Sublata causa, tollitur morbus

Очень скоро Мариус забрал Бена в Мюнхен, поскольку ему неудобно было заниматься делами, постоянно тратя кучу времени на дорогу до Вены и обратно. Мариус был активным членом того самого загадочного общества Туле, консультировал нового канцлера и читал лекции по антропологии в мюнхенском университете. Когда Бен заикнулся о том, что тоже хотел бы поприсутствовать на собраниях Туле, Мариус довольно ясно дал понять, что не видит в этом никакого смысла. «Эти люди, - сказал он, - только мечтают о том могуществе, которое даровано нам. Вряд ли ты захочешь тратить время в этом детском саду». Однако, Мариус всегда был крайне заботлив и осмотрителен, поэтому, чтобы утолить интерес Бена к этой организации, он оставил ему обширный список литературы, проливающей хоть немного света на все идеи Туле. И это оказалось, как нельзя кстати, потому что изголодавшийся за пять лет заточения в «Башне дураков» мозг юноши с готовностью проглатывал любую новую информацию. Предоставленный сам себе в мюнхенской квартире Мариуса, Бен с ужасом осознал, что пребывание в Наррентурме не прошло для него без последствий: его психика и мышление претерпели определенные изменения. Объективно, до лечебницы, он был совершенно здоров, а приступы гнева и клокочущая скрытая агрессия, были адекватной реакцией на внешние раздражители. Теперь же внутри его черепной коробки поселилось нечто иррациональное и не поддающееся контролю. Оно затаилось в темных углах, изредка напоминая о себе лишь неприятным холодком в позвоночнике и минутными приступами паранойи. Но Бен постоянно чувствовал его присутствие и с замиранием сердца ждал, когда оно проявит себя. Но зловещий спрут не торопился, он играл. Лишь изредка подбрасывая непривычные ощущения и образы. Среди шумной улицы центра города Бен мог вдруг остановиться, почувствовав обволакивающий со всех сторон потусторонний холод. В такие моменты лица встречных людей расплывались в смазанные пятна, а все привычные звуки сливались в монотонный гул падающего самолета. Наваждение длилось ровно несколько минут, за время которых Бен успевал покрыться холодной испариной и принять боевую стойку, словно приготовившись защищаться от окружавших его призраков. Но мир становился прежним: люди обходили его стороной, испугавшись перекошенного лица и лихорадочного блеска в глазах, небо светлело, а под кожу пробиралось робкое тепло осеннего полдня. Еще одним прощальным подарком «Башни дураков» стали участившиеся панические атаки. Мариус говорил, что Бену нужно больше времени посвящать медитациям. Наставник с грустью признавал, что произошедшие с сознанием его воспитанника изменения необратимы, но утешал его напутствиями о том, что должный самоконтроль поможет не скатываться в этот экзистенциальный ужас и сохранять целой хрупкую грань между реальностью и галлюцинациями. И Бен со всей свойственной ему прилежностью и усердием занимался медитациями и жадно проглатывал принесенную учителем литературу. Были среди этих толстых фолиантов и самопальных брошюр и книги по истории восточных религий, и философия, и работы современников. Сноук собрал практически все, что хотя бы косвенно касалось темы расширения способностей человеческого ума - переплетавшиеся между собой труды Ницше, Рудбека, Бульвер-Литтон, Блаватской, Гангадхар Тилака. Больше всего, конечно, Бену приглянулся буддизм, с его идеей об избавлении от страданий путем аскетизма и уничтожения страстей в своей душе. А Мариус только расставил все по местам: Учитель довольно скептически относился к рассуждениям о существовании некой магической страны вечного знания, будь она Шамбалой или спрятанной под землей Гипербореей. Однако, само понятие врил, как некой психокинетической энергии, пришлось ему по душе, ведь человеческая история имела огромное количество примеров людей с неординарными способностями. Жрецы, пророки, мессии – их появление в разных народностях и культурах было живым тому подтверждением. У Мариуса на этот счет была своя теория – двадцатый век он видел переломным и, как и все вокруг, чувствовал горячее дыхание близящейся войны. И он считал, что именно такое, темное, но страстное время великих перемен снова должно породить волну избранных. Избранных, которые повлияют на ход войны и создадут другой мир, дадут толчок для нового витка истории. Бен легко догадался, что является одной из ключевых фигур на шахматной доске своего учителя, но едва ли испытывал восторг по этому поводу. Война, как и перспектива обрести мифическое могущество, его мало привлекала. Но книги и новые знания помогали ему удерживать на плаву, неминуемо стремящийся скатиться в океан безумия разум. Медитации помогали. Освоение новых способностей отвлекало от мрачных мыслей. Теперь он хорошо концентрировался и научился двигать любые предметы, не взрывая их. В добавок он практиковался в чтении мыслей и трансляции голоса и образов в чужие головы. Прислуга, крутившаяся в квартире Мариуса, теперь предпочитала попросту не попадаться ему на глаза, но даже через толстые стены Бен, ощущал их присутствие и считывал все, о чем они думали. Мариус был доволен, но вопреки ожиданиям Бена, практически не принимал никакого участия в его обучении. Вероятно, он и сам попросту не знал, как объяснить то, с какой легкостью можно управлять своими способностями. Бен не мог забраться в голову учителя – это был единственный человек, умевший сохранить свой разум за семью печатями. Мариус