***
— Ты правда улетела на драконе из Гринготтса? — Крестражи правда кричали, когда их уничтожали? — Змея с тобой говорила? Или она просто, ну, знаешь, шипела? — Ведьма, которой ты притворялась, видела тебя в Министерстве? — У Гарри Поттера есть татуировка гиппогрифа на… — Ой, правда, — Гермиона прервала поток вопросов. — Только не снова! — она оглядела толпу, которая собралась вокруг нее за последние двадцать минут. То, что началось как обычный еженедельный ужин с тремя первокурсниками, превратилось в допрос, на который она не соглашалась. Как это иногда бывает, студенты за соседними столами подслушали ее разговор с юными подопечными, который, что неудивительно, был посвящен предстоящей поминальной службе и событиям, произошедшим год назад. Малкольм спрашивал о крестражах: как они узнали о них и выяснили, что это. Его слова, в свою очередь, привели к вопросам обо всех планах по их розыску и об опасности, связанной с этим процессом. Один из первокурсников Дина, сидящий за соседним столом, услышал, как она упомянула гоблинов, и плюхнулся на свободное место, делясь тем, что о прошлогодних событиях поведал ему его наставник, особенно когда речь зашла о коттедже «Ракушка» и времени в бегах. Эта информация привела к новому раунду вопросов со стороны первокурсников Гермионы, что привлекло внимание двух проходивших мимо второкурсников-хаффлпаффцев. Они тоже присоединились к разговору, и по мере продолжения дискуссии аудитория лишь росла. За столом, за которым Гермиона чувствовала себя в ловушке, сидело не менее двадцати студентов, и как только она отвечала на один вопрос, на нее сыпались еще семь. Она пыталась рассказывать все в некотором подобии хронологического порядка, старалась быть честной, не вдаваясь в ужасные подробности, старалась давать правдивые, но тактичные ответы на некоторые из более личных вопросов, но уже начала чувствовать себя совершенно подавленной. Вопрос о татуировке Гарри стал последней каплей. Она как будто снова очутилась на шестом курсе и мысленно считала до десяти, чтобы не накричать на окружавшую ее толпу, благо, ситуацию милосердно спасла директриса. — Что вы делаете? — ее резкий, чистый голос прозвенел над хором болтовни. Ястребиный взгляд скользнул по толпе и остановился на раздражённой ведьме, чьи обычно взлохмаченные кудри были еще более растрепанными, а молодое лицо — осунувшимся и бледным. — Мисс Грейнджер, с вами все в порядке? Шум разговоров прекратился, и все взгляды обратились на нее. Она не хотела, чтобы у кого-то из ребят были неприятности — она понимала причину такого количества вопросов, просто не была готова к тому, что придется перебирать воспоминания. Девушка кивнула и слабо улыбнулась своему любимому учителю. — Да, профессор, мы говорили о прошлогодних событиях. На лице профессора появилось понимание, и черты ее лица слегка смягчились при взгляде на бывшую гриффиндорку, которая столько пережила и все же продолжала быть маяком надежды для волшебного мира. Она могла лишь представить, какие навязчивые вопросы были заданы и какие нежелательные образы, скорее всего, приходили в голову этой блестящей девушке. Все они несли бремя, которое хотели бы забыть. Она быстро хлопнула в ладоши и махнула ими в сторону двери: — Думаю, на сегодня достаточно. У вас будет много возможностей узнать о битве и месяцах, предшествовавших ей, на поминальной службе в выходные. Она пронзила каждого ученика суровым взглядом: — Пожалуйста, воздержитесь от допроса наших восьмикурсников. Ранее оживленная толпа начала переминаться с ноги на ногу, смущенно глядя в пол. Некоторые пробормотали слова благодарности и прощания, направляясь к дверям. Гермиона обняла Эллисон, Дарлу и Малкольма, которые выглядели крайне поникшими, как будто все это каким-то образом было их виной. — Все в порядке, — заверила она их, — ничего страшного, — девочки ответили на ее объятия тихим всхлипыванием и извинениями, а Малкольм фактически сжал ее обеими руками вместо объятий, которые обычно терпел от нее. Когда ее маленькая троица скрылась из виду, Гермиона повернулась к директрисе, которая все еще стояла рядом. — Мне очень жаль, мисс Грейнджер. Если бы я знала, что происходит, я бы вмешалась раньше, — Макгонагалл выглядела по-настоящему расстроенной, и Гермионе ничего так не хотелось, как успокоить ее. — Все правда в порядке, профессор. Я разговаривала насчет прошлого года со своими ребятами. Просто так получилось, что этот разговор привлек большую аудиторию, и я просто потерялась из-за огромного количества вопросов. Но важно, чтобы они знали, чтобы понимали, чтобы могли быть уверены, что это никогда не повторится, — после чего она искренне улыбнулась, потому