***
— Ну опоздали и опоздали… — бубнит Лука, когда увернулся от пинка под зад от Яна. — Вы приехали на три часа позже обговоренного. Чем вы там таким занимались? — возмущается Базиль, обиженно дуясь. Элиотт смеётся и приобнимает Луку за талию. А Лука потёр шею, на которой ещё немного саднили засосы с ночи и утра. — А разве не понятно? Трахались, это логично, нет? — Артур вышел с кухни в фартуке, прямо как хозяюшка. Лука вмиг покраснел и отвернулся, а Демори самодовольно хмыкнул. — Я же говорю, — Бруссар вскидывает руку, указывая на Элиотта, — Лу, пойдём, поможешь мне. Мы тут единственные люди, умеющие готовить. И Лука бы с удовольствием отказался, но он хотел поговорить с Артуром, как с единственным человеком, отлично знающим Элиотта. Поэтому он быстро вскочил и вмиг оказался на кухне. Яйца им, конечно, не отрезали, из мужской солидарности, но наругались, а Баз вообще обиделся. Но его обиды длятся максимум час. По крайней мере обычно.***
— Я вижу по твоему лицу. Что ты хочешь у меня спросить уже час? — Артур включил духовку, засунув туда круассаны. — Ну… Элиотт довольно молчаливый в некотором роде. А ты его знаешь давно. Расскажи мне о том, какой он был. — Почему ты не поговоришь с ним? — Подумал, что спросить у друга лучше, чем у него самого. — Он был очень весёлым. Что в школе, что в институте. — Артур упёрся поясницей в столешницу и поправил очки, — И, в жизни не поверишь, он носил очки в средней школе, клянусь! — парень засмеялся и Лука улыбнулся, уже представляя эту картину, — Он носил очки вплоть до первой драки, где один из пацанов сломал ему душку. Сначала перешёл на линзы, а сейчас в очках не нуждается. Только когда долго работает. — При мне он ни разу не надевал их… — Лалльман задумался. — Стесняется, вероятно. — светловолосый пожал плечами. Лука поставил маленькую галочку — увидеть любимого в очках.***
— Я хотел бы поднять тост! — они все уже были изрядно пьяны, а Лука смеялся буквально со всего. Да и парни тоже. Элиотт встал — он был единственным не настолько пьяным. Заразу не берёт алкоголь. В тайне Лука ему завидует, его самого разносит от одного бокальчика, но их союз был выгодным: Лука напивался и мог не волноваться за свою безопасность, потому что любимый о нём позаботится. — Так-так, — Ян заёрзал на стуле, а Элиотт выдохнул. Сейчас или никогда. — Я очень сильно вас люблю, парни. Вы реально самые лучшие друзья на свете. — парни заулюлюкали и похлопали, на что Демори хихикнул. — Но тост будет посвящён моему Луке. — Лалльман вмиг натянулся, как струна, а в низ живота прилил жар от того как Элиотт говорит. «Мой Лука». Безусловно, Элиотт, только твой. И ничей больше. — Я люблю тебя больше всего на свете. Возможно, ты подумаешь, что мы торопимся, но я не хочу тянуть. Зачем заглядывать в будущее? Вдруг завтра наступит конец света? — К чему ты клонишь? — хрипло, неожиданно для себя, произносит Лука. — К тому, что я хочу жить с тобой вместе. В моей квартире. Ты согласен? — выпаливает Элиотт как на духу. — Что? Господи, Эли… — парень, не сдерживая себя — а чего сдерживать? Все свои, — расплакался, повисая на шее возлюбленного и кивая головой. — Конечно, я согласен! Как будто предложение сделал, ей богу. — Я так сильно люблю тебя, малыш, — шепчет Элиотт. И им сейчас всё равно на то, что их друзья громко поздравляют их и хлопают. И что рождество наступило. Лука шмыгает носом и угукает. Он тоже любит. И он прекрасно это осознаёт. Они оба.***
Рождественское утро не задалось. Они уехали домой часам к двум ночи и сейчас у Луки дико болела голова, так ещё и за окном началась гроза. А он очень сильно боится и Элиотт об этом не знает и узнать не должен. — Принести таблеточку? — Элиотт носится вокруг уже минут двадцать. Он сделал всё, что просил его капризный парень, но, если вы думаете, что он устал от этого, то глубоко ошибаетесь. Элиотт безумно любит исполнять все его капризы, любит видеть недовольно-довольное личико, любит обнимать его, расслабляя этим. Он всё любит делать для своего любимого мальчика. — Закрой шторы и окно, пожалуйста. И сделай какао… — Лука зарылся под одеяло и дрогнул, когда Элиотт обнял его. — Ты боишься грозы, маленький? — шепчет парень и стягивает одеяло с головы Лалльмана, чмокая его в лобик. — Нет, — буркнул он. Чёрт, его раскусили. — Ну детка, я же рядом. — он коснулся носом щеки Луки. — Тут всё сложнее… Где моё какао? — он хмурится и ёрзает. — Сейчас всё будет, Лулу, — он сочно чмокает парня в губы, заставляя немного улыбнуться. Элиотт такой дурачок. Его дурачок.