Утро первого января началось с траха над трупами, а продолжалось моим пробуждением. Проснулась я, вопреки собственным ожиданиям, безмолвно выдвинутым самой себе ещё в полночь не только в привычном месте, но и в привычном виде: почти голая, под тёплым одеялом, на правом боку, со слегка поджатыми к себе ногами и с грустным видом на закрытую дверь, неприметную стену. По привычному ритуалу лежала в таковом положении ещё пару минут, и только затем, набравшись сил и сжав волю в кулак, приподнялась с тёпленького местечка, скинув с себя одеяло для дыхания. На своё удивление не обнаружила домашней одежды, которая должна висеть вот тут, на стуле. Подумала: "Ну, может, забыла где-то в доме?". Верю этому.
Встаю с кровати, по слегка прохладному полу следую в гостиную в одних трусах. Смотрю туда - только тапочки у прихожей стоят, чистенькие, но никакой своей одежды не вижу. Снова приходят в голову назойливые вопросы: "Одежда моя где?". Не успеваю на него ответить, как мне в нос проникает удушливый запах до невозможности сдерживания рвотных позывов невероятно мерзкой массы, в которой я толком ничего не успеваю разобрать. Со страхом кидаюсь в ванную комнату, раскрываю дверь с зажатыми рукой ноздрями и вижу ЭТО.
Это - последствия новогодних празднеств. Вся моя одежда, по приходу сваленная в раковину, ныне лежала наполовину в ногах, а наполовину в некогда пустом тазике для мытья, заполненном смесью тёплой воды с мылом. И какой же огромной ошибкой было заполнить, блять, ёмкость с этой одеждой горячей водой. Кофта, джинсы, ботинки - все они, смешавшись, образовали такую едкую смесь, что мне плохо стало. Они воняли до такой степени ужасно, что первое же, что я сделала, не разбираясь с ситуацией, так это выбежала из ванной и открыла все имеющиеся окна настежь. Даже несмотря на то, что я совершенно голая, а на улице натуральное первое января. Только после того, как запах начал постепенно выветриваться на улицу, а я смогла прочистить организм свежим и нормальным кислородом, стала проникать внутрь потаённых убежищ, в которых горы этого говна и сокрыты.
Да, и я, стоя на коленях, в этом тазике губкой с мылом отмывала все остатки моих биологических испражнений, какие из меня только выходили. Хорошо хоть, что кровь среди них была не очень заметна. Набирала чистую воду в тазик, в ней мыла, грязную сливала в рабочую раковину и так далее. В целом день начинался по самому что ни на есть "заебись" - проснулась в четыре часа
дня с неадекватным для меня ощущением бодрости, когда солнце уже было в зените, обед позади, пейзажи из далёких и близких рядов не менее голых, нежели я, деревьев. Спереди. Голубо-белое небо надо мной и бесконечная земельная впадина где-то под ногами таится, ожидая своего часа сначала для раскрытия, а затем и пожирания всех и каждого, кто только посмеет в ненужный час оказаться на месте этого проклятого городишки.
Впрочем, я могу с уверенностью сказать, что была да сгинула лучшая ночь в моей жизни. Без преувеличений лучшая. Как будто мне все внутренности до блеска промыли: телесная лёгкость, душевная чистота до того искренне и чувственно переполняли моё тело, что я, смотря на себя в зеркало утром первого января, видела вместо бледных блюдц яркие, сияющие глаза. Живые, настоящие, мои! Одиннадцать походящих на людей особей отправились на тот свет наиболее жестоким образом, какой я только смогла исполнить за несколько секунд. Думаю, впредь и мент, и кент будут знать, что не стоит соваться на того, кто живёт исключительно ради убийства.