был крайне загадочной личностью и кроме того немногого, что он рассказывал сам, Бену так и не удалось ничего узнать о своем покровителе. Все факты укладывались в очень короткий биографический очерк: предположительно, Мариус Сноук был австрийским немцем или венгром, воевал на западном фронте в первую мировую, где получил свои ранения, а теперь был почетным членом общества «Туле» и приближенным к канцлеру лицом. Была ли у учителя семья, родные или хотя бы друзья – оставалось загадкой. Однако, мысль о том, что Мариус в действительности также одинок в своей избранности, как и Бен, казалась удивительно приятной. Хотя бы потому, что это был первый человек, которого не отпугнули странные способности юноши и вообще его сомнительная личность. Первый человек, которому Бен научился доверять. Мать, конечно же, узнала, что Сноук забрал его из лечебницы и была страшно этим недовольна, засыпав Бена множество писем с жалкими попытками убедить его в том, что прервав лечение, он только навредит себе. Бен старался отвечать максимально сдержанно, пока однажды не сорвался и не написал ей очень короткое и злое письмо о том, что способен самостоятельно разобраться со своей жизнью, а в сомнительной заботе своего семейства больше не нуждается. Мать восприняла это очень близко к сердцу и в конверт следующего письма вложила фамильный перстень с гербом. «Ты путаешься с сомнительными людьми, - написала она, - Если ты планируешь заниматься этим и дальше, рекомендую тебе взять другое имя, чтобы не порочить наш дом. Пусть это кольцо будет последним напоминанием о том, кем ты был». Бен чуть не вышвырнул проклятый кусок серебра в окно, попутно свернув от ярости стол и половину мебели в комнате вспышкой подпитанных гневом способностей. Ставший свидетелем этой сцены Сноук совершенно не рассердился, а напротив, счел такой поступок матери удивительно разумным. - Она представительница умирающей аристократии, - сказал он примирительно, - и совершенно не готова к новому миру. Миру, который построят такие, как мы. Таких, как они, все еще оставалось только двое. Учитель и его воспитанник. Все эти господа и фанатики, крутившиеся в обществе Туле, были обычными людьми, лишь грезившими о могуществе и разглагольствовавшими о роли, отведенной сверхлюдям в готовящейся войне. Поэтому Сноук вдруг счел, что Бену пойдет на пользу сменить обстановку, отправившись на поиски других избранных. Однако, за два года скитаний по всей, затаившей дыхание перед новой волной, Европе, Бен так и не нашел никого со следами мистической силы врил. Все, на чей след ему удавалось выйти, были мертвы – или оборвав свою жизнь самостоятельно, или став жертвой непонимания людей, столкнувшимся с чем-то, выходящим за рамки их привычного мира. Их жгли на кострах в далеких от цивилизации деревнях, мариновали в домах скорби или попросту прогоняли в леса. Когда разочарованный этим, Бен вернулся в Мюнхен, в квартире Сноука его ждали внезапный гость и новое задание. Рыжий парень, примерно ровесник Бена, глухо затянутый в военную форму, неподвижно стоял за спиной Мариуса. Взгляд его не выражал и тени дружелюбия. Он презрительно поджал губы и отвернулся к окну. Бен вдруг испытал укол ревности – пока он, как верный пес, обыскивал всю Европу от Сены до Дуная, учитель уже нашел себе нового фаворита. Однако, он глубоко заблуждался. Бен не знал, как начать разговор и можно ли отчитываться перед Мариусом в присутствии человека, возможно, не посвященного в эти дела. Поэтому Сноук заговорил первым: - С возвращением, мой друг, - ласково сказал учитель, - мне жаль, что ты потратил столько времени впустую. И жаль, что придется снова отослать тебя подальше. Но мне некому поручить это задание, кроме тебя. Рыжий офицер бросил на Мариуса многозначительный взгляд, пытаясь напомнить о своем присутствии. - Да, Бен, это Армитаж, - опомнился Сноук, который, конечно, ни на минуту не забывал о своем госте и все всегда держал под контролем, - он составит тебе компанию во время экспедиции в центральную Азию. Юноши обменялись рукопожатием, исполненным презрения и недовольства друг другом. Рука у Армитажа была такой же холодной, как и его глаза. За время этого короткого контакта, Бен успел черпнуть немного бурного потока мыслей рыжего. Военному совершенно не нравилось работать на Сноука, но распоряжение отдал его отец, видный представитель верхушки Рейха, и спорить было бессмысленно. Рыжий считал ниже своего достоинства шататься по заледенелым горам и безлюдным пустыням в обществе сомнительных фанатиков, убежденный, что здесь окажется намного более полезным. Рыжий ненавидел своего отца и мечтал превзойти его. И эта почти детская обида за отсутствие любви и постоянные невыполнимые требования показалась Бену смутно знакомой. По крайней мере, у них было кое-что общее – презрение к своим родным. - Экспедиция? – откликнулся Бен, отдергивая руку, - та, которую организовывает Фюрер? Сноук покачал головой с легкой загадочной улыбкой. - Нет, у нас несколько другие интересы, - возразил он и не удержался от комментария, - ты уже знаешь? - Некоторые люди слишком громко думают, - с удовольствием заявил Бен, покосившись на сконфузившегося рыжего. Вероятно, путешествие обещает быть относительно веселым, по крайней мере мысль о том, что можно будет безнаказанно доводить этого педанта до истерики, показалась Бену чрезвычайно приятной. Он не забывал о том, как в свое время товарищи по монастырю издевались над ним, и наслаждался