Аквитания. Декабрь 1941 года.
Очень скоро у Монстра появился настоящий конкурент по наведению страха в Гюрсе одним своим появлением. И ведь ничего не предвещало беды – первые недели, рыжий офицер мало взаимодействовал с заключенными, в основном появляясь в компании административного персонала и с дотошностью ученого изучая все механизмы функционирования лагерной жизни. Не будь он нацистским военным, Рей невольно сравнила бы его с ребенком, постигающим мир – его интересовала абсолютно каждая сфера и не было никакой мельчайшей детали, в которую он не попытался засунуть свой прямой идеально пропорциональный нос. Следом за проявлениями его любознательности следовали и удивительные изменения в привычном укладе вещей – в бараках появилось что-то, отдаленно напоминающее лежаки из старой холщевины и сена, прием пищи стал случаться уже больше одного раза в день, да и качество еды изменилось к лучшему; лазарет стал больше оправдывать свое название, большинство ям с трупами закопали; но в тоже время неминуемо перестраивались и укреплялись ограждения. Заключенные не спешили радоваться, сразу заподозрив что-то недоброе. И вскоре оберштурмбанфюрер Хакс явил лагерю свое настоящее лицо. Всех жителей бараков согнали на просторный плацдарм, образовавшийся на месте прежней братской могилы и вынудили выстроиться перед импровизированной трибуной, позади которой переминалось с ноги на ногу все прежнее руководство лагеря. К величайшему удивлению Рей, она легко отыскала среди присутствовавших Монстра и даже его внешний облик претерпел изменения: маска осталась на месте, но вместо плаща и глухих одежд, рослая фигура мужчины была затянула в черную военную форму с нашивками третьего Рейха, идентичную такой же, которую носили остальные офицеры. Рей быстро отвела взгляд, но теперь не могла перестать размышлять о причинах подобной перемены… Неужели, даже Монстр был вынужден изменить своим привычкам под давлением нового руководства? Да кто такой в конце-концов этот… Рыжий офицер вышел к трибуне и окинул взглядом заключенных, стряхнул со своей формы невидимые пылинки рваным движением руки. В его льдисто-голубых глазах отражались тяжелые облака, низко проплывавшие над плацдармом. За его спиной трепетали на ветру алые флаги Рейха. - Sieg Heil! – крикнул рыжий, и выполнил характерное нацистское приветствие, - работники и военнопленные лагеря «Гюрс». Я оберст-лейтнант Армитаж Брендон Хакс и с первого января тысяча девятьсот сорок второго года лагерь будет находиться под моим руководством. Каждый из нас, по мере своих способностей, обязан трудиться во имя великих целей. Нас ждет светлое будущее. И вы имеете возможность стать его частью, если будете усердны, дисциплинированы и разумны. Третий Рейх милосерден ко всем, кто осмелится признать свои заблуждения в прошлом и склониться перед его величием… Кайдел, стоявшая рядом с Рей, легонько толкнула ее в плечо, вынуждая посмотреть на себя и отвлечься от пламенной речи офицера. Рей с трудом перевела на нее взгляд, словно завороженная мерным голосом рыжего тюремщика. Он проговаривал каждое слово с тщательностью радиодиктора, словно даже расстояние вдохов между фразами дополнительно взвешивая в мозгу. Это… околдовывало. Вводило в транс. И было в нем что-то жуткое, жесткое, пугавшее даже на расстоянии. Он мало напоминал прежнего начальника лагеря, обрюзгшего и ленивого унтер-офицера Келера, предпочитавшего отсиживаться в административном блоке, подальше от зловония лагеря и холодных горных ветров. Единственное, что интересовало Келера – молоденькие испанские заключенные, часто исчезавшие после того, как немец обращал внимание на их скромные персоны и яркую, южную красоту. Кайдел выглядела встревоженной. Она слегка наклонилась к Рей и прошептала: - Не нравится мне этот тип… Говорила же я, что не надо тянуть… Рей хотела что-то ответить, но осеклась. Оберст-лейтенант Хакс резко замолчал и сейчас его холодные глаза были направлены прямо на Кайдел. Удивительно, каким слухом он обладал, если способен был услышать короткую реплику сказанную совсем тихо с весьма приличного расстояния. И, конечно, Рей даже через маску Монстра ощутила его взгляд, брошенный в ее сторону. - Вы, - приказал Хакс, обращаясь к Кайдел. Двое охранников быстро растолкали толпу заключенных и за руки выволокли американку вперед и швырнули к идеально вычищенным сапогам офицера. Кайдел зарычала, как взбешенная дворовая кошка, стряхнула их руки и выпрямилась. «Лучше умереть героиней, чем пленницей» - эхом услышала в своей голове голос подруги Рей. Она уже готова была броситься на защиту Кайдел и умолять пощадить девушку за безрассудство, а заодно попытаться удержать от совершения новых фатальных ошибок. - Вы плохо понимаете по-французски? – осведомился Хакс, буравя арестантку взглядом. - Я отлично говорю по-французски, - гордо вздернув голову заявила она. В воздухе стояла такая тишина, что можно было слышать собственное дыхание и ветер, гуляющий по открытой поверхности. Каждый заключенный боялся даже шелохнуться лишний раз, лишь бы не привлекать к себе внимания нового управляющего. - Вероятно, вам не знакомо слово «дисциплина»? – продолжал офицер. Рей захотелось выбежать вперед и утащить подругу обратно в толпу и долго хлестать по щекам, чтобы выбить из нее лишнюю спесь, да хоть на худой конец крикнуть ей образумиться… Но губы Рей стали ватными, язык окаменел, казалось, что она сама разучилась разговаривать и забыла все известные ей слова. Нужно что-то делать… нужно вырвать глупышку Ко из лап зверя… она что, не понимает, какая опасность исходит от этого человека? Зачем она снова и снова играет с огнем? - Знакомо, - упорствовала зачем-то Кайдел и даже позволила себе улыбнуться своими чудесными ровными зубами, к несчастью, уменьшившимися в количестве из-за гнева Фазмы. Впрочем, все обаяние ее улыбки все равно не изменило бы ее участи и не растопило бы ледяного сердца монстра перед ней. Ведь все они – монстры. - Тогда я настоятельно рекомендую вам отправиться в карцер и поразмыслить об этом, - презрительно сказал Хакс, - вам отведена большая честь стать его первой посетительницей после реорганизации. Реорганизация… Даже по-французски это слово звучало очень по-нацистки. Они слишком любили порядок, слишком любили все… улучшать? Модернизировать? Рей провалилась в какую-то пропасть, словно это ее ждало заключение в глухой, темной яме, вероятно, теперь куда более жуткой, чем та крысиная нора в Париже, где ее держали в застенках; в глазах потемнело и она еле сохранила равновесие. Словно в замедленной съемке видела, как серая роба Кайдел сливается с коричневыми рубашками охраны в единое цветастое пятно и исчезает. Рыжий офицер продолжал говорить, наслаждаясь царящей на плацдарме вымученной, натянутой тишиной, но Рей уже не пыталась его слушать. Она мучительно думала – увидит ли теперь подругу живой… или? Или есть маленький шанс попросить Монстра о помощи, хотя ей совершенно не хотелось с ним больше разговаривать и в груди по-прежнему саднило от воспоминания о содержимом братской могилы, о лицах тех женщин, о последних брошенных ему словах… И сквозь эту мутную пелену и морок собственных невеселых мыслей до нее донесся голос Хакса: - Meine Ehre heisst Treue.Марке, весна 1959 г.
