***
В переговорной искрило. Накахара был в ярости, и казалось, что сейчас полетят головы — зная нравы мафии, возможно, и в прямом смысле. — …совсем страх потеряли? Четыре жмура из гражданских! Кто должен этот бардак разгребать? Какого черта, объясняйте, — распалялся он. Напротив него, ближе к двери, стояли Акутагава Рюноске и Ичие Хигучи. За время лекции девушка мало-помалу продвигалась вперед и вбок, так, словно пыталась заслонить Акутагаву своим телом — хотя она-то, скорее всего, была непричастна. Разве что подавала патроны, если Акутагава разрешил. Он же стоял вольно, засунув руки в карманы, смотрел в потолок и слушал вполуха. — Это были свидетели, — равнодушно ответил он. — Работать аккуратнее нужно, — отчеканил Накахара, — чтобы свидетелей не было. Акутагава вынул ладонь из кармана, тщательно откашлялся и сплюнул в носовой платок. — Если продолжишь лезть на рожон, однажды вляпаешься, — договорил Чуя, — и когда розыск повесит плакаты с твоим лицом по всему городу, даже мафия не сможет прикрыть твою задницу. — Ты все сказал? — спросил Акутагава, на секунду оторвавшись от облаков за окном. И, взглянув на Чую, заинтересовался: — А что у тебя с глазами? — Свободен, — закончил разговор Накахара, пониже натягивая шляпу. — Жуть какая. Чем можно было так обдолбаться? — Пошли вон, оба! — прикрикнул Чуя. Он вслушивался в удаляющиеся шаги, эхом разносившиеся по пустой зале, и дождался, пока хлопнет дверь. Оставшись в одиночестве, он развернул свой стул спинкой ко входу, снял шляпу и уронил голову на стол. На разные лады вертелась мысль: «И как Дазай с ним управлялся?» Этот человек не понимает слов, не боится проблем и всегда делает только то, что ему вздумается. Каков учитель, таков и ученик. Оставалось только порадоваться, что сотрудничать с Акутагавой доводится редко.***
— Мори-сан, как я выгляжу? Старший мужчина отвлекся от своих мыслей и оглянулся на него. Накахара сидел возле телефона, вполоборота к окну: сегодня он занимался в основном тем, что отвечал на звонки; от исполнителя до секретаря — крутое понижение в должности, но он не возражал, удовлетворившись тем, что может быть полезным хотя бы так. В дневном свете рыжий оттенок на волосах казался ярче, чем под электрическими лампами. Поза была расслабленной, но не вялой — словно хищник на отдыхе. На Чую было приятно смотреть: крепкий сон пошел ему на пользу, цвет лица был свежим и дело портила только неизменно серьезная, жесткая мина. — Прекрасно выглядишь, — сообщил Мори, не понимая, с чего бы Исполнитель стал напрашиваться на комплименты. — Э-э… Я не это имел в виду, — пробормотал он, вдруг чувствуя себя скованно. — Надо было спросить: мои глаза выглядят странно? — А, теперь понимаю, о чем ты, — задумался он, и посоветовал: — Не одолжить ли очки у кого-то из наших? Очки с дымчатыми стеклами были излюбленным аксессуаром у рядовых Портовой мафии, поскольку хорошо скрывали черты лица, но привлекали меньше внимания, чем балаклава. Недолго думая, Мори обратился с просьбой к человеку из охраны и передал предмет Чуе.***
День шел за днем, и вскоре вместе выезжать и вместе же возвращаться стало привычной рутиной. Единственной сложностью было отговаривать Накахару, когда он рвался работать «в поле». Мори считал, что, пока «Темная ночь» остается в действии, об этой идее следует забыть. Чуе же не терпелось восстановиться в своей роли. Окна комнаты выходили в сад. Опираясь одной рукой на подоконник, Мори держал возле уха мобильный телефон. — Конечно, у меня все под контролем, — заверил он, — считай, не спускаю с него глаз. Предмет разговора в этот момент был в саду, и было чистой правдой, что Мори следил за ним, не отрываясь. Обнаженный по пояс, рыжеволосый эспер тренировался, выполняя упражнения, для которых нужно лишь собственное тело и немного пространства — вид спорта, который уличные банды и заключенные тюрем доводят до уровня искусства. С солнцезащитными очками Чуя быстро расстался — ему не нравилось, как давит оправа и что ее приходится поправлять, поэтому стал завязывать глаза широкой лентой. Сейчас повязка была при нем, и легкий ветер развевал черные концы ленты вместе с волосами. — Ты беспокоишься, словно мать-наседка, — сказал Мори в ответ на голос Коё Озаки в трубке: — забывая, что он давно вырос и не нуждается в этом. Он решил оставить за кадром, что в первые недели Чую приходилось водить за ручку и кормить с ложки. Во-первых, сейчас это уже не имеет значения; во-вторых, раз Коё нашла себе новую воспитанницу, ей и так есть о ком заботиться. За окном Чуя нашарил оставленную под деревом бутылку воды, чтобы освежиться. Сверкающие брызги потекли по разгоряченной коже. Вопреки низкому росту и склонности к худобе, парень был хорошо развит, выжимая максимум из того, чем его наделила природа. Глядя на него в этот момент, Мори испытывал эмоции, явно выходящие за рамки рабочих отношений. — Ринтаро! — окликнула вошедшая в комнату Элис-тян, и, не дождавшись реакции, дернула его за рукав: — Ринтаро! На что ты там уставился?