You'll never know dear, how much I love you
Please don't take my sunshine away
Бывают такие дни, когда ты и сам не понимаешь реакций своего организма на привычные, даже, казалось бы, уже обыденные вещи. И кофе кажется будто крепче обычного, и в пасте вдруг больше ментола, а следы капель на зеркале в ванной — заметнее. И солнце тоже словно пронзает лучами кожу, а не мягко греет (хотя, и то, и другое для конца ноября в Чикаго было нехарактерно) в отсутствии штор или жалюзи на кухне. Ощутив жар на своей коже, Джерард неожиданно для себя вздрогнул и болезненно поморщился, пытаясь немного прикрыть глаза от яркого света, будто специально отражавшегося от всех пригодных для этого поверхностей ему назло. Он без удовольствия пил свой утренний кофе, повернувшись к окну боком, а на периферии сознания маячила какая-то навязчивая мысль, которая никак не могла обрести законченную форму. Отставив чашку с недопитой смолой в раковину, он вдруг в задумчивости облокотился на столешницу, всё ещё надеясь понять, что его так сильно беспокоит. Переговоры с редакторским советом вчера прошли более чем хорошо, а вечер после них и того лучше. От невольно возникшего воспоминания по коже пробежали мурашки, и внутри стало очень тепло и тихо. «Вот оно, — подумал про себя Джерард, — именно так ощущается счастье. Вот бы только удержать его подольше, пусть бы даже и обжечься». И правда, каждый раз, как Уэй уходил в себя или отдавался на растерзание тревожным размышлениям, стоило ему лишь вспомнить о том, как горит его сердце и плавится рассудок от любви его истинного, так сразу всё будто почтительно отступало перед его желанием сохранить фантомные следы от губ на коже подольше. Он ими был покрыт, словно рыцарь доспехами, большинство были незаметны постороннему глазу, но те, что оказывались поярче и понаглее, тешили только его глаза и самолюбие. Хотя, в большей степени, не только его… Мог ли он когда-либо себе представить, что его будут любить так самозабвенно, буквально боготворить само его существование, будто он был каким с небес сошедшим божеством, а не таким же обычным человеком, как и все остальные (пережившим, правда, относительно недавно передачу линий жизни, что в наши дни случалось очень редко, но на этом вся уникальность заканчивалась, по его мнению). Мог ли мечтать, что однажды кто-то будет предугадывать каждое малейшее движение его души, желание или прихоть, задолго до того, как он осмелится их внятно сформулировать? Это напоминало мечту наяву, и Джерард, чем более любимым себя чувствовал, тем сильнее страшился, что однажды сон растворится бесследно, взамен оставив ему только холод и мрак. Он задумчиво покрутил обручальное кольцо, в последнее время надеваемое им, скорее, по привычке, чем по необходимости или собственному желанию. Джерард и сам не понимал, зачем всё ещё его носит. Ночью с наслаждением выгибаясь в умелых и любящих руках своего музыканта, наутро он будто нырял в холодную воду реальности, видя на тумбочке кольцо, если оставлял его там накануне, или ощущая его слабое давление, если забывал снимать. Было ли правильно продолжать чувствовать вину перед той, которая, вполне возможно, больше не вернётся к жизни, к той, что, как любила повторять, всегда мечтала о его счастье? Что если это редкое сокровище он нашёл в другом сердце, горячем и самом живом на свете, а не том, что продолжало биться лишь благодаря медицинскому оборудованию, но которое он обещал беречь от огорчений и невзгод. Правильно ли было чувствовать эту вину ровно до тех пор, пока сухие тёплые губы не накрывали его собственные с пожеланием доброго утра, дня или ночи, а после всецело отдаваться томящемуся в венах удовольствию. Забываться и млеть в родных руках и дарить всё ту же нежность в ответ… Он всё стоял и крутил кольцо в руках, всё не решаясь его ни отложить, ни надеть; под яркими лучами солнца металл уже успел порядочно нагреться, тысячи за и против всё продолжали множиться в его голове. Джерард знал, что любит; он осмелился признаться себе в этом не так давно, и это неожиданное открытие оказалось настолько ошеломительным, что на несколько мгновений, потребовавшихся для его осознания, он даже потерял связь с реальностью, в итоге стоившей ему жуткой кляксы на панели. Когда ранее он себе представлял, какими могут быть любовь и истинность, то не предполагал, что они заполняют от края до края. Поразительно, как такая высокая концентрация чего-то только способна была удержаться в одном человеке на протяжении множества жизней… Джерарда распирало от разных чувств, как воздушный шар, заполненный тёплым воздухом до отказа и готовый в любую минуту взлететь, не удерживай его на земле парочка грузиков… Как, например, заставляющие забывать всё на свете руки Фрэнка, прямо сейчас обнимающие его со спины. Он чувствовал нежные ладони на своём животе, щёку, прижатую между лопаток, и угадывал лёгкую улыбку, греющую любимые губы, стараясь изо всех сил впитать в себя все эти ощущения, запомнить каждое, успокоить ими странную тревогу, поднявшуюся с самого утра в его душе. Она маячила на туманном горизонте сознания уже пару дней, будто