A Thousand Words (Тысяча слов)

      Однажды утром в начале ноября Драко вошел в гостиную, возвращаясь из библиотеки. Он как раз собирался захватить свою книгу по зельям перед встречей с одним из своих первокурсников, когда заметил Гермиону, сидящую на диване у камина. Она не подняла глаз, когда он вошел, и даже не подала виду, что слышала, как открылась дверь. Замедляя шаг, он наблюдал за ней. Она находилась к нему спиной, но он видел, что она наклонила голову, как будто смотрела на что-то сверху вниз. Продолжая двигаться в направлении своей комнаты, он услышал очень слабое сопение и увидел, как она слегка пожала плечами. Она плакала. Не раздумывая, он направился прямо к ней, остановившись чуть правее, перед диваном.       — Грейнджер, — тихо начал он. — Ты в порядке?       Она слегка кивнула, но все еще не поднимала глаз от того, что он теперь видел — на коленях у неё лежал кусок пергамента. Пока он стоял на месте, размышляя, что делать или говорить, потому что она явно была не в порядке, он увидел, как одна слеза упала на страницу. Чувствуя себя немного неловко, поскольку он был полным профаном, когда дело касалось чужих эмоций, он сел на диван, оставив между ними расстояние в несколько дюймов, и наклонился к ней, стараясь получше разглядеть ее лицо.       — Грейнджер, — снова начал он.       — Это последний, — прошептала она прерывающимся голосом.       — Что?       Она, не поворачивая головы, передала ему письмо, и он взял его, взглянув на надпись. Он просмотрел пергамент, быстро поняв, что это был один из ответов от многих экспертов, которым она писала о своих родителях. Этот, как и многие другие, выражал извинения и сожаление по поводу невозможности оказать какую-либо помощь. И тут он понял, что она имела в виду. Это был последний ответ, которого она ждала. Тот, на который она возлагала большие надежды. Его желудок словно налился свинцовой тяжестью, и он, честно говоря, не знал, что сказать или сделать такого, что в данный момент могло бы принести хоть какую-то пользу.       — Мне очень жаль, — сказал он после короткой паузы. Потому что ему действительно было жаль, что так случилось.       Она снова кивнула, и еще одна слеза упала ей на колени. Ее кудри были собраны в свободный пучок, и он мог видеть следы слез на ее щеках. Ее глаза были закрыты, губы плотно сжаты в тонкую линию, и она, казалось, изо всех сил старалась держать себя в руках. Не зная, что заставило его сделать это, он осторожно положил левую руку на ее правое плечо. Как только она почувствовала тяжесть его ладони, то тихонько всхлипнула и закрыла лицо руками, упершись локтями в колени. Ее плечи затряслись сильнее, но она по-прежнему не издавала ни звука, кроме тихих редких всхлипываний. Все еще чувствуя себя не в своей тарелке, Драко наколдовал носовой платок и протянул ей.       — Вот, — мягко предложил он.       Гермиона слегка приподняла голову, посмотрела на предложенную ткань, а затем на лицо Драко. Ее глаза покраснели и наполнились слезами, которые продолжали катиться по щекам. Она взяла платок, кивнула в третий раз, вытерла глаза и нос, а затем зажала его между ладонями и снова невидящим взглядом посмотрела на колени.       — Тебе что-нибудь принести? — предложил он, понятия не имея, что ей нужно, если она согласится, но решил, что это лучшее, что он может сделать.       На этот раз она покачала головой и глубоко вздохнула. Все еще не глядя на него, она начала говорить дрожащим голосом.       — Я просто в-все время говорила себе н-не сдаваться, — сказала она прерывисто из-за всхлипов. — Что еще есть м-много людей, от которых можно у-услышать ответ, но теперь я н-не, и… — она оставила попытки заговорить и снова наклонилась к рукам, ее плечи задрожали еще сильнее.       — Мне действительно очень жаль, — прошептал Драко. Он подвинулся, сокращая небольшое расстояние, которое было между ними. Сделав это, он переместил руку с ее правого плеча на спину и положил на ее левую руку, неловко приобняв. При этих словах она наклонилась к нему и полностью потеряла самообладание. Ее тело сотрясалось от рыданий, и он чувствовал, как его рубашка начинает пропитываться ее слезами, и ему ничего не оставалось, как сидеть и ждать, пока она успокоится.       