Коломбина

[До начала загрузки три-два-один]       Её выписали из больницы через три дня, но хлорка и лекарства въелись в кожу на всю оставшуюся жизнь — где-то в глубине души она тайно молилась, чтобы отведённого времени было как можно меньше, бессовестно меньше. Нужен отдых, нужна тишина и пыльный просвет на полу в спальне. Ирл сидел на краю кровати, долго и нудно рассматривал пустую книжную полку, пока не глянул на часы.       — Мне пора. Думаю, ты справишься. — Его рука прикоснулась к плечу, Гэс зажмурилась, ей отчего-то холодно и страшно. — Всё хорошо?       — Да, прости, я… я ещё не совсем привыкла. К тому, что всё кончилось.       — Детка, если надо, то я могу и остаться.       — Нет, Ирл, не нужно. Я действительно справлюсь.       За ним захлопнулась дверь, и мир, выстроенный с нуля за считанные секунды до его ухода, рухнул под ногами карточным домиком. Карта Джокера врезалась в кожу ноги, до струйки крови. Гэс жмурится, ей ни к чему лишнее напоминание. Главное, чтобы… [Разблокировать?]       Механический голос, сотни голосов одновременно… Головная боль. Разряд. Вопль. Страх. [Разблокировать?]       Больничная палата. Серый день. Забрала жалюзи, тонкая нить света до ножек койки, очертания фикуса в углу. Она осматривается. Катетер в вене, кардиомонитор, его настойчивый писк. Долгий. Протяжный. Остановка сердца. Она мертва.       — Птичку сгубила клетка. Нужна расправить крылья, пупсик, взлететь. Боишься солнца? Боишься опалить крылышки? Оу, малыш, больно не приземляться. Больно летать.       Красные губы, черта вместо рта, от уха до уха. Ядовитый сочный смех, ломающий палату на осколки зеркала Снежной Королевы. Осколки зеркала… Отражения зелёных волос, матовой кожи, её слез и следов на шее. Рана в груди. Рваные края. Брусничный сиропчик.       — Голову с плеч!       В отражение его руки на её шее, душат, сжимают до заветного хруста.       — гОловУ с ПлеЧ?       Чеширский кот растворяется вместе с палатой, в густом дыме — от кашля сводит челюсти — она и холодные стены. Гэс знает, что нужно идти, вперёд, пробираться через хлопья табачного дыма, на звук костра, где жгут неверную ведьму. Джокер подносит факел к хворосту, языки с хрустом заглатывают ветки, а она — ещё одна она, с растрёпанными неестественно рыжими волосами и зелёными глазами, как будто отфотошоплены криворуким мастером, — молча улыбается, влюблённо смотрит на палача, вспоминая мокрые поцелую в шею со следами пальцев.       — Хорошо горит, чертовка! Хочешь за ней? Тебе понравится. Огонь, говорят, очищает.       — Сжечь ведьму! Сжечь ведьму! Сжечь! Сжечь! СжЕЧЬ! [Разблокировать?] [Нет] [Разблокировать]       Палата. Солнце испепеляет кафельный пол. Щебет птиц убаюкивает. Гэс в панике. Третий круг ада. Сумбур. Ирл смотрит выжидающе, вглядывается в бледное лицо. Она не хочет поворачивать к нему голову, ей больно. Хрустят позвонки.       — Я думаю, что мне стоит переехать к тебе. С дядей я ещё не говорил.       — Ирл, что происходит? Я… Я уже видела это.       — Да, я понимаю, что это всё трудно принять, малыш, но так будет лучше.       — Ирл?       — Я рад, что ты согласна. Не будем медлить.       Ирл вскакивает — ей знакомы эти резкие движения, — заходит куда-то в изголовья кровати. Дверь открывается, её с ноги выбил сквозняк, кровать едет по полу, скрипит. В коридоре воняет свежей краской, таблетками и спиртом. Медсёстры с умилением провожают их взглядами и томными вздохами.       — Какая всё-таки красивая пара.       Паралич. Ей тяжело дышать, а писк превращается в истошный крик о помощи, но его никто не слышит. Довольный, дружеский смех, хлопки, в конце ослепительная вспышка нефритового света и в ожидании — смерть. Кровать срывается куда-то вперёд, несётся, проезжая мимо её квартиры на втором этаже, мимо участка полиции, мимо красивого, заброшенного особняка. В погоню вышли стайки летучих мышей, кровожадных, откусывающих от плоти по маленьким кусочкам. Кто-то называет их расточителями. Ей не больно, только слегка неприятно.       — Какой финал предпочтёшь? — Джокер нависает над ней, зелёные слизкие волосы контрастируют на фоне мрачного ватинового неба. — Обрыв? Ну, это ведь до примитивного скуууучно. Давай лучше что-нибудь эффектное. Огонь? Ведьмы должны гореть. Коломбина. КО-ЛОМ-БИ-НА! Шутов никто не любит. Они знают больше других, моя птичка. Что? Что ты говоришь? Воды? А вот и конфликт. Видишь ли, пупсик, вода не очень-то и дружна с огнём. Но ты гостья в моё микромирке, поэтому…       Больно не приземляться. Больно лететь. Безысходность. Невозможность изменить ход событий. Обречённость. Крах. Хлопок о воду. На дне малахитовая шкатулка с запиской. Гэс хватает её трясущимися пальцами, вода ледяная, уносит в самую глубь, в длинные щупальца водорослей. [Осталось мало оперативной памяти. Удалите лишние компоненты. Удалите лишние компоненты] [Удалить себя?]       