Одиннадцать человек. Буквально за одну ночь. Дикая беготня от милицейских глаз, перестрелка… Налететь на обученного человека с пистолетом, имея один лишь нож? Просто безумие. Не знаю, завладел ли мной тогда экстрим, отчаяние или решимость, но то чувство настолько сильно отпечаталось в голове, что его запах поныне отдаётся от моей подушки по утрам. Даже сегодня, спустя столько прожитых одинаковых дней, я то и дело вспоминаю глаза этого мусора, так и не успевшего нажать на курок, когда нож уже вонзился в его грудь, а потом и горло. Думаю, если удача спасла меня в этот раз, то лучше её больше не испытывать. Кто знает, спасёт ли она меня теперь?
Все эти дни я только и делала, что вставала, делала типичные для себя физические упражнения, ела остатки жратвы, а затем либо лежала перед теликом целыми днями с перерывом на прогулки и занятия, поглаживая Орешка, либо сочиняла всякую хуйню. Была очень довольна зимними каникулами, которые закончились так же неожиданно, как и наступили. Какую-то часть сочинений успела запечатлить на бумаге, какую-то нет. Честно говоря, все эти творения кажутся мне теперь до того скучными и банальными, что на продолжение творчества не возникает совершенно никакой мотивации. До того я замечталась в этой рутине, что даже не заметила, как уже четыре дня не хожу в гимназию. А отчего я так замечталась? Да блин, готовить и стирать, да и за домом ухаживать теперь придётся полностью одной. Да и оставлять его нельзя. Но есть и свои плюсы.
Просто папа уехал. На войну, как он мне объяснил ещё перед новым годом. Оставил мне добротную часть имевшихся денег, а сам уехал в Курск, откуда, как он обещал, будет писать письма и с ними высылать деньги. И таблетки, которые я до сих пор обязана пить. Надеюсь, на таможне эти конверты не вскрывают разные жадные до денег нищуки, и мои дозы не пропадут просто так, где-то на российско-украинской границе. Они, как-никак, мне очень нужны. Обязана буду каждый месяц ходить в местную налоговую, чтобы платить за всякую хуйню, включая ЖКХ, налоги, а также, помимо этого, покупать себе пищу и патроны. К слову о патронах: мой тренер по боксу, выслушав мою искреннюю обеспокоенность о "самообороне", дал мне контакт на одного своего старого знакомого, который торгует старым вооружением и боеприпасами.
Вот так не ожидала этого от своего тренера. Я боюсь, как бы он не подозревал меня в том, что это я людей убиваю в округе. В любом случае, в скором времени я к его знакомому схожу и куплю себе что-нибудь полезное. Обязательно куплю. А то этот Макаров мне уже приелся.
Но от постоянного отсутствия бати появляется один жирный плюс: теперь я могу приходить домой с чувством того, что это моя крепость. Я могу не прятать свой пистолет, могу уже перестать кичиться о потерянных гильзах, могу смело входить в дом с кроваво-красными джинсами и не отмывать кофту на улице, загребая голыми руками леденящий кожу снег. Могу есть что хочу и когда захочу, могу курить и бухать, могу хоть трупы таскать сюда. Один жирный минус — я не знаю, когда конкретно он вернётся. Буду внимательно следить за содержанием писем.
Утро началось с трёх вещей:
— Попробовала сварить толстую кишку, спизженную из младенческого тела. Варила-варила, да пересолила. Вроде и тщательнейшим образом её промыла, а всё равно какой-то привкус неприятный остался. Вот вроде телячье мясо считается куда более лучшим, нежели мясо взрослых баранов, а здесь так не работает. Или, может, времена уже более сытные, поэтому не таким вкусным кажется? В любом случае, кишку пришлось порезать на куски, передавить (чтобы потерялась видимость того, что это вообще кишка), а затем и выкинуть. Заместо неё наелась сосисок с яичницей. Вот яичницу у меня всегда получалось готовить на ура.
