Свитки Улкама

      Юл докурил сигару почти до половины, когда из-за западного угла Общего Дома показались Хырф и Рирг. Лидер лучников двигался обычной для своих соплеменников, характерной "горской" походкой, при которой ноги поднимаются словно бы немного выше, чем нужно. Писец, держа в левой руке табличку для записей, шагал за ним. Заметив стоявшего выше по склону пирата и сидящего у него на плече пушистого шпиона, крокуты направились к ним.       - Будьте здоровы, богодемоны, - подойдя, уважительно поклонился Хырф. Он был плотным, не очень высоким, но весьма плечистым даже по меркам крокут, с поджарыми ногами и развитыми мышцами груди и спины. Его чёрная грива была прямой, очень длинной и густой. Лицо лидера лучников было простым, уверенным, с относительно непримечательными чертами и чёрными, близко посаженными глазами. Его взгляд был спокойным, но пристальным и цепким, в нём читалась практичная, охотничья жестокость.       Хырф был одет в сложный доспех из чёрной кожи, состоявший из десятков шестигранных кожаных лоскутов, внахлёст уложенных друг на друга и закреплённых на кожаных же полотнищах. Верхняя часть доспеха прикрывала торс, плечи и руки до локтя, поверх неё на плечах были закреплены наплечники из нескольких слоёв кожи. Шею прикрывал толстый горжет из шкуры улара, топорщащийся густым бурым мехом. Крупные руки лучника были прикрыты длинными и толстыми сегментированными наручами и грубыми перчатками с нашитыми на них костяными пластинками. Нижняя часть доспеха, состоявшая из нескольких частей, подобно тому, как это было сделано в доспехах Юла, прикрывала ноги лучника до колен. Плюсны лучника были обмотаны кожаными лентами, а голени прикрывали поножи, закреплённые ремнями поверх штанов из того же материала.       Огромный длинный лук, основное оружие дикарей-лучников их отряда, висел в налучи на пояснице Хырфа, закреплённый на перевязи из ремней, так, чтобы его удобно было выхватывать левой рукой. С перевязи вдоль левого бедра свешивался назад и вбок большой колчан, в котором топорщились чёрным оперением длинные стрелы. Крокута придерживал его рукой, чтобы длинный колчан не мешал ходить. С правой стороны на перевязи Хырфа был закреплён обсидиановый нож и несколько кошелей. Свой бронзовый шлем, обшитый снаружи и подбитый изнутри чёрной кожей, лучник держал на сгибе правой руки.       - Будь здоров, великий богодемон! Будь здоров, белый демон-соглядатай! - низко поклонился подошедший следом за лидером лучников Рирг. Он был высоким, худощавым и немного нескладным, с короткой, рыжей, всегда словно бы растрёпанной гривой и карими глазами. Будучи немного старше Хырфа, он, тем не менее, выглядел моложе его. Взгляд его был восторженным - молодой крокута был искренне увлечён идеями пропагандируемого пиратами "культа справедливости", слепленного ими из анархическо-капиталистических идей и кровожадных революционных лозунгов для того чтобы эффективнее управлять подчинёнными крокутами и обезопасить свою шкуру. Кроме того, молодого Рирга всегда впечатляли бесстрашие, наглость и хитроумие с которым пираты действовали в критических ситуациях.       Писец, так же как и Двуглавый, был одет в длинный, бурый кожаный плащ, под которым угадывались примерно такие же как и у Юла бронзовые доспехи и кожаные штаны. Его простой бронзовый шлем висел на правом бедре, закреплённый на поясе с помощью подбородочных завязок. Справа на поясе у Рирга висел небольшой кремневый топор в кожаном футляре, слева на шнуре была подвешена прямоугольная кожаная сумка, заполненная сделанными из пластин панцирей кнамхов табличками для записей, и мешочек с кусками мела.       - Будьте здоровы! - кивнул подошедшим крокутам Двуглавый. - Хырф, докладывай!       - Мы всё обыскали, - ответил Хырф, - Нашли и добили ещё одного раненого. Трупы убрали, стрелы собрали, добычу собрали, Рирг всё исчислил. Кроме тех двух ящиков в Общем Доме, сокровищ нет.       - Понятно, - глухим, свирепым голосом произнёс Юл, - Рирг, доложи отчёт!       Пока писец, держа табличку с записями за приклеенную смолой деревянную рамку, докладывал о количестве сломанных стрел, захваченной провизии и пленных, Юл через чат в аугментированной реальности обменялся сообщениями с Мементоморой, сообщив роботу о том, что сокровищ, среди которых могло бы быть пресловутое "описание" Улкама, их крокуты так и не нашли. Вероятно, сокровища, если они действительно существовали, находились где-то в том подземном лабиринте, о котором говорила убитая Первая Жрица. Теперь пиратам предстояло исследовать его.       Количество сломанных стрел, озвученное Риргом, было выше ожидаемого, но Двуглавый быстро сообразил что ничего удивительного здесь нет - длинные луки Хырфа и его стрелков были очень мощными, а стрельба во время ночной атаки велась в направлении стены Селения, поэтому многие из ушедших мимо цели стрел побились о её камни. Зато запас провианта, доступный для отряда, сильно увеличился, и теперь его с избытком хватило бы для перехода через пустыню.       Рирг закончил свой короткий отчёт. Хырф, дослушав его, повернулся к Юлу.       - Богодемон, а что с самками-жрицами? И что с рабами будем делать? - поинтересовался он.       - Уточни, - потребовал Двуглавый.       - Ну, они же самки... Высокоранговые, жрицы ведь, - пояснил лидер лучников, - Моим братьям совокупляться с ними хочется. Нам хорошо друг с другом, но они высокоранговые самки... А рабов просто много очень.       Двуглавый понимал желания соплеменников Хырфа. Как и большинство носителей разума, эёрнские крокуты обладали развитым набором инстинктов, и, так же как и у большинства других разумных рас в обозримой Вселенной, и цивилизация, и социум крокут во многом были построены вокруг этих инстинктов и врождённых форм поведения. Социальный статус жриц делал их в глазах Хырфа и его дикарей доминантными самками, хотя мелкие, истощённые постами и постоянными и утомительными религиозными обрядами пленницы не особо на них походили. В свою очередь, крокуты Хырфа после победы над защитниками Священного Селения казались сами себе доминантными самцами. При этом, инстинкты подталкивали их к насилию над жрицами, услужливо предлагая выполнить заложенную природой программу размножения и заставляя их разумы искать для себя оправдания в социальных конструктах и нормах. Хотя, как доподлинно было известно Юлу, Хырф и его крокуты не испытывали сексуального голода, по подсказкам гомосексуалиста Мементоморы регулярно занимаясь однополым сексом друг с другом.       Пират не удивлялся этому. Он хорошо знал, что природные, инстинктивные механизмы, обеспечивающие выживание вида у подавляющего большинства биологических существ обозримой Вселенной имеют очень мало общего с моралью или гуманностью, а социальные структуры и этические нормы большинства видов носителей разума, особенно находящихся на ранних этапах развития цивилизации, обычно завязаны вокруг этих инстинктов и врождённых форм поведения. Социумы таких видов закрепляли в своих структурах то, что было заложено природой в тысячах поколений их ещё не обладавших полноценным разумом предков. При этом, поскольку чаще всего такие структуры и нормы были очень удобны и удачны для решения стоявших перед социумом проблем, они оставались незыблемыми долгие тысячелетия, так, что вокруг них формировались колоссальные напластования социальных институтов, экономических взаимосвязей и морально-этических норм. Бороться с такими феноменами обычно было очень трудно и не всегда нужно.       