Дорога петляла по побережью, прежде чем свернуть в окруженную горами долину. Рей невольно залюбовалась пейзажем – изумрудные луга упирались в лиловые, мягко очерченные силуэты гор, но напомнила себе, что не стоит расслабляться. Все-таки она отправилась не на развлекательную прогулку по достопримечательностям и красотам Италии в обществе своего заботливого супруга, а сопровождает старого врага. Она вообще толком не могла понять и уложить в своей голове, как получилось, что сейчас она сидит на пассажирском сидении «Альфа-ромео» бывшего оберштурмбанфюрера Хакса. К счастью, они хотя бы не пытались вести светскую беседу, а оба молчали, погруженные в свои мысли. В ином случае – ситуация стала бы слишком сюрреалистической. Хотя видеть Хакса не в военной форме уже было непривычно. Даже когда он сменил явно омерзительный ему льняной костюм на черные брюки и глухую водолазку. Наконец-то утомительное напряженное молчание завершилось: дорога резко стала подниматься в гору к красивому старинному городу с мощенными камнем улицами. Рей снова могла любоваться видами из окна и не пытаться думать о том, о чем не стоило бы. А к этому списку относилось очень большое количество вещей. Хакс остановил машину рядом со старым, полуразвалившимся домом, вероятно, некогда бывшим довольно внушительным особняком. Из палисадника открывался вдохновляющий вид на петляющую внизу дорогу и зеленую долину. Само здание утопало в зелени. Дикий виноград сплелся с чугунной оградой и тянулся до самой крыши. В его тени расположился старый деревянный стол и несколько витиеватых стульев, которые так и приглашали отдохнуть и насладиться свежим горным воздухом. Но Рей вовремя одернула себя: нельзя расслабляться. Нельзя забывать, кто этот человек. Кем он был и, скорее всего, так и остался. Хакс постучал костяшками пальцев по двери и ему открыла пожилая, напрочь седая итальянка. Она не произнесла ни слова, лишь кивнула и повела своих гостей вглубь дома. Рей украдкой разглядывала обстановку, довольно типичную для старых итальянских вилл – выкрашенные светлой штукатуркой стены, минималистичная, но красивая мебель из резного дерева, картины, посуда довоенных времен. Исключение составлял только маленький черно-белый телевизор, стоявший в гостиной, к которому тут же устремилась встретившая их служанка. Хакс остановился перед массивной дубовой дверью и только здесь позволил себе обернуться и посмотреть на свою попутчицу, словно нуждаясь в ее согласии, прежде, чем войти внутрь. Рей все это время сжимала пальцы на рукоятке револьвера, спрятанного в кармане, готовая, в любой момент перейти к решительным действиям. И, конечно, это не укрылось от цепкого взгляда Хакса. Он насмешливо улыбнулся одними уголками губ. - Тебе не стоит пренебрегать гостеприимством, - сказал он, и, особенно язвительно добавил, выдержав короткую паузу, - впрочем, с твоим воспитанием, я ничему не удивлюсь. Время словно замедлилось и теперь каждый день казался целой неделей. В солнечные дни Рей хотя бы по менявшемуся небу могла различать окончание очередных суток, но легче от этого ее ожидание не становилось. По ее примерным подсчетам, Кайдел держали в карцере уже около недели. Рей снова делала отметки на стене барака, это помогало ей удержаться от падения в мутную бездну безвременья лагерной монотонности. Рей почти перестала есть, отдавая свои порции товарищам по заключению, ночью не могла сомкнуть глаз и прислушивалась к каждому шороху. У нее почти не осталось сил, она с трудом добиралась до завода, едва могла поднять даже легкие детали; все валилось у нее из рук. Именно в это тяжелое время она больше всего жалела о том, что прервала свои сложные отношения с Монстром, потому что сейчас она нуждалась в нем как никогда. Она пыталась позвать его мысленно, но в ответ слышала только тишину, глухую и пустую. Рей готова была просить прощения за свои резкие слова хоть на коленях, наплевав на остатки растоптанной гордости. Согласилась бы уже на что угодно, хоть стать его ученицей, хоть любовницей, хоть просто игрушкой. Лишь бы закончилась эта пытка. Лишь бы знать, что Кайдел все еще жива. И наконец-то ее молитвы были услышаны, когда минул одиннадцатый день. Рей сняли с работы на заводе и конвоировали в до боли знакомый ей административный блок. С трудом передвигая ноги, она плелась за охранниками, тщетно пытаясь подобрать слова для предстоящего тяжелого разговора. Мысли путались, каждое с трудом построенное предложение казалось еще более нелепым, чем предыдущее. Рей почему-то пыталась вспомнить все ситуации в своей жизни, когда ей приходилось просить прощения, но все ссоры с друзьями казались глупыми и пустыми, да и она вроде бы редко переходила рамки допустимого и не была конфликтным человеком. Ссорились они только с По, когда уже начали работать на французское сопротивление. Причиной их раздора были опасные и серьезные миссии, за которые бралась Рей. По страшно переживал за маленькую, хрупкую девушку и пытался всеми силами уберечь ее от войны. Впрочем, по этому же поводу они постоянно сцеплялись и с Кайдел. В отличие от Рей, она словно испытывала особенное удовольствие от риска, которому подвергала свою жизнь по случаю и без. Рей была хоть немного благоразумна, чего нельзя было сказать об американке. Рей выросла в пустыне, где нужно было каждый день думать о том, как сохранить собственную жизнь. Кайдел выросла с сестрами в богатой квартире отца и только и делала, что искала приключений, будучи всегда избалованной и сытой наследницей. Удивительно, как они вообще смогли стать такими хорошими подругами, ведь Рей должна была завидовать Ко, ненавидеть, за брошенную на другом континенте семью, умолявшую не ввязываться в войну… И она думала