Драко не мог припомнить ни одного момента в своей жизни, когда бы утешал другого человека. Во всяком случае, не так. Он всегда подбадривал по-другому: говорил Блейзу «смириться», когда его любимая рубашка была грязной, или ударял Гойла по плечу и говорил ему, чтобы он не беспокоился, когда тот провалил еще один экзамен. Как ни чужд был ему этот опыт, он не чувствовал себя так неловко, как ожидал. Он не был уверен, было ли это потому, что это была Грейнджер, и он довольно близко познакомился с ней в последнее время, или потому, что он, как любила говорить его мать, становился «мягче». Все, что он знал, это то, что здесь отчаянно страдает человек, и она приняла его предпринятую неуклюжую попытку помочь, и он действительно был рад этому.       Хм, кто знал?       Прошло еще несколько минут, и рука Драко начала неметь, так как он не сдвинулся ни на сантиметр, а слезы Гермионы, казалось, замедлились. Когда она слегка пошевелилась, он осторожно опустил руку и заглянул ей в лицо. Ее ресницы были влажными, а нос слегка покраснел, но она казалась гораздо спокойнее. Снова вытерев глаза, она взглянула на него и нахмурилась.       — Я испортила твою рубашку, — она протянула руку, чтобы попытаться разгладить большое мокрое пятно под его левым плечом. Стало тепло там, где лежала ее рука, и он поднял взгляд, встречаясь с ее все еще влажными глазами.       — Все в порядке, — усмехнулся он. Он достал палочку и махнул ею над влажным пятном, когда порыв теплого воздуха быстро высушил его.       Она пристально посмотрела на него, потом снова опустила взгляд на свои руки и скомканный носовой платок. Чувствуя, что сейчас самое время извиниться, он легонько хлопнул себя ладонями по бедрам и заговорил:       — С тобой все будет в порядке?       Она кивнула, снова посмотрела на него и слегка растянула губы в дрожащей улыбке. Драко тяжело поднялся с дивана, сказав, что идет на встречу с одним из своих первокурсников, и пошёл в свою комнату за книгой. Направляясь обратно к двери, он еще раз взглянул на Гермиону. Она до сих пор сидела на диване, но подняла глаза, когда он пересек комнату, и задумчиво наблюдала за ним. Когда он подошел к двери и уже собирался выйти, то услышал ее голос.       — Спасибо, Драко.       Он резко обернулся и увидел, что ее легкая улыбка стала чуть более твердой. Он кивнул и выскользнул за дверь, но остановился в коридоре, когда его осенило.       Она назвала его Драко.

***

      Дафна была одной из восьмикурсниц, с которыми Гермионе очень понравилось познакомиться. Ей нравились все на их новом факультете, но Дафна была настоящей жемчужиной. Она была веселой, общительной, очень яркой и очень творческой. Гермиону, несмотря на все ее книжные познания и практичность, нельзя было назвать последней. Бывшая слизеринка обладала способностью точно знать, как что-то будет выглядеть еще до того, как на странице будет начертана линия или сделан первый шаг в проекте. Она внесла некоторые небольшие изменения в различные части спален своих друзей и в комнату в целом, что, по общему мнению, оказалось очень красиво.       Однажды вечером Гермиона сидела в комнате хорошенькой блондинки и смотрела, как ее очаровательные ленты складываются в замысловатые узоры, прежде чем прикрепляются к шелковой наволочке. Это был подарок, который Дафна делала для своей сестры, объяснила она, и предложила научить ее новую подругу технике. К сожалению, после более чем часовых попыток ленты Гермионы больше походили на растоптанных червей, чем на что-либо другое, и она была готова сдаться (что она редко делала). Почувствовав разочарование бывшей гриффиндорки, Дафна достала более толстые ленты, показала ей более простой дизайн и решила затронуть тему, которая ее давно интересовала.       — Итак, — начала она легким тоном, — каков Гарри Поттер на самом деле?       Волшебная палочка Гермионы замерла на полпути, и ее лента, на этот раз смутно похожая на ленту Дафны, невпечатляющей грудой упала на ковёр. Ее глаза расширились, когда она увидела выражение неподдельного любопытства на лице другой ведьмы.       — Гарри?       — Да, Гарри. Он ведь один из твоих лучших друзей, верно?       — Да, да, конечно. Но что… — Гермиона замолчала, склонив голову набок, пытаясь понять, что Дафна имела в виду.       — Ну, мне просто всегда было интересно, какой он как личность. Ну знаешь, не мальчик-который-выжил, или избранный, или что-то в этом роде, а что он за человек. В этом есть смысл?       Гермиона все еще была озадачена, но уже начинала понимать.       — Ты никогда с ним не разговаривала?       Дафна фыркнула.       — Нет. Слизеринец разговаривает с Гарри Поттером? Если не считать постоянных насмешек Драко и его дружков, скольких из нас ты когда-нибудь видела разговаривающими с ним?       