Запертая дверь или нетрадиционная история любви, ломающая линию времени

Примечания: Братание − это − превращение людей в братьев − ведение социальных отношений с людьми, которые на самом деле не связаны семейными узами и/или принадлежат к другому классу (особенно с теми, с кем человек работает), как если бы они были братьями и сёстрами, членами семьи, близкими друзьями или любовниками. Предупреждения: много явного сексуального содержания и тем скорби, депрессии и ПТСР. Неканонная смерть. ____________________________________________ − Шепард... − стонет он. − Ох. Боже. Ее язык прокладывает дорожку вверх по его члену, ее теплые, маленькие руки обхватывают его яйца и массируют так, как ему нравится. Его живот сжимается, когда он нащупывает скользкую стену душа, его колени слабы и дрожат. − О черт, Шеп. Ты убьешь меня. В его голосе слышится нечто большее, чем похоть, − тоска, то самое болезненное отчаяние, и все, что осталось недосказанным. Раздевалка парной наполнена энергетикой секса. Пахнет ими. Шепард проявила фантазию, с помощью биотики заставив капли воды повиснуть в воздухе и медленно вращаться вокруг них в форме сферы. Купол тепла и запретного удовольствия. Горячие капли касаются их кожи, когда они целуются и прижимают друг к другу свои распаленные, как в лихорадке, тела. Это их убежище после долгого дня на дежурстве. Вместе они смыли грязь и пот, а затем Шепард опустилась перед ним на колени, ее рот был теплым и ласковым. Середина ночного цикла − единственное время, которое они могут украсть, чтобы отдать друг другу. Кайден не может отвести от нее глаз. Каким прекрасным кажется ему ее круглое лицо, ее лисья ухмылка и все ее прелести! − Не так уж много мужчин, ради которых я бы преклонила колени. Но для тебя − для тебя, Кайден Аленко, − я сделаю исключение. Она смеется, но ее смех приглушен звуком разбрызгивающейся воды. Капли на ее ресницах красивее, чем звезды, висящие в чернильной пустоте. − С тобой так легко, Кайден, − бормочет она, озорно ухмыляясь и снова беря его член в рот, лаская шелковистую головку языком. − Скажи, что ты мой. Она проводит руками по темным волосам над торчащим доказательством его возбуждения и по его твердому животу, получая удовольствие от ощущения мышц под ее рукой, сводя его с ума своим прикосновением и жаром рта вокруг его члена. − О боже, я твой. Я... бля! Он сказал бы ради нее все что угодно, сделал бы все что угодно, только бы она продолжала так покачивать головой. Он проводит рукой по ее мокрым волосам, убирая их с ее лица и наблюдая, как его плоть снова и снова исчезает в глубине ее рта. В свое время у него было достаточно секса, в те дни, когда он был потерянным молодым человеком после Нулевого скачка, и он многое узнал о своем теле и о том, как угодить женщине. Он спал с азари, спал с женщинами старше и моложе себя, и с теми, кто гораздо более искусен в искусстве любви, чем Шепард. Но так или иначе... она − самая горячая штучка, которая у него когда-либо была. О, эта ее влажная и небрежная техника, ее энтузиазм, случайный скрежет зубов, который заставляет его шипеть и оттягивать ее голову назад. Она совершенна такой, какая она есть. И почему-то сейчас просто быть у нее во рту недостаточно. Он хочет проникнуть глубоко внутрь ее тела и замереть там, целовать ее рот, шею и грудь. Он хочет чего-то врожденного и первобытного с ней, чтобы показать ей все, что она заставляет его чувствовать. Он тянет ее, поднимает на ноги, его член покидает ее рот с влажным хлопком. У нее на лице играет эта проклятая ухмылка, которая говорит, что она точно знает, о чем он думает, что он, наконец, сломался. − Ты хочешь трахнуть меня, лейти? Не так ли? − дразнится она, когда он прижимает ее к себе, ее груди касаются его твердой груди. Она извивается так, что они трутся о него, и вздыхает от удовольствия. Его член зажат между ними, ноет, притиснутый к ее животу. Она вдавливает себя в его тело, вызывая восхитительное трение, но это не то, чего он хочет. − Я хочу трахнуть тебя, − бормочет он, целуя ее рот, раздвигая ее губы и просовывая свой язык внутрь. Она обнимает его за плечи, удерживая равновесие, так