Благая Бойня

      — Вы были дежурным диспетчером в новогоднюю ночь, я правильно говорю?       — Да, — слегка покивав головой и одобрительно моргнув, ответил зрелого возраста мужчина, с худым и болезненным лицом, отражающим симптомы лихорадки. Камера была направлена сугубо на него, но так, что тело находилось в левой части кадра.       Говорил он спокойно, но в нос, изредка шмыгая им. Иногда мужчина кашлял, прикрывая рот широкой ладонью с длинными тонкими пальцами, нос его горел выразительным розово-красным цветом. Щёки плоские, лицо в целом худое, глаза круглые и мелкие, волос короткий, светлый, будто лежащий на его голове, словно тонкая тряпочка. Он разлёгся на стуле, сложив руки в замочек на животе, а треугольный подбородок был близок к груди. Выглядел мужчина уставшим. Масштаб уменьшился, и почти полностью кадр уже занимала голова и верхняя часть туловища.       — В средствах массовой информации неоднократно обсуждалась тема той ночи. Было много статей в разных газетах о массовом убийстве, а-а… что вы можете сказать на этот счёт? Много звонков поступало в дежурную часть?       — Очень много, — отвечал мужчина медленно, с хриплым голосом. — Каждые десять минут сначала кто-то звонил. Потом пять. Потом уже почти постоянно. Убийство, — он прокручивал указательный палец поднятой руки на каждое повторение, — убийство, убийство… Там, здесь, тут. Подростка убили, мужчину убили, ещё подростка убили, мать с грудным ребёнком убили. Трёх убили, одного убили, двух, ещё кого-то, и так без конца. К двум ночи часть уже была пустой, я обзванивал весь состав, поднимал всех кто только есть, чтобы поехали на вызов и оцепили места преступлений. Один раз даже случился такой инцидент, когда я даже принял два вызова об одном убитом и две машины туда отправил. Очень усталый был, а в городе бардак, которому я только своей безалаберностью содействовал.       — Неужели вызовов было настолько много?       — Настолько. Люди с ума сходили, я сам себе места не находил. И так тяжких преступлений в городе было завались, а ещё на новый год такой «подарочек», — он демонстративно поднял руки и обозначил парами пальцев кавычки, — представили. По итогу день этот был не праздничным, сами понимаете. День оказался одной большой подставой. Мало этого, а ведь до нового года ещё потеряли парня из нашего отдела, двадцать семь лет ему было. Освобождал, блин, Харьков, лично три российских танка подорвал. А вот в новогоднюю ночь ещё двоих из наряда кто-то расстрелял из Макарова. У одного пропала рация.       — Говорилось, что оружие тоже пропало, это так?       — Да, оружие тоже пропало. Мы пытались до начальства достучаться, что пропала рация и надо каналы связи сменить, но ничего не получилось. У них там своих дел всегда полно с этими ОПГ и скинхедами. А оружие с патронами, видно, остались у преступника.       — Так, я понял вас. А сколько всего было трупов в новогоднюю ночь, вы можете вспомнить?       — С полночи до скольки?       — До пяти утра.       — О-ой, до пяти утра… — он задумчиво задрал свой взгляд к потолку, подтянувшись на стуле и сев выше.       Мужчина задрал руку и убрал раскрытую ладонь за голову, несколько секунд вдумчиво смотря в потолок, а скорее даже на лампочку, пытаясь с её лучей уловить какую-то мысль. Затем дежурный опустил взгляд на допрашивающего и ответил.       — Двенадцать человек убили.       — Двенадцать? — удивился допрашивающий. — За пять часов?       — За четыре. По три в час, считайте. Я когда это осознал, — он собрал руки за головой, откинулся на спинку стула и с неким негодованием поглядел в потолок, продолжая медленнее обычного излагать свою мысль, — то потом ещё долго думал, какая же ярость движет этим убийцей, раз он почти безостановочно бегал по целым микрорайонам, чтобы ещё какую-то жертву отыскать и вспороть ей либо живот, либо горло. Или что вообще под руку попадётся.       