Благая Бойня

      Вы никогда не думали о том, как классно чувствовать себя быть безнаказанным? Знать о том, что ты убьёшь человека, и никто тебе ничего не сделает? Не потому, что ты, например, право имеющий, а просто потому, что ты можешь. Просто взял и убил безо всяких зазрений собственной совести. Выстрелил в затылок или перерезал горло, раздавил лицо ботинком или повесил, как набивной мешок, на фонарном столбе, не важно — ты делаешь это как хочешь, где захочешь и каждый день. В своё удовольствие. И тебе никто ничего не скажет, потому что каждый свидетель погибает от твоей руки, а тот, кто всё же успевает прибыть на место преступления, находит лишь труп и странную тень, показавшуюся где-то там, за углом, которая могла как быть, так и не быть на самом деле.       Не великолепно ли ощущение того, когда газеты и телевидение, никогда не видя тебя в лицо, начинают признавать твою власть? Не потому, что ты набрал большинство голосов, а потому, что ты сильнее. Хитрее. Умнее их всех. По чему сужу? А разве меня уже поймали? Нет, не поймали. Я на свободе и пишу свободно. Свободна от людских рамок и чувства противоречий. Виляю зигзагами меж прожекторов, как профессиональный партизан, повидавший все девять кругов Ада на своëм пути. И пока свет не сжигает моих рук и ног, пока люди не видят меня на фоне бьющих сквозь тело электронов, всë будет оставаться по-прежнему. Сколько бы милиции они ни развëртывали, сколько бы отрядов Беркута ни создавали, всë останется по прежнему.       Только вот число убитых с каждым днём будет только расти. Мстить - это мало, я уничтожаю.       Думаю, меня остановят только грамотные следователи. Или армия. А если ни то, ни другое, то наверняка подохну от алкогольного отравления в лет 40. Хотя что за вздор? Разве с таким образом жизни доживëшь до 40 лет? Я очень сомневаюсь, что если прямо возле своего дома убивать чуть ли не каждый день, то моя жизнь продлится и станет более насыщенной. Конечно, парочка шумных соседей больше не издаст ни единого писка ни в мою, ни в чью бы то ни было сторону, но помимо тех имеются ещё и другие, которых притягивает сюда энергия разворачивающегося массового насилия.       Впрочем, самым главным насильником пока что остаюсь здесь я. Свободная головой и рабская телом, я поднимаюсь по ступенькам наверх, вижу нужную дверь, звонок, и жму кнопку. Пока удерживаю ту на протяжении нескольких секунд, то отчётливо слышу, как по ту сторону железной двери звенит весёленький звоночек, оповещающий всех жителей о пришествии нового гостя (коим, непосредственно, являюсь я). Отпуская кнопку, чтобы не давить на нервы и не казаться слишком навязчивой, я делаю парочку мелочных шагов назад и укладываю руки в карманы джинсов, чтобы с комфортом переждать тот момент, пока хозяин квартиры поднимет свою жопу с дивана и вообще решит меня встретить.       Пока он не пришёл, я решаю заострить внимание на подъездных приколах, коих здесь было в меру. Например, вон там, на пролёте выше, кто-то оставил на подоконнике две стеклянные бутылки из-под балтийского пива. На ступеньках был отчётливо виден след от уже засохшей жидкости, а вокруг неё были беспорядочно разбросаны куски того же стекла — почти что подле меня лежало горлышко некогда единой бутылки. Прямо справа от меня была заботливо, но неумело раскрашена нижняя часть стены подъезда — с толстой белой линии, плавно идущей от моего пролёта вниз, застыли тонкие линии стёкших избытков краски. А умник, который делал эту работу, даже покрасил в эту линию самую крайнюю на пролёте дверь.       Сразу видно, восточный стиль! Сожалею, что местные не понимают всех тонкостей чуркостанской культуры, поэтому в ближайшие пару дней стоит ожидать ещё какой-нибудь небольшой акт геноцида в отношении местных исламских диаспор. Ох уж этот культурный барьер, ох уж эта разность красоты и нравов…       Впрочем, не прошло и полугода, а я уже слышу, как отворяется нужная мне дверь. Резко поворачивая голову на источник шума, я вижу, как из-за железной конструкции выглядывает голова… Моего ОБЖ-шника?       