— Две недели подряд слушаю лютую плюшку из Нидерландов. Имя ей - альбом-сборник Hellsound 2 Hard As Hell. Это настолько охуенно, что я банально не могу остановиться, и слушаю её и утром, и днём, и во время тренировок, и на отдыхе, и на прогулке, и перед сном. Один раз даже заснула со включённой музыкой в ушах, и мне снились всякие невероятные похождения по скрюченным небоскрёбам, висящим в неопределённых точках невесомых пространств. Мои сны - вообще отдельная тема. Впрочем, пиздато. Пока никто не видит, пытаюсь подражать роттердамской хакке (недавно показывали выпуск по телику про европейский габбер - такой лютый танец!), а этот тяжёлый бас просто поднимает настроение до невероятных высот. Вот чем надо было от депрессии лечиться, а не всеми этими копаниями внутрь себя!
— Купила свежий выпуск межрегиональной газеты, и смотрю: «Новогодняя бойня. Кременчуг сотрясает эхо войны» на первой же полосе. Вдруг начинаю вчитываться, и понимаю, что это про меня! Дикое волнение меня пробирало, пока я читала всю эту статью, но, к счастью, там не было каких-то занимательных черт внешности преступника. Лень переписывать, поэтому просто вклею сюда содержание.
Ниже представлены несколько грубым образом приклеенных листов желтоватой бумаги. Все они вырезаны аккуратно, чётко по абзацам, а стрелочками, нарисованными от руки, обозначен ход мысли. Все бумаги расположены сверху вниз, а мысль идёт от левого к правому столбику.
Ожидание первых новогодних праздников, прозвучавших без единого выстрела, было жестоко разрушено рукой неизвестной угрозы. 12 человек, включая двух сотрудников милиции, а также молодую мать с трёхмесячным ребёнком, утром первого января обнаружили мёртвыми на улицах города Кременчуга. Столь беспрецедентный случай вызвал глубокий резонанс не только в рядах местных жителей, но и служащих правоохранительных органов, а также сотрудников городской и областной администрации. Если убийца 38-летнего Антона Порожнякова дал явку с повинной, то личность ответственного за ещё 11 убийств до сих пор не была установлена.
Серия преступлений, поражающих своей животной жестокостью и неразборчивостью, началась примерно с часа ночи первого января и продолжалась вплоть до четырёх-пяти утра. Почти все они произошли в промежутке между Кременчугским молокозаводом на юге, пр. Свободы на востоке, р. Кривая Руда на западе и гимназией №28 на севере, образуя собой территорию величиной в несколько жилых кварталов. Исключением является тройное убийство, произошедшее по адресу пр. Леси Украинки, д. 61/2, расположенное далеко на севере от выше обозначенного района.
Первыми жертвами, по заверениям криминалистов, стали 20-летние Ефим и Елизавета Карповы, чьи горла были перерезаны острым предметом, а лица обезображены так, будто были раздавлены. Следующей жертвой обозначен 31-летний Максим Савушкин: погибнув от пистолетного выстрела в затылок, оставил вдову с 9-летним ребёнком. Следующими жертвами признана 15-летняя Елена Соря, лишённая глаза в процессе покушения на её жизнь. Гражданка насмерть разбилась о землю, и неизвестно, была она сброшена с балкона насильно, либо же отчаялась на самоубийство. В том же доме, откуда спрыгнула гражданка Соря, на одном балконе были обнаружены трупы 16-летнего Арсена Махмедова и 17-летнего Ростислава Бранковича, обладающие множеством ножевых ранений в области груди и живота, а также гематомами на лице и кистях рук.
В районе трёх часов ночи было совершено убийство, по-настоящему всколыхнувшее общественность. На пересечении ул. Криворудная и Гранитная была зверски убита 23-летняя гражданка Анна Грозина вместе с трёхмесячным сыном Святославом. Женщине было нанесено множество ножевых ранений в районе лица, шеи и груди, а живот младенца был грубо вспорот острым предметом, лишён толстой кишки, а труп оставлен раздетым, вне коляски, на земле.