тем, что теперь обстоятельства изменились в его пользу. - А вы отправитесь с нами? – задал он резонный вопрос. - К несчастью, - вздохнул Мариус и устало объяснил, - я вынужден остаться здесь и помочь Хилшеру курировать деятельность Аненербе. Да, верно. Он же был слишком стар и утомлен войной, чтобы участвовать в каких-то активных действиях, предпочитая им государственные интриги и просвещение партийной верхушки в вопросах геополитики. Поэтому именно опять Бену будет отведена честь рыть носом землю в поисках… чего, кстати? Сноук перехватил его взгляд и снова хищно улыбнулся. Бен ждал, что сейчас получит хоть какие-то инструкции, но вместо этого наставник сказал: - Ты сам поймешь, что ты ищешь, когда прибудешь туда. Легче, конечно, от подобного размытого метафорического напутствия не стало. Перед отъездом из Германии, Бен не вылезал из библиотеки, снова и снова штудируя всю доступную литературу. В результате, во время посадки на поезд, в голове у него царил полнейший хаос, в котором переплелись воедино все эти мистические и философские учения. Бен окончательно запутался в вопросе того, что именно ему предстоит найти. Шамбалу? Или Гиперборею-Туле? Или закрытое поселение, где отгородившись от мира, поселились люди, носители силы врил? Останки древнего города? Вход в иное измерение? Дыру в земле? Секрет абсолютного, безраздельного могущества? Поэтому все их путешествие с Хаксом казалось совершенно бессмысленным. Пока Рейх стягивал силы и штамповал оружие, завершая последние приготовления к войне, которая готова была разразиться в любую минуту, они бродили по самому краю света и все больше грызлись между собой. Хакс, конечно же, разузнал все о происхождении Бена и его неприятном прошлом, и не мог отказать себе в удовольствии смеяться над этим. Бен пытался укусить его в ответ, – за ахиллесову пяту в виде вечного недовольства и строгости отца. Сноук словно специально стравил их вместе, чтобы полюбоваться тем, как вражда вскроет самые неприятные и потаенные черты их характеров. Но и Бен и рыжий вынуждены были вовремя себя останавливать. Вернуться в Германию им предстояло все-таки вместе. Однако, Сноук не спешил призывать их обратно. Время шло. Пустыни, горные перевалы и затерянные среди вершин деревушки слились в один пестрый калейдоскоп, в унылую симфонию холода, тумана и пустоты. Под снегом по-прежнему был только лед, а следы исчезнувшей цивилизации врилья казались детской сказкой. В одном-единственном уединенном монастыре Бену все же удалось найти старого монаха, способного силой мысли раскалывать камни, но старец напрочь, отказался покинуть свою обитель. Напротив, он красноречиво предложил Бену оставить свои бесплотные поиски и остаться в монастыре навсегда, возделывая твердую заледенелую почву и изучая тексты древних тибетских книг. Это дружелюбное предложение показалось юноше насмешкой, и он с трудом удержал себя от того, чтобы не взорвать голову бедного монаха. И сделал бы это, если бы не вовремя вмешавшийся Хакс. Следующим днем они продолжили свой путь и долго пробирались, через начавшуюся метель. К вечеру, когда снежные шапки гор погрузились в глубокую, бархатную темноту, было решено разбить лагерь прямо здесь, на попавшейся им очень кстати природной террасе. Хаксу такой вариант совершенно не понравился, но выбора не было: в темноте, под снегом, они просто рисковали сорваться в пропасть. - Мы тут околеем от холода, - пробурчал он, натягивая повыше на порозовевшее от мороза лицо воротник шинели, - или нас сожрет снежный барс. - Если он тебя сожрет, я только порадуюсь, умник, - хмуро откликнулся Бен, тем временем оценивая ситуацию: на плато не нашлось совершенно ничего полезного, кроме следов давно прогоревшего костра, вероятно, оставленного здесь пастухами. Несколько веточек не смогли бы согреть путников, но хотя бы отпугнули бы безмолвных обитателей перевала. Бен чувствовал их присутствие – настороженное, но заинтересованное. Вероятно, именно сейчас крупные дикие кошки оценивали подобный подарок судьбы: двое одиноких путешественников без сопровождения и заметного оружия. Стоит ли нападать сразу, или подождать, пока холод измучает добычу настолько, что она не способна будет сопротивляться? Бен порылся в карманах теплой походной куртки и вытащил оттуда коробку спичек, которые, к несчастью, оказались совершенно сырыми. Это не укрылось от внимания Хакса и он швырнул своему попутчику зажигалку с символикой Рейха, однако и от нее не оказалось никакого толка – бензин внутри почти закончился. - Мы можем вернуться к монастырю, - рассудил Хакс, хотя совершенно не выглядел уверенным в своих словах – тропа, по которой они пришли сюда, была очень узкой и скользкой из-за свежего снега. Идея была провальной. Рыжий загрустил, весь подобрался и спрятал замерзшие даже в перчатках руки себе под шинель. - А ты не можешь выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы нас согреть? – вполне миролюбиво поинтересовался он. Похоже, в этот момент, его обычное презрение к людям, имевшим мистические способности, даже уступило любопытству. Бен был согласен, но не удержался от очередной шпильки в адрес своего попутчика: - В смысле, как полярники греются? Прости, ты мне совсем не нравишься. - Да своей этой силой, идиот, - обиженно фыркнул Армитаж и почему-то покраснел еще сильнее, хотя и так был румяным от мороза. В действительности, он слишком замерз и был подавлен, чтобы препираться. Им случалось бывать и в