Шторм

      Еще ни с одним своим прошлым партнером Чимин не думал так много о сексе. Это кажется проклятием.       Потому что Чонгук очень красивый – и от любви его, и от красоты иногда кружится голова. Он удивительно харизматичный, а когда улыбается, щурясь, так и вовсе хоть на стену лезь. Каждый спуск и подъем по лестнице превращает в соревнование, хотя, кажется, взрослый парень уже, но такой чистый и искренний у него смех, когда в этом соревновании он каждый раз выигрывает. Иногда сосредотачивается на чем-то – вычисляет что-то в голове, пытаясь выбрать лучший ракурс для съемок, выполняя что-то для своей академии – и выглядит так строго (чертовски сексуально), что Чимину приходится уходить в другую комнату, чтобы не мешать ему, не наброситься с поцелуями и, улегшись сверху, не прижаться крепко-крепко, ласку выпрашивая, требуя, отдавая.       Чонгук красивый – до суеверного ужаса. Когда последние лучи заходящего солнца еще ярче отражаются в его глазах. Когда сам приближается к нему, расслабляется и улыбается, светясь от счастья. Красивый, когда вспотевший, тяжело дышащий, собирает вещи в сумку после занятий танцами, и недовольно хмурится – снова завал в учебе, времени не хватает.       Он отдает едва ли не больше, чем получает; иногда вредничает, как малый ребенок, но всегда, чуть что, сразу замолчит, сядет чуть ближе и слушает-слушает, смеется, поддерживает.       Чонгук замечательный. Говорят, в каждом человеке есть темное начало, но в Гуке его как будто лишь пару капель – совсем не видных, растворяющихся в теплых руках, губах, смехе.       И лишь когда все заходит чуть дальше – чуть ближе, уже не с тем невинным подтекстом – он закрывается в себе, как моллюск в раковине, и фиг его вытащишь, пока сам – успокоившись, хорошо подумав, решившись – не открывается обратно. Но из этой раковины он всегда возвращается.       Глаза закрывает, вздыхает и доверяется Чимину, со всеми своими страхами отдается ему в руки, потому что хён ни за что не причинит боль. И, находясь с этим человеком, Чимин понимает, почему за руку принцесс раньше начинали целые войны. Он сам готов вот-вот войну развязать, лишь бы Чонгук перестал волноваться так сильно.       Чимин становится постоянным гостем в квартире Чонгука. Они остаются в ней на выходных, иногда по вечерам после занятий в студии или работы. Создается такое ощущение, что у Чимина вообще нет своей квартиры, но он пока не собирается приглашать к себе Гука – тому намного комфортнее в собственной, так что пусть пока они будут сидеть в ней.       К ним пару раз заглядывает Сокджин – с каждым разом он вызывает все больше симпатии. Он много готовит и, словно заботливая мать, приносит им свои кулинарные шедевры. Они не говорят об этом, но Чимину уверен, что тот живет совсем один и кроме Чонгука и, теперь уже, его, друзей больше не имеет. Они выпивают по чашке кофе, болтают немного, общих увлечений не находят, но сходятся тем, что безумно заботятся о Чонгуке, и на том смиряются с существованием другого. Чимин, если честно, даже начинает уважать его. Джин спокойный, уверенно несет бремя хёна-почти-отца, но легок на подъем и поддразнивает Гука как старый приятель – пару раз шуточно дерется, и становится ясно, почему иногда Чонгук ведет себя так непосредственно.       И это все вместе чувствуется как… семья? Очень странная, веселая семья не по крови, не по стечению обстоятельств – а по их выбору, собственному решению, и это значит, что нет ничего, что сможет их разлучить. При мысли об этом у Чимина по ребрам растекается тепло.       Они встречаются уже три месяца. Оглядываясь назад, это кажется одновременно ничтожно малым и очень многим. Чимин все равно решает немного сбавить темп – их отношения в буквальном смысле постепенно переходят в другую плоскость, и становится заметно, как они оба боятся ошибиться. Неосторожный шаг – и срыв, падение, разодранные колени, кровь на асфальте, боль и обида. Никто не хочет этого.       Чонгук тоже очень старается, и Чимину очень хочется знать, что же творится в его голове. Потому что брать в руки свои камеры, составленные аккуратно на полочке в спальне, он запрещает неумолимо, и тут, скорее всего, лишь проявляется его порой собственнический характер. Зато спустя еще один месяц, предвещающий начало осени, все-таки пускает к себе в кровать. На улице становится холоднее, и Чимин, аргументируя свои действия тем, что очень замерзает, сует свои прохладные ладони ему под бока, на что тот возмущенно пищит.       Все меняется непрерывно.       