не о том. Потому что совершенно не знала, как ей говорить с Монстром. Монстром, у которого за жуткой маской пряталась очень чувствительная и изувеченная душа, в которую она успела невольно вогнать очередной железный штырь своим непониманием. Рей снова пристегнули к креслу и она даже была благодарна за это – из-за недосыпа и недоедания ей с трудом удавалось сохранять прямое положение тела. А так – хотя бы кожаные ремни удерживали ее от того, чтобы не разбить нос о холодный бетон на полу. Сердце девушки бешено билось в предвкушении встречи. Однако, вместо Монстра в допросную своей геометричной походкой шагнул рыжий офицер. Он остановился на внушительном расстоянии от девушки, сцепив руки за спиной и слегка склонил голову на бок, разглядывая арестантку. - Не ожидала увидеть меня? – скорее констатировал факт, чем спросил Хакс и голос его был абсолютно лишен какого-либо выражения, даже когда он произнес следующее, - прискорбно сообщать, но мне пришлось пресечь грубое нарушение правил, допущенное лейтенантом Келером, во время его руководства лагерем. Свиданки между офицерским составом и… заключенными недопустимы. - Тогда зачем я здесь? – вяло откликнулась Рей. Прилив адреналина придал ей сил и она немного взбодрилась, даже будучи безумно уставшей. Вероятно, встреча с рыжим офицером связана с Кайдел… или с Монстром. Обе возможные причины не предвещали ничего хорошего. Сердце отбивало бешенный ритм, отдаваясь в слегка заложенные от перепадов давления уши. В глазах предательски потемнело. - Видишь ли, - Хакс медленно шагнул в ее сторону и оказался в круге света от тусклой лампочки, - к несчастью, мне довелось довольно близко познакомиться с унтершарфюрером Реном и я сделал определенные выводы. Например, что в его привычки не входит заводить любовниц. Рей нервно сглотнула, уже порядочно уставшая от того, что чья-либо личная жизнь у нацистов и обитателей лагеря была чем-то вроде всеобщего достояния. Но Хакс явно не походил на того человека, который притащил ее сюда, чтобы немного утолить свое любопытство и получить подтверждение гуляющим в Гюрсе сплетням. Да, Рей знала, что многие немцы были еще теми извращенцами и вполне могли нуждаться в вытягивании грязных подробностей. Но рыжего офицера явно интересовало кое-что другое. К счастью, он не имел склонности говорить загадками. - Он не обратил бы внимания на девчонку с африканской помойки, - продолжал Хакс, обходя Рей по кругу, самодовольно блеснув знаниями о ее биографии, явно почерпнутыми из личного дела, - и мне хотелось бы узнать истинную причину. Рей мучительно соображала, пытаясь обуздать пляшущие от волнения мысли. Чего он хочет? К чему клонит? Осознание сложившейся ситуации пронзило Рей приступом мышечной боли, словно по позвоночнику пустили разряд электричества. Она даже заерзала на своем неудобном сидении, пытаясь хоть немного выпустить искры, гуляющие по телу. Он знает, кто она. Или, вернее сказать, что она такое? О ее способностях, о ее проклятом даре. Знает – совсем не от Монстра, который по какой-то, одному ему известной причине, содержал это в тайне даже от своего начальства. И… - Люди иногда делают странный выбор, - выпалила Рей, удивленная, что вообще нашла в себе силы произнести подобные слова, - во мне нет ничего особенного. Хакс остановился прямо перед ней и ухмыльнулся. Его глаза оставались сосредоточенными и холодными, улыбка тронула только ровную линию губ, как будто нижняя часть его лица жила самостоятельной жизнью от верхней. Взгляд зацепился за девушку и прожигал, требуя выдать правду. Правду, которую она не должна доверить ему не в коем случае. Рей почему-то показалось, что сейчас от этого зависит жизнь Монстра. И кем бы не был в действительности Кайло Рен, он был с ней добр, и хотя бы только поэтому она должна вернуть должок за спасенную им жизнь. Лучше даже не думать о том, что сделали бы с ней Рыжая и ее подруги, если бы он тогда не вмешался. Впрочем, как и думать о том, что если бы не навязчивое внимание Монстра, Рей вообще бы не оказалась в такой ситуации. Хакс словно читал ее мысли. От его внимательных холодных глаз не могло укрыться ни одно движение узницы и от этого Рей чувствовала себя неприятно обнаженной, почти распятой. Она изо всех сил старалась взять себя в руки и нацепить равнодушную маску. - Сердцу не прикажешь, - наконец-то промямлила Рей, набравшись смелости. Вероятно, постыдная связь с заключенной куда меньшее преступление, чем сокрытие стратегически важного объекта во время войны – рассудила она. Хакс коротко и сдержанно хохотнул, приложив сжатый кулак к губам, словно красуясь и демонстрируя свои манеры. - Принц и нищая? – откликнулся он с явной издевкой в голосе, - брось. Ты не выйдешь отсюда, пока не расскажешь правду. Какими бы способностями, - сколько же пренебрежения было вложено в одно только это слово!, - не обладал унтер-офицер Рен, за связи с сопротивлением его ждет военный трибунал. Тебе ведь и самой приходилось расправляться с предателями, насколько мне известно. В воспаленном мозгу Рей сплелись страшные предположения об обвинениях в предательстве Монстра и брошенные Хаксом слова. Принц? Почему он так сказал? Это шутка? Всего лишь насмешка старшего по званию? Или? Вместо того, чтобы критически мыслить в такой опасной ситуации, девушка почему-то вспоминала серебряное кольцо с гербом и замутненное страхом сознание уцепилось за него как утопающий за соломинку. Память подбрасывала кусочки разговоров с Монстром о его прошлом, вкладывая эти фрагменты в разрозненную мозаику предположений. И вместе с этим на Рей нахлынула чудовищная и неотвратимая волна грусти и какой-то непривычной болезненной нежности. Вспомнилось, как Монстр заботился о ней; их прогулка в лес, рассуждения об искусстве, многозначительная химия робких прикосновений… Неужели теперь ему придется расплачиваться за все это? Хотя пытки в застенках Парижа кое-чему Рей все-таки научили. Противник любил манипулировать своими пленниками старым излюбленным методом: рассказывая в красках что произойдет с захваченными сообщниками. И Рей уже не попадется на эту удочку. Не повторит ошибки Финна. Ситуация, конечно, была немного другой, более запутанной, но девушка без труда узнала давно знакомые рычаги воздействия. - Келера вы тоже под трибунал отправили из-за его девок? – выплюнула она. Хакс перестал улыбаться и стал смертельно серьезным. - Глупая девчонка, - процедил он сквозь зубы, - мне надоело, что ты ломаешь комедию. Кое-кто в лагере видел, как