***
Ближе к полудню, когда Дауд допил уже вторую чашку кофе, (отвратительного и терпкого, как оказалось, не потому что он давно не пил горячего и не потому что Каллиста плохо его готовит) Тиг Мартин, мягкой поступью вышедший с лестницы, нарушает его сосредоточенность, за тем же самым местом у бара. — А, вот вы где… Дауд. Эбнер был прав, — подмечает смотритель, когда останавливается рядом с ним. Плечи Тига расправлены, спина ровная, но он не выглядит напряжённым. Лицо спокойное, можно даже сказать нейтрально-дружелюбное, но его форма Аббатства придаёт этим красками новый смысл — подозрительный и опасный в глазах Дауда. Меченный не жалует Обывателей. Его чёрный сюртук с золотой обшивкой и трезубцем в полукольце на рукавах выглядел слегка неухоженным. Тиг определённо следил за внешностью как мог, в их относительно комфортном положении. — Или мне лучше обращаться к вам «лорд-защитник»? — его голос полностью соответствует лицу. Мартин странный и определенно необычный — это все, что человеком со шрамом заявить с точностью. Интересно, он всегда такой? И все ли простые смотрители такие? — Как вам будет угодно, — Дауд отвечает немного вяло, но отстраненно. Даже не смотря на выпитый кофе, малое количество сна и резкий прилив адреналина, превратили его в выжатый переспелый лимон. А что до обращения: ему действительно было все равно. По крайне мере сейчас. — Хорошо, Дауд, — Тиг сделал свой выбор с лёгкой ухмылкой. — Хэвлок хочет с тобой поговорить. По поводу Соколова, — лорд спокойно встаёт на ноги, вновь посмотрев на Мартина. — А что с ним? — Сам узнаешь. Адмирал у себя в кабинете, — подсказывает смотритель и тут же не спеша уходит. Дауд провожает его взглядом вопль до того, как силуэт не скрылся за поворотом чёрного выхода, лишь после этого направляясь к Фарли. Поднявшись на второй этаж, он встречается с Эбнером, что идет ему на встречу. Тот так же выглядит заспанным, но в тоже время задумчивым. Он глубоко вдыхает, когда замечает (или скорее чувствует) меченого рядом с собой. — Доброе утро, — здоровается офицер с привычной улыбкой. — Скорее «добрый день», — подмечает лорд, огибая его в коридоре. Телохранитель по инерции делает ещё два шага, пока странное чувство неправильности не вскипает внутри. Дауд останавливается и оборачивается, изучая офицера взглядом. Эбнер так и не сдвинулся с места, разве что повернулся в его сторону. Что-то в его виде смущает серконца. Нечто изменилось, но он не может понять, что именно. Кажется, все было прежним. Те же чёрные волосы, закинутые назад и достающие кончиками до плеч, та же рубашка, офицерские брюки и военные сапоги до колен, тот же мягкий взгляд из-под тонких бровей и шрам на губе. Лишь через несколько секунд он понимает, что Эбнер перебинтовал свою левую руку, подобно тому, как это сделал Дауд. — Что? — Грир застывает под его вниманием. — Что с рукой? — вопрос риторический. Они оба знали ответ, но промолчать защитник не мог. Это был вопиющий случай неоригинальности. — Я неудачно встал сегодня утром, — Эбнер описывает «повреждённой» конечностью небольшой круг перед собой, словно пытается сбросить внимание, точно надоедливого жука. Дауд фыркает вместо смеха или прежде чем переключить тему: — Ты только что был у Хэвлока? — Да, — кивает офицер. — Он сказал, что кто-то завёлся в катакомбах под пабом, так что нужно с этим разобраться, — поясняет тот. Между ними ненадолго повисла пауза. Грир сосредотачивается на невидимой точке где-то перед собой, после чего машет Дауду рукой, мол: «потом поговорим», и идет дальше по коридору к лестнице. Лорд, ещё немного постояв, молча продолжает свой путь к кабинету морского волка. Он стучит несколько раз, прежде чем войти. — Вы хотели меня видеть, адмирал? — спрашивает меченый, приоткрывая