На совсем короткое время мы пребываем в некоторый ступор. Честно, я уже забыла как зовут этого мужика, потому что имена преподов — это последнее, что я вообще в этой жизни запоминаю, но вот на лица у меня память отличная. И я могу сказать, что передо мной стоял самый что ни на есть мой учитель по ОБЖ, который воевал, убивал и готов был умереть. Но, как видите, остался жив. Я почувствовала, как от удивления мои брови полезли на лоб, а его наоборот - устремились ближе к глазам, нахмурились. Молчали мы, глядя друг на друга, не больше трёх секунд.       — А-а... — неуверенно начала я, — Здрасьте! Я ученица ваша из десятого "Б", Тахома.       — Ну я вижу, — отрезал препод. Казалось, что он совершенно не рад меня видеть. — В чём дело?       — Наш общий знакомый, Боксёр, дал мне на вас наводку. У вас есть кое-какие приколюхи.       — Ты давай, ближе к делу!       — У вас есть приколюхи, которые очень убедительно воздействуют на людей, и о которых... Не стоило бы говорить так громко в общественном месте, понимаете?       — А-а! — препод поджал губы и слегка покивал. — Угу-м... Тогда подожди пока.       Голова его вернулась за дверь, и та закрылась. Последнее, что я услышала перед тем, как вновь погрузиться в тишину, так это тройка приглушëнных шагов, заметно отдалявшихся от меня вглубь квартиры.       И я снова одна. Состояние, некогда казавшееся тишиной, благодаря обострению внимания от скуки, оказалось очень даже разнообразной палитрой звуков. В соседней квартире тихонько жужжал монотонный женский голос, напоминавший зрелую серьëзную бабу от тридцати лет, а то и больше - прислушавшись, я смогла расслышать слова, но тут же начал лелеять чей-то обеспокоенный голос юноши, но бабка его тут же прервала. Поначалу меня удивила такая напыщенная эмоциональность их разговора, но затем до меня дошло: это какой-то старый советский фильм, а может даже дубляж зарубежного. Понять мне этого было не суждено по объективным причинам.       К слову о телевизоре. Тут недавно репортаж был на местном телевидении, где до сих пор мусолили мою новогоднюю бойню, а также пытались сопоставить прошлые убийства с этими. Стоит пополнить список этим несчастным псевдожурналистам и сделать их работу ещë более солидной за счëт лишней бочки крови, ибо ну уж очень сильно я люблю людей. А уж сколько криков будет, когда я замочу одно из медийных лиц! Страшно представить.       На телевидение время от времени приходят разные эксперты, которых представляют учёными, социологами, политиками, криминалистами и прочими уродливыми челами со всеразличными диванными увлечениями. Одни мычат, другие рыгают, но суть одна и та же: убийства это, конечно, плохо, и мы должны с этим бороться, но вот вы знаете, что мудаки из такой-то партии в этом виноваты, а не мы? Это потому что мы в Верховной Раде продвигаем такие-то и такие-то инициативы, пока эти дебилы сидят на жопе ровно/ крадут деньги из бюджета/ сосут русский хуй и так далее, и так далее...       Суть в том, что я навожу серьёзный шум. Забавно то, что никто не знает, что этот шум навожу я. Одна лишь я, прошу заметить! От собственной эффективности глубоко внутри проснулась лютая гордость, расплывающаяся от мозга по самым отдалённым и разветвлённым нервам, и единственное, что стоит сдерживать в себе, так это чувство полной безнаказанности.       Держать язык за зубами и убивать лишь тогда, когда ты уверен, что не спалят. Что сложного, можно подумать? Сложно молчать тогда, когда ты находишься в крайней степени гордости за свои успехи, а ещё сложнее, когда действия являются противозаконными и крайне порицаются социумом, в котором ты живёшь. Я практикуюсь меньше полугода, и хотя демонстрирую довольно неплохие результаты, но в любой момент, учитывая мои средства и способности, можно легко угодить на любую пулю и любое лезвие в этом чёртовом городе. Любой мент, любой скин, любой хач может стать для меня последним, которого я в этой жизни вообще увижу. И это будет не малина, а мой личный гробик двести на семьдесят (или чуть больше).       