Спустя 40 минут был обнаружен труп 18-летнего гражданина Артёма Гегеля с двумя ножевыми ранениями в районе шеи. На его бритой голове были обнаружены раны, напоминавшие по своей форме свастику, нанесённые острым предметом. Последними двумя жертвами оказались сотрудники МВД Украины 39-летний Николай Кратов, застреленный пулей того же калибра в лоб, и 24-летний Дмитрий Лазанцев, погибший от многочисленных ножевых ранений в области груди, живота и шеи, а также ударов, нанесённых тяжёлым тупым предметом по лицу. Он не провёл на службе даже недели. У обоих отсутствовало при себе табельное оружие и патроны, однако, анализ отпечатков пальцев на униформах сотрудников не дал следствию никакого удовлетворительного результата.
Данный инцидент является наиболее масштабным антирекордом по числу насильственных смертей, связанных с празднованием нового года: в новогоднюю ночь 1991–1992 годов, запомнившихся наиболее острой фазой боевых действий, на линии фронта было зафиксировано всего семь убийств. Это обстоятельство только сильнее напрягает местных жителей.
Несмотря на то, что правоохранительные органы совсем недавно начали расследование, общество Кременчуга уже давно поделилось на несколько лагерей. Одни считают, что во всём виноваты банды неонацистов, однако лидеры националистических партий и ассоциаций, поддерживающих пророссийский курс, всячески отрицают возможность совершения массового убийства неонацистами, поскольку среди убитых только один человек являлся носителем не-славянской внешности, а также подчёркивая факт того, что Артём Гегель так и вовсе относил себя к бритоголовым, в чём прекрасно было осведомлено всё его окружение.
Подозрения рядовых граждан и неонацистов сходятся на том, что массовое убийство было спланировано, организовано и осуществлено силами местных цыганских, таджикских или подобных диаспор, среди которых в последние месяцы продолжает расти уровень преступности. Криминальные разборки внутри и между диаспорами становятся обыденным явлением, но почти никогда до убийства сторонних граждан, не связанных с их бизнесом, дело не доходит.
Однако, примечателен факт того, что никаких агрессивных иммигрантских групп на улицах города в период с полночи до шести утра замечено не было. Имела место быть стычка неонацистов с иммигрантами в районе железнодорожного вокзала, но и та произошла сутками позднее описанного случая. Организованная преступность в этом инциденте вовсе не рассматривается, ведь характер этого массового убийства совершенно не походит на методы местных бандитов, и тогда народ пришёл в ступор: а вдруг во всём замешана некая новая, беспринципная сила?
Следствие высказало предположение, что именно один человек совершил все 11 убийств. Со слов свидетелей доказательства тому имеются: большинство допрошенных, запечатлевших события, заявляли об одном-единственном нападавшем. Несколько свидетелей даже говорили о двух нападавших, разбегавшихся после совершения преступления в разные стороны. Официальные же источники в лице следственного комитета уверяют, что ныне общество не имеет необходимости в раскрытии истинной личности и качеств предполагаемого преступника, и вся информация до определённого момента будет оставаться секретной и присутствовать лишь на столах следователей, но никак не в руках средств массовой информации. Назревает вопрос, а что же за момент должен настать, чтобы общество получило хоть какие-то приметы преступника? Хотя бы его пол, рост? может, цвет куртки, вид обуви? Но нет, нам отказываются вообще хоть что-то выдавать, ограничиваясь фразами «Всё скоро будет», пока люди продолжают погибать от рук дворовых подонков.
Также милиция всё ещё отказывается открыто сообщать о внешности преступника, давая лишь комментарий: «Это человек, знающий, как надо убивать. Возможно, мы имеем дело с ветераном войны». Как же люди опознают его? А вдруг и у самой милиции нет никаких данных, и это заявление можно рассматривать как банальный крик о помощи со стороны правоохранительных органов? Напоминаем нашим читателям, что за последний месяц в одном Кременчуге были застрелены аж трое служащих правопорядка. Не верить в смелость и непоколебимость нашей милиции, учитывая нынешнюю некомпетентность всей правоохранительной системы и страх, охвативший целое общество, это вполне себе оправданно. Хоть и над истиной нам остаётся пока только гадать, одновременно ломая головы над тем, как каждому из нас дожить до завтрашнего дня, но некоторые выводы о сложившейся ситуации мы уже смело можем сделать.