дверь. Хэвлок, как и обычно, стоит у своего стола, но на этот раз занимая место Мартина ближе к выходу. Он упирается в мебель пальцами, смотря в его сторону. — Дауд. Да, конечно, заходи, — подзывает Фарли. Лорд аккуратно проскальзывает в комнату, закрывая за собою дверь. Он делает несколько шагов вглубь и останавливается возле центра свободного пространства у входа, недалеко от хозяина помещения. Отсюда ему хорошо видно рабочий бардак на столе. Зарисовки, чертежи, старые записи из газет, прикреплённые к бумагам с заметками разных почерков — мягкие изгибы лорда Пендлтона отчётливо выделяются на фоне почти печатных букв Тига и маленьких резких линий Хэвлока. Некоторые из них — бывшие союзники Лорда-Регента — отведены и грубо зачеркнуты, некоторые — неизвестные ему лица — прикрыты и никак не помечены. Рука Фарли, резким движением собравшая бумаги, заставляет гостя поднять взгляд на лицо. — Я хотел поговорить с тобой по поводу Соколова. — Да, Мартин сообщил мне, — кивает Дауд. — С ним что-то случилось? — Он очнулся пару часов назад, но как бы я не пытался поговорить с ним, Королевский доктор упирается любому слову, и несёт какой-то несуразный бред. Мы обещали выпустить его, если… — Вы что? — перебивает меченый случайно и грубо, словно учитель, выловивший в словах ученика волнующую его деталь. Мужчина задумывается, вспоминая вчерашнюю ночь, когда он был не в духе поддерживать хоть какой-то разговор, и когда ноги, точно дети малые, умоляли его уже лечь спать. Он помнит лишь отрывки: как говорил с офицером, как видел Пьеро, но… он не помнит, что адмирал и смотритель делали с Соколовым. Помнит воспоминание лишь о том, что они пообещали позаботиться о нем. — Вы что, заперли его на арене? — с долей скептицизма догадывается Дауд, складывая руки на груди. — Да, — Фарли не меняется в лице и тоне, явно уверенный в правильности своих действий. — Зачем? Я же говорил вам: он не причастен к делам Хайрема. — Он разрабатывал для него оружие и защиту. Теперь Дануолл кишит его световыми стенами и электрическими столбами. Да и к тому же, откуда тебе знать, что он сказал тебе правду? — аргументирует свою позицию адмирал. Но его слова звучат в голове лорда как бред. Дауд слабо хмурится от самоуверенности его поведения. Конечно, сомнения ко всему грызут его и сейчас — именно сейчас, по отношению к позиции Фарли — и какой-то долей разума Крамер наводил аргументы за эту теорию. Но главной помехой в этом был факт их долгой дружбы. Смерть Джессамины бесспорно повлияла на него и на его взаимоотношения со всем миром, но кредит доверия к Соколову был заметно больше, чем у любого из Лоялистов. А уж тем более больше, чем к сладкоречивому военному в отставке. — Во-первых, — слово спадает с уст Дауда слишком резко, отразившись на чужом лице настороженной агрессией, — я привез его сюда не только потому, что ты об этом попросил и уж точно не для того, что бы ты запирал его в клетке. Регент с него девять шкур спустил бы за труп любовницы в его оранжерее, даже, если бы Соколов был не причастен к этому. А он был. Антон сам привёл Вейвертли в мои руки. Во-вторых: он разработал бы оружие любому, кого хорошо знает и кто хорошо заплатит. Надеюсь, мне нужно пояснять к скольким опасным вещам он приложил руку. И к скольким был бы причастен, не скажи ему императрица Джессамина «нет», — оппонент молчит, со скрытым — хорошо, но не достаточно — скепсисом в глазах и напряжённой челюстью. Крамер чувствует как раздражение от поступков других людей ноет в затылке. — Я знаком с ним намного больше твоего. Вот откуда мне знать, — Дауд говорит спокойно и мягко, но слова все равно задевают собеседника. Фарли мрачнеет на глазах. — Возможно, ты и прав, — признает морской волк, спокойно и с явной