Ворон и Вереск

      Вереск ленно покачивала в своей холеной ручке кубок, бывший наполовину пустым, наполовину заполненным плескающимся в такт её движениям прекрасным тирийским вином предыдущего года. Магесса в легком летнем полупрозрачном платье разместилась на шелках и подушках на клиние – странного вида софы с двумя изголовьями, напоминавшую ей кровать для дневного сна. Там где её ноги оголялись – едва касался ленивый ветерок, шутливо игравший по всей комнате отдыха, выходя обратно на портик, вдоволь пролетев, чтобы снова шмыгнуть обратно. Маленький столик ломился от яств – свежего красного винограда, только сорванного с грядок; спелых груш и слив. Куски овечьего сыра были порезаны на маленькие кусочки – для их употребления были предоставленные серебряные малюсенькие вилочки. Дорогая бахрома из золотых нитей беззвучно шелестела над мраморным полом. Впереди же открывался чудесный вид на утёс, за которым заходило солнце, задумав спрятаться за тихими тёплыми водами Белого моря.       На соседнем клиние расположилась привыкшая к таким ленивым и праздным вечерам подруга давнешних дней Вересковых – Сильвия ди Мортоне – падшая женщина, оставившая за собой своё родовое имя, его состояние и состояние давно почившего супруга. При всём её знатном послужном списке любовников и любовниц – она была лишь единожды замужем, и в тот период супругу не изменяла она, ибо воспылала истинной любовью к нему (или же к его деньгам – мысленно ухмылялась Вереск). При всей своей страсти и своём неуёмном желании – Сильвия всегда аккуратно относилась к выбору партнера или партнерши в её постели. И нередко она с таким предложением, хотя и с годами это превратилось в дружескую шутку, обращалась к Вереск, да чего у ж там, к Варнас! И если магесса решила не искушать судьбу, то бывшая капитан умалчивала об этом.       И иногда это невероятно бесило Вереск!       Но на Сильвию и её повадки суккубши – иногда Вереск казалось, что у ди Мортоне в прабабках таковая каким-то чудом затесалась – всё таки не злилась. Сильвия была добра и тепла к своим друзьям, а также преданна. Просто это было достаточно трудно разглядеть под маской тщеславия, похоти и повадками светской львицы всея Тирии. По внешним параметрам она ничуть не уступала самой Вереск. Она была иной красоты. Смуглая, среброглазая с черными кудрявыми локонами, соблазнительница с бархатной кожей, прекрасной полноты грудями – мужчины падали к её ногам, а женщины-завистницы лишь разводили сплетни, да вздыхали, то ли хотя оказаться на её месте, то ли на месте её кавалеров. Но Сильвия никогда не привлекала Вереск – ни в юношестве, ни спустя года. Поначалу они вообще недолюбливали друг друга, но когда они обе похорошели и явственно подметили преимущества женской хитрости, то невольно спелись на почве общих интересов безо всяких подоплек.       Варнас же была другой. Не охочей до ласк, до жаждущих взглядов и чужих тел. Её некая пассивность в плотских желаниях была лишь обманчивым флёром, который завлек многих дам и девиц в её объятия. Каждая из них была готова отдать многое, чтобы провести ещё одну ночь в мощных и надежных руках мечницы, чьё сильное и мускулистое тело было искрещено шрамами, а бесовские глаза всегда горели в такие моменты зелёным огнем страсти. Вороные волосы были собраны в длинную косу, а мощная осанка и твердый взгляд говорили о военном прошлом Варнас. В их юности она была низенькой и угловатой девчушкой, однако погодя с пару лет – Варнас начала резко расти и становилась всё привлекательней для молодых магичек! И для самой Вереск, разумеется.       - Дай-ка подумаю, что заставило тебя так смолкнуть и отвлечься от красот моей родины излюбленной? – Сильвия обратила на себе внимание, отставив графин на столик и забрав чашу, наполненную доверху вином. – Ах да, красота сердца твоего – возлюбленная и бессердечная подруга твоя.       Не то, чтобы Сильвия не была права - Ди Мортоне была одной из немногих осведомленных об их с Варнас продолжавшемся романе длинною в несколько десятилетий. Однако иногда ей стоило помалкивать. Но Сильвия лишь хихикнула, прикрывшись кубком, засчитав молчание подруги за красноречивое согласие.       - И где же она сейчас? Когда я присылала приглашение, то ожидала увидеть вас вместе. - Сильвия говорила об этом искренне, хотя и понимала, что причиняла своими словами вынужденную боль Вереск. Но завидев ту возле своего поместья в одиночестве с чемоданом, полным сувениров из Вильны, да платьями, дурная мысль о том, что они вновь поссорились, закралась в её голову. К тому же, в своих последних письмах слова Вереск говорили о её безудержном счастье на личном фронте.       Вереск покачала головой. Она сама была виновата в случившемся. Они с Варнас условились, что раз уж решили быть вместе – то никаких гуляний на стороне ни у одной из них не должно было быть. Но лишь единожды на званном ужине, полном придворной знати, Варнас шутливо раздавала комплименты парочке графинь, хоть и в подчеркнуто-вежливой форме, но Вереск воспылала нешуточной ревностью к советнице и упала во флирт с одним вельможей – с ним же на утро она и проснулась в своей опочивальне. Как итог, Варнас вновь убедилась в её несдержанности чувств, и в том, что воссоединяться им обеим – затеей было провальной. А те обе графини оказались жёнами послов Рифляндии и Солании.       И вроде бы Вереск не отличалась особой импульсивностью. Но когда речь заходила о бывшем капитане – эмоции и чувства воспаряли над логикой и рассудком.       - Два дня потому она отправилась по поручению Ольгерда в Нордфалию для контроля какого-то договора, а ещё, чтобы лишний раз покутить пока князь не видит.       Не какого-то там договора, а важного военно-торгового соглашения, согласно которому, они будут обмениваться военным опытом, а также ресурсами – Вильна железом и древом, а Нордфалия – редкими металлами.       Но знать об этом пронырливой Сильвии не было обязательно.       - И приезжать, я полагаю, она не собирается. – Сильвия отпила вина. – Дорогая моя, почему у вас всегда так сложно?       Вереск красноречиво стрельнула в неё своими синими очами. Сильвия хмыкнула, прекрасно зная ответ на свой вопрос ещё до того, как он был задан.       