подсказывая, что нечто очень важное, знаковое должно вскоре произойти. Джерард рвано вздохнул, понимая, что снова отвлекается на малоприятные мысли. — Тебя снова что-то беспокоит, — не отрывая рук от него, заметил Фрэнк. Каждое выдыхаемое им слово горячей волной проходилось по шее, одновременно успокаивая мысли и возбуждая до предела. — Не думай, а чувствуй. «Легко сказать, но так сложно сделать», — подумал Джерард, посильнее заворачиваясь в ощущения обнимающих его рук, словно в кокон. Хотел бы он ограничить свой мир только этими руками без зазрения совести… — Хочешь поговорить? — Фрэнк выглянул из-за его плеча, серьёзным взглядом окидывая задумчивый профиль своего соула. — Давай постоим так ещё минуточку. Пожалуйста. И Фрэнк, ничего больше не говоря, снова встал за его спиной, только теперь прижал к себе покрепче, будто стараясь стать с ним одним целым. Чувствуя тяжесть его головы на своём плече, тепло дыхания и нежную надёжность рук, Джерард понемногу расслаблялся. В последнее время их языком любви стали прикосновения, а ведь раньше оба не были приверженцами такой близости с другими, возможно, дожидаясь своих соулов для подобного проявления доверия. Это заменяло слова, может, и не в полной мере, но зато куда яснее и честнее выражало чувства. Они постоянно притягивались друг к другу, искали малейших тактильных ощущений, и только в них находили уверенность друг в друге. — Тебе обязательно сегодня на работу? — внезапно спросил Джерард, сам не зная почему расстраиваясь от одной мысли об этом. — Ты же знаешь, папа приезжает завтра, надо привести всё в божеский вид, а то мне влетит. — Это от него-то? — насмешливо переспросил Джерард, переплетая их пальцы, всё ещё соединённые на уровне его талии. — Представь себе, — таким же насмешливым тоном ответил Фрэнк, фыркая ему в шею. — Но… Мне бы не помешала ещё одна пара рук, честно говоря. О, Джерард знал эти лукавые нотки в его голосе, появлявшиеся каждый раз, когда в светлой голове Айеро зарождалась какая-нибудь гениальная идея. — Ты уверен, что я тебе буду полезен? — прекрасно понимая, что его нетривиальные намёки будут мгновенно считаны, решил уточнить Джерард. Вместо ответа Фрэнк медленно провёл кончиком носа по его шее, останавливаясь за ухом и глубоко вдыхая его запах. — Абсолютно. Ты меня будешь вдохновлять закончить поскорее. — Томно прошептал прямо ему в волосы Фрэнк, оставляя мимолётный поцелуй. Джерард почувствовал, как мелкая дрожь пробирает его тело, а на кухне становится будто нечем дышать, и ещё ощутимее подался назад, слегка откидывая голову. — Ты не опоздаешь? — как бы невзначай, спросил он Фрэнка, уже чувствуя, что единственная мысль, которая в данный момент занимала его соула, — как бы поскорее развернуть его и усадить на столешницу. В свою очередь, он явно был бы совсем не против устроить ноги на его бёдрах… Или плечах. И всё задуманное почти воплотилось в жизнь, как вдруг Джерард услышал звонок. В уже порядком затуманенное сознание прорвалась мысль о том, что сделать вид, будто он просто не услышал его и продолжить с того момента, на котором они остановились, в этот раз не получится. Джерард выставил руки вперёд и мягко постарался оттолкнуть Фрэнка, который будто нарочно всё сильнее прижимался к нему и чуть ли не задушено рычал, но в итоге сдался, не справившись с тем, что тот задумал вытворять с его всегда невозможно чувствительной шеей. Телефон настойчиво продолжать звонить, заставляя Джерарда хмуриться, не позволяя ему окончательно расслабиться и полностью отдаться чувствам. Он предпринял ещё одну попытку высвободиться, теперь уже настойчивее показав свои намерения, но в ответ ощутил усилившуюся хватку на своём бедре. Пальцы Фрэнка впивались в его кожу, едва не переходя грань откровенной боли, которая только приблизилась, когда он впился в его губы грубым поцелуем, вырвавшем удивлённый вскрик из груди Джерарда. Почувствовав привкус крови на языке, он понял, что дальше тянуть некуда и, свою очередь, вцепился пальцами в волосы Фрэнка, ощутимо оттягивая за них его голову от себя. — Пусти меня, это должно быть важно, — предупредил Джерард, задыхаясь, и считывая во взгляде Фрэнка нечто пугающе обречённое. Будто если сейчас он не даст ему снова припасть губами к своей коже, то наступит по меньшей мере конец света. Ещё недавно уснувшая в груди Джерарда тревога теперь гордо демонстрировала свои острые когти. Звонивший же явно тоже не собирался отступать. — Я отвечу и вернусь, — пообещал Джерард, доверительно заключая лицо Фрэнка в ладони. Тот с тяжёлым вздохом прикрыл глаза и едва заметно кивнул, после чего отошёл от столешницы, дав Джерарду возможность с неё спрыгнуть. Он же, очутившись на ногах, оставил быстрый поцелуй на голом плече Фрэнка и поспешил в спальню, где бросил телефон ещё вчера. Задумчиво пройдясь языком по полученной ранке на губе и тихо зашипев, он ещё немного помедлил, прежде чем наконец ответил на звонок. За несколько стен от него, Фрэнка, который стоял, прислонившись спиной к столешнице, пробирала нервная дрожь. И хотя считается, что в первые часы, когда у самолёта в воздухе отказывают все