Дом в начале улицы. Заплаканные окна, выходящие на проржавелую калитку, завявшие цветы в клумбах, покосившийся сарайчик. Она стоит перед домом, в мокром больничном халате, сжимает в ладонях свежие маки, сорванные в соседском саду. Чуть дальше простыня летнего неба с осколочными лучами вечернего солнца, шум воды, знакомый обрывчатый уступ, срывающиеся с него мелкие камушки. Тот самый обрыв. Незнакомые голоса. Женщина в свободном сарафане, чересчур добрая для сбившегося сознания.       — Так, Агэссия, если ты сейчас же не зайдёшь домой, я выпорю тебя вот этой лозой, — в тонких мозолистых пальцах длинный прутик. Гэс громко сглатывает, она узнаёт детский страх.       — ХорОшО, маМОЧКА! — Её голосовые связки порвались, голос неестественно детский, сломанный, пляшущий от баса до фальцета. Она загипнотизированная идёт к маме, чтобы получить порцию наказаний за непослушание.       — Иди в дом, приехал дядя Ховард и тётя Пруденс. И пожалуйста, — мама закатывает глаза, поддаваясь чуть вперёд. — Не выпрашивай сладостей.       Он опять ударил её. Синяк не спрятать под толстым слоем дешёвой тоналки, которая не подход под тон кожи. Гэс мечтает, что когда вырастит, то заработает много денег и купит любимой тётушке дорогую косметику. Взрослая Гэс, мокрая, в больничном халате, думает о хорошо спланированном убийстве дяди Ховарда. Взрослая Гэс знает, что случится, знает, что опоздает на двенадцать лет в своих продуманных планах.        Можешь попробовать сейчас, трусишка Гэс. Кто ожидает от пятилетней соплячки удара в спину? У меня не хватит сил. А для чего здесь я, м?       Вместо лепестков мака нож. Вместо семейного застолья крик и слёзы, лужа крови на паркетном затёртом полу, отчего-то перекошенное лицо в отражение разбитого зеркала. Гэс смотрит и не узнаёт себя, а мерзкий голосок приобрёл плоть, встал сзади, чтобы наслаждаться разыгравшейся по его милости трагедией.       Пса Ховарда нашли за домом, в кустах розы, с перерезанной глоткой. Дядя не был доволен, что овчарке дали его имя, пускай он и подарил его ещё щенком новоиспечённым родителям. Сейчас он в бешенстве, точно так же как и остальное семейство. Жалко пса.       Сначала он, пупсик, а потом уже и до дяди доберёмся! Гэс кивает, раздевая куклу — ей больше не нравится то розовое платье с рюшами, оно всё в собачьей крови.       — Тебе ведь понравилось, глупо отрицать, птичка.       — Да, но это…       — Что? Противоречит морали? Он пытался тебя укусить.       — Он игрался.       — Дядя тоже игрался, когда… [Разблокировать?] [Уже плевать]       От него пахло перегаром ежедневно, ежесекундно. Он не ел, а только заливал глотку холодной водкой, а потом шёл устраивать разнос за неубранные учебники и четверку в семестре. Удары всегда звонкие, хлюпающие, она глотала беззвучно слёзы, потому что нытье его раздражало ещё больше. Ещё его раздражала зажатая в руках ткань майки, тихое «нет» и… [Удалить] [Удалить] [Удалить] [Удалить] [вЫ ДействИтельНо ХотиТе удаЛить ЭТОТ фАЙL¿]       Пустота. Знакомая черничная банка с этикеткой «Не открывать. Просрочено».       — Мы рождаемся с ошибкой в файле, Агэссия. Повреждение остаётся с нами до самой смерти. Признай это, признай это, малышка, и я обещаю, что станет легче.       — Признать, значит встать рядом с тобой, Джокер. Это не та плата…       — Что плохого? ГэС? АгэССия? Хочешь удалить весь файл? [Действие не может быть выполнено, так как этот ФаЙл открыт в другой программе]       Ошмётки красного, синего и золотого сшиты вместе, подол платья оголяет щиколотку. Гэс проводит рукой по шершавой маске, ухмыляется. Полицейские машинки под ногами напоминают детские игрушки, а мертвые тела сложены в оскорбительное слово. Джокер так сильно прижимает её к себе, что под напудренными пальцами остаются фиолетовые следы. На нём чёрная атласная рубашка, скользкая и холодная. Она видит бледную руку на его груди, чувствует её, будто… Это её рука. Преданный взгляд на своего хозяина. Ведьма и палач.       — Поджигай, Фрост!       Оскорбительное слово — послание всему Готэму — пылает оранжевым и красным, а Джокер хохочет в унисон Гэс. Нет, птичка. Коломбина. [Открыть файл «Коломбина»?] [Нет] [Удалить файл «Коломбина»?] [Пользователь заблокировал файл «Коломбина». Повторить попытку?] [Пароль] [Неверный пароль] [Идёт загрузка программы от пользователя Joker. Завершение загрузки через три-два-один]