неохотой. — Как не крути, но Антон все равно был союзником Регента. Возможно, — адмирал останавливаясь, перебирая слова. — ты, пожалуй, прав. Я переусердствовал с осторожностью. Ты понимаешь, ради императрицы, — Хэвлок отступает окончательно, но все равно пытается защитить себя. — Я нашем деле нельзя переусердствовать с осторожностью, — подмечает Дауд, поддерживая проигравшую сторону. — Я поговорю с ним. Попробую успокоить нрав. Думаю, он согласится помочь нам, когда успокоится. — Хорошо, — Фарли подаёт ему ключи. — Сейчас с ним беседует Тревор. — Бездна, — тихо шипит Дауд, в то время, как адмирал продолжает: — Приведи доктора Соколова ко мне, когда закончишь. Я задолжал ему извинений. И, если встретишь Мартина, передай ему, что бы он тоже пришёл, — Дауд молчит, перебирая ключи в руке. Он кивает и как только собирается уходить, Хэвлок говорит: — После этого начинай готовиться к отплытию. Сегодня мы должны покончить с тиранией этого ублюдка. — Сегодня? — удивляется Дауд. Они только этой ночью выкрали Королевского Лекаря из-под носа правительства! — Чем раньше мы нанесем удар в самое сердце, тем меньше противник будет этого ожидать. Мы рассчитываем на тебя и… твоего друга, — кивает Фарли. Серконец отвечает тем же и покидает комнату. Хэвлоку определенно не понравился его тон, но тот его заслужил, так как сам творит глупость. Ему не понравилась собственная оплошность. Дауд мог понять все это, пусть он и был недоволен. Лучше будет не трогать Хэвлока какое-то время. Лорд спускается на первый этаж, задумчиво перебирая ключи, и замечает Тига у дверей арены, как только выходит во двор. Смотритель так же увидел его со своей позиции и сопровождал взглядом весь путь к себе. — Хэвлок хочет тебя видеть… — спокойно говорил Дауд, останавливаясь рядом. Фанатик уставился на него, немного вскинув брови. — …снова? — предполагает лорд, немного наклонив голову. — Снова, — подтверждает Тиг, опуская руки. — Я так понимаю, его эго все же было задето, — предполагает он с небольшой ухмылкой. Дауд кивает. Смотритель хмыкает под нос и уходит. Меченый следит за ним примерно до половины пути, после чего заходит на арену. Монотонный бубнёж младшего Пендлтона он разобрал, как только открыл дверь. — Вы уверены, доктор Соколов? Я готов заплатить вам, — его голос усталый, безнадежный и совсем не высокомерный. Даже напротив, может показаться, что он уговаривает его ответить. — Лорд Тревор Пендлтон, мне сейчас не до собственных картин. Пройдите ко мне с этим предложением когда-нибудь потом, — кряхтит Соколов в ответ и тут же поворачивает голову, встречая пришедшего. Тревор поступает так же. — Лорд Пендлтон, доктор Соколов, — приветствует их Дауд. Аристократ вздрагивает, когда он останавливается рядом. Мужчина все ещё одет в свой молочный костюм, но выглядел намного хуже с того далёкого раза, как они оставались один на один, вне компании Хэвлока. Он казался более худым, пиджак практически висел на его плечах, и бледным, почти больным. Вытянутое лицо стало меньше, а темные круги больше. — Бездна всемогущая, — Соколов разводит руками, — наконец-то нормальные люди, — бурчит Антон. Дауд перестал рассматривать стоящего рядом Пендлтона и вновь обратил внимание на заключенного. Тот совершенно не изменился в своих повадках, пусть и находился сейчас в не самой комфортабельной и дружелюбной обстановке. — Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Это довольно сильное снотворное, — серконец немного хмурится. Он хорошо знаком с действиями боевых снотворных дротиков. — Побочные эффекты будут действительно ещё несколько часов, но яд уже закончил свое действие, — выпалил доктор, кажется, рефлекторно. — Кстати, — Соколов недовольно складывает руки на груди. — Что это за представление, Дауд? Теперь