более сложных обстоятельствах за время своего путешествия, но сейчас все казалось особенно ужасным. Потому что они искали слишком долго, толком не зная, что ищут. Потому что вестей из дома приходило мало, а ужасно хотелось узнать как дела в Германии. И, конечно, не отсиживаться здесь, с риском отморозить задницу, когда в Рейхе бурлит жизнь. Что, если Сноук просто хотел избавиться от него? – вдруг подумал Бен, - разочаровался и понял, что из него не выйдет ничего путного? Или, напротив, учитель вовсе не хотел иметь рядом кого-то настолько могущественного, хотел быть единственным обладателем таинственной силы. Он сам периодически втягивал Бена в дискуссии об антихристе и появлении того, кто перепишет историю человечества? Что, если Мариус считал себя именно тем самым избранным? И вовсе не нуждался в конкуренции. К несчастью, чтобы узнать ответ, нужно было выбраться отсюда. Поэтому Бен попробовал сосредоточиться на влажных ветках перед собой и воспользоваться полыхавшей внутри обидой на учителя. Ничего не происходило. Хакс уже совсем отчаялся. - Не думал, что умру так, - запричитал он, - да я вообще не планировал умирать. Я столько лет изучал военное дело, я… - Да заткнись ты, - оборвал его Бен, которому все эти разговоры только мешали сосредоточиться. - Нет, не заткнусь, - ощерился Хакс, - пока я говорю, я не замечаю того, насколько мне, блядь, холодно! - Я тебя сейчас в пропасть скину, - пригрозил Бен, - ты мне мешаешь. Помолчи. Пожалуйста. Но рыжий немец вовсе не планировал затыкаться. Он стучал зубами и стер ладонью о ладонь, в жалкой попытке согреться. И эта возня все сильнее выводила Бена из себя. Он даже всерьез начал размышлять над тем, чтобы придушить своего товарища по несчастью, когда тот вдруг сказал: - А еще очень стыдно умирать девственником, - в голосе Армитажа прозвучали одновременно и насмешка и разочарование, когда он язвительно добавил, - но это вовсе не намек… - Намек на что? Бен так резко сжал челюсти, что чуть не откусил себе кончик языка. Чертов рыжий со своими идиотскими шутками! - Ну… - многозначительно потянул Хакс, - ты не похож на человека, которому девки дают по доброй воле. Разве что, ты не принудил какую-нибудь с помощью своего колдовства. Бен так разозлился, что не сразу понял, что огонь, вспыхнувший на ветках – его заслуга. Он растерянно моргал, стряхивая налипший на ресницах снег, и не решался повернуться к попутчику. Хакс довольно хмыкнул и потянул замерзшие руки к пламени. - Ты меня специально выводил из себя? – догадался Бен. Армитаж кивнул с видом победителя. Даже сквозь липкий полумрак и снежный полог было легко заметить, что он выглядит довольным, как кот, выкравший соседскую курицу и сожравший ее в полном одиночестве. Кстати, об этом, рыжий торопливо полез в рюкзак за консервами. Конечно, ведь дело сделано – он разозлил Бена, найдя его очередное слабое место, да еще и добился появления спасительного огня. А он не дурак! Странно, но Хакс не стал дальше развивать свою мысль и пытаться уколоть товарища, а довольно дружелюбно сказал, хлопнув его по плечу: - Да расслабься. Я тоже никому не нравлюсь. В этом мы похожи. Бен легко уловил другой контекст, спрятанный за этими словами. Меня тоже никто не любит. Даже семья. Вероятно, если бы в этот момент не вмешались обстоятельства извне, между ними могла бы завязаться странная, но крепкая дружба. Однако, мир решил, что с задушевными разговорами нужно заканчивать. Кто-то приближался. Услышать это через метель было невозможно, но Бен почувствовал. Он рассеянно огляделся по сторонам, но видел только полную снега белую пелену, слегка потеплевшую от всполохов костра. Скорее всего, именно костер и привлек к ним посторонних. «Кто-то идет» - сказал он Хаксу мысленно. Рыжий наморщился – все эти оккультные фокусы ему ужасно не нравились, а от ощущения, что кто-то влез в его черепную коробку, тут же начиналась мигрень. Однако, ситуация, была совершенно не подходящей для споров. Они были на практически открытой местности, отрезанные с одной стороны скалой, а с другой пропастью, падение в которую грозило неминуемой гибелью. Здесь негде было спрятаться, чтобы устроить засаду. Свои вальтеры они вытащили почти синхронно. Хакс ногой затушил костер. «Может пройдут мимо? Кого сюда вообще понесло ночью?» - также про себя ответил он Бену. Бен не отреагировал, пытаясь настроиться на поток мыслей, исходивший от незнакомцев и хотя бы предложить сколько их. Говорили и думали незваные гости на каком-то местном языке, ему не знакомом. Вероятно, это мог быть тибетский или какой-то диалект китайского. Последний вариант не сулил ничего хорошего. «Китайцы?» «Что они тут забыли?» «Да черт их разберет!» Пока они готовились к обороне, группа людей внезапно свернула куда-то влево, вероятно, на другую тропу, известную только им, проходившую выше по склону горы. Судя по отдаляющимся шагам и голосам, они направлялись к монастырю. Бен насчитал семерых, но не был уверен, потому что их мысли спутались в один клубок. Он смог уловить только визуальный образ из чьей-то головы – золотую статую из храма. - Черт, - уже вслух выплюнул он, - они, похоже, хотят ограбить монастырь. Он торопливо накинул рюкзак на спину и поднялся на ноги. Хакс нахмурился, всем своим видом демонстрируя, что идея защищать мирных монахов ему совершенно не нравится. - Это не наши дела, - сказал он, - пусть разбираются сами. Конечно, он прекрасно понимал, что ему придется тащиться обратно