Но так не всегда было. Напротив, лишь с годами обиды, обязанностей, претензий и усталости – их чувства друг другу извратились и превратились в некую вожделенную ненависть, полную страсти и памяти о привязанности друг другу. Дейве были свидетелями, что в юности то на деле была тоже парочка щепетильных моментов. Но в оправдание двум магессам, стоило заметить, что они тогда даже не были вместе! … - Шадурских! До сего момента мирно дремавшая на лежне оранжереи Катарина чуть не грохнулась от неожиданного крика снизу. Едва не выронив из рук раскрытый свиток, юная ведьма посмотрела вниз – вперив руки в боки лилового платьица, стояла её дражайшая подружка – Вильгельмина достопочтенная фон Крейц, и недовольно из-под рыжих бровей глядела на отдыхавшую до этого Катарину. - На-а… Мина, чего ж ты раскричалась? – Катарина зевнула и потянулась, снова чуть не выронив свиток. Наверху лежалось отлично – здоровому сну сопутствовали ароматы трав. Синие глаза недовольно стрельнули. - Магистр Агнесс сказала найти тебя и выпороть – ты снова пропускаешь занятия! Обленилась совсем! Магистр Беата также недовольна! – Вильгельмина, как могло показаться со стороны, была куда озабоченней, чем сама Катарина по поводу её пропусков. – Хмпф! Катарина, зная, что сверху ничего она не могла поделать с недовольной подругой, скрутила свиток, засунула его за пазуху и ловко спрыгнула вниз, мягко приземляясь на землю перед рыжеволосой ведьмочкой. Выпрямившись, она наклонилась, так как к пятнадцати годам успела перерасти Мину на пол головы и сравняться по росту с мощной и воинственной Владленой. - Ну не переживай так, Мина, - Катарина хотела коснуться её плеча, но та дернулась и надула веснушчатое лицо, - ну побурчат они, ну схожу я на отработки – да делов-то! – Но фон Крейц была иного мнения. - Ну вот ты всегда вот так вот! – Она топнула своей ножкой и покачала головой. - Да что с тобой такое?! – Катарина не понимала Вильгельмину и её резкие реакции на пустяковые, как думала сама Шадурских, её провинности. – Мина? - Не называй меня так! Вечно ты рискуешь и ведёшь себя непотребно! А мне за тебя беспокоится! Надоело за тобой шататься и заглаживать твою вину перед магистрами! - Так и не надо! – Крикнула Катарина. – Я ведь тебя не просила об этом! Ты сама решила так – а теперь кричишь на меня, да высказываешь своё недовольство?! Но в ответ Шадурских услышала лишь шмыг носом и увидела, как по молочной щечке скатилась слеза. Только этого не хватало – Катарина не собиралась доводить её до слёз! Катарина, хотела коснуться её лица, успокоить и может быть даже попросить прощенья, но Вильгельмина оттолкнула её. - Ты бездушная, черствая, аргх! На кой чёрт я с тобой связалась?! – Она выставила ладони вперёд. – Не подходи ко мне! С этими словами она выбежала из залитой солнцем оранжереи. Катарина покачала головой и вздохнула, сев на стул рядом. Что творилось в голове у этой девицы? Раньше Вильгельмина была абсолютом спокойствия! А последние пару месяцев она то и дело её пилила как какая-то жёнушка своего муженька. Раздумывая о том, что же такого случилось у фон Крейц, да между ними, чтобы она вот так резко реагировала на неё, Катарина и не заметила, как ноги её привели во дворик, где сидели да скучали Владлена и Отили. Но это было на первый взгляд. Приблизившись к ним, Шадурских уловила обрывки их спора. - На те! А вот и наша прогульщица! – Отили хлопнула Катарину по плечу, получив в ответ дружественный тычок. Что-что, а они втроём с Владленой спелись и слыли, к недовольству последней, проблемной троицей Агастуса. – На? И где ошивалась? - Да где-где – в оранжерее – спится там отменно! Ну, точнее пыталась познать мудрость Аурэлии Первородной, но её нудное повествование о чарах Сумрака имеет воздействие на разум – и посему я уснула как младенец. А что вы тут, кстати, спорите? Владлена показала на раскрытую перед ними книжку. - Вот. Отили хочет воспроизвести данное зельеце и распылить его по всей академии. Я же пытаюсь её образумить. - А зелье-то какое? – Катарина заинтересованно прошлась глазами по ингредиентам: солнцецвет лазурный, мятная выдержка, семена фенхеля, лунная пыльца… Да много там всякого! - Зелье, способное пробудить самые потаенные желания, - шепнула заговорчески Отили. - Прямо говоря – афродизиак. – Хмыкнула Владлена. - Ага… - Катарина ухмыльнулась. – А зачем тебе распылять его по всей академии? Ты что хочешь устроить оргию в стиле Варнавы ди Бузе? – Варнава ди Бузе был автором эротических повестей и слыл в то время как мастер пера сладострастия. – Только в составе её будут не огры, да эльфийки с селюками, а дюжины молодых ведьмочек. И… магистры? Когда это ты вдруг запылала таким желанием, а Отили? – Хихикнула Катарина. Владлена закатила глаза. - Ну, Владлена преувеличила, что я хочу распылить по всем этажам. Только в общежитии студенток, да и на верхних этажах – где старшие, да мы. Не будем же портить психику маленьким девчушкам. Идея показалась Катарине шальной и вполне интересной. - Я знаю этот взгляд, - Владлена лениво капитулировала, - и думаю - у меня нету выбора, да? - Угум, - Катарина, кивнула, вчитываясь в рецепт, - не буду спрашивать, откуда у вас эта книжка. Тем не менее, давайте сделаем приятно и себе, и старшеньким нашим, авось, соединим изнывающие сердца! – Она хохотнула. – Но нам нужен план! - Охотно соглашусь с этим. – Подхватила Отили, довольная тем, что Катарину и не довелось убеждать в данной затее. - О, дейве, - простонала Владлена, спрыгивая с насиженного места, ровняясь с двумя уже во всю хихикавшими. Дейве ничего не могли с этим поделать. С небес они наблюдали за детьми своими, да любопытствовали, что шло за всем этим. … Вереск могла похвастаться отменной памятью. Хотя бы в случае с их Варнас отношений. Те пустые периоды, заполненные у обеих другими партнерами или же одиночеством, да смутой долга перед Вильной, казались клято болезненными. Для Вереск они точно были таковыми. Но если и было что вспоминать – так это пятнадцатилетнюю Варнас, когда её темная и достаточно коварная сторона стала намекать о себе, показывая её в новом свете. И не то, чтобы это несло разрушительные последствия. Скорее, это несло характер мелкого вредительства, иногда чертовски весёлого и не менее смущающего других. - Ты явно вспомнила что-то хорошее, - Сильвия по-матерински очертила взглядом витающий в мыслях профиль Вереск. - Нашу юность в академии. – Вереск резко подорвалась и взглянула на подругу. – А помнишь, когда нам было по пятнадцать и шестнадцать – тогда в моде были кудри и платья с невежественно пышными юбками. - Это время мне запомнилось не сколь дурными веяниями модной безвкусицы, сколь шалостями нашей хорошо знакомой троицы. – Сильвия хихикнула. – Помнишь, как Отили украла любимые портки у пана Фенхельбраама? О, забыла бы такое Вереск! Тогда вся академия была поднята на уши, в общежитии был проведён обыск, а сами портки были найдены на кухне рядом с приправами. Потом дяденька Варнас шатался с месяц, с пахнущей корицей задницей. Худо было тогда опальному графу в сугубо женском коллективе. Излишек внимания от представительниц прекрасного пола иногда ему досаждал. - А потом Варнас всяко косилась на неё. - Да они обе были хороши, ну признай – когда они додумались сварить это дурацкое любовное зелье – потом ещё очень долго многие не могли отойти от прошедших ощущений, к тому же, сексом, милочка, тогда и брезговать перестали. – Сильвия ухмыльнулась. – А всё потому – что между девицами молодыми рукоблудие не запрещено было. - Только не надо тут леди из себя строить, - Вереск покачала головой, - я-то знаю - с кем ты провела не одну страстную ночь, а потом тебя бортанули, когда покинули Агастус. - Ой, не напоминай! – Ди Мортоне махнула ручкой и скривила носиком. – Это была моя главная ошибка молодости! Больше никто не посмел так обойтись со мной! - Да-да, ни весточки, от этой очаровательной девицы. Вереск прекрасна знала о ком шла речь, но тема была на деле достаточно больной для Сильвии. - Да… - Грустная нотка проскользнула