Хочу ещё!

      Возможно, кто-то скажет, что существует три самые высокие точки боли. Как это бывает, на первом месте стоит «сгореть заживо», а последующие места распределяются между утопленником и родившим человеком. В принципе, никто спорить и не станет. Кроме тех, кому не дают уже несколько лет. Для них горе в другом.       Чимин уже на стену лезть готов от невыносимых болей во время течки, которые убивают его изнутри. «Лучшей» новостью в его жизни было то, что у него аллергия на главный компонент, содержащийся в блокаторах, от чего приходилось довольствоваться пачками обезболивающего, которое к тому же запрещали ему пить в тех количествах, в которых он хотел бы. С каждым годом его цикл эструса становится всё более болезненным и невыносимым, от чего крики в их доме стали постоянным явлением каждые четыре месяца, пока Сокджин не выдержал и не позвонил Юнги. Отсутствие главы семейства в тот день пошло только на пользу, от чего прибывший к ним Мин с горем пополам принял подавители и таки пошёл к своей верной смерти, потому что каких только усилий ему стоило сдерживать рвущегося к истинной паре альфу внутри себя, невозможно описать человеческим языком.       Паку на тот момент было всего двадцать лет, от чего приходилось мысленно умирать, поскольку такой вид вынести было совершенно нереально.       Лёгкие жгло от желания вдыхать омежий запах, собственными руками заставляя усиливаться и становиться насыщеннее, до такой степени, чтобы голову кружило от него. Но когда он вспоминал, что ему не позволено, единственное что он мог сделать, так это вздыхать от безнадежности. — Малыш, иди ко мне, — шепчет Мин, обволакивая своего омегу собственным запахом и феромонами, дабы облегчить чужую боль. Чимин так и льнул к нему со слезами на глазах. Он определенно давно изнывал от этих страданий, глаза покраснели, а нижняя губа уже кровоточит от того, что тот её терзал зубками. Смотреть на страдания своего чуда катастрофически невозможно. Оттого мужчина прижимает к себе, обнимает крепко, позволяя почувствовать своё тепло и немного успокоиться. — Юнги... — шепчет младший в ухо, касаясь губками, заставляя покрываться мурашками, — больно... так больно, — хнычет младший, а у вампира узел внизу живота завязывается от желания дать то, чего так просят, получить то, чего так сильно хочется самому, но он лишь аккуратно просовывает свою руку под коленями Чимина, придерживая за спину и поднимая с мокрого одеяла, после чего спешно ретируется в ванную комнату, дверь которой он предварительно открыл. — Чимини, сейчас станет легче, — негромко говорит альфа, усаживая кроху на стул рядом с туалетным столиком и выпутывается из чужих объятий, аккуратно стягивая с горячего тела мокрую одежду и морально умирая от вида голого истинного. Если Юн сегодня и умрёт, то почему-то сожалеть об этом точно не будет. Сказка, а не смерть, умереть, лицезрея голого Чимина. Согласитесь, можно ни о чём не жалеть. — Юнги-я, — зовёт омега, когда мужчина отходит к корзинке, чтобы закинуть грязную одежду, но услышав как именно его зовут, шумно сглатывает и, еле сдерживая внутреннего альфу под контролем, идёт проверять температуру набранной в ванне воды. Приемлемо, решает он и возвращается к Паку, который в это время сидит на стуле с разведёнными в разные стороны ногами и откинутой назад головой.       «Господи, за какие такие погрешности ты надо мной так глумишься?» — думает он про себя и подходит к своему мальчику, аккуратно подхватывая на руки, после чего несёт его к ванне, с особой осторожностью укладывая его в воду. — Ты же меня любишь? — на выдохе спрашивает пепельноволосый, а Юн тихо усмехается, наклоняясь к тому и трепетно оставляя на мягкой щечке легкий поцелуй-бабочку. — Конечно я тебя люблю, малыш, — действие таблеток окончательно притупляет его обоняние, от чего чужие феромоны он уже не ощущает, но одного вида, в принципе, достаточно, чтобы младшенький Мина стоял колом, что он, ко всеобщему нет сожалению и делает, от чего грубая ткань чёрных брюк давит, принося дискомфорт. — Тогда почему ты меня не хочешь? — уже с некоторым трудом, но складывает младший слова в приемлемое для понимание предложение. Тёплая, даже немного горячая вода, рекомендованная врачом, действует на молодой организм чем-то наподобие успокоительного, а эфирные масла заставляют расслабиться, от чего боли становятся терпимее. Вкупе с обволакивающим запахом любимого, юноша чувствует как ему становится лучше, но течка имеет свойство тянуть омегу к альфе, и то, что альфу никак не достать, его даже обижает. — Боже, да ты, блять, издеваешься надо мной, — рычит Мин, сжимая железную трубу, что некогда служила сушилкой, но ныне её состояние оставляло желать лучшего, — Чимин, прошу, помолчи лучше... — Я настолько не привлекателен? — уже со слезами на глазах спрашивает Пак. Юн понимает, что в период течки эти нежные создания становятся чрезмерно чувствительны в моральном плане. Знает про их тягу, знает про эмоциональную нестабильность, это самые ранимые создания в эти несколько дней, и обида в голосе крохи тоже понятна, но предположение совершенно нелепое, потому что старший держится словно альпинист на вершине скалы. — Давай я поясню? — вздыхает альфа, снимая с себя чёрный пиджак, — ты мой истинный, — неспешно проходится пальцами по пуговицам, расстёгивая сапфировую шёлковую рубашку, — и ты тот, кого я желаю больше кого бы то ни было на всём этом белом свете, — кладёт он ненужную часть одежды поверх пиджака, поднимая взгляд на Чимина, что наблюдает за ним с горящими похотью и жаждой глазами. Мин ухмыляется, уж больно нравится ему этот взгляд. Руки в это время спускаются к бляшке на ремне, с которым тот неспешно, даже нарочито медленно, справляется, расстёгивая пуговицу на классических брюках и спуская бегунок на молнии, от чего с губ срывается выдох облегчения, потому что члену дали хотя бы малейший проблеск свободы и тот не упирается в ткань, — и ты самое сексуальное создание, которое я когда-либо видел в этой жизни.       Альфа наконец-то снимает с себя и нижнюю часть одежды, оставаясь полностью обнажённым, а Пак делает то, чего он точно не ожидал от текущего омеги. Он смущается и отворачивается, прикрывая ладошками пылающее лицо, а Юнги это так забавляет и умиляет одновременно, что он не сдерживается и по-доброму смеётся, подходя к своему стесняшке и наклоняясь к самому ушку, — позволишь мне устроиться рядом с тобой?       Младший на это ничего не отвечает, но руки убирает, потому что новая волна феромонов прямо у него под носом даёт свои плоды, вновь раскрепощая течную омегу. Он подвинулся, позволяя вампиру сесть позади него, и чуть ли не взвизгнул, когда его талию окольцевали любимые руки и притянули к себе, укладывая на твёрдый стан, — всё хорошо, я рядом, мой маленький. — Юни-и... — с улыбкой вздыхает Чимин, ощущая как большие ладони аккуратно поглаживают его живот, медленно, неспешно и заботливо, спускаясь ниже, принося успокоение, а потом и новую волну возбуждения, когда пальцы касаются эрекции. Пепельноволосый судорожно выдыхает, когда альфа проводит подушечками пальцев по набухшему члену, который уже давно изнывает от желания почувствовать ласку. Чимин пальцы на ногах поджимает, когда чувствует, как мужчина проводит по разгоряченной плоти, слегка сжимая пальцами, но даже при том оставаясь предельно осторожным. — Спрашивал, не привлекательный ли ты? — с ухмылкой шепчет Мин на ушко, ощущая как по карамельной коже пробегаются мурашки, целует в мочку, обходя невесомыми поцелуями хрящ и переходя на скулу, попутно водя одной ладонью по возбуждению омеги, а второй лаская нежную кожу груди, нарочно касаясь затвердевших сосков, — хочешь знать ответ?       