двигатели, пассажиры ничего не замечают, при том, что в это время они уже неумолимо набирают скорость, и неизбежное крушение — лишь вопрос времени, Фрэнк будто бы наяву слышал, как эти двигатели один за другим возгораются тем быстрее, чем дольше Джерард находится в спальне, не произнося ни слова. Он обнял себя руками, пытаясь успокоиться, потом вскипятил чайник, но в итоге завис над ним и пустой чашкой, не понимая, что хотел сделать, после нашёл брошенную кем-то из них двоих пачку сигарет и поджёг одну, правда, не с первого раза — руки не слушались, будто став чужими. Он забыл открыть окно, чтобы дым не клубился на кухне, и впервые за очень долгое время закашлялся от первой же затяжки. Фрэнк чувствовал, что что-то не так, и уже хотел зайти к Джерарду и спросить его напрямую, что происходит, нужна ли ему помощь, как вдруг услышал тихое: «Я постараюсь приехать как можно скорее». Джерард не заставил себя долго ждать и вскоре появился на пороге спальни. Он вертел в руках телефон, не поднимая взгляда на Фрэнка, все мысли которого обратились в одну лишь просьбу посмотреть на него. Только после того, как Джерард чересчур небрежно засунул телефон в карман пижамных штанов, он поднял голову и быстро растянул губы в какой-то искусственной улыбке, заметив которую, Фрэнк вздрогнул, будто получил пощёчину. Осознание того, что он не услышит сейчас ни слова правды от Джерарда, даже если тот всё-таки решится что-нибудь сказать, больно кольнуло под рёбрами. Как одному звонку удалось разверзнуть между ними целую пропасть — одним высшим силам было известно, вот только Фрэнк понимал, что ещё несколько минут в таком невозможном напряжении, и он сорвётся. Всем своим существом Айеро чувствовал, как от него закрывается единственная душа, чей искренности и доверия он так жаждал, так старательно добивался. Его внезапно начал душить дикий страх, что вот так вот он снова всё и потеряет, не услышав ни слова в ответ на вопрос, криком стоявший в ушах: Почему ты снова отдаляешься? В каком-то отчаянном порыве он подошёл к Джерарду и уже протянул было к нему руку, но тот посмотрел на него так пронзительно, что Фрэнк застыл на месте. Вместо того, чтобы привычно переплести их руки, заверить, что всё хорошо, Джерард схватил себя за запястье, накрывая горящие линии жизни пальцами и стараясь ничем не выдать той жуткой бури, что творилась в его душе. Он очень надеялся, что достаточно эмоционально закрылся от Фрэнка, чтобы не напугать его клокочущей в горле истерикой. Почему именно сейчас? А с другой стороны… Сейчас самое время раз и навсегда покончить со всем этим. Сделав глубокий выдох, он сам протянул руку к Фрэнку, чей глубоко встревоженный взгляд хаотично бегал по нему. От этого становилось ещё тяжелее, Джерард бесконечно ненавидел себя за то, что сейчас ему нужно ломать комедию и сохранять спокойствие ради них обоих. Поэтому он попытался улыбнуться как можно ласковее, стараясь вложить в эту улыбку всю свою нерастраченную нежность. Так нужно. Кончики пальцев, невесомо гладившие скулы Фрэнка в течение каких-то жалких мгновений, казалось, оставляли ожоги. Сжав зубы и глубоко запихнув рвущиеся наружу эмоции, Айеро старался впитать те крохи тепла, которые ему давали, но они совершенно не успокаивали, а лишь причиняли боль. Он бы хотел стряхнуть эти невыносимо нежные руки с себя, настойчиво потребовать хоть каких-нибудь объяснений и стереть эту жуткую, будто и вправду прощальную, улыбку с его губ. Но соль была в том, что Фрэнк просто не находил в себе сил или же смелости сделать хоть что-нибудь. Или же всё дело было в том, какой особенный блеск глаза Джерарда приобрели после этого звонка — в них горела некая просьба, которую в силу своей взволнованности Фрэнк никак не мог расшифровать. Ему нужна помощь? Или же стоит уйти и оставить его одного? Айеро метался от одной идее к другой, чувствуя, что только больше загоняет себя в тупик, из которого вскоре не сможет найти выход. — Ты всё же опоздаешь на работу, — каким-то глухим и отстранённым голосом нарушил его размышления Джерард. Отнимая руки от лица Фрэнка, он чувствовал жуткую неловкость, потому что впервые не понимал, что с ними делать. — Да, — обречённо ответил Фрэнк. Дурное предчувствие, поднявшееся в его душе, сильно горчило на языке и сдавливало горло. — Так ты придёшь? Джерард вздрогнул от того, сколько отчаяния было в этом вопросе, и задумался о том, правильно ли он поступает. — Конечно. Только чуть позже. Нужно сначала решить пару вопросов. — Он снова растянул губы в улыбке, зная, что выглядит неубедительно, но это было лучше, чем рассказать правду сейчас. Он обязательно всё объяснит, но позже, когда всё уже будет позади. И снова им нужно время, которого, как оказалось, у них было не так много… Как же Джерард жалел, что не поговорил обо всём с Фрэнком раньше — теперь же он с ужасом наблюдал за тем, как тот явно додумывает себе причины такой резкой перемены в их отношениях, но ничего не мог с этим поделать, по крайней мере, не прямо здесь и сейчас. Оставалось надеяться, что за тот полный счастья месяц, проведённый вместе, Фрэнк смог разгадать его душу чуть