Впрочем, дверь снова открылась. Со скрипом она плавно пронеслась мимо моего лица, и мой преподаватель по ОБЖ, настежь раскрыв дверь собственной квартиры, уверенно выступил передо мной, одетый в коричневую меховую куртку, тëмные брюки и чëрные блестящие туфли - наверняка некогда отцовские. И хотя некогда шурум-бурум на его голове ныне был похож на мужскую причëску, отдельные клочки оттопыривали из его головëшки то тут, то там. Он вообще никогда не любил выглядеть вылизанным - таково деревенское воспитание.       Ненавижу деревню.       Взглянув мне в глаза на мгновение, он тут же развернулся ко мне спиной и вставил ключ в замочную скважину, начав тот громко проворачивать с характерным звонким пощëлкиванием. Привычка, словно инстинкт, молнией ударила в голову, и если бы я опомнилась секундой позже, то оголила целый свой нож, а то и напала на того, кого ещë не стоило убивать. Моя рука успела схватиться за рукоятку и потянуть орудие самосуда вверх, но нейроны быстренько привели меня в чувство: "Ты здесь по делу, Света".       Да-а, внутренний голос сказал мне правду. Действительно, я здесь по делу. Точно...       Как только препод закрыл дверь и развернулся ко мне, то решил меня предостеречь. Глядел в глаза так, будто бы хотел подчеркнуть важность сказанного.       — Только если ты расскажешь о том, что я храню в гараже, то у тебя будут проблемы.       — С кем? — я строила дурачка от греха подальше. Хотя позднее я поняла, что лучше так не делать.       — Со мной, — отрезал он, выстраивая серьёзное выражение лица и расправив плечи... Глядя на меня снизу вверх. — Если ты внимательно слушаешь мои уроки, то понимаешь, о чëм я.       — Да-а, — беззаботно почти шептала я. — Вы людей убивали.       На этом и порешали. Мужчина молча мне кивнул, а затем сделал резкий шаг в правую сторону. Он решительно обогнул моë левое плечо, слегка оттолкнулся локтëм от стены и, положив руки в карманы, скомандовал идти за ним. Во имя выполнения своей очередной цели, я молчаливо ему подчинилась. И мы пошли.       Мы в среднем темпе преодолевали пролëт за пролëтом, постепенно снижая высоту до уровня моря. Проходили мимо свежих окон и стеклопакетов, обвалившейся штукатурки и вмятин от осколков на стенах да полу. Прошли мимо пустой квартиры с выбитой дверью, заваленной хламом и с нарисованной на стене сатанинской пентаграммой... И использованным гандоном. Подростки решили таким образом принести миллионы не родившихся детей в жертву Сатане или что?       Потом мы оба прислонились к перилам и пропустили мимо себя некую женщину зрелых лет, глядящую на нас маленькими глазами их под больших накрашенных ресниц, ещë и приправленных обильным макияжем из прошлого поколения. Случайно толкнув плечом еë плотное бордовое пальто, я проследовала далее, пряча рукава свитера под кофту - времена холодные, к слову. Рукава расправленные, да и почки морозить нельзя. Лишней боли не хочется.       Из тëмного грота, названного ранее входом-выходом в/из подъезд(а), мы вышли энергично. Мужчина лëгким движением руки толкнул дверь вперëд, и я прошмыгнула мимо неë, даже не прикасаясь к начавшей ржаветь железяке. Всë те же гопники плюют семечки со скамейки (гореть бы их дому), девочки кричали друг на друга из-за брошенной кому-то в лицо грязи, а мы пошли туда, откуда я пришла - к гаражам. Шли молча, почти бок о бок, с явным преобладанием тела преподавателя чуть впереди вследствие объективных для того причин. Он шëл тихо, лишь слегка похрустывая остатками снега под ногами, часто осматриваясь то вправо, то влево. Иногда вовсе озирался назад, чуть ли не полностью разворачивая своë тело. Кажется, волновался.       Даже если бы на нас была совершена облава, то мне не очень бы хотелось демонстрировать себя убийцей на глазах собственного препода... Поэтому очко слегка поигрывало, скажем в общих чертах.       