в словах Сильвии, но она решила вернуть разговору более весёлые нотки. – А ещё в то время Варнас была до жути хорошенькой. Она же так резко выросла! Никто и моргнуть не успел! А со своим дяденькой они стали так схожи! Такие же упрямые взгляды, вот только у Варнас он искрился этим азартом и был весьма пошлый. Эх… Сейчас она такая серьёзная и как камень. Как камень… И думалось Вереск, что сердце у оной было тоже из камня. Ни капли тепла больше не было видно в светло-зелёных глазах. И вот снова грусть, но уже в синих очах. - Хэй, быть может, у вас всё наладится. - Как, Сильвия? - Горечь пронзила прекрасный елейный шёпот, от которого загрустил сам ветер, предлагая свои тёплые ласки чародейке. – Иногда мне кажется, что она никогда меня не любила. - Как так?! – Охнула ди Мортоне. – Быть может, ты этого не видела, но как ощутить-то не могла?! Вереск и сама не понимала - зачем тогда произнесла те гнусные слова. Ведь по правде, иногда казалось, что Варнас и дышать без неё не могла, а от причиняемой ей боли задыхалась – и глотка воздуха ей не было суждено испить. - Варнас никогда не была моим типом, - Вереск фыркнула – ей ещё не хватало о притязаниях подруги слышать, - я люблю лесть, слова, обещания и безграничное внимание к своей персоне. А Варнас, наша дорогая подруга, другого сорта – её любовь в поступках, действиях, а не в разговорах. Да что только Сильвия могла знать о Варнас?! – хотелось бы так сразу возмутиться рыжеволосой магессе, так вот только она проглотила первое неприятное ощущение. Нет, Варнас никогда не была черства, и всегда была обходительна – воспитание и издержки собственного характера не могли позволить ей оного. Но только для Вереск она могла совершить нечто из ряда вон выходящая, не ограничиваясь пустословьем и неисполнимыми обещаниями. Не признавать очевидного – нет, не настолько была горда и упряма Вереск. Сильвия же со стороны видела многое, может даже слишком для неё. Но как бы там ни было, иногда было немыслимым облегчением иметь кого-то, кто мог выслушать, да не осудить. И даже если за Сильвией ди Мортоне и шла дурная слава сплетницы, охочей до чужих сердечных терзаний, то по отношению к Варнас и Вереск она испытывала трепетные сестринские чувства, возникшие в стенах Агастуса. И горестно ей было знать, да видеть, как они обе страдали в непонимании и неприятии. Но не вправе была она вмешиваться в страсти двух могущественных магичек. - Ну не всегда же её дела прям настолько романтичны, - в голос Вереск вернулся смешок, - то, что она провернула со всеми старшими студентками, в том числе и с нами, не несёт никаких романтических позывов. - Тут я с тобой не согласная, дорогая – что может быть романтичнее дать шанс кому-то наконец-то постичь желаемого и получить хоть каплю любви? Вот ты, например, ни разу не рассказала, что с тобой тогда стряслось – и в чьих объятиях ты очутилась вновь. По правде говоря, до тогдашнего момента, Вереск действительно никому не рассказывала, с кем именно связало её зелье любви. И не из-за стыда, как принялись язвительно шутить некоторые ведьмочки, а, скорее, из-за сохранности собственных чувств. Она не выставляла на обозрение их, в отличие от той же Сильвии, у которой завертелся головокружительный роман со старшекурсницей – до того дня, все считали, что панна ди Мортоне кидала взоры исключительно на мужчин. То-то же было дивно завидеть её воркующей в объятьях другой девицы. Но не об этом шла речь. Вереск стряхнула мысли о двух ведьмочках и сосредоточилась на собственных воспоминаниях: два горячих тела, задор, недвусмысленность их положений. Губы вновь кольнуло искоркой возбуждения – как тогда, когда это случилось между ними впервые. - Тогда я впервые поцеловалась. – И госпожа ди Мортоне могла поклясться в тот момент на костях своей бабули, что у произнесшей это Вереск зарумянились щёки. – О, дейве, чего ты так вперилась в меня?! - Потому что у тебя блестят глаза так, только тогда, когда ты говоришь о Варнас. - Ничего от тебя не скроется… … Во время занятий достопочтенной Верилии, сведущей в лекарстве и магии исцеления, самой магистр приходилось по нескольку раз шикать на вечно шепчущихся Отили и Катарину, отчего-то полностью игнорировавших подающийся им лекционный материал. Что было нетипично для них обеих: у Отили был талант к целительству, а Катарина никогда не позволяла во время занятий себе бездельничать. Худо-бедно, листы пергамента исписывались кривым скачущим подчерком со множеством пометок, схемами, да картинками – будто бы Шадурских переписывала лекции по-своему. Это терпелось со стороны преподавателей потому что уже все признали, что Катарина была странной, но одаренной ученицей. В ней крылся талант, а иногда она выдавала действительно дельные мысли. Нет, Вильгельмина ни в коем случае ей не завидовала, ведь её саму признали лучшей зельеваркой на курсе и однажды расхвалили за адаптивность к стихийной магии. Но рыжеволосую ведьмочку дико раздражала весь тот день Катарина, вечно шепчущаяся с Отили, постоянно проводящая в компании её на пару с Владленой. Как боком они так спелись – фон Крейц до конца так и не могла понять. - Раздражает. – Фыркнула развалившаяся на кровать Сильвия. Её кудри были распущены, верхнее платье небрежно валялось на стуле. Она сидела в светлой сорочке и подштанниках, дописывая эссе по заклинаниям – магистр Агнесс прямым текстом сказала, что предыдущее по нордфляндской технике водного мастерства было не то чтобы посредственным, а совсем никудышным. - Что именно? – Димитрия Франчелли была не более чем из тех особ, которые по окончанию Агастуса собирались выскочить за богатого наследника. Всем было уже давно известно, что эта белокурая красавица была помолвлена с каким-то молодым соланийским лордом. Она небрежно относилась к домашнему заданию, много времени проводила за туалетным столиком и без интереса практиковала магию, которая по её же словам «досталась мне в наследство от бабки, как и её дурацкое розовое платье». Она без особого уважения относилась к магическому дару, но была охоча до сплетен, в чем и была схожа с Сильвией. Они были соседками и землячками, что весьма облегчало им сосуществование и даже способствовало общению: наедине они почти всегда разговаривали исключительно на родном языке. - Это эссе… Будто бы я первая писала его! Вечно достопочтенная Агнесс находит к чему прикопаться… А может она поссорилась с магистром Беатой? - Может-может, - Димитрия лениво перелистнула фолиант. Вильгельмина же молча заканчивала выписывать формулу снадобья бесстрашия, понимая, что одной её подружке оное в жизни не пригодилось бы. И в который раз за последний месяц, мысли фон Крейц возвращались к Шадурских. Эта бестолочь весь день что-то замышляла со своей клятой подружкой Отили. И не то, чтобы Вильгельмина ревновала, что они проводили больше времени – просто они вместе были взрывной смесью! – да-да, и не более! К тому же, это Вильгельмина решила поставить на паузу их общение, дабы Катарина осмыслила всю свою неправоту и извинилась перед ней. Но извинений от неё так и не последовало. Казалось, Шадурских всё устраивало. Они практически не