как он гораздо выше, и ей для удобства приходится стоять на кончиках пальцев − а делать это долго тяжело. Он никогда не признался бы ей в этом, но их разница в росте рождает в его груди желание защитить ее. В большинстве случаев ему приходится отодвигать это чувство в сторону, но сейчас, в такие моменты, как этот, он позволяет ему брать верх. Это чувство толкает его проводить руками по ее спине, поглаживать мягкую кожу в обещании, что он больше никогда и никому не позволит причинить ей боль. Он сжимает ее бедра, чувствуя ее отклик, и спускается к ее заднице, чтобы обхватить округлые, твердые ягодицы. Она идеальна, его самая любимая задница в галактике, та, за созерцанием которой в обтягивающей броне он провел много часов. Благослови Господь экипировщиков Альянса! Его руки двигаются дальше вниз, мимо попки в сладкую долину между ее бедер. Все ее тело дрожит, когда его пальцы слегка касаются ее складок. − Кайден, − выдыхает она, осыпая его подбородок поцелуями. Он крадет ее дыхание ртом, пробегая пальцами по ее щели, собирая влагу кончиком пальца и поднося его к губам. Она стонет. − Ах ты, чертов ублюдок, ты когда-нибудь перестанешь дразнить меня? Она раздвигает ноги, предоставляя ему лучший доступ, и продолжает тереться животом о его член. Смеясь или ободряя, ему сложно сказать. Он берет инициативу на себя, чтобы поменять позицию − так, чтобы она прижалась к стене и раскрылась перед ним, позволяя его жаждущим пальцам полностью завладеть ее клитором. Она вздрагивает, когда он щелкает по мягкой плоти. − О Боже, пожалуйста, пожалуйста! Не валяй дурака. − Не буду. Его большой палец находится на ее клиторе, и он использует указательный палец, чтобы массировать ее вход, сначала дразня, а затем полностью входя в нее. Она задыхается, и он ловит ее стоны ртом, чувствуя, что в нем зарождается паранойя, если она издает слишком много звуков. Шепард не кричит, он это знает. Она застенчива, когда дело доходит до секса. Но все же... раздевалка не полностью звуконепроницаемая, и хотя все, кроме Прессли и ночной команды, должны спать... они не могут считать себя чересчур осторожными. Она начинает сильнее прижиматься к его руке, напрягая бедра, умоляя о дальнейшем проникновении, которое его палец не может дать ей. Она прерывает его поцелуй, чтобы отдышаться, ее лицо застыло в болезненном напряжении. − Да, − шепчет она на одном дыхании. − Да, да. Ох же, блять. − Ты хочешь меня, да? − он ускоряет темп движения пальцев, и она сжимает бедрами его руку, почти пытаясь не то остановить, не то подбодрить его. − Вот так? Просто скажи, и я твой. Ты же знаешь. − Пожалуйста, Кайден. Пожалуйста. − Скажи это. − Ты нужен мне, пожалуйста, внутри меня. Я… я больше не могу! Он убирает свою руку, и она почти падает, но Кайден тут же прижимает ее своим телом к стене, хватая за полные бедра и поднимая. Она вздыхает и обнимает его, наконец, получая то, что хочет, ее ноги обнимают его бедра и пятки крепко прижимаются к его заднице. Взявшись за свой член, он направляет его, просто слегка проводя вверх и вниз по ее щели набухшей головкой, покрывая себя соком ее возбуждения для большего количества смазки. Не то, чтобы он нуждался в этом. Она и без того мокрая. Она улыбается ему, закусив губу, ее обычно тонкие, бледно-розовые губы алеют и опухли от похоти и грубых поцелуев. Он нежно целует ее, чуть касаясь, словно пробуя. И в этом жесте лишь один невысказанный вопрос. − Да, − выдыхает она, и он делает толчок. Ее губы приоткрываются, глаза закрываются. Она тугая. Такая крепкая. Он рад, что уделил время тому, чтобы расслабить ее. Без прелюдии проникновение, вероятно, причинило бы ей боль. Одним долгим ударом он вкладывает себя в ее ножны по рукоять, его яйца шлепают по внутренней стороне ее бедер. Она тихонько всхлипывает, плотно сжав губы. − Эй, эй, расслабься, − говорит он с беспокойством, убирая волосы с ее лица. − Ты хочешь, чтобы я остановился? Он делает паузу, его железный контроль удерживает его там, внутри ее тела, так далеко и так близко, насколько это возможно. − Нет, не останавливайся. Я не знаю, что случилось. Все будет хорошо. Дай мне