Благая Бойня

      — У нас всегда город был спокойный очень. До большой войны особо ничего не происходило, до этой войны тоже.       — Большая война - это-о...       — Вторая Мировая, то есть, прошу прощения. А эта война это которая кончилась недавно.       — Русско-Украинская, имеете в виду?       — Да-а, её. У нас городок ти-ихий, споко-ойный, никогда тут не было при моей жизни ничего подобного. Хоть и прожил шисят лет, а ни-чего такого не было!       — Продолжайте, пожалуйста, о городе.       — Э... — тихонько взмолвил голос старика. — Кременчуг наш, конечно, городок неслабым был ищо в советские годы. Промышленное сердце Полтавской области и ч-чуть ли не промышленный центр всего левого берега! Полтава, Сумы, Чернигов - среди всех них мы были лидерами. Один Краз чего стоит! Везде его знают!       — Объясните, что значит "Краз"?       — Кременчугский автомобильный завод, вот что это значит. КрАЗ! Знаменитое на всю страну предприятие, много героев труда здесь, у нас, в городе! Сами знаете, множество памятников по всему Кременчугу в честь, а... Героев труда. Очень много героев труда у нас погибло, город обороняя, а многих из ветеранов я сам в лицо знаю.       Дед немного наклонился в сторону человека справа от кадра, делая акцент на следующем предложении.       — Сам этим героем был. Совсем мальчишкой ещё был, а уже винтовку в руки и вперёд, бить фашиста. Город свой и терял, и брал за считанные дни. С мясокомбината мужики, — старик начал загибать пальцы на руке, вернувшись в прежнее положение, — с вагоностроительных цехов - это всё герои. Потом понастроили у нас ГЭС целую, молокозавод, целый сталелитейный завод... Только на нём шесть тысяч тружеников горбатятся из года в год! А ведь есть ещё нефтебат, автосборочный...       — Так, — резко перебил его голос из-за кадра, — я так понимаю, что весь ваш город занят в промышленном производстве, верно?       — Весь Кременчуг, да, — спокойно ответил старик, закончив счёт и слегка покивав головой.       — Давно ли так?       — Сколько себя помню, здесь всегда делался акцент на промышленников, — медленно проговорил эту фразу старик. — Многие и в сельхозе заняты, конечно, но куда ни посмотри, то в каждом подъезде найдётся по несколько заводских рабочих.       — А сколько в вашем городе предприятий..? — ложно неуверенно спрашивал человек из-за кадра, растягивая последние гласные.       — Было целых тридцать пять.       — Какие-то из них закрылись?       — Из тридцати пяти осталось двадцать се-ой, нет... — старик ненадолго призадумался, поглядев в сторону, и уже совсем скоро вернул свой взгляд на собеседника. — Двадцать пять. Какие-то во время оккупации сгорели, какие-то сейчас закрываются...       — А почему закрываются предприятия?       — Денег нет у предприятий. Много рабочих людей погибло, ещё больше уехали в лучшие места для жизни. Нас тут всего сто восемесят тыщ осталось. Невыгодны для промышленников сейчас условия.       — А сколько людей было в городе?       — Когда?       — Ну, до войны.       — Четверть миллиона людей было, — грустно ответил старик, опустив взгляд на стол, расстилающийся перед ним.       — Двести пятьдесят тысяч, да?       — Ве-ерно, конечно, — вздохнув, ответил он, слегка почёсывая пальцами кончик носа.       На несколько секунд в комнате повисла тишина. Старик о чём-то размышлял, медленно водя взглядом по комнате и изредка утыкаясь им в разные точки, будь то в человека за кадром или даже на стену, выкрашенную в тёпло-телесный цвет. Из-за спины сидящего перед ним человека лениво проникал солнечный свет, а вместе с тем отчётливо слышны звуки перелистывания бумаги, а на видеозаписи ясны звуки кассетного шума. Изображение несколько нечёткое, зернистое, довольно часто проявляются искажения. Только затем мужчина за кадром продолжил своё мирное интервью.       — Кременчуг точно переживает не лучшие времена, так ведь?       — Вы в этом плане полностью правы, — ответил он, положив локти на стол.       — В газетах много писали... Много писали о том, что уровень преступности для такого города необычайно высок. Что вы думали об этом?       — Было очень страшно, вот что я думал. Долгое время я даже боялся отпускать внучку одну в школу, вставал вместе с ней только для того, чтобы её отвести, хоть и идти ей совсем недалеко. Метров двести, не больше. И приходил за ней сам, несмотря на больные ноги. Убивали ведь вообще всех, кого ни попадя. Не смотрели ни на возраст, ни на пол... Находили самые разные трупы, будь то посреди ночи или бела дня.       — У вас не было догадок насчёт того, кем могли быть эти люди?       — Нелюди это. А вообще да, были догадки. Но вы-то сами знаете, что на суевериях далеко не уедешь, верно? Да и я по призванию далеко не криминалист. Одно время я думал, что это местные бри... Бритоголовые шумиху наводят, но потом я узнал, что и бритоголовых очень много убивают. Ну я и решил: приезжие, может, решили городок под себя подмять по случаю разрухи-то? А вместе с тем и приезжих стало много погибать. Тогда я совсем запутался, решил больше не гадать.       — Говорили о шести серийных убийцах, о подпольной террористической группировке...       — Ой, да вы знаете чего только не говорили? — заулыбался старик, почёсывая кулачком сухие губы. — Всего наговорили за это время! — кивнул он в сторону интервьюера. — Всем было очень страшно за свою жизнь! Одни убитые, никто нападений не переживал, никаких тебе свидетельств по внешности преступника. Конечно, думали в газетах ещё о том, что это такая организованная, значит, боевая ячейка, которая занимается подрывом государственного строя, очень законспирированная и никому не заметная. Да и сейчас думают. Какая-то секретная группа типа вояк, работающих под прикрытием правительства Украины... Ну, послушайте, звучит как бред душевнобольного, либо как лепет не понимающего жизни ребёнка.       Старик, однако, невысоко поднял руки и развёл их, продолжая улыбаться.       — Но ведь если бы это была целая банда, то её бы раскрыть могли легко! Не могут все действовать так профессионально и без оставления улик, я так считаю. Схватили бы самого неопытного, допросили и вывели бы всю банду на чистую воду.       — Так какая же версия вам наиболее импонирует?       Старик вновь опустил руки, а затем и взгляд. Он подпёр подбородок собранным кулачком, часто моргая, да вот только недолго думая. Уже совсем скоро от него можно было услышать ответ.       — Я думаю, что это просто большая куча бандитов, которые одновременно решили поделить наше полюшко. Хотя я и сам общался с некоторыми бандитами, и я знаю, что среди них есть много не таких уж и плохих людей. Они бы не отважились так убивать детей, и даже младенцев, Господи Боже, — старик дважды перекрестился, — да и вообще... Не все бандиты ведь любят приносить боль и страдания. Им главное заработок, а остальное просто, как говорят в медицине, побочный эффект.       — А если не секрет, откуда вы знаете столько информации о городе и бандитах?       — Ну-у, во-первых я видный общественный деятель и общаюсь с людьми из городской администрации, а во-вторых общественному деятелю в наши времена приходится часто общаться с представителями криминального мира. Всё вполне логично, товарищ лейтенант.       — Странно, что вы этого не скрываете.       — А что скрывать? Теперь запрещено общение с людьми?       — Да нет, я просто-       — Не надо тут "просто", — дерзко перебил его дед. — Запретов куча, а толку никакого. У меня вот к вам такой встречный вопрос, вы добились хоть каких-то результатов по поводу расследования?       — Так-то да, результаты имеются. Никакие это не банды, и никакие это не бандиты.