общались даже в пределах своей комнаты. Пожелание доброго утра, уточнение по поводу расписания или нелепая случайность – весь контакт между ними на протяжении целого дня. И Катарина либо целый день шлялась вместе с Владленой и Отили, либо пропадала где-то в замке, хотя иногда её можно было застать в компании очаровательной Айвины и других старшекурсниц. Катарина преследовала некую цель. Это было видно по ней – слегка задумчивой она ходила в последние дни. К тому же, почти всё её записи пропали со стола – так он казался убранным, в то время как сама ведьмочка таскала с собой книжку с кипой пометок в подмышке. Казалось бы – просто эссе, да лекции, но нет – Вильгельмина впервые видела данную тетрадь. Катарина задумала что-то серьезное, но что именно – Вильгельмина не имела ни малейшего понятия. - …мина. Вильгельмина! – Сквозь дымку мыслей фон Крейц услышала зов с соседней кровати. - А? - Снова в облаках витаешь. – Димитрия ухмыльнулась, будто бы с пониманием того, о чём вообще задумалась Вильгельмина. Рыжеволосая надеялась, что это было не так. – И о чём ты задумалась, дорогуша? - Точнее о ком, - хихикнула Сильвия. Вильгельмина тут же покраснела. - Ни о ком я не думаю. – Фыркнула она, закрывая тетрадь. – Я просто устала. - Устала она, - Сильвия вздохнула. – Устала от безысходности своих чувств. – Она сделала вид умирающей дамы. - Никаких таких чувств нет! - отмахнулась Вильгельмина от колкости подружки. – Это вы всё думаете о мальчишках, да заглядываетесь на пана Фенхельбраама! - А чего сразу ж о мальчишках? – Сильвия заговорчески улыбнулась и мечтательно продолжила: - Вот я например думаю далеко не о прыщавых сопливых юнцах! - Ты?! Да ты шутишь! – Димитрия засмеялась от такой реакции Вильгельмины. – И ты ещё у меня спрашиваешь?! Димитрия, а тебе она сказала, кто это? - Нет, - Франчелли не могла унять своего хихиканья, - она окутала флёром таинственности данную особу, как Варенка из рассказа «Три гнома, дракон и девица под окном». Ай! – Димитрия получила подушкой по макушке от заалевшей лицом полностью ди Мортоне. – А во сне она иногда поста… Ауч! Вильгельмина стала свидетельницей разразившегося средь бела дня боя подушками. Само собой, ей не удалось остаться в стороне, и она стала участницей сего действа, отчаянно отбиваясь от смущенной Сильвии и борясь с хохочущей Димитрией. Последняя потеряла весь свой надменный лоск и выглядела как обычная девчонка. Студентки внизу не обращали внимания на хохот со стороны окон общежитий. Идущая через двор Катарина насвистывала вильнскую народную песенку про Пугайло и Мелашку, иногда пританцовывая. Её мысли были полностью заняты расчетами любовного зелья. На следующий день Вильгельмина проснулась в отличном расположении духа. Катарины, к её сожалению или к радости – она не могла определиться, уже не было. Скорее всего, та проснулась раньше и уже была в столовой, поглощая любимые сдобные булочки. При всём её обжорстве она оставалась худой. Или всё же стройной? Катарина не знала, нет! Само собой, она же не подглядывала за тем, как Катарина переодевалась! Какие же срамные мысли. Лишь единожды, единожды, и не более Вильгельмина не могла отвести своего взора от обнаженного тела Шадурских – и тогда это было связано с её ранением, полученным от мерзопакостной девки. Вильгельмина знала, что после этого у неё остался ужасный шрам. К сожалению, но из-за магического происхождения от него нельзя было избавиться тем же путём. Порча, проклятья и прочее – всё это трудно поддавалось лечению, учитывая всю негативную энергию и искреннюю ненависть. Но Катарина, казалось, вообще не беспокоилась о своей внешности. Да она вообще отличалась невиданной беззаботностью! Но Вильгельмина была выше всяких возмущений. Она взяла себя в руки, переоделась в одно из платьев, причесалась и спустилась в зал для трапезы. В зале было шумно. Ряды столов трещали от еды в аккомпанемент звона столового серебра. Свежие фрукты, каши, горячий ещё хлеб. За дальним столиком вечно неряшливая Гризельда усердно намазывала булочку сладким тягучим мёдом, соблазнявшим своим золотым цветом всяких сладкоежек. В одном ряду Катарина уже вовсю хохотала вместе с Айвиной и обычно скупой на эмоции Владленой, присаливая яйцо пашот. Вильгельмину же ноги привели к её излюбленному столику. Обычно она трапезничала в компании Сильвии, Димитрии, Данны и чопорной Хелмы. Девочки уже сидели за столом и обсуждали предстоящее занятие с магистром Трендурой. - Телепортация есть ни что иное - как заклятие переноса, используемое на самом себе. – Хелма жутко говорила в ном, так как простыла на последней открытой лекции с ректором. – Так что с ней не будет сложностей. - Это ты так вот говоришь, - Данна кивнула севшей напротив Вильгельмине, - но не всё так просто, - она покрутила в воздухе серебряной ложечкой, вслед за которой пронеслась магическая пыльца, - как обычное перемещение. Тут нужна уйма концентрации, особое заклинание и опыт трансфигуральных изменений объекта. - Не соглашусь, - Хелма была дивно упёртой в некоторые дни, - это всего лишь перенос материи с контролем при помощи заклятия. Вильгельмина особо не вслушивалась в перепалку, откусывая ломтик пшеничного хлеба с маслом и провожая взглядом уже уходящую Катарину в компании Владлены. Обычно они сидели в зале до последнего – что-то не сходилось. Но Вильгельмина отвлеклась совершенно случайно на вздох Сильвии. И заметив, куда устремила та свой взор, она сама посмотрела в сторону и наткнулась на профиль Айвины. И диву далась. Но промолчала. Хотя в голове возникло множество вопросов, а едкий противный голосок хихикал, поговаривая, что хотя бы кто-то мог признаться себе в своих чувствах. Вильгельмина шикнула на него, как оказалось вслух, словив взгляд Димитрии, которая тут же переключила внимание обратно на спор девочек. - Всё в порядке? – Поинтересовалась Сильвия. Выглядела она уже не так мечтательно, даже слегка напряженно. - Да, вполне. Когда все собрались в подземельях, магистр Агнесс стала объяснять работу телепортации. Огромное помещение освещалось зелёным пламенем, так называемым тирийским, так как порох, используемый для него, добывали в том королевстве. Величественные резные колонны были усеяны древними рунами. Поговаривали, что даже достопочтенная Феланесс не знала их точно значения. Вильгельмина стояла в компании Сильвии и Димитрии. Дюжина девочек наблюдала за расхаживающей перед ними Агнесс. Её твёрдый, властный голос отдавался звоном в стенах. - Магия телепортации это вам не простецкое заклятия переноса материи. – Данна хмыкнула, услышав это. Спор определённо остался за ней. – Но она также не относится к трансфигуральным техникам. – Или нет. Хелма оскалилась. – Это отдельная магическая техника, достаточно древняя и изначально она применялась для создания устойчивых порталов, привязанных к определенной местности как конкретный лес или же даже к самому крохотному предмету – например – к кольцу. Итак, кто-нибудь знает, откуда нынешнее поколение чаровниц имеет честь познания телепортатических техник? Девочки зашушукались и затоптались на месте. Но их выручил ленивый голос позади общей