минутку. Просто немного больно. Он хмурится. Это необычно… − Что случилось? − Ничего, − вздыхает она, притягивая к себе его голову и впиваясь в его губы своими, чтобы заставить замолчать. Он позволяет ей поцеловать себя, прежде чем вырывается из объятий, а затем шутливо толкается в нее носом, пока она не начинает улыбаться. Затем он проводит носом по ее щеке, по нежной персиковой коже, вдоль темных от загара веснушек, мягко целуя каждую из них. Как темные пятна на сладких персиках. Плод немного поврежден, но все еще хорош. Идеально для него. − Я люблю тебя, − шепчет он ей, чувствуя, как ее хриплое дыхание касается его уха. − Я люблю тебя так сильно, что мне больно. − И я люблю тебя, − отвечает она немного разочарованно. − Не знаю, как сказать, насколько. − Ты говоришь мне об этом прямо сейчас. Ее лицо морщится от раздражения. − Я не знаю красивых слов для этого. − Ты говоришь мне своим телом. Своими губами. Своими глазами. Он начинает совершать мягкие, медленные, размеренные движения, отступая, пока почти не выскальзывает из нее, а затем снова входит. Ее бедра встречаются с его, чувствуя каждое его движение внутри нее. − Я никогда не устаю от тебя, − говорит она, закрывая глаза, морщины на ее лице разглаживаются, когда она начинает дышать ровнее. − С тобой все ощущается так правильно. Они целуются с болезненным отчаянием. Он пытается делать это медленно, чтобы процесс продолжался как можно дольше, но ее рот так хорош, а тело так восприимчиво к его ласкам, что неумолимо подводит его к самому краю. Ее пятки впиваются в его задницу, побуждая толкаться еще глубже и быстрее, и он начинает раскачиваться быстрее. Ее груди подпрыгивают перед ним, поэтому он берет возбужденный сосок в рот и водит языком по чувствительной плоти. Она выгибает спину и сжимается вокруг него, тихий всхлип срывается с ее губ. − О, − произносит она с легким вздохом удивления. − Приятно? − шепчет он ее груди, облизывая ее ключицу, посасывая кожу и, в конце концов, достигая второго соска. Она не отвечает, только кивает и сглатывает, запрокинув голову к стене, двигаясь в такт его толчкам. Она стонет, когда он щелкает языком и нежно прикусывает твердый комочек. Она закрывает глаза ладонью. − Не надо, − просто говорит она, и он знает, что она слишком чувствительна к укусам. Обычно ей это нравится, но сегодня она другая. Он довольствуется тем, что зарывается носом в ее шею, слизывая соленый пот и шепча ей нежности, когда звуки соединения их тел заполняют комнату. Здесь, в ее объятиях, он чувствует тепло, безопасность, счастье. Как будто ничего не может пойти не так, пока она здесь, пока она продолжает говорить ему, как сильно она его любит, как это правильно, когда они вместе, что она никогда не чувствовала себя так раньше. Он чувствует, как нарастает его разрядка, мышцы живота напрягаются, бедра напрягаются, но не из-за того, что он удерживает ее вес, потому что она до смешного легкая, а из-за невыносимой боли, которую он испытывает, сдерживая себя. Ее слова становятся все более бессвязны, ее бедра встречаются с его все неистовее. Он приходит к финишу первым после последнего толчка, изливая горячее семя внутрь нее. Его большой палец снова находит ее клитор, его руки дрожат, когда волны удовольствия омывают его, и она тоже дрожит, когда он помогает ей достичь оргазма. Он чувствует, как она содрогается, а ее внутренние мышцы доят его досуха. Он медленно толкается еще пару раз, все еще пульсируя и смеясь, когда она сцеловывает каплю пота с его носа. − Это было весело, − вздыхает она, с покрасневшим лицом и довольной улыбкой. Он открывает рот, чтобы ответить, когда дверь с грохотом отъезжает. В проеме стоит Чарльз Прессли, держа в руках полотенце с утками, с непередаваемым выражением лица и разинутым ртом, глядя на лейтенанта Кайдена Аленко, чей член все еще погружен в его командира и первого Спектра человечества, коммандера Шепард. − Прессли... − шепчет Шепард. Кайден позволяет ее ногам опуститься и отходит от нее. Он хватает полотенце так быстро, как позволяют его уставшие конечности, и накрывает ее им, запоздало вспомнив взять еще одно для себя. Он смотрит на