лучше и не сделает поспешных выводов. Фрэнк же, поняв поведение своего соула абсолютно по-своему, кивнул и, сжав губы, прошёл мимо Джерарда в спальню, стараясь лишний раз не касаться его, чтобы переодеться. Обида, непонимание и неожиданное чувство своей ненужности единственному человеку, которому он готов был отдать свою последнюю жизнь, если потребуется, выбивало у него почву из-под ног. Когда, не проронив ни слова, Фрэнк покинул их квартиру, слишком бережно закрыв за собой дверь, что-то внутри Джерарда надломилось, и он сполз по стене в коридоре прямо на пол, хватая ртом воздух от сжимающей лёгкие боли. Слёз не было, лишь отчаяние и бессилие. Всё должно было произойти совсем не так. Но ведь они оба знали, что и за безграничное счастье когда-то придётся платить. Джерард лелеял слабую надежду на то, что ничего между ними ещё не кончено. Но для того, чтобы убедиться в этом, ему предстояло встретиться лицом к лицу с призраком из прошлого. Поэтому, вытерев глаза тыльной стороной ладони, он на нетвёрдых ногах поднялся и вынул из кармана телефон, чтобы ещё раз уточнить, до которого часа ему можно приехать.***
Придя в магазин, Фрэнк совершенно не знал, что ему делать. Он словно оглох и забыл, что мир вокруг в принципе был живым. Он чувствовал себя потерянным, обманутым, хотя, по сути, ничего не было сказано или решено. По крайней мере, Фрэнк на это всё ещё надеялся. По привычке перевернув табличку на двери надписью «Открыто» на улицу, он прислонился лбом к стеклу, а потом вернул её в прежнее положение. Нет, прямо сейчас он не готов был встретиться пусть даже с самим господом богом, не то, что с каким-нибудь покупателем. За полчаса, которые он хотел потратить на то, чтобы немного прийти в себя, вряд ли что-нибудь произойдёт такое, что заставит его впоследствии пожалеть о собственном решения. Поэтому, опустив жалюзи, он приглушил свет и направился прямиком в комнату для персонала за прилавком, ещё недавно служившую ему временным пристанищем. До того, как квартира Джерарда стала и его домом тоже. Там он обнаружил свою верную подругу и мысленно поблагодарил прежнего себя за то, что всё-таки оставил эту гитару в магазине. Ведь только она могла ему помочь сейчас выразить то, что его раздирало изнутри, сделать этот необходимый надрез и пустить кровь, чтобы не захлебнуться. Причинить себе боль так, чтобы она хоть ненадолго заглушила то отчаянное чувство ускользающего, словно песок сквозь пальцы, счастья. Нет, ничего ещё не потеряно, Джерард обещал, что придёт, но позже, а это значит, что они обязательно всё спокойно и открыто обсудят, теперь-то ему точно не отвертеться, если он всё ещё хочет участвовать в этих отношениях. Немного остудив себя подобными размышлениями, Фрэнк наклонился к подставке с Phant-O-Matic. Она была не то, чтобы самой любимой (все свои гитары Фрэнк любил безоговорочно и каждую по-своему), скорее, лучше прочих в последнее время умела говорить на одном языке с его сердцем. Когда доведенные до автоматизма манипуляции с подключением педали и гитары к усилителю были позади, он замер на месте, задумавшись, что бы могло выразить все его невысказанные чувства лучше всего. Фрэнк перебрал в голове несколько вариантов, пока не остановился на одном единственно верном. «Когда слов становится недостаточно, пусть за тебя говорит музыка», — не раз говорил ему отец, и он всегда прислушивался к этому совету. Песня, которую в дестстве ему пела мама в качестве колыбельной с совершенно не детским текстом. Ритм, повторявший биение его измученного сердца, каждый последующий аккорд, каждое выкрикнутое слово будто вскрывали ледяную корку, успевшую образоваться на его душе за это утро, причиняя необходимую боль, заставляя его снова почувствовать себя живым. Увлечённый своей «терапией», Фрэнк даже не заметил, что в кармане его куртки вот уже который раз звонил телефон. Джамия, безуспешно пытавшаяся дозвониться Айеро из зоны прилёта, наконец прекратила свои бесплодные попытки как-то предупредить его о том, что она хотела сегодня наведаться к нему (раз уж по счастливой случайности оказалась по делам лейбла в Чикаго — такова была финальная версия), и решила просто действовать. Видит бог, она пыталась быть вежливой гостьей. Кинув телефон в сумку, она направилась к выходу из аэропорта, и, пока ловила такси, думала, где в первую очередь стоит искать неуловимого Айеро. Остановилась, в итоге, на самом вероятном из возможных вариантов — музыкальном магазине Чича. Что-то подсказывало Джамии, что именно там она Фрэнка и застанет. И только она обратила своё внимание к наручным часам, чтобы перевести время на час назад, как перед ней остановилось такси.***