Паренёк под умелыми ласками просто тает, тяжело дышит и уже готов сорваться на стоны, потому что впервые ощущать руки любимого на своей коже, это слишком хорошо, слишком прекрасно, когда он шепчет на ухо ласковые слова, держит в своих руках словно самое драгоценное сокровище. Чимин не может нормально думать, голова начинает кружиться от наслаждения, но ему действительно хочется услышать ответ, сейчас разум затуманен, и есть возможность капризничать, чем он, собственно, и пользуется, несколько раз кивая в ответ. — Хорошо, я скажу тебе, — усмехается Юнги, сжимая между пальцами одну бусинку соска и немного оттягивая его, благодаря чему с пухлых губ срывается первый стон наслаждения, — когда я обнимаю тебя, руки так и тянутся к твоей аппетитной заднице, — брюнет отпускает возбуждение младшего, плавно проскальзывая пальцами по внешней части бедра, к сочной половинке, после чего с удовольствием сжимает, демонстрируя всю серьёзность своих слов, так и не рассчитывая силу, поскольку следующий стон вырывается чуть громче, — а твои сладкие губки я хочу не только терзать в поцелуях, но так же видеть на... — альфа вдруг одёргивает себя, уж больно может перегнуть палку с высказыванием своих желаний, а чтобы отвлечь малыша от собственной неоконченной фразы, тот возвращает ладонь на член, немного надавливая большим пальцем на розовую головку и цепляя ногтем уретру, не переставая водить немного грубоватой ладонью по нежной коже члена, задевая пальцами чувствительную уздечку, от чего омега уже раскрепощено постанывает, лаская слух Мина. Неимоверное удовольствие получает альфа от осознания того, что это эфемерное создание его и телом, и душой, — твой голос очарователен. — Юни.. не хватает... — всхлипывает младший, кусая свой пальчик, заметив сие действие, Юн моментально перехватывает родную ладошку, дабы он не причинил себе вреда, заменяя своими указательным и средним пальцами, лучше он его покусает, чем навредит себе. Мин понимает чего ему не хватает, и то, чего так не хватает, твёрдым колом упирается тому сзади в опасной близости с округлыми половинками, которыми этот маленький негодник ещё и трётся, ёрзая на месте, а Мин рычит гортанно, негромко, в попытках унять внутреннего альфу, что царапает изнутри, желая высвободиться и почувствовать тепло, ворвавшись в горячее нутро омеги. — Малыш, потерпи немного, сможешь повернуться и сесть мне на колени? — брюнет готов помочь в любую секунду, но Чимин кивает, самостоятельно разворачиваясь к мужчине и моментально приникая к любимым губам. Альфа не успевает задуматься о том, что следовало включить функцию массажа в джакузи, как мысли занимает этот малыш. Пак нетерпеливый, а Мина от этого только сильнее ведёт.       Чимин обвивает шею руками, прижимаясь к своему истинному, позволяя ему вести руками по мягким бокам к пояснице. Альфа на секунду останавливается перед тем, как всё же решительно проникнуть в горячий ротик своим языком, чуть ли не мурлыча от удовольствия, попутно спуская свои ладони на ягодицы, что идеально смотрятся под ними, особенно, когда он их собственнически сжимает, оставляя следы, кричащие о том, что этот проказник принадлежит ему целиком и полностью.       Омега раздвигает ноги шире, когда на его поясницу надавливают, заставляя прижаться стройным станом к твёрдому торсу. Он от удовольствия стонет приглушенно, когда собственное возбуждение оказывается прижато к чужому. Щеки горят от прилившей к ним крови, но стеснение совсем отпало на второй план, потому что его желают, и очень сильно, осознание этого возбуждает. Голова туманится от сладости поцелуя. Мин слизывает вновь проступившую кровь и рычит от наслаждения, потому что на вкус она слаще мёда, точно так же, как и сам Пак, таящий в его руках как карамелька на солнце.       Пак наслаждается, когда его язык посасывают, наслаждается, когда его губки покусывают, а потом в извинительном жесте зализывают ранку, наслаждается, когда мужчина вдруг раздвигает его ягодицы и проводит по розовой дырочке пальцами.       Он готов захлебнуться чужими ласками, лёгкие уже жжет от недостатка кислорода, а вокруг становится слишком горячо, слишком жарко, хочется чувствовать больше, хочется предложить больше, поцелуй сносит крышу, голова идёт кругом, словно вот-вот потеряет сознание, но ему не позволяют, улавливая границы дозволенного и отстраняясь с пошлым звуком. — Постарайся расслабиться, — томно говорит мужчина, открывая глаза и встречаясь со взглядом затуманенных янтарных глаз напротив, от чего не желая держать себя в руках, вновь приникает к истерзанным в поцелуе губам, играясь с чужим язычком в неумелых, но страстных играх. Пак быстро учится доставлять удовольствие чуть ли не одним поцелуем, потому что каждое такое занятие заканчивалось для Мина душем, но теперь, когда сорвало тормоза, он хочет получить больше, из-за чего берёт оба члена в свою ладонь, и если возбуждение малыша он обхватывал так, что оставалось пространство, то в компании со своим свести пальцы уже не получается, но это не мешает ему плавно вести вверх-вниз, доставляя своему мальчику и себе удовольствие, чтобы отвлечь от того, что последует за сим.       От такого омега стонет вновь, стараясь получить ещё больше, пытается дернуть бёдрами, но его останавливают, властно шлёпая по ягодице, срывая с клубничных губ новый стон, что альфа приглушает, заткнув его новым поцелуем.       Чувствуя, что малышу поистине хорошо, что он действительно расслаблен, мужчина нежно, с бесконечной осторожностью ведёт по дырочке, начиная вводить внутрь одну фалангу. Он останавливается, проверяя чужую реакцию, но получив в ответ лишь новый сладкий стон, с большей уверенностью продолжает. Смазка обильно сочилась из пульсирующего отверстия, позволяя альфе проникнуть глубже. Горячие стенки моментально сжали нечто инородное, а пепельноволосый прервал поцелуй, тяжело выдыхая и стараясь понять что только что произошло.       Брюнет внимательно наблюдает за малейшим изменением в родном лице, а младший, улавливая чужую тревогу, отражающуюся в чёрных антрацитах, смущенно растягивает опухшие губки в нежнейшей улыбке, позволяя понять, что он в порядке. Облегчение на чужом лице забавляет, но буквально до тех пор, пока мужчина не начинает двигать пальцем, принося новые ощущения, совершенно не сравнимые с тем, что он чувствовал от собственных пальчиков, которые намного меньше миновых. — Ты в порядке, Чимини? — всё же спрашивает он, когда видит, что младший прикусил нижнюю губу и прикрыл глаза. Он внутренне ощущает себя каким-то школьником, который не способен отличить выражение наслаждения от боли. Сейчас в его сердце одно волнение за малыша, одни мысли только о нём единственном. — Я в порядке... — всё же открывает он глазки, переводя взгляд на любимого, — просто необычно... совсем не сравнить... — договорить не получается, и как он благодарен, что его прервали, когда пальцы начали немного сгибать, надавливая на одну из стенок и тем самым срывая с его уст новый звук наслаждения. — Мм, не сравнить с чем? — вдруг ухмыляется альфа, лисьими глазами рассматривая лицо напротив, когда