ее обнаженную фигуру, когда протягивает ей полотенце, и бледнеет от ужаса, когда замечает очевидное и осуждающее свидетельство своего освобождения на ее бедрах. Прессли отводит взгляд. − К−коммандер, − заикается Прессли. − Думаю, мне нужно поговорить с вами снаружи. Я буду в комнате связи. Шепард кивает и закрывает дверь. Кайден поворачивается к ней. − Не надо, − одним лишь взглядом она заставляет не озвучивать все, что проносится в его мозгу, и умоляет его не открывать рот. − Мне нужно это исправить. Оденься. И ляг в постель. В свою собственную, на этот раз. Она бросается к одежде, которую так тщательно уложила рядом с его на скамейке, и небрежно натягивает на себя трусики, бюстгальтер, а затем форму. Он стоит неподвижно и оцепенело, у него едва хватает присутствие духа, чтобы отключить душ. Он холодный, вялый и очень боится того, какие последствия для нее может иметь произошедшее. Она − старший офицер, так что бремя вины ложится, в первую очередь, на нее. Они не смогут избежать этого. Нет места для маневра. Прессли − профессионал. Ему придется доложить о братании начальству. − Все кончено, не так ли? − наконец говорит он, когда она выходит из комнаты. Она делает паузу. Ее плечи дрожат. − Думаю, что да, − Шепард прижимает руку ко рту, и ему кажется, что она плачет. − Господи. Кайден быстро одевается после того, как она уходит, снова и снова прокручивая события в голове. Он был уверен, что запер дверь. В спешке он, должно быть, забыл нажать на выключатель. Он тяжело садится на скамью, обхватив голову руками, проклиная себя. Одной маленькой ошибкой он все разрушил. Ему придется перевестись. Он никогда больше не будет с ней работать. Его чистая рубашка и брюки − теплые, мягкие и пахнут как моющее средство, которое Альянс использует в своих прачечных. Но почему-то это напоминает ему о ней, о том, как он раздел ее час назад, и как теперь все изменилось. Он встает, зная, что не сможет заснуть или отпустить происходящее, поэтому натягивает сапоги и идет в комнату связи. Он рад, что в БИЦ нет команды; он не хочет, чтобы они видели на его лице выражение вины. У входа в комнату связи он колеблется, прежде чем объявить о своем присутствии. Шепард сидит на своем обычном месте, Прессли на месте Кайдена. Они говорят на повышенных тонах. − Чарльз, пожалуйста, − говорит Шепард, убирая мокрую прядь волос с глаз. − Это вовсе не проблема. Я справлюсь. Я просто... мы закончим это. Не нужно никуда докладывать. − Шепард, − отвечает Прессли. − Вы не сможете спрятать это под ковер. К офицеру вашего ранга имеются определенные требования. Как и у Аленко, как и у меня. Я бы не выполнил свои обязанности, если бы просто проигнорировал это. Так не может продолжаться. − И не будет, − говорит она немного отчаянно. Сердце Кайдена колотится, когда он слушает, как она пытается отрицать правду об их отношениях. − Экипаж не пострадал. Прессли встает, и Кайден видит гнев на его лице. − Нет? Как насчет Уильямс? Это происходило уже тогда, Шепард? Шепард отводит взгляд, и Прессли получает ответ. Кайден входит, когда Шепард закрывает лицо руками. Прессли громко вздыхает. Он выглядит старым и опустошенным. − Прессли, все было не так. Мы − профессионалы. Она пытается отстоять свою точку зрения, ее глаза сверкают. − В подобных ситуациях профессионализм вылетает в форточку, и, честно говоря, вы меня удивляете. Я думал, у вас обоих больше здравого смысла. − О, пожалуйста, Прессли, − огрызается Шепард. − Мы просто расслабились, не надо тут, черт побери, читать лекции о морали. В наше время офицеры между собой и не такое вытворяют. Прессли качает головой. − Не тогда, когда они служат на одном чертовом корабле. Не тогда, когда у них разные звания, и не тогда, когда из-за этого можно поставить под сомнение приказы командира. Субординация всегда остается на первом месте, а ваши решения должны быть безупречны. “Просто расслабились”, Шепард? Серьезно? С какой стороны это показалось вам мудрым решением? Шепард качает головой, не в силах ответить. Кайден морщится. − Простите, мэм. Но я не могу. В конце смены я отправлю отчет Андерсону. Последствия − за чертой моих