по обледенелой тропе, чтобы помочь своему товарищу. Поэтому Бену не пришлось тратить времени на бессмысленные споры, он уже уверенно шагал в обратном направлении. Дорога была ужасно скользкой, и одно неверное движение грозило риском свалиться вниз и переломать себе все ноги в ущелье. Но Бену было не до этого. Он мучительно соображал, вспоминая устройство монастыря и пытаясь придумать план, чтобы ночная разборка обошлась наименьшими жертвами среди монахов. Перед его глазами стоял тот самый старец, который предложил им остаться в древних стенах навсегда. Вернее, ему. Возможно, это был хороший вариант, чтобы как следует познать свою истинную суть и усмирить рокотавшее где-то на задворках сознания безумие. Вдалеке от всех внешних раздражителей. Среди молчаливо-прекрасных гор и вечных снегов. Оставить сомнительные порывы к власти и могуществу, навязанные Сноуком. Достигнуть зыбкой гармонии. Бен злился. Они двигались слишком медленно, хотя сопевший сзади Хакс не был с этим согласен. Гонки по обледеневшей тропе по своей самоубийственности напоминали прогулку канатоходца. Ускорить шаг значило вовсе не добраться до цели. Поэтому к тому моменту, когда они наконец-то добрались до монастыря, массивные ворота уже были распахнуты настежь. Они опоздали. Внутри царил полнейших хаос, и слегка припорошенные камнем древние камни были местами обагрены кровью. Не помня себя, Бен бросился в храм, в надежде отыскать еще хоть кого-нибудь живого, но выстрел, пронзивший его плечо, заставил его сбавить шаг. Хакс оказался куда проворнее и тут же повалил незадачливого стрелка. Незваные гости услышали выстрелы и разгруппировались, приготовившись к обороне. Их было куда больше семи, что далеко не в лучшую сторону влияло на успехи на победу товарищей. Бен все-таки добрался до храма и забежал внутрь в тот самый момент, когда двое разбойников, обмотав веревками статую Будды, невозмутимо стаскивали ее с пьедестала. Бен воспользовался их увлеченностью процессом, и выстрелил. Один из противников успел спрятаться за колонну, а второй мертвым грузом повалился наземь. В действительности, у Бена было пока слишком мало практики, чтобы быть достаточно метким стрелком и в большей степени его действиями руководила хорошо развитая благодаря способностям интуиция. Но от волнения он терял концентрацию, что играло совсем не в его пользу. Он быстро обнаружил того самого монаха. Бедный старик распластался возле стены с ритуальными барабанами. Его скромная яркая одежда была обагрена кровью. Бен бросился к нему и, поддавшись, внезапному порыву, опустился на колени рядом и хотел накрыть свежую рану ладонью, но монах перехватил его руку. Тяжелые веки приподнялись, выпуская наружу теплый, умиротворенный взгляд карих глаз. Старец слегка покачал головой. Его лицо было таким невероятно спокойным и даже счастливым, что Бен растерялся. У него в голове крутился целый хоровод разных мыслей: За что эти люди убили мирных, безропотных монахов, если те сами бы легко отдали им все древние реликвии монастыря? Для разбойников это было золото, но для этих несчастных всего лишь часть бессмысленных мирских атрибутов. А этот старик? Что он сделал им? Он не сопротивлялся, даже имея особенную силу и возможность противостоять нападавшим. Его убили за то, что он был монахом? Или избранным? Или все это не имело никакого значения перед человеческой жаждой власти и наживы? Пока Бен прокручивал все это в голове, готовый по-детски расплакаться от обиды и сожаления, за его спиной послышалась невнятная возня. Похоже, один из разбойников, спрятавшийся за колонной, счел момент самым удобным для нападения. У него была ржавая, старая винтовка со сбитым прицелом, который требовал времени, чтобы навести его на объект. Именно это промедление и стоило ему жизни. Бен резко выпрямился, на ходу вытирая перемазанные в крови монаха руки, и обернулся. Пуля зависла в воздухе и благодаря своим тренировкам, теперь он мог легко отбросить ее в сторону, как те осколки разбитого стакана, от которых его спас некогда Мариус. Голова нападавшего резко взорвалась, окатив древние фрески пурпурным фонтаном крови. Бен отвернулся и прикрылся рукавом от долетевших до него капель. Снаружи слышались выстрелы. Он вышел из храма, полный холодной, отчаянной решительности. Снег продолжал идти и теперь снежинки путались в его волосах. Он сразу почувствовал присутствие других разбойников и направился к ним. Один китаец слетел с высокой стены прямо в гостеприимно распахнутую пасть ущелья, другой окропил своими внутренностями серединные ворота. Третьего и четвертого из своего укрытия подбил Хакс. Оставалось еще двое и сейчас они, сломя голову неслись к воротам, чтобы спрятаться в темноте. Бен догнал их в несколько широких шагов крупного хищника и выбросил вперед руку. Невидимая сила подняла разбойников над землей и змеиными объятиями обвилась вокруг их хрупких шей. Они беспомощно болтали ногами, словно придавленные булавкой жуки, пока Бен тащил их к себе. Когда беглецы были в нескольких шагах от него, ему на глаза попался валявшийся на земле окровавленный кривой клинок. Юноша притянул его в свою ладонь и без особых раздумий отрубил оставшимся разбойникам головы. Сердце бешено стучало. Сталь клинка холодила дрожащие от напряжения пальцы. И необузданная, безумная и бесконтрольная сила сейчас проходила сквозь каждый его мускул, как электрический ток. Хакс выбрался из своего укрытия и его осторожные шаги послышались у