The Neighbourhood — Leaving Tonight
— саму, быстро, помоги ей, — наоки торпедой выскакивает из гримерки, оставляя вас наедине с парнем, как будто издеваясь хлопает громко дверью и поднимает всю лежащую неделями пыль с полок. в ладонях распадается длинная белая лента и ты не можешь не смотреть на нее. кружевная, она словно создана для украшения свадебных платьев. чистых, красивых, как сами чувства, пробудившиеся в полную светлую луну пару лет назад. пряные, как нотки китайского чая, который привозит твоя сестра из поднебесной и вечно талдычит о том, как же он превосходит хваленые плантации вьетнама. часы слишком громко тикают, выедая тяжелую атмосферу ужасающей тишины под корень и ты сминаешь в чуть трясущихся руках атлас, проклиная его в ту же минуту. его, белое платье, луну, на которую порой так и хочется волком выть и по-настоящему, до отвратительных коликов в животе, горький чай. тебе кажется, что твое тело потряхивает, словно ты в эпицентре урагана, но быстрый взгляд в зеркало говорит о том, что единственное торнадо происходит где-то в глубине души. оно разрушает все подчас построенное спокойствие, пылью оседающее и забивающее глотку последние полтора года. осаму, кажется, и сам не торопится сейчас же прибежать и начать выполнять поручение наоки; ты не смотришь в его сторону, но чувствуешь, как его взгляд выедает в тебе дырку и искренне жалеешь, что просто глазами убивать нельзя; проснувшееся забытое чувство вины и стыда делает это очень медленно и мучительно. — нужен шнур, этой лентой у нас не получится, — ты вздрагиваешь, когда его бархатные голос обволакивает стены небольшой пустой гримерки и отстраненно киваешь, пытаясь унять сердцебиение. и все-таки голос братьев похож, этого не скроешь. — переодевайся пока в сценическое, я найду подходящий. громко судорожно выдыхаешь, стараясь унять дрожь, когда слышишь отдаляющиеся шаги в угол к комоду и скрип открывающейся крышки. платье, которое ты натягиваешь уже за ширмой, в трясущихся руках так и сползает вечно с плеч, не желая крепиться на теле и ты отчаянно шипишь, угрюмо глядя в свое побледневшее даже без тонны пудры лицо. почему не ушла после того случая? потому что любишь и ни за что добровольно не откажешься от работы мечты. осаму тоже от нее не откажется, хоть и пожалеет трижды, но так и будет вечной тенью наседать в закулисье, глядя на счастливые улыбки актеров, собирающих цветы у сцены. именно из-за любви к искусству, хоть и с разных сторон театрального занавеса, тебе сейчас и приходится морщиться от привкуса крови на внутренней стороне щеки и ругаться на свой собственный сильный прикус. — придержи на плечах, — ты вздрагиваешь уже громко и твои огромные глаза осматривают с укором отражение в зеркале. осаму хмыкает довольно тихо и незаметно, а затем тянется к молнии у поясницы платья, вытягивая ее вверх. зеркало становится вашей преградой в переглядках, а холодная застежка пробивает в спине небольшую волну мурашек. отвратительно. ты задыхаешься от горького привкуса стыда, смешанного с кровью и отводишь взгляд на деревянную раму, проигрывая негласный раунд. мия цокает и резко дергает язычок вверх, полностью застегивая платье, накрывая белой тканью выступающие лопатки. — красивое платье, — ты уверена, что в его голосе сквозит ирония. свадебное, для финальной сцены счастливого брака и длительной любви, где в конце герои будут жить долго и счастливо, умрут в один день и все будут слагать легенды об их любви. и оно тебе так идет, словно сшито для твоей фигуры. к горлу подступает комок и перекрывает голосовые связки, потому что когда ты собираешься открыть рот, ни единого звука предательски так и не доносится. осаму нервно закусывает губу, словно спохватившись, быстро кивает, скидывая упавшую челку с глаз: — прости. просто вспомнилось. то платье тоже на тебе красиво смотрелось. — оно было совсем другое, — в воздухе стоит примесь духов от шанель и запах треснувших теней для глаз; освещенная комната сокращается до полумрака за ширмой, где в отражении за спиной стоит человек, имеющий особое значение для тебя и приносящий определенную дозу боли. — оно ведь было красным. — да, — он отстраненно усмехается. — тсуму любит ломать рамки привычных канонов, — ну вот вы и доходите до самой неприятной темы разговора. ты стыдливо прикрываешь глаза и мечтаешь скрыться, провалиться сквозь землю, раствориться в тумане или хотя бы стать свежей утренней росой. воспоминания подступают медленно и внутри разрастается борьба самоненависти и чувства стыда. атсуму и осаму близнецы. и тогда уверенность, что похожи они не только внешне, вселяла надежду о неплохом совместном будущем. атсуму растерял последние остатки