что верила, что если эти истории будут рассказаны и о них будут говорить, то люди не забудут и смогут сделать правильный выбор, двигаясь дальше. Директриса коротко покачала головой, восхищаясь своей ученицей. Она не сомневалась, что если Гермиона и другие, кто думает так же, как она, займут свои заслуженные лидерские позиции в мире в ближайшие годы, то будущее действительно будет очень светлым. В нехарактерном для нее проявлении фамильярности она обняла брюнетку, когда они направились к холлу. Проходя через дверной проем, она вспомнила, что хотела кое-что обсудить со своей лучшей ученицей. — Мне нужно начать планировать выходные интервью, — она остановилась и повернулась лицом к Гермионе. — Конечно, мы подождем до окончания поминальной службы. Все будет проходить не раньше второй недели мая. Не могли бы вы разместить это, — она достала палочку, взмахнула ею, и в воздухе появился свиток пергамента, — в вашей гостиной, пожалуйста? Гермиона взяла его и развернула, быстро находя объявление о предстоящих встречах, которые хотела провести директриса. Внизу было около двух десятков временных интервалов с пробелами, куда восьмикурсники могли вписать свои имена. Она свернула пергамент и с улыбкой кивнула. — Спасибо. Я предоставила более чем достаточно возможностей, но, если кому-то из учеников все равно окажется неудобно, пожалуйста, скажите ему, чтобы он как можно скорее зашел ко мне в кабинет для согласования времени. — Конечно, профессор. Есть крайний срок для заполнения? — спросила Гермиона, зная, что ее наставница не любила откладывать дела на потом. — Следующая пятница, хотя чем раньше, тем лучше. Гермиона кивнула. — Я скажу им. — Спасибо, моя дорогая, — Макгонагалл положила ладонь на руку студентки. — Надеюсь, что остаток вашего вечера пройдет гораздо спокойнее, — и с этими словами она пошла по коридору, оставив Гермиону нежно улыбаться ей вслед.Глава 48. Пытливые умы
12 мая 2023 г. в 08:54
После пасхальных каникул прошла неделя, и скоро школа должна была стать местом проведения годовщины Финальной битвы, и это было темой многих разговоров за столами в Большом зале и в коридорах между уроками. За исключением восьмикурсников, мало студентов, в настоящее время обучающихся в Хогвартсе, присутствовали при событиях того дня. Хотя многие потеряли кого-то из близких, будь то член семьи, друг, одногруппник или кто-то другой, оставалось много неразрешенных вопросов. В результате чего на ребят обрушился шквал вопросов о воспоминаниях о том дне — и не только от их первокурсников, но и от самых разных учеников.
Драко возвращался с обеда с Оливией, когда в коридоре к нему подошел молодой студент Слизерина. Он его помнил — видел в прошлые годы, так что мальчик не был ни на первом, ни на втором курсе.
Темноволосый юноша шел в противоположном направлении и остановился, когда заметил Драко, идущего к нему. Малфой же был погружен в мысли о последних переводах Древних рун, думая над тем, чтобы попросить Энтони перепроверить последнее задание перед сдачей, поэтому не заметил чужого присутствия, пока не оказался почти лицом к лицу с ним.
— Ой, прости, — Драко резко остановился и покачал головой, рассеивая академический туман и рассматривая молодого волшебника, который стоял посреди коридора, глядя на него с любопытством в карих глазах. — Я могу чем-нибудь помочь?
— Ты Драко Малфой, верно? — спросил мальчик.
Драко кивнул и слегка улыбнулся:
— Да, это я.
Студент продолжал наблюдать за ним какое-то время, и только Драко уже почти начал чувствовать себя неудобно, как послышался новый вопрос:
— Ты сражался в Битве, да?
Сердце Драко на несколько секунд замерло. За последние несколько дней у него было несколько подобных разговоров: один с Оливией, один с Кристофером, один с Эндрю, который специально разыскал его в библиотеке, чтобы задать пару трудных вопросов, и один с Эллисон, которая, будучи слизеринкой, боролась с репутацией, которую ее факультет заработал от события того трагического, но триумфального дня.
— Да, — ответил он, хотя на самом деле не знал, действительно ли то, что он сделал в тот день, считалось «сражением». Он прятался и шпионил, убегал, уворачивался и кричал столько, сколько не готов был признавать. То день остался в памяти сплошным пятном оглушительного шума, огня, дыма, сотрясающих землю взрывов и всепоглощающего ужаса.
Он наложил несколько проклятий и еще больше защитных заклинаний, пытаясь понять, что происходит вокруг. Однако Драко сомневался, что стоящий перед ним искал ответы такого рода.
— Это правда, что большинство слизеринцев покинули замок? Даже те, кто был совершеннолетним? — в его тоне не было обвинения, только искреннее любопытство.