Однако в данном случае осадить самцов отряда было необходимо. Двуглавый хорошо понимал, что, стоит только пиратам дать слабину, как отряд превратится из спаянного идеологией-культом, великой целью, совместно пролитой кровью и сексуальными связями монолитного боевого подразделения в банду грызущихся друг с другом сумасшедших дикарей, нападающих на всё живое только ради еды и удовлетворения своих половых потребностей, а их с Мементоморой и Ятуркенженсирхивом при этом попросту убьют.       - Насиловать самок не по справедливости, - наставительно сказал Юл, посмотрев на Хырфа, - Они не виноваты что они такими уродились. А ты знаешь, я несправедливости не люблю...       Двуглавый подумал, чтобы стоявший перед ним крокута испугался. Хырф побледнел, его чёрная грива встала дыбом от страха, и даже стоявший рядом Рирг, на которого Юл воздействовать не собирался, поёжился, нервно сглотнул и неуютно переступил с ноги на ногу. Ятуркенженсирхив, сидя на плече у Юла, согласно покивал, делая вид что подтверждает слова своего капитана, а пират, пользуясь замешательством крокут продолжал:       - Во-вторых, дурные болезни, про которые рассказывал Рирг, никто не отменял. Болеет ими самка или нет, ты не знаешь, раз на раз не приходится. А оно вам надо? В третьих, они страшненькие, мелкие, жилистые как самцы. Что в них высокорангового? Не стоят они вашего внимания, совокупляйтесь друг с другом, как вам Мементомора говорил.       Юл с покровительственной улыбкой похлопал Хырфа по правому плечу, и добавил:       - Вы заслужили это! А они пускай работают.       - Понял тебя, богодемон, - вновь уважительно, со скрытым облегчением поклонился лидер лучников, - А как быть с рабами?       Юл, пососав сигару, задумался. Рабы действительно представляли собой проблему, так как непонятно было, что с ними делать. Их была почти сотня. Сейчас, после того как были перебиты стражники и надсмотрщики, рабов некому было контролировать. Их было нечем занять, и их нужно было кормить. Двуглавый чувствовал, что Хырф, видевший этих рабов, на основе своей дикарской интуиции воспринимает их как возможную опасность. Юл не питал никаких иллюзий в отношении носителей разума, и понимал своего главного лучника - сотня неконтролируемых самцов вполне могла создать множество различных проблем их отряду.       Тем не менее, они, возможно, представляли собой ценный ресурс. Отряду было мало четверых имевшихся у них рабов. Учитывая что им предстоял долгий переход через пустыню, разумным было увеличить количество слуг, чтобы облегчить уход за сулорами, которых придётся использовать чтобы вести провизию и аммуницию, и снять с бойцов отряда как можно больше хозяйственных задач. Кроме того, отряд до сих пор был слишком маленьким, и было бы неплохо увеличить численность, выбрав из рабов подходящих по личным качествам крокут, из которых возможно сделать сильных и мотивированных бойцов.       Чтобы решить, что делать с рабами, Юлу нужно было больше информации.       - Пойдём посмотрим на них! - приказал Двуглавый       Спустившись к Общему Дому, они обошли его справа и через проход между ним и продовольственным складом вышли в главный двор Священного Селения. Миновав связанных жриц, сидевших на корточках у входа в Общий Дом под присмотром одного из лучников и с ужасом смотревших на Двуглавого из-под рваных капюшонов своих серых одеяний, они свернули направо, и, пройдя между двумя землебитными сараями, вышли к южному проходу в стене.       Пройдя через узкий, слегка неровный проход между сложенными из плоских, тёмно-серых и чёрных камней высокими стенами, Юл и крокуты оказались на внешней площади Священного Селения.       Слева была приземистая, низкая кухня, с отгороженным глиняным заборчиком углом в котором были свалены какие-то колоды и глинянные кувшины. Возле её входа лежала стопка пластин кизяка, позади, ближе к стене Селения, были навалены какие-то отбросы. Дальше дотлевали развалины подорванной Ятуркенженсирхивом казармы. Дальний от прохода в Священное Селение угол её фасада был обрушен полностью, куски высохшей глины и обломки жердей каркаса были разбросаны далеко вокруг. Плоская крыша передней части низкого дома провалилась внутрь, южная сторона дома на половину своей длины рухнула. Северная стена и северо-восточный угол дома сохранился. В пролом от взрыва было видно обломки мебели и стены, посечённые осколками и забрызганные кровью.       