начинает вводить второй палец внутрь своего малыша. Тот в ответ вскрикивает от неожиданности, потому что чужие два пальца по ощущениям заменяют три собственных, — не хочешь поделиться, детка? — Нет... — его отрицательный ответ Мину не нравится, от чего он чуть резче вводит пальцы, срывая с уст уже самый настоящий сладостный стон, явно от наслаждения, хотя тревога за толику боли в нём всё же возникает, от чего он уже нежнее ласкает узкое нутро. — Не хочешь, значит? — самодовольно облизывается черноволосый, аккуратно двигая пальцами внутри младшего и всё же возвращаясь ласкать их двоих и спереди. Собственный член изнывает от желания проникнуть в него, но не может он причинить ему боль, посему лишь кусает слизистую с внутренней стороны щеки, чтобы хоть как-то отрезвить себя, — я могу заставить и грубо, если на то твоя воля. — Мхм, — сжимая пальцы и ощущая ласку спереди, мальчик уже не может контролировать себя, открыто постанывая от наслаждения, которое Юнги не против бы приносить, но любопытство гложет, от чего тот сильнее сжимает их возбуждения, принося себе хоть капельку облегчения, а вот омега готов кончить, но вот этого он легко сделать как раз и не позволит, поэтому вдруг вынимает пальцы из своего мальчика, от чего тот разочарованно скулит, — хорошо.. скажу... — Я жду, мой маленький, — как Юнги собой доволен, словами не передать, его самодовольная ухмылка сама за себя говорит, и омега прекрасно видит, что с ним играются, но в играх с Мином конец очевиден. — Когда... — он судорожно проводит языком по губам, а у вампира возникает желание укусить эту сласть, но он с интересом ждёт продолжения, пальцами водя по колечку мышц, — мх.. когда я пытался справиться с болью сам... — омега стыдливо отвёл глаза, чувствуя прожигающий взгляд истинного на себе, — мои пальцы не приносили мне такого удовольствия... — Умница, — от хриплого голоса возлюбленного у Чимина бабочки внизу живота порхают, задевая стенки своими нежными крылышками, но внезапное проникновение внутрь сразу трёх пальцев по самое основание заставляет того широко распахнуть глаза, выгнуться в спине до самого хруста и громче вскрикнуть. Он крепче сжимается, стенками обволакивая длинные пальцы, которые останавливаются буквально на пару мгновений, позволяя немного привыкнуть, после чего начинают двигаться, сначала неспешно, плавно, но с каждым разом всё интенсивнее. Мин вновь возвращает ласку спереди, стараясь сгладить вину за причиненный дискомфорт, но сладкий голос, льющийся с не менее сладостных губ, прекрасно осведомляет о том, что омега более чем доволен. — Юнги-я.. — томно шепчет пепельноволосый, окольцовывая шею любимого и приникая к его покрасневшим губам, наслаждаясь тем, что мужчина берёт инициативу в свои руки и проявляет доминирование, властвуя в полости рта, проскальзывая языком по зубкам, щекоча небо, лаская чужой язык, а тот выгибается как кошка, грациозно, вызывающе, когда альфа надавливает на комочек нервов, заставляя приглушенно стонать, каждый раз, вновь и вновь проезжаясь по нему, доставляя неимоверное удовольствие, не забывая ласкать член, от чего младший готов кончить. — Я скоро.. — вновь стонет мальчик в губы своего мужчины, не успевая договорить от очередной волны удовольствия, а тому и дослушивать не нужно, он в курсе, потому что чувствует своего малыша. Собственными руками альфа доводит до экстаза, от которого Чимин сильно выгибается, запрокидывая голову назад и издавая протяжный стон в тот самый момент, когда он обильно кончает в руку Мина. — Сладкий, ты прекрасен, — шепчет Юнги, продолжая надрачивать себе, чтобы докончить начатое. Омега обмяк, но старший уже вынул пальцы из его нутра, придерживая за спину, прикрыл глаза и тяжело дышит, совсем скоро кончая с утробным рыком. — Хах, не только я тут прекрасен, — улыбается Пак, глядя на прекрасное лицо своего возлюбленного, после чего расслабленно выдыхает, утыкаясь лбом в его плечо и смыкая резко налившиеся свинцом веки. — Я люблю тебя, малыш, — в голосе слышится улыбка, мужчина ласково водит по спине рукой в успокаивающем жесте, пытаясь перевести дыхание, — попытайся не напрягаться, твоё тело пока слишком чувствительное.       Чимин согласно мычит, а Мин, спустя некоторое время, поднимается на ноги с младшим на руках, вылезая из ванны и моментально укрывая его махровым полотенцем. Юноша постепенно засыпает на руках вампира, который уносит его в спальную комнату, осторожно укладывая на мягкую кровать и укрывая пуховым одеялом, чтобы тот не замёрз. — Моё солнышко, — шепчет Мин, плюнув на то, что это слишком сентиментально, потому что влюблен, потому что счастлив, потому что дорожит. Он аккуратно целует Пака в лоб и с неохотой покидает младшего, возвращаясь в ванную комнату, где по-быстрому переодевается и глянув напоследок на своего малыша, выходит из его комнаты, закрывая за собой дверь. — Он... в порядке? — неловко спрашивает Сокджин, когда Мин выходит на улицу, так и не найдя родителя в доме. Его пунцовые щёки так и кричат о том, что чуткий слух вампира слышал слишком много, чтобы оставаться в доме. — Да. Ему должно стать намного легче в последующие дни. Я оставил у него свой пиджак, он пропитан моим феромоном, думаю, он выдержит, — немного неловко и самому Юнги, поскольку у него впервые такой опыт разговора о течке с родителем его пары. — Прости, Юнги, тебе, наверное, было тяжело, — Джин сводит брови к переносице, когда вспоминает прошлое. Намджун точно так же как и Мин отказывался прикасаться к омеге, страшась причинить вред, и во время течки Джун старательно держал себя в руках, упрямо контролируя внутреннего альфу, и желать таких терзаний он никому бы не стал, Юнги в том числе, но душераздирающие крики родитель вынести не мог. Он прекрасно знает, что брюнет никогда не перейдёт за рамки дозволенного, потому что у него есть честь, поэтому он ему доверяет своего ребёнка. — Всё в порядке, такие боли могли вызвать у его организма шок, что не привело бы ни к чему хорошему, — вздохнув, альфа опускает голову, поскольку душа тянется обратно, а ему нужно ехать к себе, в пустой дом, где нет и капли тепла. — Приятной дороги, будь внимателен по пути, моему сыну нужен красивый муж, а мне красивый зять, — улыбается блондин, поправляя кончики волос, выкрашенные в сливовый, а Мин по-доброму смеётся, махая тому рукой и закрывая за собой дверь автомобиля, после чего мигает фарами и плавно выезжает на дорогу, исчезая за поворотом. «Чимин будет жить с ним всю свою жизнь, и именно он принесёт в неё всё больше счастья!»