Также нашей редакции стало известно, что в настоящий момент оперативники ведут разбирательства с обширным списком выпускников медицинских ВУЗов, официально проживающих в Кременчуге, работников медицинских учреждений, включая даже детские клиники, а также, с привлечением отрядов Беркута, идут массовые рейды на территорию общежитий и торговых точек иммигрантов с целью выявления вероятных виновников содеянного. Постановлением президента Федеративной Республики Украина была одобрена инициатива по созданию отдельного подразделения Беркута, дислоцированного в Кременчуге. Где МВД собирается набирать квалифицированных сотрудников в такие короткие сроки, не уточняется.
Вырезки из газет кончились.
Я стану знаменита лишь после смерти. Ни Егор, ни учителя, ни простые, мелочные обыватели со своими такими смешными заморочками не будут знать, что тот, кто тормошит их жизни бешеным штормом, сидит на последней парте кабинета и чешет взглядом спины и затылки, волосатые или бритые, со свитером, пиджаком иль футболкой с чёткой и простой надписью «РОССИЯ», убивает их одноклассников и друзей, верных главарей и цепных псов, сексуальных любимчиков и миленьких собутыльников, вообще не испытывая жалости. А одно лишь омерзение.
Я, оказывается, медицинский работник. Как это мило. Всё же не зря зубрила анатомию, мне эта теория ох как пригодилась. Запудрила следствию мозги, а они теперь сидят и мучаются! Прекрасно! И даже ветераном войны меня обозвали. Это
целая большая честь для меня, знаете ли. Значит, всё же, стреляю я очень и очень хорошо. К слову, раз они уже начинают брать анализы отпечатков пальцев со всей униформы погибших, то пора бы подумать о том, чтобы где-то раздобыть перчатки. На отпечатки проверять будут всех, рано или поздно доберутся и до меня тоже, поэтому раздобуду-ка я себе что-то поплотнее на руки, пока патронов совсем завались не станет, и я смогу с дистанции расстреливать всех подряд.
Наконец, решилась выйти на учёбу - во многом оттого, что соскучилась по Егору и его милому личику. Одного скина, которого я регулярно видела, поныне вовсе нет. Это я его убила, видимо. Начинаю ощущать последствия своих действий не только в том, что навсегда пропадают из поля видимости те или иные люди: все сидят на натянутой струне, которая к удару по себе готова. А вот те, кто сидит на струне, к удару не готов. Вот они и волнуются, что упадут, да только боязливо переговариваются между собой, понятия даже не имея в том, кого подозревать им в том, кто ударит по струне. Слезать с неё, чтобы что-то делать, они не хотят, а заместо этого только повторяют: «Нет, что вы, это же не наше дело! Мы, конечно, очень волнуемся за свои жизни, но если что-то плохое случится, то во всём будут виноваты милиционеры»! Ёбнутые.
Мне кажется, даже я буду поразумнее, чем все они. Так и вспоминаю свой монолог с конца сентября. До сих пор его иногда перечитываю. Впечатляет. Но монолог из первых чисел сентября, как по мне, куда круче. Останется только вспомнить, в каком из дневников он лежит.
Понемножку становится теплее - это я ощутила по своим ногам. Всё равно волос растёт не очень много, поэтому я даже не бреюсь. А хули? Кому я нужна вообще, будь я с волосами или без? Правильно, никому я не нужна. Зато я очень нужна своим ебучим преподам: сидели, разбирали ебучие паритеты покупательных способностей, из которых я поняла только то, что автору этих паритетов настолько было нечего делать угрюмыми таёжными вечерами, что тот аж случайно написал какую-то лютую хуйню, над которой через сто-двести лет теперь должны горбатиться школьники всех стран бывшего Совка. Спасибо тебе большое, как там тебя звали? Никаких тебе почестей, уёбок.
