Вишня в чёрном абсенте

Глупая песенка, исполняемая куклами прямо во дворе фабрики, позабавила далеко не всех из нас, но Кире вполне понравилась, так что я не стала высказываться о том, что думаю о решении сжечь все к чертям прямо к концу выступления. Экстравагантно, конечно, но здесь все-таки были дети, хоть детьми их можно назвать лишь условно. — Я такого не ожидала, — пробормотала сестра, с удивлением наблюдая за тем, как дотлевающие и явно съедобные игрушки хрипят уже что-то совершенно невразумительное, и поглядывая на других детей, чья реакция была схожей. — Никто не ожидал, — констатировала я, поправляя ее косу просто чтобы что-то сделать, потому что воцарившаяся неловкая пауза к разговорам не располагала. — Потрясающе, правда? — раздалось за спиной, и мы обернулись всей толпой, но наткнуться на говорящего практически в упор посчастливилось только мне: подойти к нашей пятерке он решил именно с моей стороны. Какие там горящие куклы, вот что на самом деле было неожиданно. Не знаю, как другие, но лично я, ощутив приторно-сладкий запах шоколада, даже застыла на пару секунд, уставившись прямиком на пальто мужчины, оказавшееся в непосредственной близости, и только потом подняла взгляд. Все интереснее и интереснее. Хозяину фабрики оказалось даже со значительной натяжкой не больше сорока лет, но то, как задорно он хлопал в ладони, удерживая трость и поглядывая на результаты заранее приготовленного выступления, разом отнимало еще лет десять, потому что выглядело это крайне… непосредственно. — Вау… — пробормотала сестра, которая тоже наверняка должна была ощутить от него запах сладостей, и пока мистер Вонка вступил в словесную перепалку с одной из двух противных девчонок, я поймала момент, чтобы пристальнее его рассмотреть. Элегантный, ничего не скажешь. С иголочки, чтоб его. Первым делом в глаза бросился белоснежный шейный платок с закрепленной на нем брошью в виде витиеватой W. Явно дизайнерская работа, ну или он мотался по всему миру, чтобы найти брошь, которая настолько идеально подходила ему образу. Цилиндр, пальто, трость… трость — вообще отдельная тема. На кой черт нужна, непонятно, но не то чтобы ее хотелось убрать куда подальше. Интересно, он вообще опирается на нее или чисто по приколу в руках постоянно носит? — Глаза не сломай, — засмеялась Кира, заметив, как я странно его оглядываю, я на это только фыркнула, в шутку дав ей подзатыльник, и тут же обернулась снова, потому что он все еще забавно пререкался с одной из тех противных девчонок, которые стояли с другой от нас стороны. Экстравагантный индивид, ничего не скажешь. — От него шоколадом пахнет, — прошептала на ухо сестра, когда все разговоры на улице закончились, и мы уже направлялись внутрь фабрики следом за мистером Вонкой, который умудрялся рассказывать что-то по пути и еще и жестами, как экскурсовод, показывать в разные стороны, вынуждая детей, в том числе и сестру, вертеть головой то вправо, то влево с неприличной скоростью. — Смотри, оторвется — не пришьем, — фыркнула я, заставляя ее смотреть под ноги, потому что споткнулась на ровном месте она уже как минимум дважды, и она, наконец услышав мое замечание, опомнилась. *** — Я Виолетта Боригард. — Э-э… мне все равно, — обескураженно пробормотал мистер Вонка. Мы с сестрой прыснули сзади одновременно, прикрывая рот руками. Она — видимо, оттого, что выскочке досталось по заслугам, а я — потому что мистер Вонка умудрился одной фразой передать недоумение, которое я испытываю при виде детей. Особенно — этих детей, которых и детьми-то назвать язык не повернулся бы, мучители низкорослые, не иначе. По окончании длинного коридора наши вещи остались около вешалки — хозяин фабрики пообещал, что о них позаботятся, а сам он, остановившись возле массивной двери, еще раз окинул нас взглядом и торжествующе заулыбался. Как будто ребенок, который собирается показать родителю какую-то свою поделку с криками «Смотри, я сам это сделал, это мое творение!» Я никогда не видела подобной восторженности у взрослых, статусных людей. Хотя я и статусных-то видела раз-два — и обчелся. — Главное, мои дорогие дети, сохраняйте спокойствие, потому что ничего подобного вы в своей жизни еще не видели… — загадочно оттягивал момент Вонка, и не знаю, как другие