***

— О Господи! Я не готов! Мне нужно больше времени! — вопит блондин, нарезая круги в белоснежной комнате, пока за ним бегает Чимин в попытках догнать и остановить, что у него, в конечном итоге, с горем пополам, выходит. — Черт тебя подери! Минхо! Хватит бегать! — не выдерживает Сокджин, вскакивая с дивана и подлетая к испугавшемуся от неожиданности омеге, — ты живёшь с ним уже три года! Вам только расписаться, да поцеловаться на публику! Это твоя свадьба, а не смерть! — Когда нужно, он умеет вразумить, — шепчет Тэхён Чимину, что в свою очередь согласно кивает и берёт в руки косметичку, перекладывая её на деревянную поверхность туалетного столика, за который Джин усаживает побледневшего в край блондина. — Но ведь... там будут его родители, — всхлипывает светловолосый, уныло глядя на себя в зеркало. Его внешний вид полностью отличается от того, что должен быть в день свадьбы. Даже несмотря на ранний подъем для подготовки ко всему, к чему только можно подготовиться. — И что с того? Тебя вся его семья приняла с распростёртыми объятиями, и даже вот эти молодые люди, — Сокджин указывает на юношей, которые потупили взгляд от удивления, — которые, на минуточку, тоже почти члены их семейства, приняли тебя как своего. И вообще. Тебя принял я, остальное не имеет значения. А теперь дай мне разукрасить твоё лицо и сделать эту чертову прическу!       Минхо более спокойно кивает в знак согласия, от чего старший вздыхает с облегчением. Омеге уже почти тридцать лет, но ныне он сам себя не узнаёт. Неожиданная истерика возникла, когда он случайно подслушал разговор каких-то омежек, которые обсуждали свои семейные проблемы, и теперь Пак боялся того, что родители Хосока могут не принять его как своего, ведь если он будет с ним, то это как минимум... навечно?       Слишком сильно всё пугает, он боится сделать что-то не так, боится опозорить Чона перед его близкими, ему нужна поддержка, желательно сам Хоби или хотя бы папа, который, как назло, приедет только через полчаса. — Я тоже волновался перед свадьбой, я же вообще вышел за Джуни тогда, когда справил своё совершеннолетие, — по-доброму улыбается блондин, аккуратно делая стрелку по линии роста ресниц, чтобы макияж был неброским, но в то же время подчёркивал все достоинства милого личика, — я волновался, причём зря, его родители приняли меня таким, какой я есть. Хотя, это же я, чего уж тут. — Джини... спасибо вам большое, — шепчет Минни, заглядывая в тёплые шоколадные глаза старшего омеги, который не выдерживает и таки обнимает этот комочек страха. — Теперь ты часть нас, ты — наша семья, лучшей пары для Хоупа не найти. Да к тому же ещё и истинного, — кокетливо подмигнув, старший продолжает наносить макияж, в то время, как двое юношей сидят рядом на диване и обнимают друг друга, думая каждый о своём.       Эти двое в предвкушении. Они одеты с иголочки. Чимин выглядит словно фарфоровая куколка в эпоху средневековья или как маленький принц, как минимум, поскольку из-под сиреневого, мягкого до одурения свитера на рукавах свисают рюши, точно такие же как и те, что выглядывают из-под воротника. Белоснежные классические брюки обтягивают его стройные ноги, а немного осветлённые, но все же с тем же пепельным оттенком волосы убраны в аккуратной причёске с небольшим количеством лака для стойкости. Макияж естественный и еле уловимый, за исключением теней на верхнем веке, что приковывают внимание к проницательному взгляду шоколадных глаз, старательно отводя внимание от пухлых розовых губок, которые всё равно хочется тронуть.       Тэхён соблюдает ту же цветовую гамму, поскольку решили на самом деле Сокджин всё решил быть как самые настоящие папины ангелочки. Его сиреневато-розовая рубашка с обильной россыпью страз в области воротника заправлена в такие же белые брюки как и у лучшего друга, а ремень заменён с помощью ленты идентичного рубашке оттенка, что дополняется каштановыми волосами, волнами спадающими вниз, обрамляя точеное лицо с незначительным количеством макияжа.       Сокджин старательно выбирал всё заранее, и сам так же не оплошал, потому что его можно хоть на место жениха ставить, да Намджуна рядом приписать. Хоть повторно под венец иди в таком прекрасном пастельно розовом одеянии. Нежный костюм с мерцающими узорами сидел на его стройном теле как влитой, а блондинистые волосы были зачёсаны назад. Идеальная гармония цветов. — Ребята, как вам моё творение? — с гордостью улыбается старший омега, скрестив руки на груди и устремив взгляд на младших, что завороженно пооткрывали рты при виде Минхо. Его не совсем азиатские корни проявляли себя в закрученных ресницах, обрамляющих серо-голубые глаза, что достигали бровей, когда он чуть шире открывал светлые очи. Алебастровая кожа ныне не выглядела так болезненно из-за легкого персикового румянца на щеках, а клубничные губы, намазанные съедобным бальзамом так и приковывали внимание к себе. — Пап, может тебе визажистом податься? — шутит Чимин, показывая большой палец вверх в качестве одобрения. — Только избранным можно выходить из-под моего золотого пера, — самодовольно хмыкает мужчина, разворачиваясь к младшему и принимаясь расчёсывать длинные золотистые волосы. Пак не сожалел о том, что начал их отращивать, потому что чего только стоили эти трепетные прикосновения Хосока к ним, когда он вдыхал его сливочный аромат после утомительного дня. Зная о его любви к длинным волосам, он вознамерился на свадьбе быть с невероятной причёской, сделать которую согласился Сокджин, что на этом отдельную планету съел. — Может эти возьмём? — обсуждение украшений Тэ и Чимина совершенно не интересовали, из-за чего эти двое незаметно улизнули из помещения, тихо посмеиваясь со своих навыков ниндзя. — Как я хочу покушать наконец, — ноет Ким, шагая наравне с другом, который с удовольствием потягивается, — о! Дядя Абелард приехал, теперь то МинМин успокоится, я надеюсь. — Он такой... красивый, — констатирует очевидное Пак. Его до сих пор удивляет тот факт, что этот самый человек, а точнее вампир уже несколько месяцев как, является гаммой. Он вообще думал, что встретить данный субгендер нереально, но вот, он идёт к ним. Статный и невероятный. Не похож на типичного омегу как Чимин или Минхо, но так же нельзя сказать, что он копия альфы. Достаточно высокий, стройный и на вид чопорный, хотя, как они успели выяснить, это уже совершенно обманчивое впечатление. На деле этот вечно безэмоциональный мужчина много улыбается и безумно любит маленьких детей. Забавно то, что этих двоих он тоже считает детьми. — Малыши, вы выглядите невероятно, я преклоняюсь пред вашей красотой, мои ангелы, — вот и та самая улыбка. Нежная и такая ласковая, теперь он определенно похож больше на омегу, а эти двое не стоят на месте, улыбаются в ответ и бросаются обнимать. — Дядя Абелард, ты сам похож на ангела, если честно, а где... — Пак не успевает договорить, как слышит за спиной старшего знакомый глубокий голос. — Я? А я здесь, — альфа улыбается по-доброму. Родители Минхо приехали поддержать сына, что не может не радовать, особенно самого Пака, который вот-вот будет Чоном.       Они немного говорят об учёбе младших, после чего покидают их, неторопливо направляясь в комнату блондина. Эти двое же тем временем спускаются по лестнице, закругленной с двух сторон и устремляются на кухню, дабы проверить холодильник на наличие чего-нибудь съестного. В принципе, повар угощает их несколькими штучками онигири, которые сделал на скорую руку, и они уже более довольные возвращаются обратно, но увиденное заставляет их потерять челюсти где-то далеко на полу. — Ну, судя по их реакции, выглядишь ты, как минимум, неотразимо, — усмехается Джин, наслаждаясь эстетикой, плодами своей кропотливой работы.       Длинные волосы ныне держатся в воздушной прическе, поблескивающей от небольшого количества блестящего лака в них, и вот самое основное — свадебная одежда. Её то выбрала мать Хосока, и невероятно, но это самая прекрасная одежда, которую они когда-либо видели на невестах. Белоснежные брюки сидят в обтяжку, достигая щиколоток, ноги обуты в такого же оттенка туфельки с небольшим каблуком. Верх весь усыпан кружевами и блестками, сужаясь в области талии и резко расходясь сзади в пышный хвост, тянущийся как минимум два или три метра. — Можно мы его заберем себе, шведская семья там... — выпаливает Тэхён, от чего старшие тихо смеются. — Шведскую семью, значит, хотите, — слышит Ким до боли знакомый голос, а в нос ударяет любимый фруктовый запах, и тот сглатывает, когда на его плечо опускается тяжелая ладонь с уже выученными наизусть татуировками. — Даже не подозревал, — подаёт голос второй, проводя подушечкой большого пальца по чиминовой скуле и наклоняясь к самому уху, чтобы прошептать совсем тихо, — какой у меня извращённый мальчик.       