В следующие несколько часов Фрэнку было не до размышлений. После того, как он немного пришёл в чувства, закинул тревожные мысли на дальнюю полку сознания, магазин был открыт, и к нему успело зайти уже пару человек. Занятый работой, увлечённый тем, что приносило удовольствие, Фрэнк не заметил, как стрелка настенных часов перевалила далеко за полдень. Джерард, где бы он ни был и чем бы ни был занят, явно не особенно торопился, но Фрэнк решил не зацикливаться на мыслях об этом — сегодняшнее утро лишний раз доказало, что ни к чему хорошему лично его это не приводило. Поэтому он решил занять себя небольшой инвентаризацией, которой и так планировал посвятить часть своего последнего рабочего дня в роли полноправного хозяина. С одной стороны, он был безмерно рад тому, что отец возвращался — стольким хотелось с ним поделиться, да и послушать его новые истории, привезённые им из тура, которых, он был уверен, накопилось немало, он был совсем не против. С другой, свобода, которую он успел вкусить за время его отсутствия, пьянила. Он внезапно понял отца, который не раз говорил ему, что во владении этим магазином, в постоянном общении с абсолютно разными людьми, объединёнными одной страстью — музыкой, — была своя особенная прелесть. У каждого была своя необычная история, которая в итоге привела их к профессиональному или же любительскому занятию музыкой, и не в этом ли таилось настоящее волшебство? Ко всему прочему, такая размеренная жизнь даже нравилась Фрэнку, хотя время от времени он всё же серьёзно задумывался, не пришла ли пора ему снова попробовать свои силы в качестве действующего музыканта… Может, подходящее время для того, чтобы его песни услышали другие, уже наступило? Занятый делом, погружённый в свои размышления, он не заметил, что больше находился в магазине не один. Внезапно перед глазами стало темно, и Фрэнк бы соврал, если бы сказал, что не испугался на долю секунды в тот же миг, как это произошло. Вот только едва уловимый аромат лаванды сразу же успокоил его, когда он узнал его, и задолго до того, как услышал игривое: «Угадай кто?» — Джерард, перестань, это детский сад какой-то. — Фрэнк устало выдохнул и скрестил руки на груди. Чёрта с два он пойдёт у этого манипулятора на поводу так легко… Когда же ладони, ненадолго заслонившие ему обзор, исчезли, Айеро и не подумал повернуться, решив, что имеет полное право на то, чтобы не сдаваться без боя. Вместо этого он снова обратил своё внимание к полке, на которой оказались перепутанными по годам альбомы Сантаны. — Если ты пришёл помогать, то будь добр, принеси со стойки альбом дуэтов с Хэндриксом, он должен быть в коробке. В ответ ему была тишина, которая напрягала его ещё больше, чем если бы Уэй в ответ что-нибудь сказал. В какую же дурацкую ситуацию они попали оба… Не выдержав, Фрэнк всё-таки решился развернуться и встретился с недоумевающим взглядом Джерарда. — Если нет, то проваливай домой. Мне некогда сейчас с тобой нянчиться. — Выразительно выгнув брови, заявил он, замечая, как от этих слов нервно дёрнулся уголок рта Джерарда. Возможно, это было резковато, так, самую малость, но уже что сделано, то сделано, он явно не собирался отступать. Джерард, как-то слишком быстро сдавшись, покорно отправился к коробке с альбомами. Фрэнк, внимательно проследивший за ним, отметил, что его щёки залились особенным румянцем, таким, какой обычно возникал, когда Джерард еле сдерживался от того, чтобы не поделиться чем-то очень важным в ту же секунду. Или же чувствовал вину… Кроме того, выглядел он удручённым, и, насколько видел Фрэнк со своего места, пропускал нужный альбом уже второй раз, как будто не замечая его единственную монохромную обложку среди прочих. В следующее мгновение Айеро уже оказался рядом с ним и хотел было выхватить нужную коробочку и удалиться обратно к полкам, как вдруг Джерард прижался к его губам своими в каком-то странном порыве, а Фрэнк был слишком ошеломлён, чтобы тут же оттолкнуть его от себя. — Прости меня, — сипло сказал Уэй, поднимая полный раскаяния взгляд на Фрэнка, от которого внутри того всё сначала болезненно сжалось, а после тут же затопило теплом. — Я правда не мог ничего тебе рассказать с утра, мне нужно было разобраться со всем самому. — Ходячая ты катастрофа… — ответил Фрэнк и теперь сам притянул Джерарда к себе, чтобы теперь поцеловать как положено после ссоры — жадно и с толикой затихающей злости. Про себя он с удовольствием заметил, с каким энтузиазмом Джерард отзывается на его прикосновения и сам подаётся навстречу, вжимая его в прилавок. Грохот внезапно упавшей на пол коробки заставил их оторваться друг от друга. В следующие несколько минут они вместе собирали разбросанные по полу диски, нарочно сталкиваясь пальцами и заговорщически поглядывая друг на друга. Когда с альбомами было покончено, а коробка вновь заняла своё прежнее место, Фрэнк решил всё-таки уточнить: — А теперь-то мне можно узнать, что это был за звонок, и почему тебе приспичило так меня пугать? Я о чём только уже не успел подумать за это время… — Обязательно расскажу, — пообещал Джерард, беря Фрэнка за руку. — Только давай уже здесь закончим, и дома я всё объясню. — Фрэнк поднял глаза к потолку и простонал. Нет, он невыносим, опять тайны, опять ждать, опять что-то мешает ему оставить всё позади уже здесь и сейчас. Джерард, заметив это, хихикнул и легко толкнул его в бок, после чего обвил руками и прижался щекой к его щеке, блаженно вздыхая. — Ты меня когда-нибудь в могилу сведёшь своими недомолвками. — Просто верь мне, — прошептал ему в ответ на ухо Уэй. — Ага, это