так ты ведешь дела? Подобно тому убийце, которого ты принял под свое крыло? Или ты надеялся сохранить конфиденциальность своего местонахождения и надеешься, что я не узнаю «Песью яму»? — Прости. Я забыл, что ты завсегдатай всех Бездной забытых пабов в городе, — язвит Дауд. — А если серьёзно, то так нужно было. Прости уж. — Что творится в этом городе, — вздыхает ученый. — Но, должен признать, что меня ещё никто и никогда не похищал из собственной мастерской. — Тебе понравилось? — Хм, — натурфилософ слишком серьезно задумывается над его шуткой. — Если это ты был ответственным за тот взрыв, то я разочарован. Ты мог бы придумать что-то и получше этого, — Дауд цокает языком, сдерживая улыбку. Немного обидно, даже несмотря на то, что идея принадлежала Томасу. — В скором времени мы отправляемся к лорду-регенту, так что вскоре ты сможешь вернуться к своей работе, — заявляет Дауд, уловив междустрочное желание Соколова не покидать свое гнездо надолго. Мастер не любил, когда его отвлекали от работы. — Хэвлок уже заходил к тебе, верно? — спрашивает лорд-защитник, подходя к двери арены и открывая её. — Твой друг адмирал-в-отставке? Да, заходил. Пытался выдавить из меня какую-то информацию по поводу Берроуза. Конечно же я ничего ему не сказал, — Пендлтон кряхтит что-то из-за спины. — Даже если бы знал. — Он хочет видеть тебя. Объяснится, — Соколов выходит из клетки и взгляд Дауда ненадолго остановился на том месте, где всего день назад сидел ещё один плененный китобой в серой накидке. Его и след простыл. Интересно, что Лоялисты сделали с ним? — Ему придётся хорошенько постараться, — заявляет Антон. Дауд только вздыхает, ведя доктора за собой. День продолжает быть плохим.***
Чутье его не обмануло. Взвинченное настроение Королевского доктора, усугубилось тем, что в числе Лоялистов состоял Пьеро. И даже несмотря на то, что механик тактично закрылся на своей территории, взаимодействие этих двоих можно было свести к минимуму обычным игнорированием, Соколов все равно добрый час выносил мозги. А Дауд, как единственное достаточно знакомое ему здесь лицо, вынужден был это слушать. Брошенный своими подмеченными (Эбнер взял Томаса с собой проверять, что же там такие случилось в канализации), он время от времени давал Соколову отпор в его однобоких суждениях, уговаривая либо не обращать внимание на другого натурфилософа, либо забыть дурацкие обиды. С каждой минутой его голова кипела все больше, в какой-то момент меченый начал чувствовать как пульсируют вены на висках. Дауд был не в состоянии спорить с ледяным упорством Антона прямо сейчас. Он сдерживал себя, чтобы не сорваться на него. Это то, что нужно было ему меньше всего. Именно поэтому как только у него появилась возможность скинуть Антона на Хэвлока — неудачно вышедшего на свою практику стрельбы — Дауд так и сделал, скрывшись наверху. С тяжким вздохом он опустился на край кровати. Тишина — без шагов, скрипучих досок и голосов — была медом для ушей. Дауд быстро привык к спокойствию рядом и смог различить негромкий шум работы из-за окна, к которому вскоре присоединились и редкие выстрелы. Голова все ещё болела. Несильно и глухо, но достаточно, чтобы при малейшем движении эту боль замечать. Мужчина откинул голову назад, в жалкой попытке склонить себя к отдыху и сну — он был готов поспать даже с кошмаром — лишь бы только мозги перестали закручиваться внутри черепа. «Близится кульминация всех решений. Твоих решений Дауд. Вскоре, фигуры сделают последние шаги. Я с нетерпением жду этого» — голос божества тревожным эхо раздаётся в голове. Мысль об этом родилась столь внезапно, что Дауд мельком задумался, ни провалился ли он в Бездну сквозь дремоту? А может Чужой сам сказал ему это прямо сейчас? Но открыв глаза, Дауд понял, что