Омеги одновременно отскакивают с целью оправдаться, но моментально теряют дар речи, когда видят свои пары. Чимин так вовсе оседает от удивления. Юнги одет в невероятный серый двубортный костюм классического кроя, белоснежная рубашка с чёрным галстуком, всё идеально до мельчайших подробностей, но голова удивила так, что Пак, кажется, разучился говорить. Он считал, что Юнги с черными волосами это ходячий феромон, но этот серый цвет так и кричал: «Теперь я — ходячий секс!»       Чонгук решил не уступать старшему по красоте и вместо простого однотонного костюма отдал предпочтение одной выделяющейся изюминке в лице чёрного пиджака с белыми цветами. Классические брюки вкупе с обувью одного с Мином бренда идеально сочетались с собранным им спокойным образом. Приспустив челку с одной стороны. Гук зачесал другую, от чего Тэ готов был потечь прямо на месте, но удачно воздержался. — Нам пора, — говорит Мин, переводя взгляд с Чимина на Сокджина, который кивает и улыбается.       Этот день запомнится им надолго. Запомнится как Чон устроил огненное выступление, а Мин показал такой ледяной спектакль, что вампиры от восторга ещё долго не могли отойти. Запомнится как Хосок забылся и чуть не разложил своего уже по закону мужа у всех на глазах. Минхо ещё долго краснел, но мать Чонов нашла свой подход и чуть не ослепила его бесчисленным количеством фотографий. Омеги от всей души танцевали, от чего им даже уступили место в центре, поскольку после трех шотов соджу им приспичило показать мастер класс. Бывший Пак, и ныне официально Чон Минхо с гордостью наблюдал за великолепным танцем, даже чуть не расплакался от счастья. Чонгук еле утянул Тэхена от еды, в то время, как Мину приходилось отнимать у своего истинного несколько бутылок с крепким алкоголем, который тот совершенно не хотел отдавать, оправдывая это тем, что он уже совершеннолетний и имеет право пить. Тогда только благодаря шуму и громкой музыке никто не услышал смачного шлепка по ягодицам этого негодника, который не смог сдержаться и простонал от наслаждения, и этот приятный звук пришлось заглушить Юнги страстным поцелуем.       Ким, который обиженно дул губки, неожиданно принялся вопить, что Чон не хочет, чтобы он потолстел, потому что ему будет стыдно ходить с ним по улице. Чтобы доказать обратное, старшему пришлось утащить своего капризного мальчика в номер, дабы наглядно продемонстрировать как он его любит и будет любить вне зависимости от обстоятельств.       Сокджин и Намджун были вовлечены в смешной разговор со всеми старшими. Те с удовольствием обсуждали погрешности своих детей, которые они умудрялись сотворить за свою жизнь. Даже родители Юнги, на вид строгие и вообще «истинные вампиры» смеялись громче всех, выкладывая какой у них в детстве был мальчик. Тем повезло, что их рядом не было, потому что так неловко они себя точно не чувствовали бы.       Им определенно запомнится этот день, наполненный смехом и весельем, а также невероятным наслаждением. — Юни, ну ответь же на звонок, мы же в одном здании! — недовольно бурчит Пак, тыкая пальчиками по экрану своего смартфона. Он отошёл в уборную на пару минут, но умудрился заблудиться и теперь шастал по коридорам словно в лабиринте.       Его внимание неожиданно привлек приглушенный стон, который моментально отрезвил его, заставив удивленно искать глазами сам источник. Где-то за поворотом скрылось какое-то белое пятно и он из любопытства последовал за ним, пока не наткнулся на целующуюся парочку. Точнее на молодожёнов. Хосок успел поднять на руки своего законного супруга и страстно целовал того, Минхо же окольцевал его шею, прижимая альфу к себе. Помещение было наполнено цитрусово-сливочным запахом, таким идеально сочетающимся, что даже аппетит разыгрался. Он от неловкости уже хотел отвернуться и убежать, когда вдруг его неожиданно обняли за талию и прижали к себе, обдавая ушко горячим дыханием. — Подглядывать плохо, — прошептал альфа, после чего утянул младшего в комнату, рядом с которой эти двое находились. Пак смущенно поглядел на вампира, когда тот развернул его к себе и прижал к ближайшей стене, нависая над ним, расставив руки по обе стороны от его плеч. — Это совсем не то, о чем ты подумал.. — начал оправдываться омега, шумно сглатывая, а сероволосый на это лишь усмехнулся. — Так значит тебе нравится подглядывать за чужой прелюдией? — Мин, конечно, знает своего малыша как облупленного, но поиздеваться всегда время найдётся. — Нет! Я могу всё... — Юнги не нужно ничего объяснять, он сейчас хочет одного — Чимина, и он себе не отказывает, с напором впечатывая свои губы в податливые уста напротив, затыкая болтливый ротик поцелуем и моментально проникает внутрь горячей полости языком, воспользовавшись тем, что тот разомкнул уста с целью договорить, да так и не успел. Самые желанные губки, самые сладкие, самые нежные и любимые, не сравнить ни с чем, это губы его истинного, того, кто спас Мина от мучений, избавил от страданий и подарил свою любовь.       Юнги наконец-то намерен сделать его своим. Всеми фибрами души он желает овладеть этим созданием. Наконец-то он сможет отомстить этому наглому мальчишке за все те страдания, что ему пришлось испытать без возможности наказать. Он ведь пообещал, что обязательно припомнит, а Юнги слов на ветер не привык бросать.       Он мягко сминает губы любимого, проводя по ним языком, порой даже кусая и вновь зализывая, и младший поддерживает этот быстрый темп, подчиняясь ему, чуть ли не мурлыча от удовольствия, но вот когда Чимин сам проявляет инициативу в попытке взять роль доминанта и, высунув свой язычок, проводит по нижней губе Юна, у того сердце пропускает удар, он от наслаждения мычит, ладонью притягивает к себе мальчишку за шею и крепче прижимается губами к любимым устам, углубляя поцелуй. Альфа пошло вылизывает ротик Пака, руками опускаясь к сочным половинкам, и грубо их сжимает. Он прекрасно знает как его мальчик любит это, от чего слышит ожидаемый сладостный стон наслаждения, который тонет у вампира во рту. Их страстный поцелуй сопровождается сладчайшим удушьем их природных запахов. Юнги не скупился на то, чтобы лишить своего мальчика рассудка одним своим существом, но тот даже неосознанно сводит Юнги с ума, дурманя разум сладким запахом, от чего последний утробно рычит, вжимая младшего в стену и раздвигает коленом сомкнутые ноги. Чиминово возбуждение моментально ощущается старшим, и он не сдерживает улыбки, продолжая истязать любимые клубничные губки, попутно водя ладонями по бокам и надавливая бедром на пах, от чего тот жалобно скулит, заставляя Мина желать снять всю эту лишнюю одежду с него и наконец-то получить то, чего так долго хочется. — Чиминни... — томно выдыхает мужчина, когда отстраняется, чтобы позволить омеге набрать в лёгкие побольше кислорода, — знай, что ты только мой. — Юни, я всегда был твоим, — удивительно трезво отвечает Пак, растягивая зацелованные губы в улыбке, — и буду твоим всегда.       