После пустой дороги до цели оставалось шагать совсем недолго. Прошлись вдоль улицы, свернули с неë, прошли ещë немного и остановились напротив небольшого гаража - одного из множеств, которые стояли в этом районе целыми рядами. У этого были цельные и довольно приятные глазу двери, выкрашенные, наверное, этой осенью. Выглядят довольно свежими, особенно с этим сверкающим замком. Видно, что препод следит за своим хозяйством, и я смею предположить, что он не совсем понимает, как ныне опасно показывать свой материальный достаток. Надеюсь, он хранит хотя бы пистолет в своей квартире, чтобы успеть дать пизды грабителю, иначе всë его хозяйство выглядит достаточно странно.       "Раз замок висит, а мужик уже безо всяких стеснений открывает его, значит, все стволы на месте" - думала я. К счастью, так и оказалось.       Дверь отворилась, и мужик отошëл в сторону, пропуская меня внутрь.       — Заходи, — негромко скомандовал он, одной рукой придерживая дверь, а другой махнув внутрь - в мрачное помещение, куда тускло проникал уличный свет, освещая зеркала и колëса устаревшего советского мотоцикла, поставленного вплотную к стене.       К сожалению, я не умею гонять на мотоциклах. Вот если бы у него была машина...       Мы зашли внутрь, мужчина закрыл за нами дверь. Точнее сказать, просто плотно прикрыл еë, и в ту же секунду нажал на маленький переключатель возле входа. Мгновенно зажглась единственная лампочка, висевшая на коротком проводе и не успевшая ослепить меня от кратковременности тьмы, удивительно ярко освещая всë помещение. В таких гаражах всегда, как мне казалось, не может быть так светло.       Я просунула ладони в карманы джинсов и пропустила мужчину вперëд. Мои тяжëлые ботинки размеренно отстукивали короткий, долгий шаг, один за другим, словно хардкорная бочка, пока глаза внимательно осматривали помещение и присутствовшие в нëм предметы.       Изнутри гараж был размером примерно с две или две с половиной моей комнаты - небольшое помещение, и для мотоцикла места здесь было предостаточно. Как я и сказала, он стоял вплотную к стене, прикрытый плотной тканью, чтобы не покрывался пылью и, видимо, чтобы с покрытыми деталями внешнего вида казался чем-то более эпичным, нежели отполированным куском советской банки на колëсах.       Вплотную к нему стояла башенька из автомобильных покрышек - хуй знает, на кой чëрт они ему сдались. Выглядели они не по-европейски старовато. Наверное, этот гараж он купил недавно, и они остались от прошлого владельца, или он некогда утратил машину, а с шиной ещë не разобрался. Или он перепродаëт покрышки. Или он просто тупой и не понимает, что эти покрышки точно не под стать его мотоциклу.       Ещë тут есть стол, на котором аккуратно, учитывая погрешности, разложены разные инструменты - несколько гаечных ключей на 11, 12, 13, 14... Отключенная болгарка, рядом с ней сломанная болгарка, рядом с ней корпус от болгарки, рядом с ним лезвие от болгарки. Какая-то миниатюрная София.       Ещë тут были большие и маленькие кусачки, ножницы по бумаге и металлу, винтики и болтики от непонятного механизма и даже принтер. Мать твою, принтер в гараж поставил! Нахуя?! У тебя совсем нет места в квартире, или ты стесняешься своей офисной волокиты? Или просто спиздил для перепродажи?       Нет, мой ОБЖ-шник точно имеет генетические общности с евреями. Это заядлая тяга пиздить что попало присуща лишь богоизбранному народу.       Впрочем, над столом с инструментами имелись тумбы, каждая из которых была закрыта на замок. Состроенные из некоего светлого дерева и покрытые защитным лаком, они бы вызвали у меня больше всего подозрений, будь я ментом, нагрянувшим в никому не нужный гараж на спланированную Бог знает кем облаву. Но мужчина поступил хитрее - оказалось, что он запрятал оружие не в дальнем левом углу гаража, а в ближнем левом, в пустой топливной бочке. Взяв один из гаечных ключей, он наклонился над бочкой и, упирая левой рукой крышку, правой открутил два болта. Болты аккуратными движениями отложил на стол так, будто они его родные дети, а одной рукой поднял крышку и тихонечко положил еë ребром на пол, к стене - чтобы не гремела.       