Гермиона задумалась, прекрасно понимая, что Дафна права. Она не могла припомнить ни одного случая, чтобы кто-нибудь из подземелий обращался к Гарри за все годы, что они учились в школе. Насмешки Драко были почти ежедневным явлением, Крэбб и Гойл поддакивали рядом, и иногда к ним присоединялась Пэнси Паркинсон, но это все. На их курсе было еще с полдюжины слизеринцев, которые никогда не произносили ни слова в адрес ее лучшего друга.       — Я понимаю, — уступила она. — Ну, Гарри просто… Гарри, — она улыбнулась, вспомнив своего зеленоглазого друга с растрепанными волосами. — Он просто нормальный парень. Ему не нравится все внимание, которое он получает за то, что он такой, какой он есть. Это был не его выбор.       — Я тоже так думала, — задумчиво произнесла Дафна. — Похоже, он не очень-то в этом разбирается. Те несколько раз, когда я слышала его разговоры с друзьями, он казался довольно приземленным, учитывая все.       — Да, — энергично кивнула Гермиона. — Он забавный, добрый и очень преданный. И ему все равно, что о нем думают другие, хорошее или плохое. С тех пор как он впервые попал в Хогвартс, ему приходилось мириться с тем, что он находится на виду у публики, но это не изменило его личности.       — Это впечатляет. Я знаю много людей, которые позволили бы славе вскружить им в голову, — Дафна ухмыльнулась и закатила глаза. Гермиона рассмеялась, вспомнив о нескольких людях.       — А как насчет Рона Уизли? — спросила Дафна, внимательно наблюдая за лицом брюнетки.       — Ты имеешь в виду, какой он?       — Да. Он действительно был обычным парнем до того, как подружился с Гарри. Так как все это повлияло на него?       — Хм, — Гермиона на мгновение задумалась. — Рон всегда чувствовал, что его братья затмевают его, как будто он был просто их дополнением. Дружба с Гарри иногда делала все еще хуже, но иногда позволяла ему быть в центре внимания. Кажется, он не так уж сильно возражает против такого внимания, — усмехнулась она про себя. — Я думаю, ему нравится, когда люди останавливают его на улице и просят сфотографироваться.       — Вы вместе?       Гермиона широко раскрыла глаза, удивленная вопросом.       — Нет, — тут же ответила она. — Нет, мы просто друзья. Какое-то время мне казалось, что мы оба хотели чего-то большего, но теперь уже нет, — она заметила, что меланхолическое чувство, которое раньше сопровождало этот ход мыслей, исчезло, и это заставило ее улыбнуться. — По-моему, он сейчас встречается с Кэти Белл.       — Правда? — брови Дафны взлетели вверх.       Гермиона кивнула, потом решила, что сама задаст несколько вопросов.       — С кем ты была ближе всего на своём курсе?       — Тео, — без колебаний ответила Дафна. Заметив любопытный взгляд своей новой подруги, она продолжила: — Мы выросли вместе. Наши матери были двоюродными сестрами, поэтому мы проводили много времени в гостях друг у друга. Его мама умерла, когда ему было восемь, и после этого он проводил гораздо больше времени в моем доме, — когда она продолжила, по ее симпатичным чертам пробежала хмурая тень. — Отец Тео никогда особо не интересовался им. И уж тем более после смерти жены. Думал, что его сын — пустая трата его времени. Ничто из того, что делал Тео, не было правильным или достаточно хорошим для него.       — Это ужасно, — пробормотала Гермиона.       — Ты даже не представляешь. Но я приведу тебе один пример, — Дафна выпрямилась и начала теребить одну из лент, растирая ее между пальцами. — Тео приходил ко мне домой, и мы с Асторией часами играли, в основном в прятки, пока домовым эльфам не надоедало находить нас там, где они пытались работать, — она нежно улыбнулась при этом воспоминании. — Обычно он оставался на ужин, и если и оставался, то потом играл в шахматы с моим отцом, — она издала тихий смешливый вздох. — Ни Тори, ни я не очень хорошо играли, но у Тео отлично получалось. Итак, мой отец играл с ним в своем кабинете. Вечером накануне нашего первой поездке в Хогвартс отец подарил Тео свои собственные шахматы. Сказал, чтобы он взял их в школу и пригласил своих новых одногруппников поиграть. Я никогда не видела Тео таким взволнованным.       Ее глаза приняли жестокий, но печальный вид, и она покачала головой.       — Очевидно, когда он вернулся домой, его отец увидел шахматы и спросил, где он их взял. Тео рассказал ему, и отец пришел в ярость, крича на него за то, что он тратит свое время на игрушки, говоря ему, что это не то, ради чего надо ходить школу. Он забрал шахматы, бросил их в камин и заставил Тео сидеть и смотреть, как горят разбитые фигурки.       Глаза Гермионы наполнились слезами. Она не могла себе представить, чтобы родители так обращались со своим ребенком.       — Это ужасно, — прошептала она с болью в голосе.       Дафна кивнула.       — Первые три года Тео почти ни с кем не разговаривал, даже со мной. Он сидел со мной в Большом зале и на уроках, но мы больше не шутили. Когда он все-таки заговорил, то держался отстраненно и холодно. Как будто он был совершенно другим человеком.       — Что изменилось? — спросила Гермиона, пытаясь сопоставить описываемого Тео с язвительным, дразнящим парнем, которого она привыкла считать другом.       — Ты была на чемпионате мира по квиддичу летом перед четвертым курсом? — спросила Дафна.       — Да, — ответила Гермиона, вспоминая пугающие события, которые омрачали этот единственный в жизни опыт.       — И мы тоже. Мы с Тео пошли вместе, и он узнал впоследствии, что его отец был одним из Пожирателей Смерти, ответственных за причинение вреда той маггловской семье, — она наблюдала за Гермионой, оценивая ее реакцию на эту информацию. К ее облегчению, новая соседка просто понимающе кивнула, и она продолжила: — Однажды вечером, примерно через неделю после матча, он пришел ко мне домой и рассказал, что узнал. Он был в отчаянии и ужасе от того, что его собираются связать со всем этим из-за его фамилии. Он умолял меня позволить ему остаться с моей семьей, пока не начнутся занятия в школе. Конечно, я позволила.       — А его отец не интересовался, где он? — спросила Гермиона.       — Вряд ли, — фыркнула Дафна. — Он, наверное, был рад, что ему не пришлось иметь дело с неудобством быть родителем, — она пожала плечами и снова принялась за зачаровывание ленты, сплетая несколько нитей в изящный узор. — В последующие дни мы много разговаривали, и к тому времени, как мы вернулись в школу, он стал гораздо больше похож на себя, на моего друга детства. Прошлый год был трудным, когда Кэрроу управляли делами, битва и все такое, но в этом году он действительно счастлив. Я думаю, что большая часть этого связана с тем, что его отец надежно заперт в Азкабане, — она ухмыльнулась.       — Я слышала, что Нотта-старшего приговорили к пожизненному заключению. Как и Люциуса Малфоя, — ответила Гермиона, мысленно возвращаясь к младшему Малфою.       — Да. И Тео, и Драко так повезло со своими отцами, — она закатила глаза, но затем пригвоздила свою спутницу вопросительным взглядом. — Кстати, вы с Драко, кажется, неплохо ладите в этом семестре, учитывая вашу историю, — она заметила легкий румянец на щеках Гермионы и с трудом удержалась от самодовольной улыбки.       — Э-э, да, мы неплохо ладим, — пробормотала Гермиона, не желая встречаться взглядом с лазурными глазами, которые сверлили ее.       — Знаешь, он все время говорил о тебе, — предположила Дафна, гадая, как это воспримут.       Гермиона хмыкнула.       — Не сомневаюсь. Его мнение обо мне было очень хорошо известно в течение первых шести лет нашего совместного проживания в замке.       — Хм, ну да, — легко согласилась Дафна. — Но обычно человек не зацикливается на ком-то до такой степени, если только в этом нет чего-то большего.       Карие глаза встретились с голубыми и скептически сузились.       — Что ты имеешь в виду?       — То и имею, хотя Драко и говорил о тебе много нелестного, он также наблюдал за тобой. В классе, в Большом зале, в коридорах, на квиддичных трибунах, в поезде. Он не мог пройти мимо тебя, не сказав ни слова и не уставившись на тебя. Думаю, что этот взгляд был более красноречивым, чем все остальное, — она улыбнулась, увидев выражение шока на лице Гермионы.       — Взгляд?       Дафна хихикнула.       — Да. Довольно много взглядов. Навязчивые его уровни, если честно. Ты не замечаешь, что походка человека «слишком бодрая» или его взгляд «слишком пристальный», если ты не обращаешь на это большого внимания.       Гермиона понятия не имела, что делать с этой информацией. Она была полностью готова признать, что Малфой изменился, и была очень счастлива называть его своим другом. Возможно, даже в самых потаенных уголках своего сердца она питала к нему более глубокие чувства. Но услышать, что он наблюдал за ней все эти годы, было откровением, с которым она не могла примириться.       