ты проявляла некоторые… неординарные умения. Я еще не распорядился спустить с тебя шкуру, только потому, что ты имеешь для нас интерес. Кто ты такая? - Нет у меня никаких умений, - настаивала на своем Рей и решила гнуть до конца свою линию и идти ва-банк, - я гожусь только для того, чтобы доставлять удовольствие. Могу продемонстрировать. Сказав это, Рей, конечно, очень надеялась на брезгливость нацистов по отношению ко всем, кого они считали ниже собственного достоинства. Однако, она не учла, что отвращение Хакса не распространяется на то, чтобы влепить ей увесистую и звонкую пощечину. Он весь порозовел и даже присел перед ней, чтобы оказаться ближе и поймать бегающий взгляд девушки. А заодно ухватил Рей за пальцы и насильно приложил их к своему виску, заставив ее обжечься холодом кожи. Рей легко догадалась, откуда рыжему офицеру известны подробности подобного ритуала. - Хочешь узнать, что я сделаю с Реном? – понизив голос выдал мужчина, - и с твоей подружкой – хамкой-янки? Посмотри… - Не понимаю о чем вы, - упрямо отнекивалась Рей, пытаясь высвободить свою руку. Хотя искушение заглянуть в мысли рыжего офицера было очень велико. Тогда она смогла бы узнать, чего в действительности он добивается и обыграть его. Но нельзя было позволять себе подобных опрометчивых поступков, вероятно, Рен уже копошился в его мозгах и проклятый нацист прекрасно знаком с ощущениями, сопровождающими это действо. Именно это он и хочет почувствовать, чтобы узнать правду. Рей даже стало обидно от того, насколько наивной ее считал оберштурмбанфюрер, если предположил, что она поведется на подобную уловку. - Тупая дрянь, - фыркнул Хакс и брезгливо оттолкнул руку девушки, словно ему пришлось прикасаться к омерзительному насекомому. Отошел в сторону и даже пальцы вытер безупречно-белым платочком, который тут же презрительно швырнул на пол. Он выглядел немного озадаченным, но при этом удивительно самодовольным и насмешливым. - Может быть ты не врешь, - усмехнулся он и теперь в его стальном голосе вдруг прозвучали какие-то по-мальчишески обиженные нотки и совсем детское желание уколоть в ответ, - если бы Рен и выбрал себе шлюшку, то такую же упрямую, как он сам. Рей выдавила ликующую улыбку. Серьезно? – довольно подумала она, - ты думал, что меня заденут эти слова? Знал бы этот самовлюбленный рыжий индюк сколько гадостей она уже успела услышать в свой адрес от разных людей. Пустыня закалила ее и теперь она почти с нежностью вспоминала вполне резких на язык арабов, торговцев и французских пропоец. Даже жестокой Рыжей арестантке была благодарна за то, что подготовила ее к тому, чтобы не заливаться краской и обидой от подобных высказываний. И почему только все ее беды от людей с огненными волосами? Или с темными. Не важно. - В карцере подумаешь о своем поведении, - бросил Хакс и удалился, оставив Рей на попечение двух грубых охранников. Даже когда ее пинками провожали в новое крыло, появившееся одновременно с поступлением на пост рыжего офицера, Рей чувствовала приятное тепло в груди. Она победила. По-крайней мере пока. В комнате было просторное окно, выходившее в долину. Рей невольно зацепилась за него взглядом, прежде чем оценить внутреннюю обстановку и наконец-то цель их странного путешествия. Старинные шкафы, стулья, распятие над кроватью… все это было не важно, по сравнению с тем, что открылось ее глазам немного позднее. Сморщенная, словно ссохшаяся мумия, крошечная женщина на белых простынях. Ее темная кожа и волосы делали ее похожей на умирающую ворону, упавшую на снег. И откуда только в голове девушки, увидевшей снег впервые в шестнадцать, возникло подобное сравнение? Но снег действительно завораживал Рей. И неминуемо ассоциировался со смертью, кровью и непереносимой болью. Память, опять же, подкидывала подходящие картинки для подобных параллелей. Женщина на кровати никак не среагировала на их появление до тех пор, пока Хакс не присел на корточки возле ее постели и не поднял над простынями худую и аристократичную смуглую ладонь. Тогда незнакомка медленно перевела на него мутный взгляд когда-то ярких янтарных глаз. - Чезаре, - прокряхтела она. Хакс сделал то, чего Рей меньше всего от него ожидала – нежно и мягко провел тыльной стороной ладони по седеющим волосам женщины. Потом поднес к губам ее ладонь. Женщина шумно выдохнула и опустила веки. Несколько мгновений они провели в тяжелом, гнетущем молчании. Рей боялась лишний раз пошевелиться, лишь бы не нарушить царящую в комнате тишину. Наконец-то Хакс поднялся и обернулся к ней. Его холодные, как арктическое море, голубые глаза, влажно блестели, словно он плакал. Но лицо по-прежнему было невозмутимым и отстраненным. Вероятно, объяснением тому была проклятая военная выправка, когда даже собственные эмоции находятся под строжайшим контролем. Удивительно, но сейчас, спустя столько лет, Рей, измученная до состояния живого трупа именно бурлящим вулканом своих переживаний, вдруг почувствовала уважение и даже зависть подобному уровню самоконтроля. - Сделай это, - как-то сдавленно прохрипел Хакс. Рей почему-то вздрогнула от его слов, услышав эхом в собственной голове совсем другие, такие далекие и уже успевшие подернуться пленкой, как начавший постепенно заживать старый рубец на коже. «Смерть придет, у нее будут твои глаза». Она поддалась минутному порыву и коснулась плеча Хакса, с удивлением отметив, что за все эти годы, практически впервые дотронулась до этого человека. Кроме того короткого тактильного контакта в их первый личный разговор в допросной. Удивительно, как время превратило его брезгливо-унизительный жест когда-то в робкую попытку ободрить подавленного человека. Вероятно, в этом, в какой-то степени Рей и Армитраж были похожи. Они оба избегали человеческих прикосновений, пусть и по разным причинам. Рыжий офицер отвернулся к окну и толи шмыгнул носом, толи всхлипнул. Рей сделала несколько шатких шагов к постели женщины и очутилась подле нее, нашарила на белоснежно-белых простынях горячую, тяжелую ладонь. Густые ресницы женщины дрогнули, выпустив на мгновение два мутных уголька ее глаз; заставив Рей утонуть в жидком янтаре. Губы сложились в блаженную улыбку. - Чезаре, - прошептала женщина. Карцер действительно стал выглядеть по-другому и теперь больше напоминал парижские застенки. Прежде эту функцию выполняло тесное холодное помещение, когда-то служившее кладовкой для строительных инструментов при возведении бараков, теперь – глубокий подпол, без окон, с сильным