спокойствия и пару бутонов роз, когда ты наконец-то ответила ему взаимностью, а потом еще с неделю донимал с благодарностью своего брата за то, что тот вас познакомил. атсуму был влюблен в тебя и выглядел по-настоящему счастливым, а ты была уверена, что лишь идентичная внешность с человеком, в которого влюблена уже ты, спасет шаткое положение чувств этого неправильного треугольника. корсет чувствуется даже через тонкую ткань платья и ты делаешь глубокий вздох перед тем, как обхватить собственную талию. руки парня машинально проходят по закрепленному поясу, очерчивая границы фигуры, легонько вдавливая в талию шершавые пальцы. взгляд серых глаз упирается в отражение куда-то в район твоих ключиц и ты нервно теребишь юбку, украшенную вшитыми бусинами. смотреть куда угодно, но не в глаза осаму. смотреть на потолок с паутиной, на разбросанную косметику, на мерцавшую лампу. думать о своем питомце, о маме, о забытых конфетах в кармане пальто, о незакрытой пару лет назад сессии, о вьетнамском чае сестры и китайском тоже... — с ним все хорошо? — ты выдыхаешь эти слова с последним воздухом в легких и на лице парня проявляется удивление. он отрывается от подготовки и, придерживая пояс на твоей талии, выглядывает в зеркало, намереваясь снова встретиться с твоими глазами. на лбу образуются морщинки и хочется заметить, что хмуриться осаму совсем не идет. — лучше, — жмет плечами и опускает голову, втягивая в кольца серый шнурок. ты напрягаешься всей спиной и закусываешь нижнюю губу. о чем-то надо было говорить, потому что тишина убивает, но все темы, которые приходят в голову казались до ужаса абсурдными, глупыми или совсем не теми, о которых стоило говорить. — расслабься, он чувствует себя лучше с тех пор, как ты бросила его на алтаре и сбежала. — можно было бы и не говорить об этом вслух, — щеки горят от смущения, глаза бегают в разные стороны. кожа изнутри саднит и привкус металла во рту обжигает. новый магазинчик с мороженным через дорогу, агата кристи, скидка на краску для волос, новый альбом любимой группы, скорые выходные... — прости, — тяжело дышать - саму затягивает медленно корсет, оставляя лишь небольшое пространство для вздохов. жарко. волнительно. ужасно. — придержи бюст, пожалуйста. через декольте изнутри, скрещивая руки, ты начинаешь придерживать грудь. полтора года назад криста так сильно перетянула эти ленты, что, сбежав с праздника, за огромное счастье было в первую очередь стянуть неудобное красное платье и отбросить его в сторону, а уже потом осознать, что ты натворила. осознала тогда ты лишь пару очевидных вещей. к сожалению, атсуму похож на своего брата лишь лицом. в этом нет его вины, но страдал он в те дни именно из-за того, что родился с одинаковым, мать его, лицом. из-за тебя. дыхание обжигает шею, когда осаму приближает лицо ближе для шнуровки. и в этот момент ты не можешь сказать, что сердце вновь замирает, перестает биться или проваливаться в живот. не можешь сказать про ставшими ватными ноги, вспотевшие ладони или ту раздражающую вспышку в животе. про резкое головокружение или тяжесть в глазах. классный чихуахуа у соседки, новая тоналка, письма от фанатов, автопортрет, подаренный другом, приближающееся лето, пляжи испании, красивый спасатель с рельефным торсом... ты вздрагиваешь в очередной раз и в недоумении смотришь в зеркало, хотя для того, чтоб почувствовать тепло на своей ладони, глаз не нужно. мия несильно сжимает твою ладонь в своей и быстро отступает. — не знаю, о чем ты сейчас думаешь, но перестань изводить себя и называть сукой отражение в зеркале. ошибки случаются у всех. переживаешь за тсуму - ему лучше, он не сахарный. полтора года прошло и было бы слишком высокомерно думать, что он будет убиваться по человеку столько времени. покрутись, я посмотрю. ты с опущенной головой делаешь пару оборотов и мия удовлетворенно кивает, разглядывая готовую работу. говорит правду или только утешает? атсуму был действительно влюбленным до черта, но каждому человеку нужно свое время для принятия неизбежного. ты приказываешь сердцу дальше перекачивать кровь, но оно совершенно не слушается и бьется так сильно, словно у тебя аритмия. хочется отплевать кровь и прикрыть глаза, потерявшись в пустоте. черт. как выступать, когда тебя трясет внутри, эмоции приходят ударами молний прямиком в голову. как сосредоточиться, когда... — зрители тебя ждут. и наоки, кстати, тоже, — взгляд и ухмылка ровно как у атсуму. он знает. знает, что так ты смотришь и смотрела всегда только на него и все равно продолжает делать это. к горлу подкатывает новый ком нежданных слез, но ты сдерживаешь его и отстраненно киваешь. ты ведь тоже не сахарная.by qierita