С правой стороны площади, почти возле стены, был какой-то небольшой домишко, очевидно склад. Возле него на земле валялись деревянные обломки, тут же лежали погасшие факелы, останки поломанного навеса из каких-то шкур и втоптанное в землю обгорелое тряпьё. Чуть дальше был приземистый дом - вторая казарма. Возле её входа валялось ещё какое-то тряпьё и обломки мебели, на стене справа от дверного проёма темнели потёки крови. Ещё несколько уже подсохших кровавых луж темнели на утоптанной, желтовато-бурой земле. Длинные полосы кровавых следов протянулись через площадь мимо кухни, к тропке шедшей на восток вдоль стены - видно было, что дикари-лучники оттаскивали трупы убитых к свалке.       В дальнем конце площади находились какие-то хозяйственного вида строения, то ли склады, то ли мастерские. За ними и по сторонам видны были несколько унылых сараев. Перед мастерскими на земле там и сям валялись какие-то деревянные обломки, камни и куски кизяка, лежали разломанные, иссечённые осколками грузовые носилки с вонзившейся в них обломанной чёрной стрелой. На земле в нескольких местах чернели воронки от взрывов гранат.       Двуглавый и крокуты пересекли площадь, и, свернули на вытоптанную дорожку за правой казармой. Миновав низкий сарай из циновок и прутьев, они вышли на окраину селения. Слева от них была какая-то неровная насыпь, дальше, между сараев, начиналась тропа, уходившая в холмы на юго-запад, в отдалении виднелись камни, из-за которых давеча начал атаку Селения отряд Мементоморы. За сараем, шагах в тридцати к западу стояли два навеса из жердей и тростника, в которых был сложен разнообразный сельскохозяйственный инвентарь. Справа, севернее их были сложены штабелем деревянные колодки для рабов. За навесами, ещё шагах в двадцати виднелись странные сооружения - низкие, по пояс стоящему крокуте, высохшие камышовые крыши, приподнятые на несколько ладоней над землёй на торчащих из неё жердях. Это были крыши рабских ям. Под ними, неразличимое в мутном рассветном свете, шевелилось что-то тёмное.       Дойдя до навесов с инвентарём, Юл почувствовал вонь. Несмотря на дувший с востока рассветный ветер, она распространялась на несколько десятков шагов - тяжёлый, выворачивающий запах крокутьих испражнений, нездорового пота и застарелых выделений их феромонных желез. Рирг, шедший слева от Двуглавого, прикрыл нос рукавом, и даже привычный ко всему Хырф поморщился, стараясь дышать ртом. От отвратительного смрада не спасал даже сладковато-едкий дым сигары. Ятуркенженсирхив завозился на плече у Юла, и Двуглавый ощутил, как от лютой вони шёрстка карманного шпиона встала дыбом. Пират, жалея об отсутствии респираторов, перестал дышать правой головой, отбросил недокуренную сигару и прикрыл левое лицо ладонью.       Ям было три. Они представляли собой глубокие, больше роста крокуты, рвы, примерно в десяток юнитов длиной и около юнита шириной. По сторонам ям в землю под острым углом были вбиты жерди, к ним были привязаны продольные прутья, образующие решётчатые каркасы крыш. На них был уложен неровно порезанный сухой тростник.       Под крышами ямы были перекрыты решётками из толстых, связанных между собой жердей, уложенными на землю и укреплёнными вбитыми под углом кольями.       Один из концов каждой из ям выступал из-под крыши, и был прикрыт сверху съёмной секцией решётки, закреплённой с двух сторон от ямы поперечными палками, своеобразными "засовами", упиравшимися во вбитые под острым углом в землю толстые колья, так, что поднять решётку можно было только вынув удерживавшие её поперечины.       