толпы – это была Катарина, сидевшая на скамье, немного скучав. Ей не терпелось перейти к практике. - Эльфы, как ведомо из шестого тома «Истории магии и магических существ», стали первыми представителями иных рас, поделившиеся своими древними техниками телепортации сначала с древними горными племенами, обитавшими на нынешних территориях Борвера, а после – через несколько тысячелетий с друидами, от которых познания передались ведьмовскому ковену Азэрии Неглядимой, где были усовершенствованы до самостоятельной техники, не привязанной к конкретному объекту. - Шадурских, - почти шёпотом произнесла едва ли впечатленная Агнесс, как показалось на первый взгляд, - неплохо. – Девочки удивленно зашептались. – Хоть кто-то из вас удосужился прочитать учебник на досуге. – Грозно сделала вердикт магистр. – Навряд ли кто-то из вас готов к сегодняшней практике – выводы напрашиваются сами. - Итак, чтобы овладеть техниками телепортации и порталов хотя бы в теории нужно быть уже ознакомленным с понятиями магического эфира и переноса сознания. Быть может, вы удивлены последним, но если трансфигуральный перенос затрагивает лишь материальную, то есть физическую форму объекта, то его содержание, в данном случае разум человеческий – не может. Соответственно трансфигуральные техники не срабатывают на людях или магах. Но могут срабатывать на животных. Из-за отсутствия сознания как такого у них. Что до самих техник порталов и телепортации – они в корне отличаются друг от друга. Первый вариант требует больших магических затрат и будет рассмотрен на следующем курсе. Сегодня же мы затронем лишь технику телепортации, на изучение которой отводится как минимум два месяца. Большинство девочек невольно простонало – это было много времени. Кто-то уже предвкушал предстоящее изучение техники, а кому-то уже хотелось поскорее покончить со всем. - Пройдёмте все к кругу силы, не забывайте становиться на одинаковое расстояние друг от друга и не переходите черты. – Твёрдым шагом магистр Трендура оказалась в середине круга, ожидая студенток. Когда все стали по местам, она продолжила: - Прежде чем попытаться переместить собственное тело, нужно равномерно распределить эфир по всему телу, а затем создать тончающую магическую оболочку вокруг себя и своего одеяния – вы ведь не хотите оказаться нагишом, допустим, в топях? – Достопочтенная Агнесс не шутила. – Когда вы выполните это действие – ваша аура начнёт мерцать, однако опытные магессы и маги способны изменить своё месторасположение без видимых до этого эффектов. Затем, параллельно читая заклинание, вы должны чётко представить, куда собираетесь отправиться – без этого вы можете лишь навредить себе, переместить лишь часть себя, а это чревато смертью. Ограничение данной техники состоит в том, что вы не можете телепортироваться в то место, где раньше вас не было. А вот техника порталов позволяет это. Тем не менее, прочитав заклинание вы мгновенно сможете переместить себя, увы, это ещё не всё. – Димитрия, пока магистр не видела, закатила глаза. – Как только вы прочитаете заклинание, установите элементарный ментальный блок – так вы не повредите сознанию при резком перемещении тела.       - Velgeden sorben aeros nun di merekle! С резким хлопком магистр растворилась из круга под охи и вздохи молодых ведьмочек. Удивление тут же переросло в гомон. Одна перебивала другую, кто-то просто молча хмурился, разглядывая магический круг – будто дело было только в нём. Но всё резко оборвалось, когда из тени раздался голос магистр: - Панна Хелма, навряд ли вы найдёте что-то примечательное в магическом круге, помимо ему присущих известных уже вам свойств. Все обернулись, провожая взглядом возвращавшуюся в круг магистр. Но нет, она стала рядом с ним и с едкой усмешкой провозгласила: - Начинаем! … Чаровницы переместились на балкон – с него был лучший вид на бухту, в которой стояли с поднятыми парусами торговые суда. Вдалеке виднелись защищавшие королевскую гавань каменные колоссы. С соседней виллы доносились звуки арфы – как сказала Сильвия, её соседи были ценителями национальной музыки и достаточно уважительно относились к другим резидентам на Малом полуострове Лагуны. Посему музыка без спроса не звучала в этих местах, хотя бы потому, что одним из частых резидентов был один из королевских писарей, страдавший от затяжных мигреней. В те дни он обычно отдыхал, наслаждался здешними красотами и лечился в грязевых ваннах. Полуострова Лагуны были с типичной экосистемой для тирийских прибрежных территорий. Королевство отличалось мягким климатом, достаточно приятным для разведения различных злаковых, рельеф отличался возвышенностями, а на востоке и вовсе были горы. На юге Тирии зеленели леса. В восточной гавани разместилась ещё с древних времён тирийская столица. Воды здешние также отличались дивной флорой и фауной – морские рифы, кораллы, редкие виды рыб и разнообразнейших каракатиц. Последний славились как фирменные деликатесы, но, к сожалению, Вереск так и не поняла в чём же вся суть этих склизких морских гадов, когда их подавали зажаренными на сребных подносах. Вереск подтянулась, подставляя себя ветерку. Стоявшая рядом Сильвия всё потягивала своё вино и иногда поглядывала на подругу. Давным-давно было то время, когда звали её иначе, а на Севере не было войн. Ди Мортоне, как и все видные тирийцы, сохраняла нейтралитет в политических вопросах – её не волновали княжеские суета или пристрастия, ни королевские заговоры между вельможами. Сильвия расценивала свои действия как отстраненное участие в интригах – благодаря деньгам и влиянию её собственного имени у неё отовсюду на Севере были шпионы. Вереск немного знала об этом, но не делилась своей осведомленностью с Сильвией. Пока та не предпринимала никаких попыток навредить Ольгерду – она ей всецело доверяла. К тому же, Вереск была обязана защищать его интересы, поверх собственных. Но она была не на службе, а отдыхала в компании подруги – этого было достаточно, чтобы пренебречь, совсем капельку, своими обязанностями. Вереск с годами стала именитой чаровницей. Известна она была не только своими трактатами в магическо-исторической области и создании новых зелий, но также её собственным магическим могуществом. Война между Вильной и Остмундией закончилась поражением воеводства и казнью Златослава Одноглазого. По такой потере никто не скучал. Остмундия осталась без армии и правителя – лакомый кусочек для Рифляндии и Вильны, да Нордфалии. Три княжества обусловились забрать часть территорий и с невыгодной для остмундцев договоренностью оставили центральные земли под вассальным подданством Вильны. Остмундия существовала и по сей день, но её былая слава осталась лишь в летописях. И в той войне Вереск заявила о себе – одним движением она сметала пламенем своим несколько дюжин врагов, расплавляя их латы, изничтожала войска силами стихий, создавала защиту для солдат Ольгердовых. К тому же, она не в пример оказалась талантливым тактиком – если бы не Вереск и адмирал Добродуб – Зувисе бы была потеряна в лапах Златослава. Варнас же отказалась от всех военных почестей. Что-то переменилось в ней с