запахом сырости и спертым душным воздухом. Рей быстро распрощалась с надеждой увидеть там Кайдел. Вероятно, Хакс распорядился вырыть сразу несколько подобных погребов, чтобы заключенные в них не могли взаимодействовать друг с другом. Рей тщетно барабанила в бетонное ограждение, прежде, чем оставила все свои жалкие попытки хотя бы услышать рядом звуки, говорящие о соседстве с американкой. Можно было, конечно, предположить, что Ко перевели обратно в общий барак, но с одинаковой вероятностью это влекло за собой и возможность того, что девушки уже нет в живых. В темноте время снова замедлилось и Рей уже готова была снова начать перебирать разрозненные осколки своих воспоминаний, чтобы сохранить рассудок, когда узкая полоска света открывшейся двери ознаменовала окончание ее заточения. По расчетам девушки, прошло не больше суток с того момента, когда она покинула допросную. И хотя она не особенно сопротивлялась, ее волоком вытащили наверх. Измученное стрессом, голодом и усталостью тело повиновалось чужим приказам с такой легкостью, словно Рей была тряпичной куклой. Яркие всполохи ламп снаружи резали глаза и ресницы все время пытались предательски сомкнуться, погружая девушку в поверхностный и тяжелый сон. Только теперь она осознала, что толком не спала и не ела уже почти неделю. Вопреки ее ожиданиям, Рей вовсе не спешили возвращать в барак, как и провожать обратно в допросную. Ее втолкнули в какую-то комнату, где несколько толстых, неопределенно толи мужских, толи женских, рук принялись за свою добычу – ее раздели и ополоснули ледяной водой, густо облили чем-то, источавшим сильный приторный и сладкий аромат, причесали и принялись наряжать, словно она действительно превратилась в игрушку большого, жестокого ребенка. Непривычно хорошее белье, какое-то пестрое платье из скользкой ткани, грубо натянутое через голову. Эти же руки насадили на ноги непозволительно роскошные шелковые чулки и вызывающе-красные туфли. Потом все те же неизвестные феи пытались накрасить ее исхудавшее в лагере лицо, чуть не выкололи глаз кисточкой для туши, промазали мимо скользкой, видавшей виды жирной красной помадой. К концу всего этого действа Рей немного взбодрилась, осознала, что происходит что-то, выходящее за рамки ее привычного лагерного быта и попыталась сопротивляться, но за попытки проявить характер быстро схлопотала по лицу каким-то тяжелым предметом. И все те же ловкие руки вытерли струйку крови из носа, приложили салфетку с нашатырем и мутная картинка быстро вернула себе четкость. Над Рей хлопотали две грубые девицы, из яркого макияжа и одеяний которых не сложно было сделать вывод о их принадлежности к древнейшей профессии. Наконец-то Рей встряхнули за шкирку и поставили на ноги, а затем сунули в нос фляжку с сильным терпким ароматом. Рей попыталась увернуться, но одна из женщин ухватила ее за подбородок и больно сжала щеки, вынуждая открыть рот. Когда едкая обжигающая жидкость влилась в горло девушки, она поперхнулась и закашлялась. У напитка был характерный вкус – анис, полынь и гвоздика. Вероятно, зелье во фляжке было абсентом или каким-то похожим горьким аперитивом вроде того, который готовили местные жители юга Франции и севера Испании. Рей украдкой вспомнила о том, как впервые попробовала абсент в Париже, поддавшись уговорам По и Кайдел. Для девушки, никогда не пробовавшей алкоголь – это оказалось фатальной ошибкой. Важно было уточнить, что из-за детства, проведенного в Алжире, где из-за жары и мусульманских традиций населения спиртные напитки практически не были распространены, Рей абсолютно была лишена иммунитета к их воздействию на организм. Она пьянела мгновенно. И сейчас, после приличной дозы горького зелья, она тут же испытала, как земля начинает уплывать из-под ног, а голова кружится. Рей болталась из крайности в крайность – то не осознавала, где находится, то четко различала каждую деталь; пока ее сажали в машину, блестящий нацистский «Хорьх» без верха; пока везли по темной ночной дороге, где каждая кочка и ухаб отдавались неприятными ощущениями в желудке. Девушка даже порадовалась, что голодала последние дни и невольно избавила себя от риска проститься со всей съеденной накануне пищей из-за ее полного отсутствия. Наконец-то машина остановилась перед облезлым двухэтажным зданием. Конвой из проституток, всю дорогу сидевших по обе стороны от Рей на заднем сидении и шумно переговаривавшихся на непонятном ей диалекте французского, резво вытряхнул свою подопечную на землю. Рей чуть не уронила туфлю и теперь она болталась на ноге, еще больше затрудняя и без того осложненные алкогольным мороком передвижения в пространстве. Цепкие руки проводили Рей внутрь помещения и после прохладного зимнего воздуха на нее опустился терпкий и густой смрад деревенской таверны. В глазах потемнело, помещение поплыло цветными пятнами. Рей пыталась сопротивляться и ухватиться за стремительно расплывающуюся реальность, но все глубже вязла в густом тумане заполнявшем изнутри ее голову. В доме царил мягкий полумрак; из источников света был только большой, выложенный камнем камин и тусклые свечи на столах. В отблесках огня скользили неясные тени постояльцев. Куда более четкими были их смех, голоса, по большей части на немецком, звуки песен и военных маршей, которые тянула компания в углу. Мускусный резкий запах терзал ноздри. Чьи-то руки из темноты потянулись к Рей и она отшатнулась, чуть не потеряв равновесие на непривычных каблуках. Все-таки раньше ей никогда не приходилось носить подобную неудобную, хоть и красивую обувь. Одна из ее попутчиц шлепнула по руке нациста в расстегнутой форме, тянувшегося к Рей и что-то возмущенно крикнула ему по-немецки. Он скривил физиономию и презрительно плюнул себе под ноги, грязно выругавшись, но своих попыток не оставил – снова дернулся в сторону девушки. Тогда из мутного марева вокруг выплыло лицо оберштурмбанфюрера Хакса. Его ровные черты и холодные глаза резко контрастировали с языческой пляской веселья вокруг. Он был серьезен, уравновешен и презрителен, словно вынуждено оказался свидетелем того, что вызывало у него куда большее отвращение, чем носители грязной, порченной крови. Как средневековый инквизитор, обнаруживший капище дикарей и обряд, посвященный осуждаемому церковью божеству. - Отведите ее наверх, - распорядился Хакс и вытащил из-за пояса дубинку. Рей дернулась, ожидая удара, но вместо нее рыжий офицер принялся охаживать своим оружием лезшего к ней солдата. Проститутка рядом с