Бена за спиной. - Хороший клинок, - бросил немец, не способный оторвать взгляда от меча, в руке товарища, - это тибетский палаш? - Увлекаешься оружием? – откликнулся Бен будничным тоном, словно его не колотило изнутри, а снаружи все не было залито кровью, - это скорее «Дао». У него изогнутый клинок, - он поднес меч к лицу и подушечками пальцев стер с него следы битвы, - довольно… древний. - Да, ты прав, - удивительно легко согласился Хакс, и Бену не стоило особого труда догадаться, что рыжий сейчас гадает, распрощается ли со своей головой тоже. Страх исходил от немца парализующими волнами. Страх и уважение после выигранной совместными усилиями битвы. Бену, впрочем, ни то ни другое не было нужно. Потому что все это означало только одно – они с Хаксом никогда не станут друзьями. Невозможно подружиться с тем, кого ты боишься до смерти, и доверять такому человеку тоже нельзя. Не то, чтобы Бен прямо очень сильно симпатизировал рыжему, но в короткий момент откровения на заледенелом уступе он впервые за долгое время почувствовал себя не одиноким. Сноук дарил только иллюзию присутствия, он все-таки был учителем, мудрым, понимающим, но всегда предпочитающим сохранять дистанцию. В то мгновение Бен ясно понял, что из-за его проклятого дара, у него никогда не будет ни одного близкого человека, потому что все, кого он встретит на своем пути, будут испытывать к нему или страх или отвращение. Что-то из двух. Вероятно, иногда еще какую-то тень уважения, также приправленную горькой тревогой за свою жизнь. От этих мыслей холод снаружи легко пробрался внутрь его души и прочно обосновался там. Он принял решение по возвращению взять себе другое имя, а кривой клинок прихватить с собой в качестве трофея. Переночевав в монастыре и добравшись до следующего населенного пункта, они получили распоряжение от Мариуса вернуться в Германию. Отец Хакса распорядился, чтобы сын по прибытию тут же отправлялся на восточный фронт, в Польшу, куда уже вовсю стягивались военные силы. Австрия стала частью Германии. Кайло Рен, как теперь себя окрестил Бен, навязался вместе с Армитажем на передовую, игнорировав требование Мариуса заявиться к нему на ковер и отчитаться о результатах экспедиции. Кайло догадывался, что Сноука его непослушание сильно разозлит, но словно специально играл с огнем. После произошедшего в монастыре, ему отчаянно хотелось пролить чужую кровь, словно только этим он мог затушить болезненный, сжигающий его изнутри огонь своей души. И это желание было удовлетворено сполна, только облегчения не приносило. В конце-концов он получил незначительное ранение и вынужден был отступить в Германию. Мариус незамедлительно отыскал ученика в военном госпитале в Дрездене. Сказать, что он был зол – ничего не сказать, его глаза сияли из-за маски неподдельной яростью. Кайло даже слова сказать не успел, когда невидимая сила сжала его горло. - Дрянной мальчишка, - презрительно процедил Сноук, - тебе не место на войне. Кайло стоило огромных усилий и концентрации освободиться из захвата. Он тяжело дышал и сам гневно сверкал глазами в ответ на осуждение учителя. - А где мое место?! – прошипел он, - в психушке? Или в какой-то дыре, вроде Тибета, в погоне за старыми сказками? - Это не сказки, - сухо возразил Сноук, - но ты пока еще слишком молод и глуп, чтобы это понять. Он внезапно успокоился и довольно нервно огляделся по сторонам. - Это не наша война, - понизив голос, произнес учитель, - и точно не твоя, - это напоминание было равносильно ледяному душу, но прежде, чем Кайло снова успел вспыхнуть, Мариус добавил снисходительно, - Пусть мясники развлекаются, пока мы занимаемся делом. Ты нужен мне в Аненербе. - Я не хочу сидеть сложа руки, - капризно сказал Кайло, - мои способности могли бы пригодиться на фронте… - Идиот, - Сноук закатил глаза, - не заставляй меня разочаровываться в тебе. Даже в клинике ты был куда благоразумнее, а сейчас превратился в бешеного пса. Почувствовал вкус крови? В этом было стыдно признаваться даже учителю, который и без слов видел Кайло насквозь. Даже самому себе. Потому что весь этот хаос, ютившийся на дне его разума после пребывания в Наррентурме, наконец-то успокоился и сменился гармонией. Все части целого наконец-то встали на свои места. Он был создал, чтобы нести смерть, единственное, что у него получалось. Чтобы достичь вершины своего могущества. Чтобы вселять ужас. Чтобы побеждать и наказывать тех, кто причинил ему боль. Не для снисходительной любви матери, не для жалких попыток заслужить симпатию других людей. Даже не для похвалы учителя. И все те люди, что ненавидели его, пичкали таблетками и подвергали экзорцизму, были абсолютно правы. Он пришел, чтобы стереть с лица земли их жалкие, мелочные, бессмысленные жизни. Как… антихрист. - Я слышу твои мысли, - очень вкрадчиво заговорил Сноук, - и если ты не образумишься, то мне придется убить тебя. Сказав это, Сноук удалился, оставив Кайло с сосущим чувством пустоты внутри после очередного предательства. Однако, совсем скоро Кайло пришлось убедиться в том насколько он все-таки нуждается в Сноуке. Его отчаянная бравада на счет будущего господства и великих завоеваний Рейха с треском разбились о жестокие скалы реальности. Кайло наивно полагал, что с помощью гипноза и своих талантов легко поднимется на пьедестал военной верхушки, но закрепившиеся там личности оказались хитрее и проворнее. Быстренько всплыли подробности его биографии, совершенно не подходящие