— Да, это правда. Профессор Макгонагалл сказала всем младшекурсникам со всех факультетов уходить, и большинство старших из Слизерина тоже ушло, — задумавшись, Драко оглядел студента, который походил на четверо или пятикурсника, судя по его росту и чертам лица. — Я так понимаю, тебя здесь в тот день не было?
— Нет, — мальчик покачал головой, — родители не разрешили вернуться после рождественских каникул. Они, то есть мы чистокровные, Селвины, если быть точным, но мы никогда не верили в предрассудки крови и не поддерживали Волдеморта или его последователей, поэтому они боялись, что я стану мишенью. Кузен моего отца был Пожирателем Смерти.
Драко понимающе кивнул, зная, что их опасения были небезосновательны, и вспоминая неприятного человека с такой же фамилией.
— Наверное, мне всегда было интересно, что бы я сделал, будь здесь. Будь у меня выбор.
Драко знал всю тяжесть таких мыслей и произнёс:
— Будь благодарен, что тебя не было. Это был кровавый, жестокий, кошмарный день. Этого никогда не должно было случиться, потому что безносому ублюдку не следовало позволять так далеко заходить в своей фанатичной кампании. Мой отец был одним из его самых преданных последователей, и это была самая большая ошибка в его жизни, — он замолчал, а затем сказал более тихим голосом: — Моя тоже.
— Так ты не веришь во всю эту магическую болтовню о праве первородства? — мальчик наблюдал за его реакцией.
— Нет, — его ответ был быстрым и уверенным, — я привык так думать в детстве, а потом мне фактически угрожали последовать их примеру, но когда я смог принять собственное решение, было уже слишком поздно. Я слишком глубоко увяз.
Он глубоко вздохнул и уставился в пол, засунув руки в карманы.
— Самый большой груз фестральского дерьма.
Юный Селвин подавил смешок, заставив Драко поднять глаза и ухмыльнуться в ответ.
— Я рад, что теперь ты думаешь именно так, — карие глаза блеснули гордостью. — У факультета Слизерин очень долго была мрачная репутация, но если сын одного из самых известных Пожирателей Смерти может признать, что изменил свое мнение, тогда для остальных есть надежда, — он искренне улыбнулся и добавил: — Не уверен, знаешь ли ты, но в подземельях на тебя смотрят как на образец для подражания.
— Что? — Драко был обескуражен, отчего его брови взлетели до белокурой челки.
— Ага, — Селвин пожал плечами, все еще усмехаясь. — Сначала некоторые из старших учеников, думаю, те, кто общался с тобой больше всего, хотя это было просто притворство. Из-за того, что ты вел себя наилучшим образом или что-то в этом роде. Но по прошествии этого года они услышали о том, что ты учишь первокурсников летать, и наблюдали, как ты обращаешься с другими. И естественно то, что твоей девушкой стала принцесса Гриффиндора.
Драко едва не подавился и разинул рот, не зная, что на это ответить, но младшекурсник продолжил речь:
— То есть можно с уверенностью сказать, что если Гермиона Грейнджер думает, что ты хороший, значит, так оно и есть, — его усмешка стала дразнящей, и он выгнул бровь в ответ на слегка покрасневшие щёки Драко.
Малфой кивнул и тихо рассмеялся, зная, что в словах Селвина было много правды.
— Спасибо, — темноволосый парень вытянул руку, которую Драко, взяв, крепко пожал, при этом вопросительно наклонив голову.
— За что?
— За то, что честно ответил на мои вопросы. Не все так делают. Особенно не все в наших кругах.
— Не буду с тобой спорить, — фыркнул Драко. — Как тебя зовут?
— Фредерик, — ухмыльнулся мальчик.
— Было приятно познакомиться, Фредерик, — и Драко правда так считал. У него было ощущение, что у стоящего перед ним волшебника блестящее будущее, если он сохранит свой честный и искренний взгляд на мир.
— Мне тоже, Драко, — кивнул Фредерик и продолжил свой путь по коридору, оставив блондина, погрузившегося в свои мысли, смотреть ему вслед.
Было немного неприятно осознавать, что в этом году за ним следили ученики всех возрастов, но это не было неожиданностью. Он привык к известности в определенных кругах, особенно в подземельях, но вернувшись в замок осенью, он решил быть как можно более незаметным и, по большей части, считал, что ему это удавалось.
В основном он общался только с одногруппниками или с первокурсниками, но, очевидно, у стен были глаза и уши, если то, чем он занимался, было темой многих разговоров.
Однако он был доволен результатами. Он изменился и был очень рад, что этот факт признали, даже если главной причиной было то, что он встречается с умнейшей седьмой своего поколения. Однако он был полностью согласен с Фредериком. Если Гермиона Грейнджер нашла в своем сердце силы простить его, принять его, довериться ему, и, Мерлин, это все еще казалось безумием, полюбить его, то это было намного больше, чем просто доказательство, которое он мог себе представить.