прошедшей войной. Она захотела уйти в тень и стала особой советчицей Ольгерда. Её должность никогда не была ясной для Вереск до конца, но казалось, что Ольгерду от одного её незримого присутствия в тронной зале во время аудиенций было спокойней. И в омуте таинственности Варнас становилась далекой для Вереск. Более того, мечница не посвящала рыжеволосую магессу в свои дела. И это поначалу возмущало Вереск. Она думала, что между ними всё ещё существовала некая форма доверия. Видимо, она ошибалась, и, всё таки, личное затронуло рабочее. - Почему, когда я вижу её - мне хочется сделать ей больно и унять эту же боль одновременно? - Ты любишь Варнас, - Сильвия легко улыбнулась, отпивая вино, - но твоя обида слишком сильна, чтобы ты могла отпустить её. Варнас жестока по натуре, слезами её не пронять. Но только тебе известно, за что ты зла на неё. Это было правдой. Истина была непримиримой для Вереск. Если бы она признала свою обиду, то её собственные ошибки были в той же мере неоспоримы. Она намеренно причиняла сердечные раны Варнас, заставляя сердце той плавиться в агонии, с каждым разом всё более покрываясь мёртвой корочкой бесчувствия. Варнас тогда ей хлёстко ответила: - Знаешь, сердце моё, я вот всё не пойму – пытаешься своими любодеяниями в чужой постели ль ты задеть меня за живое или обвинить в бесчувственности за моё спокойствие? Коль я смотрю на другого человека – то сразу в чужую койку надо прыгать? – Её брови сомкнулись парящей птицей на переносице. – Иль ты так хочет оправдать желание своё не быть со мной – я не ведаю в твоих мыслях. А раз ты верность хранить не желаешь, то зачем нам было воссоединяться? Я не хочу делить ни твою душу, ни тело твоё с кем-то ещё. Но, видимо, любовь твоя прошла, и, дескать, ты не можешь осмыслить всей той боли, что ты мне учинила. С меня довольно, Вереск. Ты не можешь молить меня вернуться, чтобы вновь растаптывать мои чувства. Хочешь позлорадствовать? Дерзай! Но более не зови меня в часы нужды и тоски сердечной. С этого момента, ты не более чем одна из многих, с кем я делила своё ложе. И не гневайся на меня за это. Выбор ты свой сделала, а я терпеть более твою ненависть не намерена. Я всегда любила тебя, и буду любить, сердце моё, но взаимности не жди больше от меня. Я не твой цепной пёс. – Её голос понизился, в нём кольнул холод. – Я дьявол обласканный дейве. Вереск, закрыв глаза, отчетливо видела ясный ярко-зелёный, воистину чёртовый, взгляд. Будто из преисподней на неё глядело демонское отродье. Варнас была зла, расстроена и устало взирала на сникшую Вереск, в глазах которой застыли слёзы. Её глупые ошибки были восприняты за ненависть. Её ревность – как недоверие. По итогу, на той раз их отношения разрушились дрожащими руками Вереск. Любовь была ль то, иль же действительно овеяла ею ненависть? Вереск не знала ответа. Ей было больно. И боль сия воплотилась в неистовых слезах. И свидетелями их была лишь среброглазая магичка, ласковый ветер, да прощающееся с ними солнце. … Первое занятие по телепортации прошло крайне слабо. Никто и толком, по словам магистр Агнесс, не смог даже прочувствовать собственную магию. Катарина и вовсе, отличившись в начале занятий, решила не участвовать в процессе, а всего лишь наблюдала за всеми. Пара девочек взбрыкнули, что это она о себе возомнила – решила ничего не делать?! Но магистр будто бы совсем не видела Шадурских, полностью переключившись на Хелму, у которой постепенно выходило полностью распределять эфир по своему телу. С грустью, большинство, включая Вильгельмину, вернулись после сего бесплотного дня в зал трапез, чтобы пополнить свои силы, после неумной концентрации магии, а затем ведьмочки направились в спальни, дабы отдохнуть. Как бы там ни было, контроль магии требовал высокой физической выносливости, чем не все подопечные магистра Трендуры могли похвастаться. Сильвия с Димитрией попрощались с Вильгельминой, направляясь в свою спальню. На их этаже комната Катарины и рыжеволосой ведьмочки была в самом конце – в башне. А вот ди Мортоне с Франчелли занимали удобную небольшую комнату с окнами, выходящими на залитый в такое время суток солнцем двор. Сильвия вздохнула, раскинувшись посреди своей кровати, расставив руки в стороны – эти дурацкие потоки эфира выжили из неё все соки. Не лучше неё выглядела растрепанная Димитрия, отчаянно борющаяся со шнуровкой верхнего платья. Сильвия бы помогла, но сил встать у неё не было. За окном солнце уже клонилось ко сну. Девчушки перебывали в своих мыслях, что даже не заметили странную перламутровую дымку, скользившую над полом, ласкавшей ножки кроватей. И даже горьковато-сладкий аромат полыни с крыжовником не насторожил их. Напротив, голова расслабилась, а мысли стали тягуче-сладкими, как ощущение рук, да ног. Залитая солнцем комната погрязла в почти бесплотном тумане. И тот вскоре рассеялся, оставляя за собой томное послевкусие. Сильвия бы и дальше нежилась в постели, но её сладкие мысли прервал тихий стон с соседней кровати и выдох: - О, Марти-и-и-ин, - протянула гласную имени возлюбленного своего, с коим была повенчана, Димитрия, проводя своими прохладными ладонями по щекам. Сильвия ленно поднялась на локтях, непонимающе проводя взглядом хаотичные движения подруги, будто бы та… пыталась ласкать себя? Нет, Сильвия не была скромницей, отнюдь, она была любвеобильной, что и понесло за ней слухи об её похождениях с мужчинами. Что было бы хотя бы верным, если были б доказательства. Да и слухи, что ж уж там было таить, Сильвия сначала пустила сама. Но в тот момент, речь шла не об этом. В затуманенном разуме ди Мортоне не понимала зачем Франчелли медленно но верно поглаживала у себя место между широко расставленных бедёр, слегка постанывая и ёрзая на простынях. Прошло несколько минут, прежде чем до Сильвии дошёл смысл действий Димитрии – её соседка хотела получить удовольствие, не обращая и ни в коем случае не стесняясь её присутствия на соседней кровати. Сильвия же сам чаще задышала, почувствовав расцветавший в груди щекочущий бутон эмоций, а мысли её возвратились к завтраку того дня, когда она подглядывала за прекрасной Айвиной, находившейся в компании её противных сверстниц. Раздражение резко окатило её вместе с возбуждением, когда Сильвия вспомнила, как одна из старшекурсниц положила на шею Айвины свою руку, ласково поглаживая её, иногда убирая другой рукою мешавшие трапезе медные пряди. Возмутительно! Сильвии самой нестерпимо хотелось прикоснуться к румяным щёкам, провести по мощной линии челюсти, вдохнуть аромат полевых цветов и пота – несочетаемо прекраснейший флёр, сопровождавший Айвину после тренировок. И раз Димитрия занялась собственной усладой, так почему бы Сильвии самой бы было не пойти, да найти Айвину? Со сладкой истомой, растекшейся по всему её телу вместе с предвкушением, Сильвия тихонечко выскользнула из комнаты. На прощание же ей раздался уже более громкий стон с кровати Димитрии. В коридоре Сильвия столкнулась с заалевшей сокурсницей, которую тут же вернула обратно в их комнату её соседка. Они явно собирались заняться непотребствами. Ди Мортоне не обращала внимания на собственное