для карьеры в политике – гражданство другого государства, отец-еврей, мать-католичка. И если бы не вовремя сжалившийся Сноук, то Кайло и вовсе швырнули бы в застенки, провозгласив шпионом. Тогда учитель впервые пригласил юношу в затерянный в альпийских снегах замок, пожалованный Мариусу самим Фюрером за неоценимый вклад в развитие Рейха. Кайло злился, потому что теперь ему казалось, что учитель стыдится его, как когда-то мать, поэтому и держит подальше от общества. Но Сноук объяснил это приглашение тем, что и сам желает отдохнуть от наскучившей светской жизни и напряженной политической работы. Именно в замке Кайло загорелся идеей изготовить себе шлем, чтобы красноречивая внешность больше не заставляла никого задаваться вопросами его происхождения. Он вдохновился моделью головного убора рыцарей тевтонского ордена и принялся за работу, все дни проводя в мрачном подвале замка. Завершив свой труд, Кайло с почетным видом явился в своем творчестве к ужину, чем вызвал у Мариуса продолжительный приступ смеха. - Достойно принца тьмы, - похвалил тот, вытирая слезинки, выступившие на глазах и кое-как выравнивая дыхание, - но в эти прорези не пролезет вилка. Да и спать будет неудобно. Кайло насупился и торопливо стянул маску с головы, растрепав волосы. Теперь в своих черных одеяниях он больше походил на ворона, только что рывшегося на городской свалки. Мариуса совершенно не испугал тот гневный, яростный взгляд, который бросил на него ученик. В уголках губ наставника притаилась игривая, почти мальчишеская улыбка. - Я не буду есть в присутствии других людей, - заверил его Кайло и, подумав, добавил, - и спать тоже. - Да-да, - кивнул Сноук, - вообще перестанешь спать, все время опасаясь покушения, как Цезарь. И питаться будешь только кровью младенцев. - Учитель, - сквозь зубы процедил Кайло. Хозяин замка сжалился и умерил насмешку в своем голосе. - Будь осторожен, мой юный друг, вставая на этот путь, - почти серьезно предостерег он, - и помни, что многих великих полководцев сгубили женщины. - Я не собираюсь тратить время на такую ерунду, - сурово отрезал юноша, не распознав иронии в словах собеседника и невольно засмущавшись. Это, конечно же, не укрылось от внимательного взгляда Мариуса, и наставник тяжело вздохнул. Все-таки он отлично знал, что человек на другом конце стола, в черных строгих одеждах, с жутким мечом, с которым он не расставался после экспедиции даже ночью, всего лишь импульсивный мальчишка. И Мариус жалел, что война началась прежде, чем он успел достаточно подготовить и воспитать своего подопечного. - Что ж, - снисходительно проговорил Сноук, - я уважаю твой выбор, но мне хотелось бы услышать, что ты немного остыл и не рвешься больше сносить головы всем, кто попадется под руку. - Да, учитель, - кивнул Кайло. После того, как оставленный без внимания наставника, чуть и сам не угодил в концлагерь, он решил быть более покладистым. Все-таки Сноук в политических делах был, как рыба в воде. Крупная, хищная рыба. А Кайло понимал пока только вполне бессмысленный в решении этих вопросов язык насилия. - У меня будет для тебя задание, - продолжил Мариус, убедившись, что ученик не станет снова развязывать словесную дуэль, - и я надеюсь, что ты меня не разочаруешь. Глаза Кайло загорелись надеждой от того, что впереди замаячила перспектива покинуть сонное царство старинного замка. Сноук ждал именно такой реакции. - Во многих государствах, перешедших под управление Рейха, хорошо развиты партизанские движения, - выждав долгую, почти театральную паузу, заговорил учитель, - и фанатиков не могут разговорить даже пытки. Понимаешь, к чему я клоню? - Нужно будет извлекать информацию из их мыслей? – почти радостно подхватил Кайло. Сноук ласково улыбнулся. - Все верно, - подтвердил Сноук, - какие европейские языки ты знаешь? - Немецкий, французский, немного итальянский и венгерский… - принялся перечислять Кайло, явно гордясь своими разносторонними познаниями. Учитель поднял в воздух руку, приказывая ему остановиться. - Хорошо, - похвалил он, - тебе, должно быть, уже известно, что люди, как правило, думают на своем родном языке, - в подтверждении он не нуждался. Кайло смотрел на учителя во все глаза, жадно проглатывая каждое его слово. И Сноуку безумно это льстило, он был доволен, что наконец-то нашел подход к взбунтовавшемуся воспитаннику. Всего то достаточно было позволить ему снова почувствовать себя важным. - Ты отправишься во Францию, - распорядился Сноук, - допросишь пленников в Париже и Марселе, а затем посетишь военные лагеря. Можешь использовать любые методы, но, самое главное, никто не должен узнать о том, что ты умеешь читать мысли. Никто. Это ясно? Конечно, Кайло дал учителю обещание. И все вроде бы шло по плану, пока в Гюрсе ему не попалась проклятая девчонка.

Аквитания, Лагерь Гюрс, начало осени 1941 г.