девушкой, при виде этого, издала звук средний между смешком и хрюканьем. И за локоть потащила Рей через толпу к лестнице с высокими деревянными ступенями. Рей только и оставалось, что послушно переставлять ноги, под тяжелыми и похотливыми взглядами присутствующих. В этом коротком платье и туфлях она чувствовала себя практически обнаженной и с удивительной теплотой вспоминала закрытую арестантскую одежду. Рей слегка шатало и она вцепилась в перила, как в спасительную соломинку утопающий, и тут же обзавелась несколькими саднящими занозами. К счастью, сквозь мутную пелену, застилавшую окружающий мир, даже боль доносилась приглушенно и гулко. Проститутка распахнула перед Рей одну из тяжелых массивных дверей на втором этаже и в лицо ей ударили жар камина и запах пота и алкоголя. Рей поморщилась, испытав сильный рвотный порыв, но удержалась. Ее расфокусированный взгляд уперся в светлые пятна кожи, ярко выделявшиеся на темном полотне постели. Несколько мгновений она стояла неподвижно, пытаясь собрать воедино расплывавшееся изображение, судорожно моргая. В затуманенном мозгу медленно, но верно происходил процесс узнавания. Темные, но слипшиеся от пота слегка кудрявые волосы, широкая спина с двигающимися от напряжения мышцами. Запоздало, Рей осознала, что присутствует там, где ей не следует находиться, но она была слишком одурманена, чтобы найти в себе силы сдвинуться с места, уйти, а лучше, броситься бежать. Да и цепкие пальцы проститутки на плече, удерживали ее на месте. Словно завороженная жена Лота, она не могла оторвать взгляда. Женский голос, судорожно шептавший что-то по-немецки показался ей отдаленно знакомым. Смысл слов был Рей не понятен, но выражение, с которым они вырывались из пересохшего от жара рта, женщины, вполне красноречиво объясняло их значение. Наконец плечо мужчины сдвинулось в сторону, позволяя Рей увидеть лицо женщины, распластавшейся на кровати, разметавшей льняные светлые волосы по смятым подушкам. Такой капитана Гретхен Фазму Рей не видела никогда. Видела холодной и высокомерной; видела жестокой и насмешливой, когда она истязала Кайдел, постоянно игравшую с огнем ее самолюбия; видела фанатичкой нацистов во время допросов, видела ледяной статуей и бешенной валькирией. Но задыхающейся от страсти любовницей никогда прежде. И, честно говоря, совершенно об этом не жалела. Даже увлеченная своим занятием, Фазма легко узнала ее, сверкнула из-под белесых ресниц холодными светлыми глазами и довольно грубо отпихнула в сторону мужчину, по-прежнему находившегося спиной к вошедшим. - Смотри, кто к нам пожаловал, - насмешливо шепнула она своему любовнику, словно специально сказав это по-французски, чтобы и Рей смогла ее понять. И Рей взмолилась про себя, обращаясь к мужчине: «Не оборачивайся, не оборачивайся, не…» Проститутка, по-прежнему сжимавшая ее плечо, многозначительно кашлянула. И он обернулся. Все-таки обернулся и, конечно, Рей без труда узнала Монстра. Сейчас он действительно оправдывал свое прозвище, впрочем, уже немного в другом смысле – растрепанный, раскрасневшийся, с горящими глазами и обнаженным блестящим от пота торсом, он напоминал языческого демона. Он судорожно ловил ртом воздух, как крупная рыба, выброшенная прибоем на сушу. - Унтер-офицер, вам подарок от лейтенанта Хакса, - весело объявила проститутка и игриво спародировала нацистское приветствие рукой. А затем подтолкнула Рей вперед и захлопнула дверь у нее за спиной. Рей моментально обернулась, начала ломиться обратно, но женщина подпирала собой дверь снаружи. - Вас оставить наедине? – вставила свою реплику Фазма, словно посчитав себя обязанной еще больше усугубить положение, - или остаться и проконтролировать, что ты достаточно хорошо усвоил мои уроки? - Убирайся, - глухо прохрипел Монстр. Капитан коротко хмыкнула в ответ, собрала с пола свою одежду и направилась к двери. Поравнявшись с Рей, она смерила девушку самым презрительным из всех возможных взглядов и перекинула с обнаженного плеча на спину толстую растрепанную косу. - Что ж, ты хоть на женщину стала похожа, - констатировала она, слегка наклонившись к Рей, и с силой толкнула дверь, вынудив по-прежнему топтавшуюся снаружи проститутку, отскочить в сторону. Рей уже порывалась броситься за ней, но чуть не разбила себе нос, врезавшись в деревянную поверхность. Она уже замахнулась, чтобы замолотить по двери кулаками, но подоспевший Монстр перехватил ее запястья в полете. Рей боялась смотреть на него, хоть он и успел натянуть брюки, но все еще был обнажен выше пояса. - Рей… - начал он глухим, потерянным голосом. - Отпусти меня, - потребовала она, чувствуя, как к горлу подступает комок слез. И почему она вообще плачет из-за него, из-за того, что застукала его в постели с другой женщиной? Они никто друг другу, они воюют на разных сторонах, они пленница и ее тюремщик… Хорошая девочка и чудовище. Почему тогда внутри все ухнулось в какую-то глубокую пропасть и только спасительное действие алкоголя, притупляющего чувства, помогает не скорчиться от разрывающей на части боли? Кайло заставил Рей обернуться и посмотреть на себя, попытался притянуть девушку к себе, но она вырвалась. Старалась смотреть в пол, лишь бы не видеть перед собой его голую блестящую от пота грудь. Даже кипящие внутри чувства не мешали ей чудовищно стесняться сложившейся ситуации. - Я пытался выкинуть тебя из головы, - снова заговорил Монстр и голос его звучал так, будто он оправдывается, впрочем, вероятно, так оно и было, - прости… это было глупо… - А я думала, что ты решил сделать мне больно в ответ, - перебила Рей и все-таки набралась смелости посмотреть ему в лицо. Запоздало она осознала всю комичность происходящего – ведь со стороны все это могло выглядеть как ревнивые разборки возлюбленных. Только вот они не были возлюбленными. И кроме проклятого дара, внезапно открывшегося у Рей, их, в действительности, ничего не связывало. И Рей приложила все усилия, чтобы взять себя в руки. Нельзя вести себя, как влюбленная дурочка. Она на войне. Она, черт возьми, пленница лагеря Гюрс. И вокруг, черт возьми, деревенский кабак, битком набитый пьяными немцами, распивающими нацистские гимны. - Ты не сказал Хаксу о том, кто я… - с трудом подбирая слова решилась она перевести разговор в более мирное русло, - почему? Кайло отпустил ее, отошел в сторону и провел руками по взъерошенным волосам, нагнулся за своей рубашкой и набросил ее на плечи. - Я не хотел, чтобы они превратили тебя в лабораторную крысу, - почти