же проще некуда, особенно когда ты устраиваешь такие представления. — Ты, наверное, подумал сразу о чём-то ужасном… — виновато предположил Джерард, пряча лицо в изгибе шеи Фрэнка. — А о чём мне было ещё думать, если сначала ты отталкиваешь меня, потом ничего не рассказываешь, а после так вообще закрываешься, будто тебе всё равно, как я при этом себя буду чувствовать, будто тебе больше никто, кроме тебя, не нужен рядом. По-твоему, каково мне было после такого? — Я же попросил прощения, Фрэнки. — Нет, послушай меня, — ткнув пальцем Джерарда в грудь, серьёзно заявил Фрэнк. — Мы, кажется, с тобой уже договаривались, что доверие должно быть обоюдным, иначе ничего не получится. — Джерард молча кивнул, признавая правоту соула. — Давай-ка ты не будешь думать сразу за нас обоих, а предоставишь нам вместе решать, что будет лучше для нас. Слышишь меня? Вместе. — Последние фразы Фрэнк произнёс, вглядываясь в опаловые глаза Джерарда, держа его лицо в своих ладонях, чтобы даже не думал отвести взгляд и сделать неправильные выводы из этого разговора. — Ты такой красивый, когда злишься… — Нет, ты издеваешься надо мной, — справедливо возмутился Фрэнк, потому что это действительно было невозможно, он ему обо одном, а тот всё о своём. — Я люблю тебя и, честно, больше всего на свете боюсь снова потерять. — Джерард явно знал, на какие точки нужно давить, чтобы дыхание Фрэнка сбивалось напрочь, а сердце воодушевлённо спотыкалось. — Клянусь, что больше не буду так тебя пугать и решать что-либо, касающееся нас обоих, в одиночку. — Не давай обещаний и уж тем более клятвы, в которых не уверен до конца, — предупредил Фрэнк, но без былой воинственности, скорее, теперь в его голосе сквозила жуткая усталость, а с каждым нежным поцелуем, которыми принялся осыпать его лицо Джерард, её становилось всё больше. Шутка ли, пережить такие эмоциональные качели… Вот уж точно не заскучаешь. — Так что, мир? — незацелованными к тому моменту остались только губы Фрэнка, которые он приоткрыл в ответ на прикосновения кончиков пальцев Джерарда к ним. «Ты прекрасно знаешь, что да», — мысленно подтвердил он, чувствуя, что теперь его слышат и понимают. И только он приготовился отдавать всего себя в теперь уже по-настоящему примирительном поцелуе, как вдруг услышал трель гитары, подвешенной под потолком у входной двери вместо колокольчика. В следующее мгновение он с силой оттолкнул Джерарда от себя, услышав его болезненный вздох — похоже, он приложился спиной о выступ стены за кассой, — и уже хотел извиниться перед ним за этот манёвр, но застыл на месте, видя перед собой не кого-нибудь, а Джамию Нестор собственной персоной. — Привет, Фрэнки! Эм… Я тебе помешала? — решила уточнить она, заглядывая за спину Айеро, где всё ещё стоял, морщась и потирая ушибленную спину, Джерард. — Ой, привет, Джер! Не ожидала тебя здесь тоже увидеть, — как ни в чём не бывало прощебетала она. Он в ответ помахал ей рукой, даже не зная, что на это можно ответить. — Нет, что ты, совсем не помешала, Джам. Джерард как раз уже уходил. — Даже не повернувшись к нему, лишь склонив в его сторону голову, заметил Айеро. Уэй, в свою очередь, кинул ему в спину полный негодования и непонимания происходящего взгляд, который потом перевёл на Джамию, наблюдавшую за этой сценой с видом святой невинности, хотя, как ему показалось, она всё прекрасно понимала, но будто зачем-то проверяла их обоих. — Как… Какими судьбами ты здесь, Джам? — непринуждённо спросил Фрэнк, перекатываясь с пятки на носок, как он обычно делал, когда смущался. Это, извините, чего он так стесняется? Присутствия Джерарда? Чем дольше продолжалась эта комедия, тем меньше Джерарду хотелось смеяться. — Жутко соскучилась, честно говоря, а тут ещё выпал шанс навестить тебя. Сюрприз! «Обалденный сюрприз, браво», — громко подумал Джерард, чтобы Фрэнк точно его услышал. — Знаешь, я, наверно, пока поеду оставлю свои вещи в мотеле. Встретимся вечером, может быть? Заодно нормально пообщаемся, а то я чувствую, что всё-таки немного не вовремя пришла, — заметила Джамия, переводя взгляд на всклокоченного Джерарда, который совершенно не старался выглядеть приветливым, а совсем наоборот, всем видом старался показать, насколько её появление было не к месту. — Почему бы и нет, — будто не замечая ничего, ответил ей Фрэнк. — Недалеко отсюда есть милое место, я скину тебе адрес. «Серьёзно, что ли, Фрэнк? Милое место? Ты себя вообще слышишь?» — Тогда около восьми тебе будет удобно? — Кивок. — Отлично. Приятно было повидаться, Джерард! — напоследок сказала Джамия, прежде чем скрылась за дверью. Фрэнк с шумным выдохом согнулся над кассой и закрыл лицо руками. Джерард же продолжал стоять неподвижно за его спиной и молчать так, что у Айеро спина горела от его взгляда. — И что это сейчас было, позволь поинтересоваться? — тихо начал он, оттолкнувшись от стены, чтобы встать прямо за всё ещё не меняющим своего положения Фрэнком. — Ты только что назначил ей свидание, я правильно понимаю? — Что ты от меня хочешь, Джерард? — отняв руки от лица и резко развернувшись, спросил Фрэнк. Его лицо исказила какая-то смесь растерянности, вины