сбившееся дыхание или же тяжесть в икрах – её всецело поглотили мысли о сильных руках Айвины и её темных омутах очей. Но её резко вернули на землю, хоть и на время. - Сильвия! – Её предплечья были резко схвачены Вильгельминой. – Ты не видела Катарину? Черноволосая ведьмочка отрицательно покачала головой. Она даже не заметила волнения фон Крейц и её заалевшего лица. - Леший бы её побрал! Сильвия даже не проводила её взглядом, магическим образом она была прикована к лестнице, ведущей на верхние этажи. Словно горная лань, она проскочила на самый верхний этаж, нервно закусывая губу в предвкушении. Сквозь дурман сладкой неги она слышала не сдерживающиеся никем стоны, проходя мимо опочивален. Зная, что Айвина проживала в конце коридора вместе с одной из своих подруг, ди Мортоне, чувствуя, как её ладони запотевали от волнения, поспешила к нужной двери. Легонечко постучав, заламывая руки, Сильвия очень надеялась, что застанет Айвину в её опочивальнях. Одну. От одного такого ожидания, из момента превращавшегося в тягучую нугу нетерпения, внутри ведьмочки всё содрогалось. Предвкушение томно растекалось в ней как горячий шоколад – вкусность, которой её дражайший папенька отпаивал, когда приезжал из южных княжеств. С ней у Сильвии ассоциировались лишь хорошие воспоминания и приятные вещи. Дверь отворилась. На пороге предстала сама Айвина – вся раскрасневшаяся, с примятой рубашкой и взъерошенными волосами. В мысли Сильвии тут же закрались сомнения, что она была одна, но когда руки Айвины настойчиво потянули её в опочивальню, то с хлопком двери она очутилась в крепких объятиях старшей ведьмы. Это было столь неожиданно и не менее возбуждающе, что Сильвия отчетливо ощутила влажность между ног, отчего покраснела. Ну, куда уж там – от одних теплых тисков сильных рук, глубоких вздохов в ямке между шеей и плечом она уже готова была на всё что угодно. Как же долго ждала сего момента! И молча, она соизволила отпрянуть от Айвины, чтобы взять её раскрасневшееся лицо в свои ладони, очертить линию скул и подбородка большим пальцем, не отрывая взора своего от темных, почти чёрных очей. - Моя дорогая Айвина, - их губы были на одном уровне, - ты не представляешь, как долго я желала этого. – Шептала в забвении чувств Сильвия. - Милая, милая Сильвия, - Айвина чувственно прошлась пальцем по её губам, - словно гром средь неба ясного ко мне пришло озарение, что мила ты сердце моему. И металась я в бреду, без сил осилить сею истину. - Ну почему же? – Сильвия опустила руки на её плечи, вновь прижимаясь всем телом, жаждая ласк и прикосновений. – Что же тебя сдерживало, моя милая? В истоме долгой я ждала тебя – хотя бы весточку и была бы я с тобой. - Сильвия, - шепнула Айвина, - о, Сильвия, как же ты прекрасна! – Её руки сомкнулись на талии ведьмочки. – Негоже мне быть подле тебя. - Не смей! – Сильвия тут же снова обхватила её лик, изуродованный болью от неприятия. – Не смей! Ты прекрасна, так прекрасна – коль ты не веришь в это, то позволь мне доказать тебе… - Сильвия, - вздох облегчения вырвался из среброглазой, когда она ощутила теплые обветренные губы на свои собственных, а на пояснице – танец длинных пальцев, - прекраснейшая ведьма сего бела света. И Сильвия захлебнулась в сладких поцелуях, ведомая сильной и ласково настойчиво Айвиной к одной из кроватей. Опьяненные чувствами они рвано постоянно повторяли имена друг друга. Очутившись на спине на мягких подушках, она ненасытно целовала Айвину, стягивая с той рубашку, чувствуя, как шнуровка её собственного платья ослабевала. Губы Айвины медленно спускались от скулы к лебединой смуглой шее, а там и ниже – к ключицам, к груди. Сильвия выгнулась от одного только прикосновения языка обладательницы медных волос к собственной груди, не сдерживая стона… … Никто не удивился столь резкому наплыву чувств. Сердца старших ведьмочек заплясали в чудном ритме любви, принесенной, поди возьми откуда. И Вильгельмина понимала это как никто другой. И без того думая о шаловливой Катарине, она была уверена, что в странной перламутровой дымке была виновата именно Шадурских. Она учинила всё это любовное помутнение! Да, Вильгельмина была уверена в сим и не могла не остановиться, вылетая из собственной комнаты, дабы найти её. И нет, нисколько это не было связанно с собственным ногами, которые были словно мягки как подушки, набитые гусиными перьями. И никак не с мыслями о шаловливых и до жути ловких руках, и Вильгельмина нисколечко не думала о длинных тонких пальцах, держащих в крепкой хватке меч! У неё и в мыслях не было очаровательной кривой улыбки или же ослепительно-прекрасных светло-зеленых очей из-под вороных бровей. Да-да, Вильгельмина лишь злись и только. И нет, она не игнорировала клокочущее чувство изнутри, сродни радости и эйфории. Что-то схожее на… Нет! Вильгельмина не смела и подумать о таком. И каково же было её удивление, когда двери на этаж вниз были закрыты! Словно кто-то запер их снаружи! Вильгельмина также почувствовала защиту в арочном проёме. Хуже всего стало, когда она услышала позади смешок и встретилась с обладательницей светло-зеленых глаз. Катарина медленным шагом приблизилась к ней, держа руки в карманах. На лице, вместо ожидаемой ехидной ухмылочки, характерной для смешка, Вильгельмина увидела мягкую тёплую улыбку. Такую, в которую в высшей степени безбожности нельзя было не влюбиться. Это была там самая улыбка, заставлявшая её коленки подрагивать, а сердце отплясывать танец под песни ведьмовских шабашей. - Мина… всё в порядке? Но за обманчивым теплом, улыбкой, будто бы закрался тот самый, чьё величие магическое даровали свету темную магию. Будто бы сумрак выглядывал из-за спины Шадурских. Но мимолетная мысль исчезла очень быстро. Вильгельмина, было собравшись, резко отсекла: - Это ты натворила? - Ты про что? Про запертую дверь или то, что жаждущие любви наконец-то смогли обрести возможность получить желаемое? – Катарина подошла вплотную к ней. Вильгельмина чувствовала дыхание подруги и была невольно вынуждена закинуть голову, чтобы посмотреть прямо в бесовские глаза напротив. В ноздри ударил запах моря и свежей хвои – вечный спутник шаловливой Катарины. – Надо было их всего лишь подтолкнуть. – Одна её рука опустилась на плечо Вильгельмины, мягко сжимая, а вторая оказалась на пояснице. – Держись крепче. - Что ты ещё задумала? – Доверяла ли Вильгельмина Катарине? Да, несмотря на все проказы Ворона, она всё ещё видела в ней тут девчонку, которой не оставили выбора, как стать на путь ведьмачества. Отвергнутая семьей, покинувшая родину. Вместе с опальным дяденькой – таким же отверженцем. И это заставляло её верить ей. Как и память её слов о том – почему именно она была в ссылке. – Ката- Но Вильгельмина не успела договорить, как вплотную была стиснута в объятиях Катарины, заслышав треск. Её голова резко закружилась – почва из-под ног исчезла и тут же через мгновение она со стуком приземлилась в объятиях Катарины. Раскрыв глаза, она обомлела. В лучах заходящего солнца лик Катарины будто светился золотом. Её светло-зеленые глаза лучились теплом и лёгкостью. Не отнимая своих рук, она повернулась