полномочий. Правила существуют не просто так. После предательства Сарена... это нельзя списать на какой-то там накал страстей. Вы сознательно нарушали правила. Неоднократно. Это должно прекратиться. Я провел всю свою жизнь на службе, и, поверьте, ничего хорошего из меня не вышло бы, если бы я просто проигнорировал подобное и понадеялся, что не поймаю вас снова. Шепард вздыхает и встает, решительно не глядя в сторону Кайдена. − Хорошо, Чарльз, − тихо говорит она. − Я понимаю. Я облажалась. У вас есть свой долг. Я только прошу, чтобы вы ясно поняли, что я... я принудила его, что я старший офицер и виновата только я. Оставьте Кайдена в покое. − Шепард, нет, − начинает Кайден. − Не бери все на себя. Я тоже хотел этого. − Молчать, лейтенант, − рявкает она. − Или я прикажу тебе убраться отсюда. Он хмурится. − Нет, ты не можешь брать на себя полную ответственность. − Я могу, и я сделаю, − отвечает она, ее губы сжаты в жесткую линию. − Хорошо, Шепард, − кивает Прессли. − Тогда спокойной ночи, Прессли. Я оставлю смену вам. Кайден следует за Шепард из комнаты, хватая ее за руку, как только они оказываются рядом с темным углом столовой. − Что ты делаешь? − шипит Кайден. Она поворачивается к нему лицом, в его глазах огонь. − Пытаюсь спасти твою гребаную карьеру. − А как насчет твоей? Она отворачивается. − Я… я не знаю, − она проводит рукой по лбу. − Слушай, я устала, уже поздно. Иди спать. Мы разберемся с этим потом. Она вырывает руку из его хватки и направляется к своей каюте. − Шепард? Прежде чем переступить порог, она оборачивается. − Что? Он пересекает комнату в три больших шага, его губы прижимаются к ее губам на одно мгновение, прежде чем она отступает. − Что это было? − глубоко дышит она. − Прощание. Он уходит спать один в свою капсулу, сломленный и с ноющим сердцем. *** Две недели спустя они прерывают рейд по системам Термина, их отзывают в Цитадель для пересмотра экипажа и принятия дисциплинарных мер. Полет в систему Амада откладывается, и на это время другой корабль отправляется на зачистку от гетов. Андерсон встречает Шепард, когда она покидает Нормандию с вещмешком, перекинутым через плечо, и синяками под глазами. Кайден останавливается, чтобы напитать свой взгляд ее образом. Несмотря на тесноту корабля, в первый раз он видел ее так долго за последние две недели. Она переработала график смен членов экипажа, чтобы убедиться, что их время отдыха никогда не совпадало − это было прямо противоположно тому, что она делала раньше. Если быть абсолютно честным с самим собой, она выглядит ужасно, ее щеки ввалились, а кожа побледнела. Но он жаждет обнять ее и спросить, ела ли она хоть что-нибудь, разгребала ли бумаги или испытывала тот же страх и ужас перед реакцией начальства, что и он. Он задерживается у лифта СБЦ, пытаясь убедить себя, что не подслушивает ее разговор с Андерсоном. − Какого хрена, Шепард?! − это то, что он слышит от Андерсона, видит разочарование и гнев на его лице. − Я получил отчет Прессли. Черт возьми, я ожидал от тебя гораздо большего. − Извини, − говорит она так тихо, что Кайден едва слышит. Рядом с Андерсеном она выглядит совсем крошечной и поверженной. − Андерсон, мне очень жаль. Это просто случайность. − Знаешь, что такое случайность? Механическая поломка. Пролитый кофе. Сломанный палец. А, знаешь, что не случайность? Неоднократный секс с подчиненным. Это, блять, скандал! Ты знаешь, что будет, если семья Уильямс когда-нибудь узнает об этом? Ты представляешь, какие могут возникнуть проблемы у Альянса? Если это выплывет наружу - то начнут говорить о серьезном нарушении протокола и поставят под сомнение твое решение. Шепард вздрагивает и застенчиво смотрит в сторону Кайдена, ясно осознавая, что он находился рядом все это время. Андерсон тоже замечает его. − Убирайся отсюда к черту, сынок, пока я не засунул свой ботинок тебе в задницу за то, что вы, два идиота, загубили, черт возьми, лучшую команду, которую я когда-либо видел. Кайдена не так легко запугать, но ярость и разочарование на лице Андерсона слишком трудно вынести. Он бросает последний взгляд на несчастное лицо Шепард, прежде чем лифт закрывается.