Тепло разливается по телу от его слов, и старший уже с нежностью возвращается к его сладким устам, трепетно целуя, практически целомудренно. Он не знает как описать эти ощущения, не может найти подходящих слов, да и вряд ли такие найдутся, от того он даёт все понять через этот поцелуй, в котором смешалось всё: его любовь, горячее желание, страсть, забота, всё то, что Юнги хотел донести, и Чимин это понял, понял, отвечая сладостно, обвивая шею руками и прижимаясь вплотную. Мин без лишних раздумий подхватывает младшего на руки и не прерывая поцелуя идёт к кровати. — Ты невероятен, — шепчет альфа, аккуратно и крайне бережно укладывая своего малыша на кровать, а тот улыбается, позволяет старшему целовать себя, целовать в губы, в уголок губ, спускаясь ниже по подбородку к линии челюсти, выцеловывая каждый участок, всё ниже и ниже, переходя на шею, где вдыхает сладостный персиковый аромат, и продолжает, оставляет поцелуи-бабочки на кадыке, скользит вниз, целует яремную ямку, кусает ключицу, оставляя беспорядочные засосы, что расцветают багровым, украшая карамельную кожу. А Пак довольный запрокидывает голову назад, предоставляя больший доступ к своей коже, а вампир тем и пользуется, вкушая сладость его кожи, смакуя этот приятный привкус.       Как Чимин сейчас рад, что давно снял свитер, и даже успел потерять, потому что тратить время на то, чтобы снимать и его у омеги не было никакого желания. Есть только Юнги. Такой горячий и желанный.       Альфа на пару мгновений отстраняется, глядя в янтарные глаза Чимина, которые от накатывающего возбуждения сверкают от похоти в тусклом лунном свете. Мин смотрит на это сокровище и в голове только одна единственная мысль: «Никого на свете прекраснее этого омеги нет, по-детски растрепанного, с налитыми вишней припухшими от поцелуев губами, блестящими от их слюны, и зрелище это неописуемо».       Мужчина устраивается между разведенных ног и прижимается своим возбуждением к нижней части живота своего мальчика, толкаясь вперёд, имитируя тем самым поступательные движения, от которого электрический разряд проходится по всему телу. Он целует вновь, ощущая как мальчишка млеет под напором, обхватывает талию альфы своими ножками, сильнее прижимая к себе, и альфа вновь легко толкается вперёд, получая некоторый дискомфорт от грубой ткани своих брюк, но, чёрт возьми, кажется Юнги не только тот ещё садист, но и немного мазохист, потому что это ему очень даже нравится. Ему хочется воткнуть свои клыки в эту соблазнительную кожу шеи, но он успевает одёрнуть себя, унимая внутреннего зверя, наслаждаясь несильным царапанием этой сладкой конфетки, что тает в его руках, источая сладостный и дурманящий аромат. — Хён.. — так соблазнительно зовёт его младший, Мин так привык слышать своё имя, что это звучит почти интимно, да и чего греха таить, член дёргается от удовольствия, этот сладкий голосок прекрасен, — я хочу... чтобы ты помог мне... — всхлипывает омега, потираясь своим пахом о минов, позволяя понять к чему он клонит.       Мин прекрасно понимает, отчего отстраняется, выпуская малыша из своих объятий, но лишь для того, чтобы стянуть с омеги ненужные брюки, которые отлетают куда-то в сторону, и точно по той же траектории с девственного тела слетает и нижнее бельё, открывая вид на сочащийся смазкой аккуратный член с розоватой головкой. Мужчина не заставляет больше ждать, накрывая нежную плоть своей немного грубоватой ладонью, чуть ли не сразу же набирая быстрый темп, жёстче водя пальцами по всей длине, вырывая из груди стоны, такие сладкие, что нектаром льются в уши альфы.       Он размазывает смазку по стволу, поглаживая подушечками пальцев, принося удовольствие и доводя мальчика до экстаза. Но Чимин хочет отплатить, не хочет наслаждаться один, от того ведёт ладошкой по рубашке от груди вниз, ощущая кубики пресса под тонкой тканью, пока не добирается до брюк, старательно расстегивая их и, кое-как разобравшись с бляшкой, просовывает под кромку штанов свою руку, касаясь горячей головки, проскальзывая ниже и обхватывая большой и давно твёрдый член старшего, ощущая каждую набухшую венку, что ощутимо бьётся под его ладонью. Пак не медлит, старается держать себя под контролем, потому что Мин продолжает надрачивать, и персиковый решает не уступать, начиная водить вниз-вверх по половому органу. — Блять... Малыш, Чиминни.. правильно, — шипит альфа сквозь зубы, потому что это слишком хорошо, слишком реально, прекрасно, от чего всё вокруг кажется сном, но это всё наяву, — хороший мальчик.. — Ах... Юнги-я.. — высоко стонет Чимин, ощущая как надвигается развязка, — Боже! Юнги...       Мин ничего не говорит, ускоряя движение руки, ощущая как ему хорошо от ладошки сладкого омеги, который уже ловче ведёт пальцами по твёрдой плоти, доставляя старшему удовольствие, но Юнги хочет заставить младшего сегодня кончить несколько раз, чтобы первый в его жизни секс запомнился только бесчисленным количеством оргазмов, оттого в жестком темпе продолжает надрачивать, видя как на прекрасном лице отражается наслаждение.       Чиминов взгляд затуманен, а в следующую секунду он их вовсе закатывает глаза, выгибаясь и выстанывая родное имя, кончая прямо в руку своего партнёра, попутно сжимая его член в своей ладошке, отчего даже Юнги не удерживается и стонет протяжно, хрипловато, от чего пальцы на ногах поджимаются.       Альфа не контролирует себя, расстёгивает ширинку и высвобождает изнывающую от желания кончить плоть, жестко, грубо и разъярено водя по нему рукой, чтобы излиться наконец-то, чего ждать приходится совсем недолго, потому уже спустя пару мгновений белёса жидкость пачкает оголенный животик Чимина. — Сегодня ты станешь полностью моим, — практически рычит Юнги ему в шею, больно впиваясь зубами в нежную кожу. Не до крови, не до метки, держа под контролем изнывающие от желания прокусить горячую плоть клыки, просто, чтобы это служило напоминанием об этой ночи.       У Чимина всё внутри переворачивается, внизу живота бесконтрольно разлетаются бабочки, сталкиваясь друг с другом, щекоча стенки изнутри, заставляя его мелко подрагивать.       Мин знает как обходиться со своим любимым, он зализывает ранку, тем самым извиняясь, и шепчет на ушко самые ласковые и нежные слова, отчего Пак тает, он чувствует себя совсем крохотным, совсем маленьким и уязвимым, находясь под своим альфой, и ему это нравится до маленьких электрических разрядов на кончиках пальцев. — Самый прекрасный, — с улыбкой шепчет Мин, глядя в шоколадные глаза напротив, от чего щеки пылают, и Чимин ладошками их прикрывает, желая скрыть свое смущение, но Мин не позволяет, берёт его ручки в свою и целует каждую костяшку, медленно, с трепетом, удерживая взгляд на чужих глазках, что смотрят на него в ответ. — Малыш, не закрывайся от меня.       Хрипловатый голос мурашками отдаётся по коже, и омеге становится невыносимо приятно. — Ты самое идеальное создание для меня. Ты весь для меня.       Он отстраняется, Чимин не успевает испугаться, как любимый проводит подушечками пальцев по бокам, цепляя рубашку, ведёт вверх ладонью, достигая первой пуговки. Он неспешно расстегивает белоснежную рубашку, давая время на то, чтобы привыкнуть, позволяя расслабиться, потому что дальше будет больше. — Только моё сокровище. Только мой омега.       