Пока я с интересом наблюдала за руками ОБЖ-шника, медленно подходя всë ближе, он наклонился вниз, ко дну бочки, и достал откуда-то с середины крупный продолговатый ящик (на вид прочный), выполненный из дерева. Пыхтя и кряхтя, он гордо поднял его над землëй и тут же оступился назад, задев крышку ногой. Она со страшным грохотом упала на бок, начав звенеть похлеще, чем детский рой на летнем утреннике.       Единственное, что он выдал, было тихое, но такое яростное и протяжное:       — Бля-я-ять...       На это я лишь сделала шаг ближе к его телу и достала руки из карманов, пытаясь строить из себя сострадательного человека. Ну и, конечно, располагать его к себе.       — Вам помочь? — спросила я, глядя на его кряхтения с ящиком.       — Да не-е! — с неожиданной радостью в голосе ответил он. Препод выглядел уверенным и не дрожал. — Вот, смотри...       Сделав два шага вбок, будучи ко мне спиной, он грохнул свой ящик прямо на стол - на место, где не было инструментов, - а затем потянулся рукой к верхним полкам. Преподаватель недолго рыскал там руками до тех пор, пока не нашёл ключ, которым лишь со второго раза смог открыть маленький замочек, преграждавший путь к заветным стволам. Он, наклонившись, корёжался над ним то так, то эдак, и, наконец, сраное железо поддалось движениям человеческих рук. Замочек отворился, ключ на столе, и крышку лёгким движением отворяют обе руки.       — Вот, смотри, — предложил он, отойдя в сторону. Одной рукой он упёрся на стол, а ноги скрестил.       Я сделала так, как он сказал, и встала ближе к столу. В широком и длинном ящике были аккуратно разложены пять единиц огнестрельного оружия различных видов: все они были не очень большими и не превышали размера охотничьего ружья. Охотничье ружьё здесь вообще было самым большим стволом из всех имеющихся. Каждый экземпляр оружия был уложен в помятый, прозрачный пластиковый пакетик, который по консистенции отдалённо напоминал бутылку. В одну кучу, в этом пакетике, лежали либо магазины и патроны для них, либо просто патроны - на случай отсутствия у оружия магазина как такового. Например, как у всё того же ружья.       Я стояла прямо напротив ящика, а преподаватель ютился на краю обозрения, опираясь локтём на стол. Мы молча любовались стволами, успев дважды столкнуться взглядами. Я любовалась по-настоящему: эти шикарно оформленные инструменты выглядели дюже оригинально. Каждый из них был выполнен в уникальном дизайне, и совершенно каждый, вне зависимости от калибра или убойной силы, нёс с собой невероятную разрушающую мощь - способность убивать людей. Беспомощно лежащие без рук владельца и ожидающие своего яркого часа, я смотрела на них, как заворожённая девица, впервые в жизни увидевшая хуй, и только жаждала скорее взять их в руки, чтобы выпустить огонь возмездия в окружающие массы и высечь весь народ под корень. Весь, какой только попадётся.       Резкий вопрос вывел меня из транса.       — Нравится? — с явной гордостью в голосе спрашивал у меня препод.       — Да... — тихо отвечала я. — Очень.       — Ты знаешь, что хочешь брать, или тебе экскурсию провести?       — Расскажи о каждом, — говорила я, оставаясь всё такой же заворожённой.       Он молча кивнул и потянулся руками к ящику. Первое, что взял мужчина в руки, потянувшись лишь одной к пакетикам, стал не местного вида пистолет с удивительно длинным магазином, торчащим в виде своеобразной рукоятки почти что из под прицела. Он держал пакетик и слегка тряс его, позвенькивая патронами.       — Пистолет Tec-9, — отрезал он, и сделал небольшую паузу. — Стреляет очень быстро, и я бы даже сказал, что это пистолет-пулемёт. Его в теробороне очень любили. В городских боя-ях, внутри зданий, на малых диста-анциях, очень хорошо себя проявляет. Убойная сила небольшая, но если хочешь накрыть и напугать толпу, то отличный вариант, как по-мне. На подавление работает только так. Охотиться с ним на крупную дичь не рекомендую, очень много патронов всрёшь на одно тело.       