Благая Бойня

      Знаешь, дневник... Я тут всерьëз задумалась: А зачем я всë это делаю? Зачем я убиваю русских? Зачем я в принципе стремлюсь кого-то убивать? Ты легко можешь напомнить мне десятки, а то и сотни вполне убедительных причин: потому что они разрушили мою жизнь, мою страну, убили моих друзей и разрушили моë будущее, потому что они отняли мои успехи в образовании и право каждого на счастливое детство, потому что много чего ещë.       Потому что русские - опухоль всей Земли и с ними поэтому стоит покончить, потому что они не дают покоя всем народам и нациям, потому что без них прогресс был бы куда быстрее, потому что без них 200 миллионов злобных рыл не пытались бы вечно утащить мир обратно в мрачное средневековье. Потому что они - самые лютые империалисты и шовинисты, какие только существуют, и живут они лишь за счëт паразитирования на малых народах, извечно окружающих их жирную общину на семнадцать, блять, миллионов квадратных километров. И этого им мало.       Но! Я хочу написать сегодня кое-что особенное, дневник. Я долго думала об этом, отбрасывала эти мысли и вновь к ним возвращалась, но в канун нового года я полностью осталась уверенной в своей новой позиции.       Что ж, Благая Бойня — это бесполезно.       Представить только всю абсурдность ситуации: какая-то малолетняя девка, у которой война отняла счастье, мстит народу агрессоров за массовые убийства и изнасилования, тысячи повесившихся и бросившихся с обрыва девушек. Но ведь... А кому я мщу? Тем, кто убивает тех, кто некогда разрушил мою жизнь? Убиваю граждан своей же страны, родной страны? Убиваю тех русских, которые сражались за свободу от ССГ и Лугинского режима?       Суть в том, что пока я убиваю одного русского, на свет рождается ещë сотня. А за то время, пока я убью сотню и не попадусь на глаза, успеют стать совершеннолетними десятки тысяч этих русских. Вопрос: как при помощи обычного стрелкового вооружения и по одному убийству за вечер можно что-то решить, если по мою душу уже массово выходят менты? И является ли, в самом деле, конкретно каждый русский страшным врагом?       Я не знаю. Я сегодня очень много общалась с Егором — мурашки до сих пор бегают по коже. Он пригласил меня отпраздновать новый год, потому что ему не с кем, и я согласилась. Как оказалось, он сам и вся его родня - чистокровные русские, приехали они сюда жить из Донецка. У них в доме есть широкий стол, накрытый белой скатертью с тоненьким голубым узором, большая чистая печка, большой телевизор... Папа у него крикливый, но дружелюбный, а мама очень приветливая женщина. На новый год она приготовила пирог с мясом. Я даже съела пару кусков — на вкус дëшево, но с любовью. Егор с таким удивлением смотрел, как я уплетаю пищу... Наверное, в следующий раз стоит быть при нëм более сдержанной.       Впервые за такое долгое время я почувствовала себя очень... Слабой. В кругу хоть и чужой, но семьи, сидя аж рядом с Егором, полностью пропотев от волнения, я высидела с ним кое-какое время, а потом мы пошли проветриться на улицу, пока куранты бить не начали.       Когда мы ходили вдоль пустынной улицы, укрытой тонкой корочкой снега и глядели на далëкие огни в окнах чужих домов, я... Не знаю, мы были рядом, и он столько всего мне рассказывал! Как будто мы были друзьями уже кучу времени! Мы говорили и про снег, и про его прикольную шапку, и про мои волосы, мои прыщи, мою кофту, рост, тело, мышцы, голос, брови... Блять. Мне показалось, что он не просто интересуется мной, а внимательнейшим образом изучает вдоль и поперëк. Что я нравлюсь ему. А он чертовски нравится мне.       Очень нравится. Обожаю. Люблю. Люблю таким, какой он есть, каждый ебучий день — каждый взгляд, каждую эмоцию, вздох и писк любой тональности, каждую частичку его души, несмотря на то, насколько чëрствой она может оказаться последней. Я люблю Егора, я хочу быть с ним, и я чувствую, что он — это тот самый мальчик, о котором я на самом деле мечтала все эти годы. Маленький, милый, такой общительный и дружелюбный...       Который протягивает салфетку, когда я случайно оброню еду на пол.       Я плачу. Рыдаю как сука. И не знаю, почему. Никак не могу себя сдержать. Сморкаюсь без передышки по-тихому, чтобы папа не слышал, и пишу это, сама уже не зная зачем. Хорошо, скажу так — я устала.       Я так больше не могу! Всë! Сегодня я бе       Посреди доброй половины тетрадного листка беспорядочно раскиданы небольшие разведëнные водой круглые пятнышки — от них пострадали чернила, бумага. Их сложно насчитать. Сразу после большого скопления некогда свежих слëз нанесена последняя фраза.       Мне надоело делить людей по их цвету кожи и языку. Я устала. Я не для этого рождена, и вообще... Я просто хочу любить и быть любимой. Я хочу внимания. Ласки, заботы, чтобы обед готовили мне, а не я, чтобы мне хоть раз в год снова мыли голову и тëрли спинку, а не я одна пыталась дотянуться своими когтями...       Сегодня же пойду и расскажу папе про голоса в голове. Я серьёзно устала, и пора признать, что я больна. Серьёзно больна. И я хочу быть здоровой! Хочу быть здоровой, любимой, матерью двоих детей успешной. Я должна в следующем полугодии вытянуть аттестат, чтобы получить более-менее хороший балл и поступить в более-менее хорошее заведение, а там уже начать учиться.       Блять. Если и начну этот год, то со слëз, пускай. Я буду плакать, я буду скрываться, я буду пытаться забыть убитых людей — Тимура, Настю, других. Я буду горевать о том, что могла просто убежать от Тимура или повалить его на землю, буду горевать о том что Настя могла вырасти позитивной и красивой девчонкой... Сука, какая же я трусишка.       Ненавижу себя. Пора писать жизнь по-новому.