он все ещё в настоящем мире. Кульминация близко. Он имеет в виду их с Корво неизбежное столкновение или что-то другое? Может, свержение Берроуза? Но какое дело Чужому до дел людских? Кто является фигурами в его игре, за ходом которой тот наблюдает? Все носители метки? Все, достаточно знающие темную магию? Жители Империи? Весь столь необъятный мир? Вопросы наполняют воздух вокруг, и Дауду становится душно в своём одиночестве. Допустим, Чужой говорил о его главной цели сейчас — убийце императрицы. Но даже если Крамер ждёт встречи с ним, думает, предвкушает, планирует возможные — и невозможные — варианты событий реванша между Лордом-Защитником и Вороном, где-то на кончике языка крутиться и сомнение. Готов ли он? На стороне Дауда элемент неожиданности и информация о способностях противника, жажда его смерти, что не мало важно. Но что есть у Корво? Что ему известно, а что нет? Вдруг, он готов к этому даже больше Дауда? Ворон просто не может быть глупцом — он знает что однажды… — Дауд! — совершенно неожиданно для себя слышит лорд собственное имя рядом. Мужчина неосознанно сжимается, и мурашки пробежали по рукам. Он фокусируется на источнике звука. Будущая императрица стоит перед ним со встревоженным лицом. Одна рука тянется к нему в неуверенно жесте. — Эмили, — говорит он ей на выдохе, расслабляясь, — что ты тут делаешь? Разве у тебя сейчас не урок? — Дауд проводит взглядом линию на полу, прежде чем посмотреть на девочку снова. Сердце стучит в груди от испуга. Когда она пришла? Неужели он действительно не заметил её? — Каллиста принимает ванну внизу и сказала, что я могу немного отдохнуть. Поэтому я пришла к тебе. Рядом с тобой, в твоей комнате мне спокойнее… можно я буду приходить сюда иногда? Просто читать, — она аккуратно складывает руки в замочек перед собой. Дауд уже хотел ответить «да, конечно. Приходи в любое время!», но тишина в голове напоминает ему о магических узах, и взгляд невольно скользит на выделенное Томасу место. — Прости, но тебе, пожалуй, лучше будет оставаться в Башне вместе с Каллистой, — таков был его ответ. Эмили он определённо разочаровал, пусть она и старалась этого не показывать. Дауд хотел бы ответь иначе, но не мог ею рисковать. — Но раз уж ты уже здесь, — он освобождает ей немного места. — Садись, — на детское лицо тут же возвращается радость и она охотно принимает предложение. Девочка практически плюхается на матрац рядом, заставляя тот жалобно скрипнуть и мгновенно наклоняется ему на руку. При очередном выстреле из-за окна она немного вздрагивает. — В Башне живёт призрак, — заявляет она. — Поэтому я не хочу находиться там одна. — А я думал, ты уже перестала бояться их, — Дауд прикусывает губу, глотая улыбку. В детстве (ещё более раннем, чем сейчас) она боялась монстров, которых сама и придумывала. И пусть девочка всегда уговаривала маму прочитать ей что-то этакое, Джессамина отказывались. Это не приводило ни к чему хорошему. — Я и не боюсь! Просто этот… жуткий. — Жуткий? Он тебя пугает? — Нет. Я же сказала, что мне не страшно. Просто, — она на мгновение прижимается ближе. — Он наблюдает, но без глаз. Когда никого нет рядом или когда я сплю… Как все прошло вчера? — Эмили, — вздыхает лорд, заметив её внезапный перескок с неуютно темы, но девочка продолжалась говорить, не дав ему возможности, вернутся к этому: — У вас все получилось? Я хотела подождать, пока ты вернёшься, но решила, что будет лучше, если я лягу спать, — Эмили поднимает взгляд, ожидала его похвалы. Лорду понадобилось несколько секунд, чтобы прогнать гнусные мысли прочь и сосредоточиться на обычной болтовне. — Очень разумное решение, Эмили. Я рад, что ты поступила именно так. Да, все прошло хорошо и без драк. Антон не ожидал, что я прийду к нему вот