Вдыхает приторный запах омеги Юнги, обжигая своими черными антрацитами идеальную кожу, вид на которую открывается, когда он расстегивает последнюю пуговицу и отодвигает ткань в сторону, чтобы не мешала обзору.       Его горячие ладони касаются нежной кожи живота, поднимаясь вверх, пересчитывая ребра, достигая груди, дразня мальчишку, от чего тот не выдерживает и требует ещё. — Такой нетерпеливый, — ухмыляется сероволосый, но всё же не продолжает свои игры, давая то, чего так хочется младшему, у него уже давно член стоит, аккуратно прижимается к нижней части живота, размазывая проступившие капельки предэякулята. Юнги приникает к одному из сосков губами, кусая и несильно оттягивая, после чего выпускает из плена и надавливает горячим языком на чувствительную горошину, от чего Чимин тяжело дышит, выгибаясь для больших ласк, отрываясь спиной и приподнимаясь на локтях.       Но Мин предупреждающе рычит, мягко толкая юношу обратно на перину. Он вновь возвращается к своим играм, ведёт языком по ареолу одного соска, не забывая уделить внимание и второму, после чего мокрыми поцелуями прокладывает влажную дорожку по впалому животу. Мужчина руками сжимает ягодицы, от чего с губ Чимина срывается тихий стон. Юн ведёт пальцем по ложбинке и надавливает на пульсирующую и уже давно истекающую природными соками дырочку, в тот же миг осознавая нечто крайне важное. — Чимини. У тебя течка.       Осознание пришло слишком поздно, отчего приходится быстро вспомнить про презервативы, которые он купил на всякий случай, и не прогадал. Мальчишка всхлипывает от приятных ощущений, разводя ноги шире, и ведёт бёдрами навстречу, призывая к действиям, потому что слишком сильно хочется ласки. Много ласки.       Альфа внезапно отстраняется, и резко переворачивает младшего на живот, от чего тот вскрикивает, испугавшись неожиданной смены, и старается посмотреть через плечо на своего истинного. Юнги спешит успокоить своего пугливого котенка. Целует его в щёку, в скулу, в шею, плечо, лопатку, буквально усыпает влажными поцелуями, и омега расслабляется, обмякает в чужих руках, но возбужденный член, упирающийся в шелковую лазурную ткань напоминает о себе, требуя внимания, а Мин словно чувствует, проскальзывает рукой между тканью и животом, обхватывая плоть, слегка надавливает на головку и Пак томно выдыхает. Он хрипло шепчет на ухо слова любви, и малышу хорошо, но в то же время от такой открытости неловко, стыдно, а от осознания и предвкушения первого раза немного страшно. — Прошу... продолжи, — шепчет младший, утыкаясь лицом в подушку, обхватывая её ручками, чтобы не запищать от смущения, но Мин ласковый, позволяет понять, что с ним омега может быть раскрепощеннее. Он убирает руку от члена и ведёт ладонью по бедру, добираясь до сочной ягодицы, которая так и манит. Юнги даже хочется покусать его, но он удерживает это желание, поскольку может напугать кроху сим действием, успеет ещё многое с ним сотворить. Ведь Чимин принадлежит Юнги.       Он аккуратно подкладывает под его живот небольшую подушку, от чего пепельноволосому приходится выгнуться в спинке и оттопырить аппетитные половинки, которые Мин раздвигает, улавливая как сжимается покрасневшее колечко мышц, как из него выделяется смазка, весьма жидкая по консистенции, склизкая и так сладко пахнущая, что хочется попробовать на вкус, но малыш ещё не готов к такого рода экспериментам, посему он проводит по ней двумя пальцами, наблюдая как тот от неожиданности сжимается. Мин ухмыляется, даже позабыв как сильно жаждет внимания собственный член.       Альфа быстро снимает с себя ненужную одежду и бросает её куда-то на пол, являя на свет крепкое натренированное тело с перекатывающимися от движений мышцами, аккуратно вводя в отверстие одну фалангу, постепенно проникая всё глубже, а Чимин мычит от наслаждения, но дергает бедрами, желая большего, что старший с удовольствием предоставляет, начиная постепенно вводить и второй палец, раздвигая эластичные стенки, набирая темп и срывая с пухлых губ тихие стоны, что резко становятся громче, когда он вводит третий палец. Он двигает ими быстро, жестко трахая, растягивая податливые стеночки под свой размер, для того, чтобы не причинить боль. Стоны льются из уст омеги, проникая в каждую клеточку альфы, а громкие хлюпающие от смазки звуки эхом отскакивают от стен, и пепельноволосый просто не знает куда от них спрятаться. Четвертый палец вызывает небольшое давление, отнюдь не неприятное, то, что доводит малыша до пика, когда мужчина резко проезжается по простате, заставляя Чимина кричать, — Юнги-я! — Умница, ещё чуть-чуть.       Омежка выгибается до хруста, когда он продолжает надавливать на комочек нервов, поглаживать, от чего совсем скоро извергается на простыню и тело его охватывает нечто приятное. Его, пребывающего в какой-то прострации, бережно разворачивают и кладут на спину, подушка перемещается под поясницу и альфа позволяет охватить свою талию ногами. Чимину хочется ещё. Чимину хочется Юнги. Прямо сейчас. — Хён... хочу. Дай мне... — малыш вздрагивает по-крупному от собственных мыслей, а Юнги горячо выдыхает ему в шею. — Чего ты хочешь, малыш? Что я могу тебе дать? — Нгх... — омега трётся ягодицами о чужой пах, заставляя альфу сдержанно рычать, — прошу... заполни меня до краёв.. — Чимин! — резко повышает тон старший, громко рыча, от чего Пак еле успевает сдержать в себе порыв простонать только от одного этого звука, — что же ты, блять, творишь со мной? — Пожалуйста... хён, — уже со слезками на глазах умоляет младший от невыносимого жара внутри, от неприятного зуда в заднице. — Тише, мой маленький, всё хорошо, — успокаивает Мин, целуя в носик, щёчку, губки, — я тебя понял, солнышко.       Мин вынужденно встаёт с кровати и снимает с себя последнее тряпьё, что сейчас так не нужно им двоим, после чего берёт с прикроватной тумбочки новую пачку презервативов и достаёт оттуда один, моментально разрывая упаковку и раскатывая резинку по пульсирующему члену.       Чимин, который был затуманен оргазмом, поворачивает голову в сторону Юнги, потому что слишком долго его нет, эта минута слишком длинная, он уже скучает по своему любимому. Но внезапно глаза распахиваются, а в горле резко начинает скапливаться слюна, потому что у Юнги — огромный. Увитый набухшими венками, с покрасневшей головкой, и чёрт возьми, такой красивый, такой желанный, что дырочка сжимается, а смазка вытекает новой порцией, но не успевает младший опомниться, как Мин возвращается к нему, устраиваясь между его ножек, которые резко разводит пошире, от чего слышит возглас неожиданности.       Юн прекрасно видел с каким желанием во взгляде этот девственный омежка смотрел на него, от чего ухмылка непроизвольно появляется на его губах. Он приставляет головку к колечку мышц, и трётся, дразня это милейшее создание.       