к лучам и с удовольствием прикрыла глаза: - Это мой маленький секрет, который я держу в тайне от магистров. Вильгельмина в неверии оглянулась по сторонам: старое помещение, затхлое, служившее кладовой со старыми гобеленами, лежавшими в одном углу и по другую руку от них – ящики, да какой-то сундук. И казалось, в сим месте давно не бывали, если бы не свежие свечи, да импровизированный гамак, выглядывавший из-за спины Катарины. - Я не говорила ни Отили, ни Владлене. Но мне очень хотелось рассказать тебе, несмотря на то, что мы отдалились в последнее время. И вот – нашёлся повод. То есть всё это время Катарина думала о ней? Её также тяготило то, что между ними с Вильгельминой возникла размолвка? Эта мысль разлилась теплом в груди Вильгельмины. Она отпрянула от Катарины, но лишь за тем, чтобы лучше всё рассмотреть. Благодаря широкому окну, освещавшему круглое в плане помещение, она могла разглядеть старую выцветшую карту на противоположной стене. - Это невероятно… Но как мы здесь очутились? – Она повернулась к Катарине и с удивлением отметила, что уверенность той будто сдуло. Шадурских нервно теребила родовой перстень у себя на пальце, закусив губу. - Я тебе скажу, но для начала, дай мне слово, что никому об этом не расскажешь. Вильгельмина слегка прищурилась от солнечного света, наблюдая за нервной мимикой острого лица Катарины. Та смотрела её прямо в глаза, но вздохнув, она отвела их в сторону. - Не скажу. Клянусь под взором дейве. – Может сие и было опрометчиво, но любопытство Вильгельмины и не рассеявшееся до конца действие той странной дымки сделали своё дело. - Я могу телепортироваться. Это было неожиданно, но это также объясняло, почему они в мгновение ока очутились там, где были в тот момент. - Вместе с кем-то. – Вильгельмина задумалась. – И без вербального заклинания. – Её глаза расширились в удивлении. – Невероятно! Почему ты раньше не сказала?! - Я недавно открыла в себе эту способность, - Катарина всё ещё избегала её взгляда, - ты ведь знаешь, как мне тяжело даётся прикладная магия. И ты поклялась никому не рассказывать. - Я не отрекаюсь от своих слов, - проворчала Вильгельмина. – Но объясни, зачем ты всё это устроила? Вильгельмина встала у окна рядом с Катариной. Взгляд той был устремлён на горизонт – туда, где Солнце вот-вот должно было поцеловать уста морей. В молчании сим Вильгельмина хотела уже бы повторить свой вопрос, если бы не заворожилась чарующим закатом. Более того, она догадалась, что та кладовая была на вершине лазурной башни – принадлежавшей преподавательскому составу. Уму было непостижимо, как Катарина смогла пробраться туда, да ещё и незамеченной никем. Но мысли Вильгельмины, освобожденные от возбуждения, были затуманены розовыми облаками и небесами – обетованной Дейве, окрашенной в огненные и лиловые оттенки. Море ласково мерцало – казалось, что шум разбивавшихся об скалы волн был слышен даже наверху башни. Вильгельмина не замечала на себе взгляда Катарины, будучи всецело поглощенной соприкосновением спокойных вод с огненным шаром. Она и не заметила как с её уст соскользнуло шепотом: - Это прекрасно. - Да. И вмиг, когда Солнце вспыхнуло ярче, осветляя их силуэты напротив окна – одним веянием руки Катарины, Вильгельмина ощутила на своих устах вкус сладкой вишни – таковой была на вкус черноволосая магичка. И вместе с прощальным поцелуем Солнца, она захлебнулась в чувствах, когда ощутила всю ту мягкость губ и окрыленность. Этот поцелуй в лучах заходящего Солнца на вершине башни и в объятиях Катарины она запомнила на всю жизнь. … И вновь наблюдая за прощальным поцелуем – так она романтично нарекла сию картину ещё совсем юной девчонкой, Вереск не могла сдержать слёз. Она плакала, высвобождая свои чувства, даже не заметив, как Сильвия оставила её одну, дабы она не смущалась проявлением нахлынувших чувств и воспоминаний. Тот вечер и последующую ночь она вместе с Варнас провела в обнимку в гамаке, то целуясь, то общаясь о том, о сём. Варнас поведала ей о том, что нашла одну книжку в библиотеке о невербальном проявлении основных заклинаний. Там что-то говорилось о сумраке и рунической магии. И Варнас тренировалась в медитации долгое время, как оказалось, ещё и сбегая по ночам в башню, в которую проникала с легкостью через ту же библиотеку. Тайные ходы никто не отменял. И в один прекрасный день у неё получилось переместиться от сундука к окну. При чём, как объясняла та книга, такой вид телепортации очень был характерен специфичным чародеям – коим и являлась Варнас, будучи неспособной воспроизводить заклинания в обычном ключе. Более того, такой вид телепортации также намекал на стихийность мага. Варнас тогда предположила, что это был ветер, но Вереск, немного поразмыслив, вспомнив об стихийных ответвлениях, сказала, что её стихия – молния, сопровождавшаяся громом и грозой. Резкая, дерзкая, неожиданная. Потом они сошлись, что у Вереск стихия – огонь, жгучий, необъятный, страстный. И ещё много красочных эпитетов она услышала тогда в свои адрес, плавясь от нежных рук и порхавших по веснушчатым щечкам поцелуях. Конечно же, на следующий день всё всплыло – заклятия с дверей, отделявшей опочивальни старших от младших, спали, и обеспокоенные магистры попали в общежития, где уже с утра стоял шум и гам: визг, очутившихся ведьмочек в одной постели был незабываем. Многие девочки полуголыми, подхватывая полы одежд, убегали из комнат прямо перед носами магистров. Некоторым же было вполне комфортно очутиться нагишом, да ещё и вместе. Например, Сильвии и той старшекурснице Айвине. Вообще, многие выпускницы вполне спокойно отреагировали на то, что их опоили зельем «истинной любви». В рецепте было указано, что зелье представляло собой компас, направляющий влюбленные сердца друг к другу. Конечно, это было романтизированным преувеличением в большинстве случаев. Но! В случае Сильвии, Вереск и ещё пары-тройки девиц, оно было более, чем правдивым. Некоторые ублажили сами себя, например, как Димитрия, многие же обошлись одноразовым опытом друг с другом. Как позже выяснилось, Отили тоже оказалась в общежитиях и попала под действие дурмана, как Варнас. Но вот Владлена нет – она была в оранжерее и помогала магистру Ирмалинде с визжащими колокольчиками. А ночевать ей пришлось в одной из пустующих комнат младших. Вереск могла бы и посетовать на то, что магистры не сняли барьеры с дверей. Но, как оказалось, они были совсем не против того, что студентки провели ночь полную страстей. Как ни странно это бы не звучало. А вот причина сего их волновала. Вину на себя взяла Варнас, более того, она спокойно приняла наказание от ректора. Но то были дела минувших дней. Лишь светлая память, незапятнанная грустью и гневом, осталась о них. И Вереск оставалось лишь не забывать о них. Вся её жизнь – её чины, титулы, богатства и могущество – всё это меркло по сравнению с теми годами юности, которые она провела в безоблачном спокойствии, не ведая, что ожидало её впереди. И с тем самым она явственно ощущала разницу между светло-зелёным тёплым взором и мрачным взглядом подруги дней её суровых. Ибо сердце её никогда не переставало любить.