Мужчина замолчал. Его взгляд стал бесцельно бродить по потолку, и продолжалось так примерно секунд десять.       — А ведь кому-то эта женщина и ребёнок были женой и сыном. Но стоит признать: кто бы это ни был, но он не убивал, а, можно сказать, воевал. Как профессионал, по-настоящему. При работе с этим человеком мы всем отделом невольно вспоминали Рэмбо и его методы, и мне, — он на секунду освободил одну руку, чтобы тыкнуть в свою же грудь пальцем, — было страшно оттого, что персонаж из фильма стал реальностью. Если Рэмбо был человечным, то вот этот человек... хотя и человеком его назвать трудно, превосходил всю существующую мораль в величине своей неоправданной жестокости. Сомневаюсь, что у него вообще есть какие-то принципы и рамки.       — В чём проявлялся этот профессионализм? Если, конечно, у вас есть детали расследования.       — Есть, — плавно кивнул он несколько раз, поджимая губы, а затем шмыгнув носом. — Не нашли оружия, не нашли подозрительных следов, даже гильз не находили, а с отпечатками пальцев всё было очень сложно. Их вообще не было. Нигде на одежде жертв не нашли. Можно сказать, что человек этот точно был не психом, раз он так сильно заботился об уликах... если не брать во внимание того бедного ребёнка. Единственной зацепкой были пули девятого калибра, а у других немногочисленные порезы. Да и то, этим девятым калибром весь город усыпан, как ты найдёшь конкретного виновника?       — И то верно. А были хоть какие-то наводки на внешность убийцы?       — Были, но очен-нь… — протянул он, слегка вращая кистью, — расплывчатые. Все говорили, что видели какую-то фигуру, убегающую вдаль, что на фигуре была серая куртка, другие говорили что кофта. Говорили, что это больше похоже на мужчину, а другие говорили, что больше на женщину. Третьи, что подросток, потом ещё думали что это взрослый… — он плавно кивал головой то в одну сторону, то в другую. — В общем, не было ничего конкретного. Зато из свидетельских показаний узнали, что убийца убегал сразу после совершения преступлений. Сделали вывод, что это скорее местный, ибо преступник хорошо знает каждый закоулок, каждую тропу. Знает, как уходить от любых свидетелей, прекрасно ориентируется в городском пространстве, и не вызывает недоверия у простых людей. То есть… Он выглядит точно так же, как и любой обычный человек.       Преступник знает анатомию, потому что всегда знает, куда надо стрелять и куда бить ножом, чтобы быстро убить. А в сочетании с тем, что это скорее взрослый человек, опера стали ходить по медицинским заведениям и опрашивать вообще всех подряд. У них полно одноразовых перчаток, больших лезвий, анатомию они знают просто великолепно, потому сомнений поначалу не имелось. Всех, от главврачей и администрации, вплоть до… Этих, как их там…       — Интернатуры?       — До интернов, да. Там был один парень, в кабинете которого мы целый мешочек этих использованных одноразовых перчаток нашли. С каждой по анализу взяли, сравнили с жертвами, и экспертиза сказала: это тот самый. Мы его арестовали.       — И как он отреагировал?       — Сопротивлялся только на словах. Крупный был парень, но нам легко поддался. Ругался на нас постоянно, всё отрицал и обещал подать на нас в суд, когда сам отсюда выйдет. И мы серьёзно вели над ним суд, шли длительные допросы: спрашивали, где пистолет, а он либо не знает, либо матом кроет. Но потом, в феврале, пошла просто невероятная волна всё таких же убийств: девятый калибр, колотые раны такой же глубины в живот и шею.       — Вы всё это время держали невиновного человека?       — Ну-у, получается, что да. Только одни перчатки с кровью совпадали по составу с кровью жертвы. А потом, из врачебной выписки, мы вообще выяснили, что оказывается застреленному мужчине до нового года была проведена операция по удалению аппендикса. А ведь при вскрытии у того действительно не было этого аппендикса. Мы действительно взяли не того.       — Работа в милиции — действительно сложное дело, верно?       — А как же-ж? — с усмешкой и даже неким удивлением спросил тот, искренне улыбнувшись. — Конечно это сложно! У нас тут нет никаких волшебных палочек или крутых гаджетов, чтобы расследовать дела за миг. Вообще любое дело требует терпения и труда, даже если преступник является с повинной. Но вот это дело с «Совой»… — он цокнул языком, на миг взглянув в сторону. Улыбка мгновенно пропала. — Похуже был только Чикатило. И то, может, он был даже попроще. Потому что убил меньше, при нём хаоса было меньше.       А вокруг этой Совы как будто, а-а… Знаете, тёмная аура летает, — говорил он, описывая шар руками. — Аура хаоса, можно даже так сказать.       — Что вы под этим понимаете?       — Куда эта Сова не пойдёт — по пятам за ней следует анархия. Везде начинается бардак, а все разбегаются кто куда. Люди друг в друга стрелять начинают при малейшем подозрении. На улицах становится настолько опасно, что это напоминает тот же, м-м… Киев? При первом штурме, может.       — Мне кажется, вы сильно преувеличиваете. При штурме Киева армейская техника стреляла по домам, а погибшие исчислялись тысячами за сутки.       — Тут вы правы, да. В погибших и тактике вы правы. Однако атмосфера, которая в Кременчуге царила всё это время… она настолько сильно давит! Представьте себе, что вы служите милиционером в городе, а каждый месяц-другой вашего сослуживца находят с простреленной головой в лесополосе. Или с перерезанной глоткой и бледным лицом. Или вообще без лица. Просто обезображенное порезами и сдавленное, сгущённое в одну неразборчивую кашу без глаз, рта, носа.       Он сделал длительную паузу, с большими глазами смотря на допрашивающего. На улице прозвучал громкий тарахтящий двигатель, уезжающий вдаль, куда кинул свой взгляд мужчина в кадре.       – Вот тогда становится страшно, и опера даже всерьёз думаю купить автомат любыми путями, потому что начальство не предоставляет. Ну вот совсем не даёт! А денег на то, чтобы купить, у меня нет. И это мы ещё не берём в учёт то, сколько времени ты будешь бегать по кабинетам, чтобы получить право на ношение оружия. А другие готовы вообще в любого человека стрелять, чтобы сохранить себе жизнь, потому что о преступнике неизвестно толком ничего. Это было самое жуткое время.       Допрашивающий немного помолчал, и лишь затем неуверенно задал свой новый вопрос.       — Так, и-и… Каким образом вы решили проблему?       — Проблему решили не мы. Мы бы вообще ничего не решили: поубивали нас бы всех, и всё. Верховная Рада разрешила населению иметь огнестрельное оружие.       Он вновь замолчал, со стеклянными неподвижными глазами взглянув куда-то в пространство на несколько секунд.       — Вы бы знали, как его быстро раскупили в Кременчуге. Первая партия пистолетов разлетелась, как горячие пирожки.       — Несмотря на все требуемые справки?       — Да какие справки? — нахмурился он, посмотрев на собеседника исподлобья. — и без справок продавали многие, только паспорт просили. А то и без паспорта, если ты взрослый на вид. Все эти продавцы оружия — в прошлом почти все нелегалы, им закон не писан. Где ты вот таких, законопослушных, во мгновение ока наберёшь, за несколько недель? У нас же всё через жопу работает, простите за выражение. Лишь бы деньги были: бизнесменам миллионы, а нам чай с булочкой. Набрали подозрительных элементов за каждую кассу, в каждый магазин, и вот тогда…       Он негромко вздохнул, а затем немного приподнялся с тёпленького местечка, чтобы тут же плюхнуться на него обратно.       — Вот тогда начался мрак.       — В чём он проявлялся?       — Стали очень много грабить. И убивать. Поднялся большой хаос. А сову как хотели поймать, так, всё ещё, и не могли…