Мин приникает к чужим губам, целуя властно, но в то же время с трепетом, потому что это его самое дорогое сокровище. Ради него он готов на всё. Юн целует нежно, тягуче, хотя член уже просится в разгоряченного омежку, который сам призывает к действиям. — Юнги... пожалуйста, — разрывает он поцелуй, заглядывая в потемневшие антрациты, ведя ладошками по его щекам, поглаживая подушечками больших пальцев по скулам, — я нуждаюсь в тебе. — Минни, ты уверен? Потому что я не ручаюсь за себя, — тяжело вздыхает мужчина. — Я уверен. Я доверяю тебе всего себя, потому что я принадлежу тебе целиком и полностью, а ты принадлежишь мне, — малютка невообразимой красоты. Чимин ластится как котёнок, улыбается сладко, а у вампира тепло разливается по телу приятной негой. — Боже, Чиминни. Если я умру когда-нибудь, то это будет на твоей совести, — прикрывает он глаза, наполняя лёгкие любимым ароматом, вновь разводя коленки и вглядываясь в глаза напротив. — Я тебя люблю, — с улыбкой шепчет Чимин. — Я тебя люблю, — вторит ему Юнги, приникая к его губкам и с упоением целуя, не пошло, но мокро, любовно, сминая их и покусывая, передавая своё желание, свою страсть, но при этом не углубляя и оставаясь таким же заботливым и трепетным по отношению к нему, словно доказывая, что не взирая на заложенные в нем природные инстинкты зверя присвоить себе то, что по праву принадлежит ему и желание взять грубо и бесконтрольно, он будет поистине нежен и обходителен, потому что любит всем сердцем и душой, и последнее, чего он хочет — это причинить возлюбленному боль. Буквально в это же время начиная погружаться в горячее нутро, от чего малыш приглушенно вскрикивает. Пальцы пальцами, но это гораздо сложнее, головокружительнее. Юнги проталкивает возбужденную плоть сантиметр за сантиметром, растягивая эластичные стенки, заставляя малыша под ним замереть, прикусив нижнюю губу от переполняющего наслаждения вкупе с болью. Ему не так больно, как казалось изначально, но тело реагирует, от чего выступают непрошеные слезы, увидев которые Мин замирает, обхватывая личико любимого пальцами. — Боже, солнышко, прости меня, — успевает шепнуть старший, как Пак открывает глазки и всё же улыбается ему так тепло, что сердце пропускает удар. — Я в порядке, просто... он оказался куда больше пальцев, — тихонько хихикает пепельноволосый, а Юнги не знает как ему быть, потому что слишком счастлив сейчас. Потому что его любовь тут, с ним.       Он толкается в последний раз, погружаясь внутрь по самое основание, срывая с уст Чимина новый полувскрик-полустон. Он впивается отросшими ноготками в минову спину и утыкается в шею, полной грудью вдыхая успокаивающий запах своего альфы. Чимин знает, что Юнги сможет довести своего мальчика до неземного оргазма. Но сначала мужчина позволит привыкнуть. — Ты молодец, малыш, — хрипло говорит Юнги, ощущая как горячие стенки обволакивают его член, сжимают до белых пятнышек перед глазами. Он старается контролировать себя, успокаивая своего кроху словами утешения, говоря ему какой он сильный и стойкий. — Юни... больше, — этот сладкий голос действует лучше афродизиака, и Юн аккуратно начинает выходить из своего мальчика, вновь аккуратно совершая поступательное движение. Чимин громко стонет Мину в шею, обхватывая ножками, и старший ощущает как со временем его малыш расслабляется, позволяя свободнее двигаться в себе.       Пак быстрее привыкает из-за течки, ощущения как-то меняются и боль начинает отходить на второй план или вообще нравиться. Юнги предельно осторожен, медленно вынимает член до головки, после чего плавно погружает его внутрь, не спеша ускоряться, чтобы принести удовольствие своему мальчику.       Ощущение наполненности не передать словами, настолько приятно собственным нутром ощущать как венки на члене пульсируют, как он скользит внутри, постепенно набирая темп и Чимин уже откровенно наслаждается, стараясь двигаться навстречу, что не ускользает от проницательного взгляда вампира, который наконец-то смелее набирает темп, срывая с уст омеги ещё больше стонов наслаждения. В этот момент для них двоих исчезает всё вокруг. Всё становится не важно, только они в объятиях друг друга. Чимин плавится от невероятных ощущений, заставляющих его кричать от блаженства. Мин вновь и вновь проникает в горячую полость, что с удовольствием принимает его. — Мой малыш, — улыбается он, целуя сладкие губки, так и не насытившись ими, продолжая размашисто вбиваться в податливое тело, слушая как он приглушенно, но достаточно громко стонет прямо в рот альфы от того, что головка так приятно стимулирует простату, а сам член пульсирует в нем так, что он прекрасно ощущает каждую венку на нем, каждый изгиб, закатывает глаза от экстаза. Ему нравится чувствовать своего истинного альфу полностью внутри себя, чувствуя как они слились воедино, нравится до головокружения и фейерверков перед глазами.       Он вдруг закидывает одну ножку малыша на плечо, коленями упирается в перину и меняет угол проникновения, резко врываясь, заполняя сразу полностью без малейшего остатка, резко проезжаясь головкой по простате и вырывая с клубничных губ сладкий, подобный нектару громкий вскрик. Он плавно, но в то же время до самого основания погружается в своего омегу, заставляя кричать от удовольствия.       Юнги окидывает младшего взглядом сверху вниз и чуть не давится воздухом от такого манящего вида. Карамельная кожа сверкает при лунном свете из-за капелек пота. Глазки прикрыты от наслаждения, а губки, на которых поблескивает слюна, наоборот, призывно открыты, каждый раз издавая сладостные стоны. Мальчишка давно забыл о своей робости и даже двигается в такт движениям вампира.       Альфа подмахивает бедрами ему навстречу и перемещает руки выше, сминая в руках сочные ягодицы так, как давно хотел, но не мог себе позволить, резко, сильно, с чувством, до такой степени, чтобы потом остались яркие следы, не позволяя забыть об этой ночи, чтобы хватило на долгие недели, не давая Чимину нормально сидеть на любой горизонтальной поверхности без мягкой подушки на ней. Юнги хрипло стонет, когда Пак утыкается ему носом в самое основание шеи и горячо выдыхает, громко вскрикивает, когда старший особенно сильно насаживает его на свой член, по самое не балуй.       От переизбытка ощущений и чувств, омегу затрясло, волна блаженства снесла всю плотину, заставив его сильнее сжаться, выгибая при этом спинку, запрокидывая на инстинктах голову и протяжно выстанывая имя своего любимого, когда сперма плеснула между ними, пачкая живот младшего. Яркий оргазм, от которого пальцы на ногах сжались, а перед глазами заискрилось таинственное мерцание, заставив обмякнуть на руках альфы, который продолжал вбиваться в чувствительное, словно натянутая тетива, тельце в послеоргазменном состоянии содрогающееся у него в руках, нашёптывая просьбы потерпеть ещё совсем немного, и Чимин слушал, наслаждался ласковыми словами, льнул к истинному, лаская его слух своими стонами, пока любимый, наконец-то, в последний раз качнул бёдрами, врываясь в растянутое нутро и обильно изливаясь горячей спермой.       Он наконец-то облегченно вздыхает, чувствуя расслабление, то самое, что он ждал так долго. Мин аккуратно вынимает член из омеги, дабы узел неожиданно не порвал презерватив и не связал их. Сейчас слишком рано. Всему своё время.       Юнги бережно кладёт малыша на бок и ложится рядом, глазами проходясь по любимым чертам, на которые никак не может наглядеться. Чимин тяжело дышит, пытаясь нормализовать сердцебиение после такого, а Мин любяще поглаживает по спинке. — Чиминни, как ты себя чувствуешь? —заботливо интересуется старший, после чего видит как омега открывает один глаз, а затем и второй, сладко улыбаясь любимому. — Мне было так хорошо.... словами не передать, — немного неловко отвечает он, глядя на возлюбленного, в которого влюблен бесповоротно. — Малыш.. — М? — устало тянет Пак. — Ты же понимаешь, что это только первый день твоей течки? — вот тут то он резко осознаёт, что не выйдет из этого номера ближайшую неделю.