Блин, как будто он понимает, что я реально буду убивать людей. Впрочем, экземпляр он положил обратно, а остальные решил не трогать - просто указывал пальцем, мелочно жестикулировал ладонями и спокойно рассказывал. Он указал на чёрный пистолет-пулемёт с грубым дизайном и излишком тупых углов.       — Вот этот, рядышком, это MP5. Один из любимчиков украинской армии. У нас чуть ли не вся рота с ними гоняла. Хорош на средних дистанциях, вблизи плоховато себя проявляет если ты собралась экономить патроны. Надёжное немецкое качество, работает как часы, осечек почти никогда нет... Если регулярно чистить, конечно. Правда, после первого попадания в лужу его клинит, и всё, пиздец. Надо его лелеять, как дитё родное, ибо... Ну... Сама понимаешь. Скорострельность средняя, но убойная сила ещё та. Патронов пять, и человек уже точно не живец.       — Поня-ятно... — с искренним интересом ответила я, скрестив руки на груди. Кажется, я глядела на всё это, как на чудо чудесное.       Сам мужик рассказывал всё это очень увлечённо - было понятно, что оружие он любит. Говорил он, правда, без азарта и с расстановкой, но чётко и по делу.       Он указал на длинное ружьё (больше метра) с крупным прикладом и цевьём из тёмного дерева. Оно было разобрано на две части - непосредственно на ствол с цевьём и на ударно-спусковой механизм, рукоятку, приклад. Две части были вплотную прижаты друг к другу и занимали не такой длинный пакет. Один ствол ружья был расположен над другим, и этот экземпляр выглядел действительно великолепно: над крючками, по железу, были выгранены две юные пташки, летящие одна за другой, и у каждой даже присутствовал чётко различимый глазик. Стволы были тёмными и крупными: ходят легенды, что если прислонить к ним ухо и прислушаться, то можно услышать едва различимое "я разнесу тебе ебало".       — Вот эта, самая длинная херня, это классика охоты - ТОЗ-34. Двустволка, проверенная временем, шумная и с большой отдачей. Я её не очень люблю, ибо плечо болит после неё только так. На людях я её давно пробовал, не помню насколько она разносит тело, но урон наносит большой. На мелкую дичь, типа зайчиков там, белочек, вообще отличная штука, а при попадании в голову человека тот уже себя никогда не вспомнит.       — А она сразу два патрона стреляет или каждый по-отдельности?       — Видишь два курка? — он тыкнул пальцем в место на пластике, через который действительно можно было увидеть два курка на одном месте. — Если нажмёшь один, то выстрелит один ствол, другой - то второй.       — А какой курок для какого ствола?       — Ой... — он тяжело вздохнул. — Честно, не помню, извини. Но это и не очень важно. С ближней дистанции это роли никакой не играет, вообще.       В самом деле - на кой чёрт мне знать, какой ствол от какого курка зависит, если я планирую стрелять из двустволки в упор?       — Ла-адно... — опустив глаза, ответила я. — А ещё что есть?       — Вот эта штука - пистолет Макарова. Макаров, или просто Макарыч. У меня ещё два таких есть. Десять патронов, отстрелять их все можно за секунд четыре-пять, бошку пробивает на раз. Если в упор стрелять, то черепа вообще никак не выдерживают убойной силы пули.       Да плавали, знаем. Что там ещё есть у этого оружия, которым я типа не пользовалась?       — Компактный очень, как видишь, лёгкий, от силы полтора кило весит. Очень легко стрелять даже с одной руки, в отличие от того же Tec-9. Штука очень распространённая и убедительная, достать на неё патроны дёшево и просто, и если ты хочешь что-то надёжное и признанное, то лучше бери Макарыч.       — Как это, "признанное"? — я выпучила на него глаза, и мы встретились взглядами. Мужчина выглядел свежим и уверенным.       — Ну-у... — он же потупил свои глаза обратно на ящик. — Патроны на него производят в Украине. Комплектующие также производят на Украине. Продаются дёшево, спрятать легко, образ узнаваемый и легко различимый. Короче, все будут бояться.       — Ты эти пистолеты просто сбыть побыстрее хочешь или реально так по ним лелеешь?       ОБЖ-шник усмехнулся и тихонечко посмеялся, смотря мне в глаза. Сквозь его радость, глядя в глаза, я будто смогла увидеть неуверенность и стремительные порывы найти убедительную отмазку. По крайней мере, мне так казалось.       — Я просто рассказываю так, как есть.       — Это просто хорошие пистолеты?       — Конечно. Не самые лучшие, само собой, но хорошие.       — Ла-адно, — доверчиво протянула я, — ты думаешь, про последнюю вещь я тоже должна послушать лекцию?       — Если ты плохо знаешь Калаш, то могу и рассказать.       — Не-е, я наслышана про него. Неубиваемая херня, которая легко убивает. Я не единожды видела, как из него превращают человека в фарш.       — На фронте была что ли? — он выглядел слегка удивлённым.       — Я жила на линии фронта довольно долго. Много солдат видела, что украинских, что-о...       — То есть ты вообще не отсюда?       — Нет. Давай не будем об этом говорить.       — Без проблем, Света, без проблем.       Хорошо, что ОБЖ-шник был человеком далеко не любопытным. Его хоть и интересовала жизнь других людей, но он отлично понимал свои рамки и умел всегда в нужный момент остановиться, предпочитая уйти от неудобной темы. Моя жизнь до переезда в Кременчуг - одна из таких тем, о которых я не хочу говорить, как и моя прошлая жизнь вовсе. Слишком больным шрамом легли все эти воспоминания на мою душу, да и тело.       — Так что, какой ствол будешь брать?       — Они точно все рабочие?       — Ну, смотри. Я стрелял из каждого, причём стрелял не очень много. С прошлого года я из них не стреляю вообще, и все стволы специально прочищаю раз в месяц. Как видишь, храню их в чистеньких условиях, чтобы не ржавели и работали нормально.       И хотя я плохо разбираюсь в вооружении детально, но у меня был опыт по сборке и разборке Калаша - в школе учили. Пружина, газовая трубка, ударно-спусковой механизм - мне всё это знакомо. Во многих образцах советского вооружения все эти предметы во многом повторяют друг друга и выстраивают из себя какой-то жуткий аккомпанемент внутренних близнецов, счёт которых давно сбит уже где-то с семидесятых. С каждой моделью меняется дизайн, а внутри, походу, всё одно и то же - прямо как в людях.       — Тогда покажи мне, как собирать и разбирать этот... ТОЗ. Пожалуйста.       — Тут несложно, смотри...       Одной рукой он пакетик приподнял, а другой его крепко захватил и вынул из ящика наружу. Раскрыл его, положил на стол, взял в одну руку одну часть, в другую ствол. Встали рядом, и он на свету начал мне показывать то, как ружьё соединить так, чтобы оно представляло из себя какую-то практическую значимость для убийства людей. В общем, просто показывал мне, как его собрать и разобрать.       — Видишь вот эту палочку возле предохранителя? Это рычаг. Если его отжать вправо, то ствол откинется, и можешь вставлять патроны. Но перед этим, конечно, надо достать отстрелянные гильзы. Доставай осторожно, а то можно обжечь пальцы.       — Это всё круто, конечно, но как ружьё собрать-то?       — А ты смотри. Флажок, — он указал на небольшую загогулину с правого бока, — опущен вниз. Видишь вот этот полукруг на стволе?       — Вижу.       — За него зацепляешься, нежно ведёшь до конца, — он плавно продвигал одну часть ружья вдоль другой, — а когда они становятся близко друг к другу, рычаг отводишь до упора, вплотную примыкаешь стволы, отпускаешь рычаг, и всё. Ружьё собрано.       Для проверки достоверности он взял ружьё в одну руку, за рукоятку, и поднял его вверх, слегка потряс. В самом деле, ничего не падало.       — А перезаряжать его как? — вопросов у меня было достаточно.       ОБЖ-шник снова опустил ружьё к нашим глазам и стал демонстрировать схему работы.       — Рычаг в сторону отводишь, ствол отпадает. — В самом деле, так и произошло. Я увидела глубокие тёмные дыры, выполненные в форме идеальных кругов. — Вставляешь патрон, стволами не хлопаешь. Ружьё надо плавно закрывать, иначе если все стволы отобьёшь, то ничего у тебя долго не проработает. Ну и стреляешь. Стрелять надо со строгим упором в плечо, иначе оно у тебя из рук вылетит.       — В самом деле?       — Да, я проверял и не единожды. Я же говорю, стрелял с каждого. По тебе видно, что ты девочка сильная и сможешь управиться с отдачей, но-о... Серьёзно, будь осторожнее.       — Окей, — я положила руки на пояс. — Сколько патронов у тебя к нему есть?       — Штук пятьдесят, — ответил он, положив ружьё на стол. — Пятьдесят обычных охотничьих и ещё тридцать с дробью.       — И за сколько ты мне продашь ружьё и все патроны к нему?       Мужчина резко переместил на меня взгляд и нахмурился. Сквозь его ясный взгляд легко читалось сильное удивление. Проморгавшись, он слегка улыбнулся и будто даже запнулся.       — У тебя есть деньги на все патроны?       — А за сколько ты готов мне всё это продать?       — Ну смотри, — он игриво похлопал ладошкой по стволу, не снимая улыбки с лица. — Само ружьё стоит сто восемьдесят долларов. Не помню цену патронов, но если принесёшь в общей сумме двести пятьдесят, то считай, что все они твои.       — А я могу украшениями расплатиться?       — В плане украшениями? — улыбка с его лица спала.       — У меня денег нет, но есть украшения. Вы можете сдать их в ломбард и получить деньги.       — Не-е, нет-нет... — он очень резво помотал головой, будто он даже взбешён. — Это ты должна пойти в ломбард, сдать эти украшения и только тогда отдать мне деньги       — Но вы ведь даже не видели этих украшений! — я повысила тон.       — И видеть не хочу, Света. Вот будут у тебя на руках американские доллары - тогда и поговорим, а пока я тебе ничего не продам.       Я решила использовать свой последний козырь.       — Может, я вам два Макарова дам? Мы можем обменяться.       Но и на это он ушëл в глубокий отказ и настоял на своëм.       — Ты, наверное, не понимаешь. Мне не стволы нужны, мне их все сбыть надо. Чем больше - тем лучше, и я ради денег это делаю. Мне кушать же тоже на что-то надо.       Вот тварь! Я тогда так на него обозлилась, что даже захотелось врезать по этой наглой солдатской морде. Благо, я этого не сделала, и его лицо, как и моя совесть, остались чисты. Но факт оставался фактом: я должна была найти ломбард, убедить скупщика в том, что это реально мои украшения или украшения моей семьи, сдать их и получить достаточно денег, чтобы потом обменять их на доллары (причём на достаточное количество!), и только потом уже купить на них ружьё с патронами. И хотя я ушла от ОБЖ-шника с носом, он, всё же, дал мне адрес на одно заведение, где я могла бы обменять добытое незаконными путями добро на универсальное обменное средство по имени деньги.       Потом, с этими инфляционными гривнами, которые стоят дешевле туалетной бумаги, я должна двинуть в обменник и успеть обменять их на доллары США до очередного скачка курса. Если я не успею, или если мне не хватит, то придётся идти грабить квартиры и заведения, чтобы не только купить себе это треклятое ружьё, но ещё и банально заработать себе на жрачку - ибо все посылки от отца я уже потратила. А работать на честной работе - это, знаете ли, пиздец как выматывает, и нормальных средств для существования не даст. Да и то, куда кроме проституток возьмут меня? Да и то не факт, что в проститутки возьмут, с моим-то прыщавым ебалом.       Бесплатный сыр лежит лишь в мышеловке - там учил меня дед. Следуя его мудрому совету и осознавая, что без труда не выловишь и рыбки из пруда (он тоже так говорил, вообще в семье рабочих вырос человек), я покинула обитель ОБЖ-шника и злобная двинулась по улице, прямо по пути к ломбарду.       Несколько глубоких вдохов не помогли мне успокоиться. Последнее, что я сделала перед тем, как покинуть квартал, так это пнула мусорку так, что всё её вонючее содержимое высыпалось наружу, а затем ушла в закат под череду матов со стороны какого-то озабоченного дворника.       Навстречу, блять, приключениям.