дети, но моя сестра чуть ли не на носочки приподнялась от нетерпения. — Боюсь представить, какой из сотни однообразных цехов может скрываться за таким конферансом, — пробормотала я ей на ухо, однако тут же поймала на себе пристальный взгляд мужчины. Он явно услышал, что именно я сказала, а потом хитро прищурился, и мне показалось, что даже задумчиво хмыкнул, приподняв бровь. Что именно это могло означать — я понятия не имела, да это и не имело значения, поскольку уже через секунду он отвернулся, моментально вернув свою улыбку до ушей, и нажал на какую-то кнопку около двери. Массивные металлические двери разъехались — и то, что предстало взору нашей разномастной толпы даже меня заставило открыть рот от удивления. Это не было цехом, это не было даже поляной, это был словно… словно целый мир, и если верить словам мистера Вонки, так восторженно разглагольствовавшего о том, что все в этом месте, включая его самого, съедобно, то это был самый сладкий мир из всех, на которые бы у меня хватило фантазии. — Ешьте! — раздалось то, чего, казалось, дети ждали сильнее всего. Все разбежались, да и Кира не отличилась сдержанностью, пошла срывать с кустов мармеладную смородину и тут же притащила мне одну веточку, пока я отламывала от коры одного из деревьев кусочек черного шоколада: не люблю сладкое, но есть уже хотелось, так что это было меньшим из зол. — Возьми! Да ты попробуй только! — сестра буквально впихнула мне в рот это до безумия сладкое нечто, и хоть назвать мармелад невкусным было нельзя, он оказался настолько приторным, что за сахаром почти не ощущалось ничего больше. — Что же, — раздался за спиной голос мистера Вонки, который говорил, к удивлению, совершенно не так, как до этого, а более… человечно, что ли. — Такой однообразный цех, верно? — он изогнул бровь, и когда я обернулась, посмотрел на меня с плохо скрываемой насмешкой. — М-м… стволы дерева из горького шоколада? — переспросила я, отказываясь признавать, что ошиблась, по крайней мере вслух. — Не чересчур ли затратно? — Чересчур красиво, — парировал он, усмехнувшись уголком губ, переводя взгляд с моего лица на руку, которой я продолжала удерживать кусок коры. — И достаточно эстетично. Не успела я ответить хоть что-то, как мистер Вонка, моментально отвернувшись, уже опять созывал народ, который разбрелся кто куда и занимался не пойми чем на этой поляне — по крайней мере про компьютерного гения, который ломал все, что видел, иначе было и не сказать. — А вот здесь, мои дорогие дети, настоящая шоколадная река! Клянусь, нигде больше вы не встретите реку, чьи воды, берега и живность вся полностью из шоколада! — Живность? — переспросила Кира, которая до этого рассматривала все вокруг так, словно это было самое сказочное место в ее жизни. Ладно, я не могу не признать. Это самое сказочное место в нашей жизни. Да и сам Вилли Вонка — тот еще персонаж. — Конечно, милая девочка! Водные лилии из белого шоколада, водоросли — из темного, и множество мелких шоколадных рыбок с хвостами, плавниками и всем таким, что есть у рыб! Разве это не потрясающе? — Потрясающе, — завороженно пробормотала сестра, забывая, как дышать. — Хоть и напоминает со стороны наркоманию, — согласилась я с ней, тут же получив со стороны мистера Вонки еще один пристальный взгляд, однако когда обернулась, оказалось, что он и вовсе смотрел в другую сторону. Путешествие по этой громадной поляне растянулось, казалось, на бесконечно долгое время, потому что дети, которые норовили попробовать все и вся, никак не хотели собираться в одну осознанную кучу людей, а то и дело разбредались повсюду. В сестре я была уверена: во-первых, она была еще большей трусихой, чем я, чтобы лезть туда, где было опасно, а во-вторых, я очень пристально следила за ней и не теряла из виду, так что была уверена, что она и близко не подойдет ни к мосту над рекой, ни к самой реке, ни к одному крутому склону. Осознав, что все это надолго, я уселась на одной из полян неподалеку от берега реки и в основном слушала рассказы мистера Вонки о том, как все здесь уникально и удивительно. Спорить, на самом деле, было не о чем, он был прав. Но когда он заявил, что шоколад провоцирует выплеск эндорфинов и создает ощущение влюбленности, я только фыркнула и засмеялась — видимо, громче, чем мне казалось. Спустя несколько минут, когда рассказы о прелестях этого цеха прервались, я даже не сразу поняла, что вопрос был задан именно мне, поскольку прозвучал он достаточно тихо. — Вы ко всему так скептичны? — поинтересовался мистер Вонка, окидывая взглядом детей, которые баловались в пределах нормы, и присаживаясь рядом со мной на поляне. — Нет, только к эндорфинам, — я покачала головой и усмехнулась, а потом добавила, чтобы он не считал, что я примерно такая же, как тот Майк Тиви, который плевал на все, что не являлось компьютером. — У вас потрясающая фабрика, мистер Вонка. — Я знаю, — произнес он, на что я даже обернулась, потому что привычным ответом на это было бы «спасибо», но не успела ничего произнести, поскольку он тут же задал еще вопрос, пристально вглядываясь в мое лицо. — Чем же вам не угодили эндорфины? — Это допрос? — засмеялась я, стараясь перевести тему, но он только приподнял бровь, отвечая на мой смех сдержанной улыбкой и не менее заинтересованным взглядом. — Скажем так, в моем организме они не вырабатываются. — Это глупость какая-то, — тут же хихикнул он в своей привычной манере, поднимаясь с места и опираясь на свою трость, — так не бывает! Возразить хоть что-то я попросту не успела: по всей видимости, на этой огромной поляне было так много интересного, что мистер Вонка был намерен рассказать решительно обо всем, и хотя мне казалось, что я посмотрела уже почти все и готова идти дальше, сестра такого мнения не разделяла. Видимо, она задалась целью за эту неделю не влезть ни в одни свои любимые лосины, потому что поедала одну сладость за другой, будто ее не кормили неделями. Нет, молочного шоколада у нас дома обычно не водилось, но ведь всему есть предел, уже даже пальцы в шоколаде. Хотя кто бы говорил, у самой ведь под ногтями черный остался, видимо, я отдирала кору не так элегантно, как мне казалось. — А это, мои дорогие дети, самый настоящий шоколадный фонтан! — указал мистер Вонка в сторону, на которую я действительно не обратила внимания. Шоколадные деревья, шоколадная река, шоколадный фонтан… как у него еще аллергия на шоколад не развилась при такой его концентрации на квадратный метр. Хотя жаловаться не на что, сделано с фантазией, даже лакрицей с мармеладом разбавлено, чтобы не так приторно было. Когда дети, столпившиеся у фонтана, лезли к нему фруктами и ягодами, чтобы обмакнуть их, мистер Вонка, который до этого не приближался к своим владениям с целью их съесть, тоже сорвал с одного из кустов — интересно, а корни у них съедобные? — какую-то ягоду, которая при ближайшем рассмотрении оказалась клубникой, и протянул ее под плавные шоколадные волны, чтобы они полностью растеклись по ягоде, а как только он ее оттуда убрал — начали на ней застывать. — Очевидно, — произнес он, направляясь ко мне, чем вогнал меня по меньшей мере в нехилый ступор, — вы не пробовали мой шоколад, и поэтому слишком предвзяты. Попробуйте, — и протянутая мне клубника с хвостиком, с которой все еще капал шоколад, как-то машинально оказалась в моих руках, хотя я даже не успела осознать, когда именно ее взяла. Это выглядело как… как я не знаю что, но что-то явно странное. Клубника в шоколаде? А что ж не взбитые сливки на… на… черт, кроме клубники ничего и в голову не приходит. — Да я не особо люблю шоколад… — пробормотала я, вглядываясь в его лицо, потому что мне начинало казаться, что либо у него раздвоение личности, либо у меня проблемы с восприятием реальности, потому что со мной и с остальной толпой явно разговаривали два совершенно разных человека. Этот, по крайней мере, разговаривал именно как человек, а не как смешливый робот. — Я догадался. Поэтому в процентном соотношении его там мало. В качестве эксперимента, — еще раз указав кивком головы на клубнику, которая уже порядком испачкала мне пальцы, пока мы разговаривали, он загадочно усмехнулся и исчез — очевидно, пошел рассказывать детям о самой уникальной в мире лакричной траве. Эксперимент для выявления, обладает ли, как он выразился, именно его шоколад способностью провоцировать выработку эндорфинов… Наркомания, не иначе. — Кира! — окликнула я сестру, на ходу кусая клубнику, которая уже и так меня перепачкала, и осознавая, что впервые потеряла ее из виду именно