без эмоций откликнулся он и стал возиться с пуговицами. От внимания Рей не укрылось, что его пальцы дрожали и от этого такое простое действие оказалось практически невыполнимой задачей. Она поймала себя на порыве подойти и помочь, но тут же отругала себя. К ней постепенно возвращалась ясность мыслей. – Если бы они узнали о твоем даре, но поняли, что не смогут перевербовать тебя, захотели бы… изучить, - продолжал тем временем Монстр и его голос дрогнул, - у них есть лаборатории и тебе лучше не знать, что там делают с людьми. И что он… может захотеть с тобой сделать. - Он? – переспросила Рей, - Хакс? Кайло опустился на край разворошенной кровати и отвернулся к камину. Мерцающие языки пламени расчерчивали его лицо глубокими тенями, словно мазками масляной краски на работах старых мастеров-живописцев. - Нет, - он покачал головой, - мой учитель. Действие алкоголя схлынуло окончательно и реальность опустилась на Рей всей своей оглушающей тяжестью и остротой ощущений. Начали мерзнуть колени, резко засаднили занозы в ладонях и скрутило живот от того, как жутко прозвучали последние слова. Странно, но Рей совершенно не злилась в этот момент на Монстра, даже после того, как обнаружила его в постели с другой женщиной. По-хорошему, она вообще не имела никакого права заявлять на него какие-то права, не должна была устраивать ему истерику за то, что он убил Рыжую и ее подруг только для того, чтобы сберечь ее от последующих покушений. Вероятно, она для него была чем-то вроде сестры, связанной родством их непостижимой избранности. И не нужно приплетать сюда романтические чувства. Как бы не саднило в груди при одном воспоминании об увиденном. Рей удалось направить мысли в нужное русло и теперь она злилась на себя. За то, что напридумывала себе того, что не имело места в реальности. За то, что вообразила себе, что этот человек, явно высокого происхождения и благородных кровей, вообще мог обратить внимание на грязную оборванку из французской провинции. Оборванку, между прочим, воевавшую на чужой стороне. И он вовсе не обязан был ей помогать, спасать и защищать. Рискуя собственной жизнью, между прочим. Рей с трудом нашла в себе силы, чтобы сдвинуться с места и присесть на краешек кровати, соблюдая безопасную дистанцию с Монстром, но при этом, демонстрируя, что готова идти на контакт и попытаться сгладить возникшие между ними разногласия. Удивительно, но теперь она действительно знала, что они не враги. Хоть и оказались в жутко сложной ситуации – по разные стороны, но связанные проклятым даром. В конце-концов других избранных нет и им нужно так или иначе держаться вместе. Рей мучительно подбирала слова, чтобы поддержать беседу и как-то дать понять Монстру, что больше не планирует с ним воевать. Но все варианты казались крайне глупыми и нелепыми, а предполагаемые пути развития разговора, которые она продумывала по пути в допросную, вроде как утратили свою актуальность. - У тебя не будет проблем из-за того, что… Фазма видела тебя без маски? – наконец-то нашлась Рей. Кайло прокашлялся, он по-прежнему старался не смотреть в ее сторону. - Ты не поверишь, но у нашей арийской ведьмы фетиш на евреев, - голос Монстра прозвучал удивительно весело. Он даже наконец-то бросил беглый взгляд на Рей и от его внимания не укрылось изумление, написанное на лице девушки. Она растерянно хлопала слипшимися от туши ресницами. Слово фетиш было ей незнакомо, тем более в подобном контексте. Кайло тяжело вздохнул и пояснил, - нравы в Рейхе… довольно своеобразные. Вопреки пропаганде чистой крови, многие старшие офицеры любят забавляться с теми, кого считают ниже себя. И она… не исключение. Рей заставила себя кивнуть и судорожно вздохнула. В голову почему-то упрямо лезли мысли о том, было ли увиденное ей действо между Монстром и капитаном Фазмой единственным случаем или происходило уже давно… Было чертовски обидно осознавать, что пока она робко тянулась к Монстру и вздрагивала от случайных прикосновений, он… развлекался с этой жестокой немкой. Память, некогда переполненная сложными конструкциями из дамских романов в этот раз подвела Рей и ей не удалось подобрать более подходящего выражения. Пока Рей размышляла об этом, Монстр вдруг сполз с постели и устроился на корточках перед ней, его лицо оказалось в опасной близости. Угольно-черные глаза блестели и в них отражались языки пламени в камине. Прежде чем Рей успела как-то среагировать и оказать сопротивление, мужчина взял ее руки и спрятал их в своих широких ладонях. - Он тебя не получит, - понизив голос, быстро и очень эмоционально заговорил он, - я вытащу тебя отсюда. В Париж не возвращайся, езжай на юг. Ты сможешь пробраться через Испанию, оттуда в Лиссабон. Или в Касабланку. Дальше в Америку, - он отпустил Рей только для того, чтобы стянуть с пальца свой серебряный перстень и вложил его в руки девушки, - возьми. Продашь его, он дорого стоит. Я бы дал тебе денег, но марки Рейха привлекут к тебе слишком много внимания… Рей изумленно таращилась ему в лицо, не способная произнести ни слова. Кольцо было тяжелым и горячим и словно жгло кожу. - Рей? Она заторможено кивнула. Монстр погладил ее по щеке костяшками пальцев, но очень быстро убрал руку, словно смутившись того, что позволил себе притронуться к ней. - А ты? – вяло откликнулась Рей и тут же опомнилась, - я не могу сбежать! В Гюрсе мои друзья, они… Кайло страдальчески закатил глаза. - Какая же ты дурочка, - нежно посетовал он и пообещал, - но я что-нибудь придумаю. Монстр резко поднялся и Рей стало даже немного грустно от того, что без его присутствия она снова ощущала холод комнаты через свою легкую одежду. На самом деле Кайло отошел только для того, чтобы поднять с пола свой плащ. Он отряхнул его, набросил Рей на плечи и застегнул несколько блестящих крючков у нее на груди. Рей апатично примерила перстень на несколько пальцев, но он был чудовищно велик, только на большом более-менее держался. Монстр за это время успел и сам полностью одеться, нацепить обратно свою проклятую маску и протянул девушке руку, которую она нерешительно приняла. Когда их пальцы переплелись, по ее телу словно пробежал разряд электричества. Кайло повел ее за собой – через другую лестницу, вдали от шумного смрада царящего внизу веселья. Рей боялась, что ей снова придется сесть на лошадь, но, к счастью, на заднем дворе был припаркован еще один автомобиль, марка была ей не знакома, но внешне он также напоминал проклятый «Хорьх». Монстр уже распахнул перед девушкой