Однако, у этого дня есть и хорошие стороны. Например, сегодня (20го числа) я вновь обратилась к Мише уже за помощью о том, где обитают непосредственно скины. Он прихуел немножечко, но после пары упрёков и доёбов до него, наконец, дошло, что вывалить имеющуюся инфу наружу ему стоит безо всяческих прелюдий, иначе я намеренно конкретно его выслежу и прикончу. Запомни, Света: Центр города, напротив железнодорожной станции (Выслеживают приезжих), а также в пространстве между Дворцом Культуры и парком воинов-интернационалистов. Миша сказал, что его будь то в шутку, или на серьёзных щах называют
воином парком воинов-неонацистов. Ох уж эти скины, ох уж это чувство юмора...
И это не просто так. Если тут со скинами ещё бедненько, то на севере, в спальных районах, их толпы ходят. Я слышала, что есть даже какая-то группировка с угрожающим названием Белый Дом, но думаю, что если действовать планомерно и с чувством стиля, то они разбежаться успеют быстрее, чем наложить в штаны, сколько бы их там не было - полтора десятка или дюжина тысяч. Ствол - вот что решает, а не эта ваша численность и сплочённость.
Хорошо, что день мигом пролетел мимо меня, и я сумела быстро и безо всяких происшествий добраться до родной гавани, где и смогла, так скажем, пришвартоваться. Пересидела до того момента, пока начнёт смеркаться, а затем провела свой типичный ритуал: проверила пистолет, боеприпас (18 штук патронов), свой нож и для него ножны (ой, простите, кармашки), крепко завязала ботинки, обмыла лицо и шею холодной водой, взяла денюжки, настроила дыхание и дух (перед выходом больше не пью, осмелела), и вот - я на улице, снова всё в том же одеянии. Кофта, чёрная футболка, джинсы, армейские ботинки, шапка, шарф. Блять, сколько грязи мои ботинки уже повидали!
Иду себе неспеша, глядя на то, как стагнирует ситуация с инфляцией. На циферблатах возле обменника вырисовываются всё более ужасающие своими размерами числа. Тут уже не сотни, не тысячи, а десятки тысяч гривен за доллар, которые скоро перерастут в сотни тысяч. Думаю о том, нужны ли мне вообще эти бумажки, которые с каждым днём становятся всё менее ценными? Может, пиздить золото и разные украшения, а на них уже обменивать всё, что есть? Идея, в целом, хороша. Можно попробовать перестрелять цыганский табор и спиздить золото у них, за что местные мне будут только благодарны. Посмотрим со временем: если они не будут вооружены чем-то стреляющим, то цыгане, ни разу в жизни не контактировавшие с прокуратурой в качестве потерпевших, просто сдуются. А то и покинут город. Было бы круто. Очень круто. Ибо ненавижу я, блять, цыган.
Центр, на удивление, гораздо тише. Он менее многолюдный, чем мой район, и районы многоэтажек на севере - тем более. Почти все домики тут высотой в 2-3 этажа (несмотря на то, что они многоквартирные), тута имеется много деревьев и кустарников, огромное количество широких тротуаров и открытых пространств в целом. Очевидный плюс данного типа местности - мало свидетелей, очевидный минус - мало фонового шума, а поэтому всё придётся делать либо очень быстро, либо очень тихо. Значит, будем делать так, как я хотела: совершаем один меткий выстрел в затылок, а после оного сматываемся куда подальше и делаем вид, будто меня на этом месте никогда не существовало и существовать не могло. Хорошая идея? Конечно же отличная идея, а кто мне ещё об этом скажет? Правильно, я теперь сам себе единственный друг, любовь, судья и собеседник. Сама придумываю, сама оцениваю, сама исполняю, сама получаю плюсы и последствия, и всё такое. Очень сама себя ценю!