во время разговора с мистером Вонкой. Сестра обнаружилась моментально: усевшаяся на громадную тыкву, она ногтями ковыряла ее кожицу, чтобы проверить, видимо, из чего именно та создана и какая она на вкус. Кстати, по поводу вкуса. Даже при всем желании не смогу ничего возразить, потому что приторной эта клубника не оказалась: видимо, то ли она не созрела до конца, то ли в составе шоколадного фонтана не было сахара, тут уж я без понятия, мои вкусовые рецепторы всегда были развиты крайне отвратительно. Но факт есть факт — это было вкусно, да и чего еще можно ожидать от владельца шоколадной фабрики, который экспромтом предложил персональный мини-десерт. Однако это было всего лишь вкусно — и на этом все, так что для чего он решил устроить подобный перфоманс, если мог просто сказать «съешь клубнику, она вкусная», оставалось загадкой. — Кара, смотри! Это настоящая бабочка, ты представляешь! Она и крыльями шевелит! — буквально визжала сестра, несясь ко мне со всех ног, потому что ей на палец уселась блестяще-желтая и действительно красивая бабочка, которая тут же упорхнула, как только я попыталась поближе ее рассмотреть. — У нее, наверное, на крыльях сахарная пудра, да? Как ты думаешь? — Понятия не имею, — улыбнулась я, снова машинально поправляя ее косу, которая уже значительно растрепалась, и отмечая, что дети, обошедшие всю поляну, потихоньку начинали группироваться в ее центре. — Мистер Вонка! — закричала сестра уже раз в двадцатый за все время, чем не отличалась от остальных детей, задававших ему сотни вопросов в минуту — и как только умудрялся так терпеливо отвечать? Хотя, пожалуй, раз в десять лет можно и потратить на это денек-другой. — Мистер Вонка! А у бабочек на крыльях сахарная пудра, да? — Ты абсолютно права, дорогая, — расплылся тот в улыбке, пока мы подходили ближе к толпе. — Сахарная пудра помогает им парить в воздухе, поэтому касаться крыльев бабочек — значит вредить им, помните об этом! Кстати, с несъедобными бабочками и их пыльцой этот принцип тоже сохраняется! Что же, дорогие дети, через десять минут я жду всех вас вон с той стороны этой поляны, на берегу реки! Я расскажу вам чуть больше о том, для чего она нужна на моей фабрике и какую пользу приносит! Но аккуратнее, не подходите близко к берегам, лакричная трава довольно скользкая! — Кира, два метра, — коротко проинструктировала я, и сестра кивнула, хотя я и без того знала, что ближе она не подойдет. Я и сама не подойду, ну ее куда подальше, сладкую, липкую и наверняка глубокую речку. — Мистер Вонка, — окликнула я, когда дети с родителями ушли вперед, к берегу, а мы слегка отстали. — Да? — произнес он тем самым голосом — куда более низким и глубоким, чем тот, которым только что общался с детьми, и я в который раз зависла, пытаясь понять, как и для чего он развлекается такими метаморфозами. — Клубника мне понравилась, — я улыбнулась, отдав должное его стараниям. — Я знаю, — просто кивнул он, поглядывая на меня со странным прищуром, таким, что я почему-то произнесла то, что не собиралась говорить изначально. — Но чуда не произошло, — и пожала плечами, давая понять, что я просто шучу, ссылаясь на предыдущий разговор. — Настоящие чудеса не происходят мгновенно, — парировал он заговорщическим полушепотом, склонившись ко мне так, словно шутливо делился каким-то секретом, но когда я с такой же улыбкой повернулась, то ошарашенно застыла, потому что взгляд, который я заметила лишь на долю секунды, забавным не был. Он был пристальным, изучающим и, черт его возьми, это идиотское слово, загадочным. Но как всегда, когда я собиралась задать какой-то хотя бы относительно важный вопрос, мистер Вонка улетучивался с глаз долой раньше, чем этот самый вопрос хотя бы успевал до конца сформироваться в моей голове, так что мне ничего не оставалось, как последовать за ним, машинально выискивая взглядом сестру, которую я, к собственному раздражению, опять потеряла из виду при том, что она никуда не девалась. Излишняя рассеянность — не самое уместное состояние, если я хочу, чтобы и со мной, и с Кирой ничего не приключилось, и никакие странные разговоры — не причина, по которой можно терять концентрацию. В конце концов, мистер Вонка в принципе слишком странный, чтобы искать в его словах второй смысл.