, мягко, не спеша, чтобы малыш в его руках не испугался. Целует в яремную ямку, с наслаждением вдыхает еле уловимый запах самой кожи, это не тот флер, вырабатываемый ароматными железами, это то, что исходит от невинного тела, и только вампиры, нашедшие своих истинных, могут насладиться им. — Я тоже люблю тебя, Юнги, — тихо шепчет брюнет, и никакое смущение не может заставить его не улыбаться, счастливо и открыто, так, что у старшего сердце бьет набатом в грудной клетке, так, что он сам несдержанно улыбается и чуть ли не мурлычет от радости. Минова кроха любит его, любит всем своим сердцем, всем своим существом, и что ещё Мину нужно, чтобы жить и дышать полной грудью? Сейчас ничего, а в будущем, обязательно, счастливая семья с парой маленьких ножек, бегающих по комнатам, пока они идут следом, дабы взять своё чудо на ручки и прижать к сердцу.       Сейчас ему достаточно этого малыша. Достаточно выцеловывать каждый участок кожи на шее, достаточно мокрой дорожкой подниматься вверх собственным языком, закрепляя влажным поцелуем за ухом, от которого омежье тело вздрагивает, достаточно собирать чужую сладость на своем языке. Пока что достаточно.       Когда он видит, что малыш спокоен, доверчиво льнет своим стройным станом к его груди, в его нежные объятия, то понимает, что его мальчик готов, но всё же, он тянет, чтобы быть уверенным, а потом целует в мочку уха и шепчет, — потерпи немного, Чимини, может быть больно. — Всё в порядке, я готов, — малыш кладёт свои ладошки на широкие плечи мужчины и прикрывает глаза, готовый ко всему, и Юнги сам кричать готов, настолько он счастлив, что Чимин принадлежит ему.       Он медлит ровно секунду, после чего приникает к шее вновь, проводя по карамельной коже горячим языком, увлажняя место, где собирается оставить метку, и, без малейшего промедления, раскрывает рот пошире, позволяя уже давно ноющим клыкам выступить, выделиться среди ровного ряда зубов. Он одним точным движением вонзает клыки в горячую плоть, от чего омега вскрикивает, а у Мина слух режет от такого. Не хочет он, чтобы его малыш страдал, даже от собственной метки, но терпеливо ожидает, когда яд прыснет по венам и позволит его малышу получить наслаждение.       И долго тянуть не приходится, поскольку природный афродизиак в его яде даёт о себе знать, Мин отчётливо ощущает это на своём торсе чужим возбуждением. Он делает глоток, выпивая собравшуюся во рту кровь Чимина, и так сладка его кровь, так приятна, что его ведёт не хуже самого Пака, который от наслаждения закатил глаза и тихонько, еле уловимо постанывает.       Мин так же быстро отстраняется от чужой шеи, как и прильнул до этого, после чего слышит судорожный шумный выдох, который в какой-то степени напоминает даже стон разочарования. Юнги усмехается с такого, зализывая ранку и заглядывая в ореховые глазки любимого, — понравилось? — Да… — шепчет младший, облизывая подсохшие губы, после чего выдыхает и только тогда широко распахивает глаза, понимая что только что выпалил, но почему-то, не спешит оправдываться, выбирая вариант разумнее и меняет тему, — как понять, что проклятье снято? — Посмотри сюда, — альфа фиксирует подушечку пальца на грудине, точно на том месте, где когда-то появилась черная точка, — здесь было «гнездо» этой тьмы, ты её видишь?       Омега послушно опускает взгляд на указанное место и, не увидев ничего, кроме чистой кожи груди, мотает головой, от чего Мин вновь улыбается. — Я вернусь к тебе, сейчас же. Свяжусь с Намджуном только. — Я буду ждать тебя, Юнги.