и раздражения. — Она моя подруга, и мы не общались месяц, потому что… — Нет, давай я продолжу, — прервал его Джерард, выставив вперёд руку. — Весь этот месяц ты был занят мной, это факт, но, скажи, пожалуйста, кто я для тебя вообще? — Я не вижу ничего предосудительного в том, чтобы пригласить свою подругу на ужин в день её приезда. — Ты сейчас уходишь ответа. Так кто я для тебя, Фрэнк? — Джерард, чего ты этим добиваешься? Ты мой истинный, и что с того? Это что, сразу же накладывает какие-то запреты на моё общение с друзьями, я не понимаю? — Никаких запретов! — вспылил Джерард, яростно сверкая глазами. — При условии, что твои друзья уважают то, что ты прошёл через обретение. — Она прекрасно знает, что ты мой соулмейт, у меня нет секретов от близких друзей, если тебя это так волнует, — уже чувствуя, к чему клонит Джерард и совершенно не одобряя подобный крен, парировал Фрэнк. — Прекрасно, только вот твоя дорогая подруга старательно меня не замечала всё то время, что стояла тут и хихикала с тобой. Тебя это вообще не смущает? — Во-первых, она поздоровалась с нами обоими, во-вторых, я не понимаю твоих претензий ни к ней, ни уж тем более ко мне, — спокойно заметил Фрэнк. — То есть, подожди, вот эти все задушевные наши разговоры о доверии и прочем на тебя не распространяются, что ли? — Ты сейчас опять всё передёргиваешь, перестань. — Нет уж, Фрэнки, будь добр, прояви капельку уважения к тому, с кем ты трахался целый месяц своей драгоценной жизни, и выслушай, что я тебе скажу. — От того, каким тоном это было сказано, у Фрэнка будто разошлись все старые шрамы, полученные в детстве по глупости. Мысленно он пытался приготовиться к тому, что Джерард сейчас будет говорить очень жестокие вещи, которые изранят их обоих и о которых позже он сам, когда остынет, пожалеет, но к тому, о чём он повёл речь в итоге, вряд ли вообще можно было как-то заранее подготовиться. — Значит, я правильно понимаю, что ты хочешь, чтобы у нас всё было серьёзно, но отталкиваешь меня тут же, как на горизонте появляется кто-то другой? — Фрэнк хотел было пояснить, что сам не ожидал от себя подобной реакции, но говорящий взгляд Джерард не дал ему сказать хоть что-нибудь. — Послушай, Джи, всё не так просто, Джамия, она… — Ну давай, объясни мне, что такого сложного в том, чтобы представить своего парня просто подруге. — Ты прекрасно знаешь, что для меня ты изначально не просто парень. — Так это ещё хуже, как ты не понимаешь? Она приходит, и ты сразу пытаешься отмахнуться от меня, будто я вообще ничего не значу. И ведь так уже было! Ты забыл, что случилось на студии в Нью-Йорке? — Зато ты, как я посмотрю, вовремя решил припомнить, как сам убежал, даже не потрудившись нормально со мной поговорить! — не выдержал Фрэнк. Посмотрев на Джерарда, он заметил, что попал в точку, потому что Уэя сильно задело это замечание. — Ты сам себя накрутил и додумал то, чего не было, Джерард, а в итоге страдали мы оба. — Что мешало тебе сейчас сказать ей, что я не просто какой-то там Джерард, с которым ты просто общаешься время от времени, а твой истинный? — сипло спросил Уэй, пытаясь достучаться до Айеро, но натыкаясь на непонимание того, что же так сильно его добивало во всей сложившейся ситуации. — Я что, должен был всем друзьям разослать объявление, что ли? Или выйти с транспарантом на Таймс Сквер? Тебе нужны публичные признания чтобы что, потешить своё самолюбие? Джерард вместо ответа отвёл взгляд. У него больше не было сил объяснять то, что должно быть понятным априори. А особенно тому, кто сейчас упорно пытался не замечать проблему, когда она была прямо перед носом. Смотреть в глаза Фрэнка и видеть в них глухую стену непонимания было просто невыносимо. Зажмурившись на мгновение, он встряхнул головой, пара прядей упала ему на лицо, закрывая его от Фрэнка, после чего он, подняв левую руку повыше, показательно пошевелил свободным от кольца пальцем. Фрэнк так и застыл на месте, не в силах отвести взгляд от его руки. Он не верил своим глазам, ему так и хотелось, чтобы кто-то ущипнул его и убедил в том, что это не сон. — Насмотрелся? — горько усмехнулся Джерард, опуская руку. — Доволен? Фрэнк сначала даже не понял, что от него ждут какой-то реакции, а когда опомнился, то рядом с ним уже лежало то самое кольцо, а сам Джерард стоял на расстоянии вытянутой руки от него и прижимался к стене так, будто его не держат ноги. Только он хотел сказать хоть что-нибудь, как Джерард его опередил: — Эмили сегодня утром пришла в себя. Фрэнк внимательно посмотрел на Джерарда, осмысливая то, что услышал. Честно говоря, в голове был жуткий сумбур из мыслей. Уэй, выдержав небольшую паузу, словно специально давая возможность обдумать свои слова, окинул его таким взглядом, что Фрэнк прямо услышал в своей голове горькое: «Смотрю, ты очень рад». Айеро и правда не знал, что чувствует по этому поводу, этот день оказался слишком насыщенным на эмоции и события, и он не знал, как долго ещё продержится. Тем временем, Джерард решил продолжить: — На самом деле, положительная динамика проявилась у неё ещё пару дней назад, но мне специально не сообщали, потому