Кайло внимательно ознакомился с личными делами, которые ему нехотя предоставил ленивый и жирный начальник лагеря Келлер. Толстяка, правда, для этого пришлось припугнуть удушьем, чтобы он стал куда более расторопным и сговорчивым. Из всех лагерей Гюрс вообще произвел на Кайло самое неприятное впечатление, и ему самому захотелось остаться здесь и урегулировать тот бардак, который допускало нынешнее руководство. Впрочем, у него были дела поважнее. Основной контингент заключенных составляли ссыльные евреи и испанцы, но встречались и люди, подозревавшиеся в связях с сопротивлением. Их было немного, меньше десяти человек – три девушки из Парижа, тщедушная старушка божий одуванчик и пара запуганных студентов. Кайло рассчитывал, что с такой сомнительной компанией разделается в рекордно быстрые сроки и отправится в свой следующий пункт назначения – более южный лагерь Ривесальт. Конечно, он не рассчитывал, что все выйдет из-под контроля. Первая девушка была предполагаемой диверсанткой. Ее подозревали в убийствах офицеров, взрывах поездов и прочей довольно активной подпольной деятельности. По горькой иронии судьбы, девчонка отбывала срок в лагере по наводке своего же коллеги по цеху, сделавшему нелегкий выбор – сдать друзей или умереть. Все это черным по белому значилось в ее личном деле. Кайло вошел в помещение, наслаждаясь той мрачной аурой, которую он распространял повсюду – одного его присутствия хватало, чтобы заставить пленников дрожать от страха и молить о пощаде. Но что-то пошло не так. Девчонка, прикованная к причудливому пыточному креслу, совсем не испугалась и вначале была куда больше увлечена кровавым пятном на полу камеры, чем его эффектным появлением. Кайло с интересом разглядывал ее и ждал, когда же арестантка соизволит обратить на него внимание. Он уже начинал закипать, и был близок к тому, чтобы попросту придушить мелкую сучку. - Твои друзья из сопротивления пытались выйти с тобой на связь? Девушка наконец-то оторвалась от увлекательного процесса созерцания грязного пола. Она подняла на него недоверчивый взгляд карих глаз с легкой зеленцой, и принялась разглядывать с таким нескрываемым любопытством, будто перед ней был музейный экспонат, а вовсе не тюремный надзиратель. Уже хотя бы только поэтому Кайло захотелось выбить ей парочку зубов. Или выколоть эти оленьи глаза, заставившие его невольно засмущаться даже под маской. - Как бы они это сделали, по-вашему? – насмешливо спросила она, и легкая улыбка тронула ее губы. Что за черт?! Она должна бояться его! Может быть, эта заключенная - умалишенная и не понимает, где находится? У этого должно быть какое-то объяснение. Кайло совсем растерялся, потому что за время своей миссии во Франции, с подобным приемом он столкнулся впервые. Заключенные могли храбриться, но все равно в их глазах отчетливо читался страх. И мысли. Они всегда громко думали. - Хорошо, - зачем-то промямлил он, радуясь тому, что маска искажает голос, и арестантка не услышит его смущения, - что тебе известно о готовящейся операции в Тулоне? - Ничего, - ответила девушка и, судя по тому, как она дернулась, не будь она привязана, то пожала бы плечами. Бойся. Бойся меня – потребовал Кайло, но она и не думала подчиняться. Тогда он вытянул руку и коснулся ее виска, проталкиваясь в сознание. В этот раз это происходило, сложно, медленно, почти мучительно для него самого. Он увидел бескрайние пустыни и караваны верблюдов, парижскую весну и мрачные застенки. Картинки сменяли друг друга слишком быстро. И стоило Кайло попытаться замедлить их, чтобы хоть немного разобраться в увиденном, изображение вдруг погасло и все погрузилось в темноту. И в этой густой и вязкой темноте он увидел самого себя, маленьким мальчиком, над умирающей лошадью, которую ему далось излечить, злящуюся непонятно почему мать… мрачные стены монастыря, жуткие коридоры дома душевнобольных, утопающие в снегу горы Тибета… разочарование матери. Разочарование дяди. Разочарование Сноука. Ненависть, ненависть, ненависть… Кайло резко отдернул руку и попятился. Собственные воспоминания оставили после себя невыносимо горькое послевкусие. Что только что произошло? - Глупая девчонка, - рассеянно пробормотал он, - не пытайся сопротивляться. Кайло был по-настоящему выбит из равновесия, он был потерян и испуган. За все время, что он проводил бесконечные допросы, никогда не происходило ничего и близко походившего на эти ощущения. Многие пленники пытались сопротивляться, но никто из них не пробирался в его голову в ответ и не вытаскивал из нее густо сплетенный клубок тьмы. Нужно связаться со Сноуком. Произошло что-то странное. Кто она такая? Что она такое? Кайло задыхался, и проклятый шлем мешал ему, не позволяя изголодавшемуся по кислороду мозгу получить хоть немного пищи. Он отвернулся и отстегнул застежки, стаскивая маску с себя, сделал несколько глубоких, судорожных вдохов, пересчитывая кирпичики в стене допросной. Запоздало он вдруг осознал, что натворил и вспомнил о присутствии девчонки. Теперь ее придется убить, никто не должен знать его настоящего лица. Он обернулся к пленнице, и она встретила его удивительно теплым, полным сочувствия взглядом своих нежных глаз дикой лани, обрамленных густыми черными ресницами. - Ты еврей? Поэтому прячешь лицо под маской? Еще только этого не хватало! Жалости и снисхождения от презренной сопротивленческой шпионки. Нужно было сразу врезать ей или показать свою силу, чтобы не вздумала вести себя так, словно гуляет в парке, а не находится на допросе. Никакого уважения! Никакого страха. - Завербовать меня решила? – прорычал он, - да как ты смеешь!? В эту минуту он был совершенно четко уверен в том, что сейчас выпотрошит ее голову, чего бы ему это не стоило и убьет за дерзость. Или не предпринимать ничего, взять ее под строгую охрану и доложить Сноуку о своей находке. Но почему-то в результате Кайло не сделал ни того, ни другого, ни третьего. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы он нашел в себе силы сделать то, что должен был. Она такая же, как я – вдруг понял он. Продолжение следует