Две ямы были ориентированы входами на север, третья, дальняя, смотрела входом на восток. Рядом с ними, на грязной, утоптанной площадке лежала длинная, шаткая приставная лесенка, связанная всё из тех же жердей и прутьев.       Двуглавый, прикрывая лицо, подошёл к ямам. Несмотря на рассветный холод, пробиравшийся даже под его тяжёлый плащ, от них веяло каким-то нездоровым, мокрым теплом. Над ямами шевелились руки - как ему показалось в первый момент, множество, десятки грязных, жёлтых, тёмных, серых, липко поблескивающих четырёхпалых ладоней. Они шевелились, сжимались, разжимались, хватались за прутья и узлы решётки. Запах стоял удушающе плотной стеной.      В слабом рассветном свете лица рабов были различимы слабо, поэтому создавалось жутковатое ощущение единой аморфной массы, из которой сквозь решётку, как ложноножки гигантской амёбы, выпячивались ладони.       Повернувшись налево, Юл подошёл к средней из ям, оглядывая находившихся в ней крокут. Под крышей ямы была плотная тень, но пират, благодаря возможностям своего синтетического организма видевший в весьма широком диапазоне частот спектра, различил десятка полтора лиц, направленных на него. Выглядели они отталкивающе - тусклые, равнодушные глаза, грязные, нечёсанные, слипшиеся в колтуны гривы, кожа землистая, грязная, покрытая какой-то паршой или укусами паразитов, рваные уши, потрескавшиеся, облупившиеся губы, слипшиеся бороды с застрявшей в них грязью, у многих - вздувшиеся, странно деформированные шеи. Вероятно, на дне ямы от запаха фекалий и немытых тел было просто невозможно дышать, так что большинство рабов стояло, и видно было что все они больны или увечны, все очень измождённые и словно бы вялые. Они смотрели на Двуглавого в бессмысленном молчании, без малейшего интереса, с каким-то неестественным, патологическим равнодушием, очевидно, вызванным крайней степенью отупения из-за сверхстресса.       В первую очередь Юлу нужно было выделить из них тех, кто даже в этих диких условиях сохранил способность мыслить и эффективно реагировать. Стрессоустойчивости можно научить, выносливость можно развить. Умение мыслить вырабатывается гораздо сложнее.       - Эй! - хрипло обратился к рабам Двуглавый, - Кто мне скажет, что останется моим, если я вам это дам?       Загадку он создал на лету, сложив её из нескольких устойчивых выражений с помощью семантического комбинаторного алгоритма из пакета языкового анализа, выполнившегося на его имплантах. Она была не слишком сложной, но и не простой, а главное, неожиданной в этих условиях - пирату требовалось выделить тех кто при неожиданном изменении условий способен соображать.       Рабы молчали, равнодушно, отупело глядя на него, то ли не понимая его слов, то ли не воспринимая их. Это казалось неестественным.       - Рирг! - отступив от ямы и вновь прикрывая лицо, обернулся к писцу Юл, - Слышал что я им сказал? Переведи на другие языки.       Рыжий крокута, от оглушающей вони забыв, по обыкновению, поклониться, задумался, подбирая слова, затем, шагнув к яме, задал вопрос Двуглавого на наречии степняков. Потом, довольно долго помолчав, немного неуверенно перевёл слова пирата на мелодичный язык южан.       Рабы молчали.       Двуглавый, шагнув вперёд, наклонил головы, пытаясь почувствовать их мысли. Уже не раз в своей долгой жизни вступав в контакт с носителями разума, язык которых был неизвестен, он не понаслышке знал о языковых барьерах и связанных с ними разнообразных трудностях восприятия. Но, основываясь на своём опыте, Двуглавый видел, что здесь дело было не в этом. Рабы слышали его, но не реагировали адекватно. Юл ощущал их - какие-то обрывки резких негативных эмоций, нечёткие, рваные, незавершённые, словно они очень беспокоились и не могли собраться с мыслями. При этом образов, ощущений, связанных непосредственно с какими-то мыслями, Двуглавый никак ощутить не мог. Возникало впечатление, что сидевшие в яме словно бы больны, не в себе.       