Чонгук смелеет, с Чимином изучив свою реакцию, просит трогать его все больше, но, правда, все еще через одежду. Но видно с каждым разом – тому мало, и Чимин с предвкушением ждет момент, когда Чонгук решится на большее.       Когда же сам все поймет и скажет.       Когда поздно пятничным вечером они будут лежать в кровати, перед сном дочитывая книгу, и он начнет ласково целоваться, отбирая книгу из рук старшего и откладывая ее в сторону.       Чимин блаженно заурчал, зная, что может последовать за этими настойчивыми поцелуями. Его притянули за талию, и он осторожно закинул ногу на Чонгука, плавясь в застывшей тишине комнаты и дыхании парня. Вязкая, горячая похоть преследовала его в эти дни постоянно, и его все больше тянуло к этому сильному телу.       Чонгук разорвал поцелуй, в конце пройдясь языком по его губам, и где-то под легкими у Чимина все приятно зазвенело.       – Я хочу по-другому, – выдохнул младший, ладонями поглаживая его бедра. На Чимине была длинная свободная майка, ее края немного задирались, и он чувствовал тепло кончиков пальцев своей кожей. – Без одежды.       Восторг, детский, совершенно неконтролируемый, поднялся во всем теле, словно Чимину пообещали исполнить все его мечты. С другой стороны, почти так и было. Он улыбнулся, утягивая парня в еще один поцелуй, и уложил его на спину, одергивая одеяло в сторону. Дрожь почти не чувствовалась, но Чимин знал, что она была. Он был так возбужден во всех смыслах, что ее не могло не быть.       – Ты чего? – вдруг спросил Чонгук, и Чимин поймал себя на том, что широко улыбается, ластясь к нему как котенок.       – Ничего, – ответил тихо, забираясь руками под ночную футболку, восхищенно лаская бархатную кожу. – Я просто люблю тебя.       Чонгук вскинул брови, спрашивая, что же все-таки случилось, и собирался ответить на его признание, но в этот момент Чимин скользнул ладонями по его груди, задевая соски, и он замер, издав короткий низкий звук. Чимин почти испугался этой реакции, но потом Чонгук позвал его, упрашивая одним голосом, и он повторил свое движение, наблюдая за его выражением лица. Младший откинул голову назад, чуть приоткрыв рот, и едва заметно прогнулся в пояснице. У Чимина хитро загорелись глаза, благо, Гук не видел этого, иначе бы точно заподозрил неладное.       Пак почти не касался его сосков раньше, думая, что тому не будет это приятно, поскольку сам не был особо чувствительным там, но, видя такую реакцию, он понял, что теперь не сможет остановиться. Он задрал край футболки выше, почти до самой шеи, и медленно поцеловал левый сосок, вбирая горошину в рот, массируя рукой правый.       – Хён!       Чонгук неожиданно схватил его за волосы, чуть оттягивая, и Чимин несдержанно застонал, все еще лаская его сосок языком. Он не чувствовал своего тела от одного этого резкого властного движения. Хотелось потереться начинающим твердеть членом о чужие бедра и просить, умолять, чтобы его схватили еще сильнее, чтобы Чонгук не боялся переусердствовать, но сейчас все это было не для него.       Он сказал, что хочет попробовать без одежды, но не сказал, руками или ртом, и, если все пойдет хорошо, Чимин собирался зацеловать его всего. Видеть, как сильное, красивое тело любимого человека вздрагивает под его прикосновениями, возбуждало удивительно.       Он не мог точно сказать, как приятно было Чонгуку, когда он поочереди целовал его соски, но его тяжелое дыхание говорило многое. Кожа Гука была немного солоноватой, вкус, который заставлял его еще сильнее возбуждаться, но который он не мог описать.       Чимин выпустил сосок изо рта, в свете настольной лампы видя, как тот затвердел и блестел от его слюны. Он спустился ниже, ведя тонкую полоску языком по твердому прессу, и дошел до края боксер. Чонгук все еще держал его за волосы и сжал руку сильнее, когда Чимин поцеловал его тазовые косточки. В комнате становилось жарко.       – Мой прекрасный, – пробормотал Чимин, подняв голову и посмотрев на трогательно вскинутые брови парня и прикрытые глаза.       Его руки скользнули к полутвердому члену в боксерах, мягко поглаживая по всей длине. Он так хотел увидеть его, потрогать, ощутить вкус и длину на своем языке. Он хотел увидеть и услышать реакцию Чонгука на это.       И все это он мог получить прямо сейчас. Чонгук хотел, чтобы он это сделал.       Чимин приподнял край боксеров и осторожно спустил их вниз, освобождая немаленький твердый член, и тот с тихим шлепком ударился о напряженный живот Гука. Чонгук громко вздохнул, но Чимин не дал ему собраться с мыслями и тут же дотронулся до него, большим пальцем массируя головку. Младший вскинул бедра, постанывая.       – Ш-ш-ш-ш, – улыбаясь, зашептал Чимин, двигая рукой.       Чонгук выглядел абсолютно беспомощным, попытался согнуть ногу в колене, но Чимин сидел на его бедрах, и тот безрезультатно задергался под ним. На покрасневшей головке выступила капелька смазки, и, прежде чем он смог подумать, он наклонился и слизал ее языком. Чонгук чуть дернул его за волосы, и Чимин посмотрел на него, чтобы увидеть, как тот смотрит в ответ – черными жгучими глазами, чуть сведя брови к переносице.       – Мне продолжить? – спросил хрипло старший.       Чонгук открыл рот, но не издал ни звука, громко втянул воздух через нос и только тогда ответил едва слышным «пожалуйста». Но он не должен был просить.       Это Чимин тут был готов умолять, чтобы взять его член в рот, и почти сходил с ума от этого желания.       Он опустил взгляд на возбужденный орган, зная, что Чонгук все еще наблюдает за ним, и наклонился, медленно проводя шершавым языком по горячей плоти. Он услышал неровный стон, блаженно прикрыл глаза, полностью сосредоточившись на члене, медленно погружающимся в его рот – крепким и упругим, совсем не сладким, но Чимин начал облизывать его и посасывать, словно тот был лучшим леденцом на свете.       Он чувствовал себя странно, необычно, но так хорошо, что был готов заплакать, стоило Чонгуку зашептать «еще, еще, еще» отчаянно, подаваясь бедрами, позволяя Чимину заглотить член глубже, насколько тот вообще мог. Двигая головой вверх, собирая губами собственную слюну и естественную смазку Чонгука, и снова опускаясь на член, Чимин успокаивающе погладил парня по бедру. Было безумно жарко и душно, и он чувствовал запах геля для душа и секса, который забивался в нос, белым дымом заполняя голову. В этом густом воздухе комнаты растворялось их громкое дыхание и короткие стоны, становящиеся все громче.       – Чимина! Еще, еще, пожалуйста! – просил Гук, выгибаясь на кровати, шелестя простынями.       Чимин почувствовал, как член у него на языке дернулся, когда Чонгук сжал руку в его волосах, натянув пряди, и он поднял глаза, чтобы увидеть это.       То, как стеклянным взглядом младший уперся куда-то перед собой, сильно вскидывая брови, хватая ртом воздух, как рыба на суше, почти задыхаясь, полностью теряя ориентацию. Глотая сперму, Чимин медленно посасывал его член, опустив руку в свои боксеры и сжимая собственное возбуждение. Чувствительное тело Гука мелко дрожало, когда он выпустил обмякший член изо рта и коротко лизнул по животу рядом, жестко дроча себе.       – Хён, – отрешенно позвал младший, все еще бегая невидящим взглядом по потолку, и Чимин почувствовал, как белая вспышка накрыла его, поднявшись шипящей волной, заставляя низко стонать, пережидая оргазм.       В голове было чисто, а сладкая нега растекалась по телу. Чимин вытащил руку из боксеров, вытирая о низ футболки. Давно он не чувствовал себя так потерянно и хорошо просто от обычной дрочки.       – Хён, – проговорил медленно Чонгук, привлекая его внимание. – Кажется, я едва не потерял сознание.       – Это такой комплимент мне? – младший перевел на него взгляд. Он выглядел хорошо оттраханным, и Чимин почувствовал себя еще более удовлетворенным, смотря на него.       – Ага. Я серьезно.       Чимин засмеялся, собираясь провести рукой по его разлохматившимся волосам, но тут же себя одернул.       – Дай мне сходить в ванную, а потом поменяем постельное белье.       Чонгук согласно кивнул, и он слез с кровати, вытащил из своей сумки другой комплект одежды и развернулся, босиком шлепая в ванную. Стащив с себя грязные вещи, он быстро обмылся и, вытираясь полотенцем, бросил взгляд в зеркало и замер, рассматривая собственную улыбку – небольшую, но уголки губ никак не хотели опускаться. Одевшись, он вернулся в спальню, когда Чонгук заканчивал стелить новое белье.       – Я думал, что ты подождешь меня, но спасибо.       Теперь он мог подойти к нему и зарыться в темные волосы, целуя неторопливо. Окно было приоткрыто, и воздух в комнате начинал заменяться свежим, но от Чонгука все еще пахло сексом. Чимин так обожал этот самой момент, эту легкость в действиях, когда парень шуточно пригладил его волосы в ответ. Он был окутан их запахами, он светился их общим счастьем, и Чимин не мог им налюбоваться.       – Тебе тоже не мешает помыться.       Чонгук без слов захватил его губу зубами, чуть оттягивая назад, а после как ни в чем не бывало пошел в ванную. Чимин обернулся, наблюдая за его мягкой походкой. Он больше не удивлялся, когда сердце сбивалось с ритма при виде него.