так, — подмечает Дауд. Девочка резко замирает и с немым вопросом смотрит на своего собеседника. — Антон Соколов? — уточняет она с удивлением. — Он здесь? — Да, он и был целью нашего выхода в этот раз. Надеюсь, адмирал не целится в него там внизу. Но когда они закончат, уверен, Антон будет рад видеть тебя. — Он в чем-то виновен? — она забеспокоилась. — Нет. Антон хочет нам помочь. — Это хорошо. Он умный, это может быть полезно, — логичные выводы для юной императрицы. Она отодвинулась — похоже, стало неудобно сидеть так — и уперлась ладонями в свои колени, немного болтая ногами. Дауд кладет локти в свои ноги, немного нагибаясь и наблюдая за девочкой. С каждым разом он видит все больше сходство между ней и её мамой. А ведь Джессамина была примерно в этом возрасте, когда они познакомились. Подумать только, сколько лет прошло с тех пор… — Твой рисунок, — вспоминает Дауд, после заметной приятной паузы. Колдуин аккуратно повернула к нему свою голову, дабы посмотреть на реакцию. — Мне он очень понравился. Спасибо. Это был приятный подарок после тяжёлого дня, — Дауд старается правильно выразить эмоции на лице. Она улыбается ему в ответ и лишь с этим лорд чувствует, что и сам радуется от чистого сердца и надеется, что его улыбка не выглядит так страшно, как её изобразила Эмили. — Я знала, что он тебе понравится! Эбнер тоже говорил так, — заверяет подопечная. — Эбнер говорил? — Дауд задумывается над этим. — Он помогал мне рисовать в тот вечер, — объясняет Эмили, продолжая подергивать ногами в известный только ей ритм. Лорд старается представить сцену — где офицер, маленькая девочка и Каллиста трудятся над одним жалким листком бумаги — но у него не получается. Зато у него получается вспомнить кое-что. — Эмили, — он окликает её мягко. — Эбнер сказал, что ты расспрашивала его обо мне, — до этого весело улыбающаяся девочка медленно замирает.Её лицо слегка бледнеет, когда их взгляды пересекаются. Явно не ожидая такого поворота событий, леди отвернулась, пряча пристыженный взгляд где-то на краю кровати. Её брови напряглись и уши покраснели. — Только не злись, — выпаливает она со стыдом, глотая всю себя в этом чувстве. Эмили поджимает губы и подтягивает руки ближе к груди, словно закрываясь. Дауд на мгновение вскидывает брови. Какая резкая ответная реакция на одну только мысль о нарушении устоя. Раньше она вела себя иначе. Просто стыдливо прятала руки за спиной, уводила взгляд, врала, сопротивлялась. Была вредной, но все равно принимающей должное наказание. И знала о последствиях, делая неправильные вещи в большинстве случаев. Знала, что её не будут бить, только поругают или накажут чем-то неприятным, но не болезненным. Словно наказание — это часть игры. Сейчас же, точно готовилась к худшему развитию событий. Это кольнуло ему сердце. — Я не злюсь, — Дауд мягко кладет руку на её плечо, пытаясь разрядить обстановку. — Не за такую мелочь уж точно. Мне просто любопытно, почему ты не спросила меня об этом напрямую? — воспитанница повернула голову и осторожно посмотрела на него боковым зрением. — Офицер Грир сказал, что ты был заперт и одинок. Но ведь это далеко не все, верно? Произошло нечто худшее за это, — Эмили произнесла это так, словно он сейчас сорвется со своего места. — Я не хотела делать тебе больно, — добавляет она тише, опустив взгляд на пол. — Да это так, — подтверждает догадку серконец. — Но ведь ты всего лишь беспокоилась обо мне. В этом нет ничего такого, — Дауд вздыхает от отчаяния. Стоит ли рассказывать подобное ребёнку? Не будет ли это травмирующим? С другой стороны, ему действительно хотелось высказаться (он уже и забыл как это приятно), и Эмили, по его мнению, была единственной, кому он мог доверить все это. Что-то лежащие на самом сердце. Она и сама