Пират пристально оглядел стоявших у края ямы рабов. Выбрав ближайшего к себе, высокого, дошлого, заросшего неровной, нечёсаной бородой, он ткнул в него пальцем:       - Ты кто?       Высокий раб медленно шевельнул челюстью. У него была повреждена правая рука - вместо пальцев были короткие грязные культи, а сама ладонь изуродована перекрещивающимися шрамами. Прошло несколько долгих секунд, затем он медленно, словно заторможенно ответил:       - Я... Вор...       Двуглавый, недовольно шевельнув челюстями, ткнул пальцем в другого раба, соседнего - грязного, покривившегося на левый бок, голого, с паршой в грязной, слипшейся гриве, изувеченным копулятивным органом и постоянно открытым ртом - словно с грязной дырой в обрамлении липкой, пыльной бороды.       - А ты кто?       Голый раб молчал. Прошло несколько секунд, потом кто-то из задних рядов глухо, гортанно просипел:       - У него язык отрезан...       - За что? - жёстким тоном спросил Юл, пытаясь высмотреть в яме того, кто заговорил.       - Не знаю, - равнодушно ответили из ямы.       Опять повисло молчание. Наконец Двуглавый, прикрыв рукой левое лицо, отступил назад. Рирг поспешно последовал за ним, молодой крокута боролся со рвотными спазмами.       Юл развернулся и, махнув рукой своим крокутам, зашагал обратно к Селению. Опасения Хырфа, которые привели их сюда, теперь стали более понятны Двуглавому. Состояние этих рабов само по себе представляло опасность - фактически, это была почти сотня сумасшедших. Искать среди них подходящих пиратам крокут, перебирая разнообразных бандитов и безумное отребье, также не выглядело здравой идеей. Сейчас нужно было понять, как минимизировать риски для отряда, создаваемые присутствием этих рабов.       Внезапно сзади справа донёсся хриплый крик:       - Двуликий!.. Эй, двуликий, подожди!..       Юл остановился и обернулся.       Над крайней, правой ямой, возле её края, показалась тёмная, крупная ладонь. Кто-то отчаянно махал рукой, пытаясь высунуть её дальше, чтобы его лучше заметили.       Пират, прикрывая лицо от выворачивающей вони, подошёл к яме и заглянул внутрь. Внизу, в толпе рабов стоял очень крупный, высокий крокута тёмной масти. Черноглазый, с чёрной, вьющейся гривой и короткой, курчавой бородой, он выглядел истощённым, но не таким болезненно измождённым, как окружавшие его крокуты. Его кожа, покрытая грязью и желтоватой пылью, имела тёмно-бронзовый оттенок, с более тёмными, почти чёрными пятнами естественной пигментации. Грязное лицо было осунувшимся, но с твёрдыми, почти благородными чертами - прямая переносица, резко очерченный подбородок, сильные мышцы челюстей, крупные, но упругие уши. Незнакомец был почти на голову выше окружавших его рабов. Сверху было видно, что он обладал могучими плечами и торсом, под кожей на плечах и руках канатами перекатывались мощные, явно тренированные мышцы.       - Я Двуглавый, - глухим, свирепым голосом поправил черноглазого Юл, - Чего тебе?       - Выпусти меня!.. - хриплым, низким голосом попросил раб, - Я тебе пригожусь! Я солдат, я был капитаном четвёртой роты копейщиков в армии Гехра. У твоих людей отличные щиты... - черноглазый закашлялся, голос его дрогнул, сорвался на фальцет.       Юл рассматривал черногривого крокуту. Высокий капитан заинтересовал его. В отличие от остальных рабов, он выглядел настоящим бойцом. Двуглавый понимал, что внешность зачастую обманчива, но важно было другое. Крокута, несмотря на дикие условия в рабских ямах, сохранил ясность мысли. Язык желтоспинных явно не был его родным языком, он говорил довольно медленно и с явным южанским акцентом, но тем не менее, он сумел ясно, внятно донести свою мысль. Никаких криков о помощи, жалостливых просьб, южанин высказывался по деловому и сразу профессионально.       - Грамотный? - спросил его пират, использовав слышанное от Рирга слово из языка южан. Желтоспинные крокуты не имели в своём языке соответствующего термина.       - Да, - ответил черногривый на своём языке.       Двуглавый был впечатлён. В их отряде из крокут относительно грамотным был только Рирг. Однако, он умел разбирать только принятое у желтоспинных пиктографическое письмо, а из языка южан умел разбирать только отдельные, относящиеся к торговому делу слова, которым его обучила наставница-купчиха. Остальные, хотя Юл и организовал Рирга на обучение их чтению и письму, а сам вместе с Мементоморой обучал крокут элементарному счёту, пока что владели этими навыками на уровне детёнышей.       Пират, игнорируя отвратительную вонь, нагнулся над ямой, пристально посмотрев черногривому незнакомцу в глаза. Он ощущал его мысли - организованное, напряжённое мышление, угнетённое утомлением и беспокойством, удивление обликом Юла, опасение, надежду.       - Что останется моим, если я тебе это дам? - спросил Двуглавый стоявшего внизу крокуту. Тот задумался на несколько секунд, затем коротко, веско ответил, глядя в глаза правой головы Юла:       - Слово.       Ответ был верным. Двуглавый, выпрямившись и отступив от ямы, приказал Хырфу и Риргу:       - Выпускаем его! Хырф, прикрывай.       Он вытащил абордажное мачете, и держа его наготове, подошёл к смердящей яме. Рирг, борясь с позывами рвоты, склонился над удерживающими съёмную секцию решётки палками-засовами, развязывая удерживающие их верёвки. Лидер лучников, вытащив свой огромный лук и наложив стрелу, встал над ямой, оглядывая рабов. К удивлению Двуглавого, те всё так же угрюмо молчали, хотя явно слышали их диалог с капитаном копейщиков.       Рирг, справившись с узлами, вынул один засов, и, обойдя яму, склонился над другим.       - Ну-ка назад, мрази! - зарычал Двуглавый, обращаясь к рабам и оскалив поблескивающие титаном зубы, - К выходу не подходить, убью! А ты, капитан, лезь сюда, щас мы тебе лестницу спустим.       Рирг, вынув второй засов, обежал Двуглавого, и, подхватив лежавшую лестницу, услужливо подтащил её к краю ямы, а Хырф, свирепо оскалившись и выразительно поведя луком из стороны в сторону, слегка натянул тетиву.       Черногривый крокута протолкался к выходу из ямы и встал под съёмной секцией решётки. Остальные рабы медленно, словно заторможенно отступили. Они продолжали молчать. Двуглавый, подсунув лезвие мачете под решётку, повернул его, поддевая съёмную секцию, и, подхватив её левой рукой, откинул в сторону - и в этот момент услышал как стоявшие в глубине ямы рабы внезапно все, как один, глухо зароптали. В их глухом гомоне слышалась неясная, аморфная ненависть и тупая, иррациональная злоба. Толпа рабов нестройно качнулась вперёд, правда, всего на полшага - Хырф, выпрямившись, резко натянул тетиву. Ропот стих.       Ятуркенженсирхив, напряжённо вцепившись в ремни оплечья Юла, придерживал одной лапкой скрытый под плащом йевтевхынтеперт, настороженно глядя на рабов. Пират чувствовал, что маленький шпион очень встревожен. Двуглавый тоже отметил про себя странное поведение рабов, и, перебросив мачете в левую руку, на всякий случай расстегнул кобуру висящего на правом бедре троувера. Вместе с Риргом они спустили шаткую лесенку в яму. Черногривый крокута начал неловко карабкаться по лестнице - всё же, он был весьма истощён и измучен. Они подхватили его под руки и вытащили наверх, затем, торопясь, выволокли лестницу, и Юл, подняв с земли съёмную секцию решётки, уложил её на место.       - Закрывай! - приказал он Риргу. Писец, торопливо задвинув обе палки-засова, склонился над верёвками, завязывая как можно более прочные узлы, а Хырф, опустив лук, молча тряс занемевшей от напряжения рукой. Бывший раб, поблагодарив их, склонился перед Двуглавым в глубоком поклоне.