Признаться честно, полтора часа по центру бродила. Видела парочку панко-гопников, но они мне неинтересны. В процессе прогулки приглянулась двойка-тройка одиноких скучающих скинов, но те слишком долго находились в поле зрения лишних свидетелей, т.е. кого угодно кроме меня. Кроме, непосредственно, меня их видел много кто: назойливые бабушки, ёбнутые дедушки, весёлые мамашки, унылые папашки, детишки и их ёбыри... Много кто. Слишком долго за одним человеком мотаться нельзя, ибо легко спалят и начнут нервничать, поэтому долго за одним не вязалась и, в случае недоедания, бросалась на поиски другой цели. Видела одну группу скинов из четырёх человек, очень похожих на тех, которых я уже когда-то видела в избиении за владельцем ларька - их компания пополнилась каким-то гопником с коротко стриженной головой. Все стояли себе возле магазина с музыкальными кассетами, и оживлённо спорили насчёт двух музыкальных групп. Вроде это были
Exployteed Exploited и Metallica. Я в сортах говна не разбираюсь, поэтому мне и всё равно, чего они в этом роке не поделили.
А ещё я тут обнаружила большую-пребольшую площадь. Честно, в Кременчуге живу с августа, а впервые увидела её только сейчас. Площадь вдоль и поперёк покрыта ровными каменными плитами бледно-серого цвета, в центре стоит памятник Ленину (чёрт бы его побрал), а вокруг него будто бы бесцельно бродят никчёмные индивидуумы, так забавно и мелко выглядящие на фоне этой бессмысленной пустоты. С разных сторон площадь окружал некий сквер, два крупных здания и автомобильная развилка, но, к сожалению, город мне только предстоит изучить, и всех названий да назначений я ещё толком и не знаю.
Я уже решила, что сегодня не мой день, и стала топать из центра в направление к дому, пока не осознала для себя вот что: десять вечера, на пустынной улице только две живые особи, а единственное, что временами видно из окон рядом стоящего дома, так это лишь тусклый свет. Обзор справа закрывали какие-то гаражи, обзор с окон частично перекрывали ветки деревьев, на которые в зимнее время я особо не надеялась; обзор спереди всячески отсутствовал в виду неимения с той стороны наблюдателей как таковых, а сзади не шумело ни двигателей, ни шагов, ни юркало чьих-то теней. Обернувшись, я удостоверилась - пусто. Только мы вдвоём: впереди меня, держась на двух костылях, шагал инвалид без левой стопы. Причём шагал он до того уверенно и резво, учитывая скользкую землю, как будто передвигается он так уже далеко не первый год. Увидев этого человека, я решила, что надо действовать как можно скорее, пока не объявился ещё кто-нибудь, мечтающий о трёх отверстиях в шее. Цель, всё же, простенькая.
Вначале между нами было метров пятьдесят. Пользуясь расстоянием, я резко расстегнула молнию кофты - ранее приметила для себя, что непродолжительные звуки привлекают внимание куда меньше. Привычным движением руки, продолжая зорко наблюдать за окружением и прислушиваясь к лишним звукам, потянулась правой рукой к левому внутреннему карману, обхватила рукоятку пистолета и лёгким движением достала его на открытый воздух. Левой рукой сняла ствол с предохранителя, затем опустила его в землю, чтобы тень от собственноно тела хоть немного его прикрывала, а также чтобы он в целом казался не очень приметным. Почти тут же перешла на лёгкий бег: согнула руки в локтях, напрягла ноги и потихо-онечку, понемно-ожечку стала к нему приближаться. Снова оборачиваюсь - людей нет, смотрю в окна - не зря посмотрела. Какой-то мужик стоял возле настежь раскрытого окна в одной лишь майке-алкоголичке и курил, смотря на нас обоих. Конкретно на нас. Я не разглядела лица, но я видела, что голова и нос были направлены чётко в мою сторону. "Ну", думаю, "окей, мы пройдём дальше этой стороны дома и я пристрелю инвалида".