что хотели понаблюдать за состоянием. Врачи сказали, такое иногда бывает перед тем, как пациент окончательно пересекает черту — внезапное улучшение перед… — почему-то он не мог произнести такое простое слово, как «смерть», и от этого Фрэнку становилось не легче, в глубине души он прекрасно понимал причины. — Сегодня Эми позвала меня. — Фрэнк даже поморщился от этого нежного обращения. Странно было бы ожидать, конечно, что обретение что-то поменяет, но для Айеро было сродни пытки слышать доказательства того, как Уэй относился к этой девушке. Бывшей невесте, даже жене. Или уже нет? — Вот почему мне так настойчиво звонили утром. — Нашёл важным добавить Джерард, смотря прямо Фрэнку в глаза. От его взгляда у того всё внутри сжималось в пружину, но вот никакой вины или раскаяния в своих действиях, которого, по всей видимости, от него ожидали, он не чувствовал, только лишний раз убеждаясь, что в своих опасениях был чертовски прав всё это время. Джерард, заметив это, с плохо скрываемым разочарованием, опустил голову. — И… — облизав резко пересохшие губы, начал Фрэнк. — Ты был у неё. Но почему не сказал сразу? — Потому что я не знал, как она воспримет то, что я успел обрести истинного, пока она боролась со смертью. Мне хотелось сначала поговорить с ней обо всём. «И в зависимости от исхода уже решать что-то со мной… Какая ирония, её чувства ему были важнее моих», — подумал Фрэнк, чувствуя, как мелкая дрожь пробивает тело. Всё это напоминало один из оживших ночных кошмаров. Вот только он происходил наяву, а значит пытаться проснуться было бесполезно. — К чему ты ведёшь, Джерард? — решил уточнить Фрэнк, его глаза нестерпимо горели. — Она отпустила меня. Понимаешь? Сказала, что счастлива, ведь я наконец-то нашёл своего человека, а это главное. — Похоже, сейчас будет то самое «но», — съязвил Фрэнк, находясь на грани истерики. — Ты ведь так мечтал о том, чтобы она больше не стояла между нами, Фрэнк. — Горько начал Джерард. — Тебя так душила ревность к девушке, которая находилась на грани жизни и смерти… И которая подумала о твоих, абсолютного чужого для неё человека, чувствах, когда узнала всю правду о нас. — Джерард остановился и вскинул голову, бесполезно пытаясь сдержать слёзы, уже бегущие по его щекам. Несколько задушенных всхлипов спустя, он продолжил. — Думаешь, мне не больно было видеть, как у тебя даже мысли не возникло о том, чтобы признать меня своим соулом перед близкой подругой после такого? — Я был не прав, признаю, — едва слышно произнёс Фрэнк. — Но всё ещё не понимаю, как всё это связано. При чём тут к разговору о нас и Джамии теперь ещё и Эмили? — Да при том, Фрэнк! — повысил голос Джерард, теперь уже не скрываясь за волосами, не стараясь показать, что вся эта ситуация, этот разговор, его не задевает, не разрезает его сердце на мелкие кусочки своей абсурдной несправедливостью. — Что это за двойные стандарты у тебя такие? Ты же даже не подумал о том, что я не снимаю кольцо не потому, что хочу специально тебя помучить или заставить ревновать, а потому что банально чувствую ответственность перед девушкой, которая, кстати, пока что ещё юридически является моей женой. Что я каждый день чувствую себя виноватым за то, что ей пришлось пережить из-за меня, и, благо, что это уже почти в прошлом, и она быстро идёт на поправку… Суть даже не в этом, Фрэнк. — В чём же тогда, объясни мне уже наконец, потому что мне, видно, просто не дано достичь высоты твоих моральных ценностей! — со злостью выплюнул Фрэнк, замечая, что Джерарда трясёт, как при лихорадке. — Я был счастлив с тобой, каждый день несмотря на то, что я, по сути, предавал её любовь ко мне, её доверие, все клятвы, данные ей. Я наслаждался временем, проведённым с тобой. Каждой грёбаной секундой! — Значит, теперь я виноват в том, что ты оказался женат на момент нашей встречи, так что ли? И… Подожди секундочку, я не ослышался, ты сказал, что «был счастлив»? — в ужасе от своей догадки, переспросил Фрэнк. — Раньше я был уверен в том, что сделал правильный выбор. Теперь же нет. Фрэнк истерически рассмеялся и осел на пол, потому что последняя фраза подкосила всяческую веру, что теплилась в нём. Он, со злостью вытирая слёзы, сквозь пелену видел, что Джерард был не лучше него, и почему-то именно сейчас это приносило ему какое-то садистское удовольствие. Видеть, что ему тоже невыносимо больно, что этот бесконечный разговор уничтожает и его, казалось правильным в данных обстоятельствах. — И что, вернёшься к ней? Вопрос остался без ответа. Джерард, пошатываясь, направился к выходу из магазина, будто бы ничего перед собой не замечая. — Но ты ведь даже её не любишь, Джерард! — крикнул ему в спину Фрэнк, используя последнее оружие из своего арсенала. — А ты в этом та-а-ак уверен… — нараспев протянул Уэй, жутко фальшивя и давясь воздухом в собственных лёгких. А после уже открыл дверь, собираясь уйти, но остановился на пороге, услышав слабое, задыхающееся: — Ты же обещал… — И ты тоже, Фрэнки, — пробирающим насквозь шёпотом отозвался он. — Я думаю, нам обоим нужно время, чтобы всё обдумать. Фрэнк вздрогнул, когда дверь за ним закрылась.