дверцу, когда у них за спиной послышались шаги. - Юнкер? Куда-то собираетесь? - настиг беглецов ледяной баритон оберштурмбанфюрера Хакса. Кайло бросил на Рей взгляд полный надежды, словно спрашивая, справится ли она с управлением автомобилем, но она покачала головой. Удивительно, что в сопротивлении она научилась управлять самолетом, но за руль автомобиля садиться ей никогда не приходилось. Монстр медленно обернулся к Хаксу. Рей последовала его примеру и вздрогнула от того, каким испепеляющим взглядом на них смотрел рыжий офицер. - Хотел прокатиться со своей любовницей, - заявил Кайло, и Рей ощутила странное волнение от подобного обозначения собственного статуса. Ей скорее было приятно, чем мерзко. Хотя хватит обманывать себя – Монстр помогает ей только потому, что не может позволить погибнуть еще одной избранной. Это… солидарность? Как если бы двое животных, занесенных в красную книгу, помогали друг другу, осознавая, что их вид и без того в любой момент может исчезнуть с лица земли. Употребив мысленно эту метафору, Рей запоздало вспомнила о том, что в таких случаях, вымирающие особи предпочитают производить потомство, чтобы не обрекать на гибель свою популяцию. Господи, о чем она вообще думает! - Рен, вы серьезно полагаете, что вам все сойдет с рук? – перешел в наступление Хакс, - вас избаловала протекция Сноука. Хочу напомнить вам, что за измену Рейху, вас ждет военный трибунал. И ваша матушка помочь не сможет… - Как же ты меня достал! – нетерпеливо перебил его Кайло, и Рей поняла, что пройдена та самая точка невозврата, когда уже ничего не сможет обуздать выведенного из себя импульсивного Монстра. Мужчина уже выбросил вперед руку, характерным жестом заставляя рыжего офицера схватиться за горло и начать хрипло дышать, в жалкой попытке ухватить хоть немного воздуха. Рей изумленно смотрела, как начищенные до блеска сапоги лейтенанта отрываются от земли, а внезапно поднявшийся ветер кружит вокруг дорожную пыль и прелую листву. Кайло приближался к своей жертве широкими шагами хищника и выглядел по-настоящему зловеще. - Нужно было давно расправиться с тобой, - рычал Монстр. Обычно бледное лицо офицера стало пунцовым, глаза округлились от боли и покрылись тонкими прожилками полопавшихся сосудов. Это жуткое зрелище наконец-то помогло Рей опомниться. Она бросилась к Кайло и вцепилась в его предплечье. - Прекрати! – взмолилась она, - пожалуйста! Кайло ее не слушал, он продолжал свою пытку, но совершенно не торопился довести начатое до конца, словно наслаждаясь причиненными офицеру страданиями. Терпение Рей лопнуло. Она вспомнила, как тогда на задворках завода смогла остановить его и тоже выбросила вперед руку. Сразу ничего не вышло, но стоило ей разозлиться и невидимая сила сбила внушительную фигуру Монстра с ног, вынудив выпустить свою жертву. Оба мужчины оказались на земле и взгляды их были прикованы к девушке. Монстр тяжело вздохнул и покачал головой. Хакс ликовал. - Я знал, - через кашель рассмеялся он. Хакс дожидался ее на той самой красивой террасе с видом на долину, в тени плюща и дикого винограда. Перед ним на столе стояла красивая рюмка богемского стекла, судя по мутным следам на которой, некогда наполненная аперитивом. Он был задумчив и мрачен. Стоило появиться Рей, он бросил на нее короткий взгляд и снова уставился на открывающийся отсюда пейзаж. - Она не мучилась? – только и спросил он. - Нет, - вздохнула Рей и присела за стол, напротив него. Только сейчас она почему-то вспомнила о том, что покидала Рим в такой спешке, что по-прежнему щеголяла в одном плаще, одетом на голое тело. Этот факт показался ей довольно забавным в контексте происходящего. Вероятно, подобный образ смерти смог бы найти отличный отклик в расцветающем кинематографе. Только вряд ли она решится с кем-то этим поделиться. - Кто она такая? – не выдержала Рей затянувшейся паузы. Она считала, что за совершенное ей в доме, имеет полное право наконец-то получить ответы хотя бы на часть своих вопросов. - Разве ты не заглянула в ее мысли? – откликнулся Хакс немного едко. Все-таки он даже не пытался скрывать того отвращения, которое испытывал к таким, как она, к их способностям. Удивительно, что он вообще решился обратиться к ней за помощью в подобном вопросе. - Я мало что поняла, - призналась Рей, - и мне хотелось бы услышать твою версию. - Хорошо, - на удивление легко согласился мужчина, и Рей была крайне ошарашена его сговорчивостью и, к тому же, внезапно открывшемуся дару рассказчика, - когда Гюрс пал, меня перебросили в Итальянскую социальную республику. Дела здесь шли не самым лучшим образом… Мы проигрывали, быстро теряли позиции. Да и… все это уже имело мало значения. Так вышло, что во время одной операции, я смертельно ранил итальянца. Его последними словами была просьба позаботиться о его матери. Довольно странно просить о таком врага, не правда ли? Но этот мальчишка валялся в бреду, почти не понимал, кто перед ним. Я забрал его паспорт и разыскал ее, когда война закончилась. Эта женщина… не знаю, потеряла ли она рассудок, когда погиб ее единственный сын, или раньше, но уже плохо отличала реальность от своих фантазий. Она приняла меня за него и я… остался здесь. Но теперь я свободен. Рей слушала его, задумчиво подперев подбородок ладонью и в конце поймала себя на том, что история тронула ее до глубины души. Она была печальной, но удивительно логичной, учитывая, насколько Хакс был предан своему слову. Настолько, что готов был взять и надеть на себя чужую шкуру, лишь бы только выполнить данное когда-то обещание. Конечно, он как и все бывшие офицеры, искал повода спрятаться, чтобы продолжить жизнь после войны, но в его поступке была определенная доля благородства. Хотя бы за это он заслуживал уважения. - И что ты будешь делать теперь? – вырвалось у Рей. Хакс наконец-то посмотрел в ее сторону и его улыбка показалась девушке очень загадочной. - У меня есть дела, - заявил он и вдруг совершенно огорошил свою собеседницу, - но я вовсе не планирую посвящать остаток своей жизни мести, как это делаете вы. - И ты даже не хочешь убить Рена? – не удержалась девушка. Бывший рыжий офицер и гроза Гюрса почти по-детски скривился и фыркнул. Словно проглотил что-то горькое и омерзительное. - С меня настолько хватило этого куска дерьма, что я даже ради расправы не хочу встречаться с ним снова, - презрительно процедил Хакс, - к тому же… не имею права лишать тебя такого удовольствия. Да уж, удовольствия – мрачно откликнулась Рей про себя.