Заметив ее замешательство, Дафна продолжила:        — Ты ведь знаешь, что его чуть приступ не хватил на Святочном Балу?       Гермиона только вопросительно подняла бровь.       Дафна радостно захихикала и захлопала в ладоши, явно наслаждаясь своей ролью рассказчицы.       — О, да. Он хвастался, что найдет на балу самую красивую девушку и пригласит ее на танец. Я уверена, что ты видела, как он стоял в стороне от танцпола со своими головорезами и Пэнси, которая, кстати, была серьезно раздражена тем, что он не пригласил ее быть его парой, — Гермиона не смогла сдержать вырвавшееся фырканье.       — Совершенно верно, — кивнула Дафна. — Так или иначе, мы с Тео были рядом с ними, когда вошли чемпионы. Драко тут же сказал что-то о партнерше Крама и о том, что именно ее он собирается пригласить, как только закончится вступительная песня. Но примерно на середине вы двое подошли достаточно близко, чтобы все мы могли лучше рассмотреть вас, и узнать тебя.       — Мы?       — Технически, Блейз догадался, что это ты. Или, по крайней мере, он был первым, кто это сказал. Он никогда ничего не умел держать в себе и просто выпалил: «знаешь, это Грейнджер», — и все словно оцепенели, — Дафна усмехнулась при этом воспоминании и тяжело вздохнула. — К тому времени мы все уже четыре года терпели разглагольствования Драко о тебе. Ты была как Волдеморт нашего курса — никто никогда не произносил твоего имени рядом с ним. А когда Блейз сказал это? — она тихо присвистнула. — Мы знали, что что-то будет.       Гермионе не хотелось признаваться, как сильно ее заинтриговал весь этот рассказ. Она так ясно представляла себе эту ночь и даже помнила, как кружилась на танцполе, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки от Малфоя. Она также помнила пылающий взгляд его глаз и каменный подбородок. Это было обычное выражение его лица, поэтому она не придала ему значения, предположив, что он просто смотрел на нее, как обычно.       — Все немного отошли в сторону, давая Драко немного пространства. Кроме Пэнси. Заявление Блейза, казалось, заставило ее подумать, что Драко будет нуждаться в ее поддержке или утешении, или из-за какой-то идиотской идее, которая пришла ей в голову, поэтому она вцепилась в его руку и попыталась притянуть ближе, — Дафна закатила глаза и покачала головой. — Он стоял на месте, застыв, как статуя, до конца песни. Он так крепко стиснул зубы, что мне показалось, будто они сейчас разлетятся вдребезги. Он действительно побледнел, что о чем-то говорит, но его глаза не отрывались от тебя. Ни разу.       Прежде чем она успела остановить себя, Гермиона спросила:       — Что случилось, когда песня закончилась?       — Ну, сначала он вырвал свою руку из лап Пэнси, посмотрел на нее, потом на всех нас, а потом выскочил из Большого зала, не сказав ни слова. Конечно, Пэнси была единственной достаточно глупой, поэтому пошла за ним. Она последовала за ним в нашу общую комнату, где они устроили громкий скандал. Она обвинила его в том, что ты ему нравишься, в чем он тогда, конечно, никогда бы не признался, и он взорвал диван.       — Он….он взорвал диван? — ошеломленно переспросила Гермиона.       Дафна кивнула, улыбка растянулась на ее щеках, а в глазах плескалось веселье.       — Когда мы все их нашли, по комнате еще летали куски дивана. Было похоже на снег, — она с минуту изучала свою новую подругу, прежде чем решилась поделиться более свежим наблюдением.       — Знаешь, Драко в этом году гораздо счастливее. Во-первых, он более расслаблен. И похоже, ему действительно нравится, что он вернулся. Я думаю, что отчасти это связано с тем, что над ним больше нет отца или психопата без носа, но в основном, я думаю, это связано с тобой.       — Со мной?       — Да. Все эти годы он должен был ненавидеть тебя. Я знаю, это кажется глупым, но так оно и было. Теперь он может дружить с кем захочет, — она пожала плечами и ободряюще улыбнулась Гермионе. — Он может быть кем захочет. Мы все можем.       Гермиона обдумывала слова своей одногруппницы, пока они продолжали зачаровывать ленточки и болтали о предстоящих каникулах и экзаменах в конце семестра. Она знала, что Дафна права. С окончанием войны и стиранием линий, которые были начертаны ранее, это была возможность для многих начать все сначала. Это был шанс проложить новые пути и преследовать новые интересы, включая и ее саму, и она улыбнулась про себя, вспомнив нежную заботу, проявленную бледным волшебником несколько дней назад.       Действительно, преследуя новые интересы.