Замедлила темп до прежнего, вновь спокойно следую за целью. Ему - похуй совершенно, мне - почти тоже, ибо слегка бухая, курильщику - изумрудно поебать. И вот мы, трое похуистов, живём своими жизнями и следуем своим целям, почти что задумываясь о важности друг друга в жизнях каждого, но увлечённых, в подавляющей степени, только нынешним делом. Ему - дойти, тому - докурить, мне - убить. Желательно обоих.
Кстати об убийстве: в голове закрадывалась мыслишка пристрелить того мужика с окна, чтобы точно никто не мог меня опознать, а уже потом завалить беспомощного инвалида. И вот, во мне началась борьба двух сомнений, каждое из которых за считанные секунды приводили свои аргументы в пользу того, чтобы это делать или не делать. С одной стороны, этот мужик наверняка сидит не один, особенно учитывая вечернее время и его зрелый вид. Вдруг кто-то есть вместе с ним в одной комнате? Вдруг у него быстрая реакция, хорошее зрение и острый ум, и как только его друг или родственник схватит пулю, тот сразу подлетит к окну, чтобы увидеть, кто навёл шума? А если мужик в принципе не помрёт после нанесённого огнестрельного ранения, а лишь потеряет сознание? А если я вообще не попаду в цель? А с другой стороны было вот такое мнение: если учесть, что мои деяния уже знамениты, а принципы вскоре даже станут известны, то этот мужик, вдоволь на меня наглядевшись, сообщит ментам все мои приметные черты.
Я только и моталась из одного мнения в другое, и кипела во мне дискуссия, скорее напоминавшие гадания на лепесточках цветка: хуярить - не хуярить. В итоге что? В итоге решила стрелять.
Прогнала в голове мысль: "Сейчас я шагну левой ногой, а сразу после неё поднимаю правую, упираю её в землю носком влево, и левую же ногу разворачиваю к направлению стрельбы. Правую руку направляю ему на лоб, левой подпираю рукоятку, на разогнутых локтях стреляю". Вот, прямо сейчас так и делаю, прямо сейчас! И вот: первый шаг, второй, на третий встаю боком к инвалиду, сгибаю ноги, секундное прицеливание, выстрел. И голова чужака разлетается в щепки, и труп падает вперёд, раскладывая руки на балконе. Но это только в моей голове.
Нет, никак не получается! Я не могу настроить своё тело на резкий поворот и точный выстрел. Совершенно не могу. Когда я проходила уже прямо перед наблюдателем из окна, то доминирующей позицией стало смирение. Оладушки, мы либо должны уйти достаточно далеко от этого мужика в не менее укромное место, либо с инвалидом мы расстаёмся.
К тому моменту я вызвала уже слишком много подозрений на себя. Мужик часто смотрел на меня через левое плечо с явным недоверием, широко раскрыв глаза и нахмурив брови с редкими волосами. В широком зазоре между нами прорывались агрессивные потоки жгуче холодного ветра, серая темень прикрывала наши тела и лица, а я всё следовала за ним, пытаясь выкроить момент. Следовала секунд двадцать. Нюансы поджидали нас на каждом шагу: как только мы сошли с одинокой улочки, то тут же началась какая-то жуть в лице частых людей, машин, детей, так ещё и какие-то хачи устроили свадьбу напротив кафешки в духе "У Алёшки", где столпились бородатые обезьянки с полоумными лицами тёмной тональности, дешёвый автопром и некие бутылки вина. Блять, харам!
В общем, инвалида мне пришлось бросить и направиться в сторону дома - оружие спрятала, медляка обогнала и сдрыснула побыстрее. По пути нормальной обстановки для очередной бойни не приметила, поэтому пришла домой с чистыми руками. Ничего интересного, как и всегда: смотрела телик, читала книгу про тайны человеческого мозга и человеческую психику, инстинкт и произвольное деяние, ждала чего-то сверхзнаменательного. И приближала этот сверхзнаменательный момент всеми известными мне способами.
Планировала в голове много чего. Настолько много чего, что год обещал быть действительно золотым.