желает знать…она должна. — Хорошо. Только никому не говори об этом, ладно? — она кивает, повернув голову к нему. — Эмили, ты ведь знаешь о Колджире? — его голос падает почти до шёпота, боясь любопытных ушей за стеной. Хотя Дауд специально проверил, где находится Томас и Эбнер, они все ещё где-то внизу. — Это самая строгая тюрьма для самых плохих преступников, — она поднимает голову выше, смотря на него с нескрываем интересом перед разгадкой столь любопытной, для неё, загадки. Девочка села поудобнее, положив ладони на матрац между ними. — Да. Берроуз обвинил меня в цареубийстве, и посадил туда, как самого главного заключё… — Но ведь, — резко перебивает Эмили, хватая его за ближайшую руку и вынуждая сесть более ровно, — ты ничего такого не делал! Ты ведь не убивал маму! — Да. — Тогда почему тебя туда посадили? Ты сделал что-то плохое? — Нет. — Не могу понять, — признается она, спустя несколько секунд. — Берроуз обвинил меня, ведь после того, как тебя похитили… там остались только я и Джессамина. Не было свидетелей произошедшего и я стал главным подозреваемым, как единственный, кто был в тот момент там. Стража подчинилась его приказу. — Они действительно поверили, что ты мог сделать это? Они знали тебя. — Не уверен. Но они просто исполняли свой долг, Эмили. Ни ты, ни я не должны винить их за это, — «по крайне мере тех, кто служит в Башне» — подмечает Дауд про себя, вспоминая, что ни один гвардеец Колдриджа, за исключением (вероятно) подкупленного не проявил к нему ни капли сострадания. — И тебя посадили лишь за подозрения? — Верно. Берроуз пытался вытянуть из меня признание в содеянном, — кивает он. — Вытянуть, — повторяет она, качнув головой, словно потешаясь над его формулировкой. — Признание в том, что ты никогда не совершал? Зачем ему это? — Он хотел избавиться от меня, но без существенных доказательств не мог этого сделать. Если бы я сознался — то развязал бы ему руки, — «правда, он мог просто подделать доказательства, но что-то ему явно помешало» — снова добавляет он беззвучно, чтобы не нагружать Эмили ненужными деталями скучной политики. Собеседница осмысливает все сказанное, рассматривая перебинтованные ладони и мягко потирая шершавую кожу, вслед природному узору. Это немного щекотно. — Все эти шрамы… Это его рук дело? — она вновь поднимает взгляд, словно бросает гарпун в душу. Лорда аж пробивает дрожь от родственных сходств. Джессамина смотрела так же, когда ранят то, что ей дорого. Разве что лицо у Эмили меньше и моложе, и глаза серконские — тёмные, но горят сильнее огня. Слишком тяжёлые для детского лица. Холодный шарик в диафрагме давит на чувство справедливости, заставляя быть честным. — Да, — короткое неуверенное слово, напуганное и одинокое, передало больше эмоций, чем хотелось Дауду. — Иногда он заходил слишком далеко в своих попытках узнать правду, — он непроизвольно напрягает ладони, и чувствует, как девочка так же надавливает сильнее. Держа его здесь, в этом разговоре, с ней. — А знак, что на руке, ты тоже получил там? Это еще одна попытка «узнать правду»? — Эмили говорит серьёзно и сосредоточенно назло коверкая форму его слов. Лишь сейчас Дауд осознал, что она и без его жалких попыток упростить и «осветлить» ситуацию поняла все так, как это было. — Нет. Это произошло уже здесь и с тем никак не связано. Метка и магия — это мой самый большой секрет и никто не должен знать о всем этом. Ты обещаешь мне никому не рассказывать? — Эмили вновь прячет взгляд на полу. — Ага, — неуверенно хмыкает она. Дауду знаком этот жест. — Ты уже кому-то проболталась? — вопрос был странным. И с сдержанный смехом, и с ужасом, и с небольшой подковыркой. Вновь поднявшись голос, не давал ни одной подсказки на то, какая из эмоций правдивая. — Каллисте, случайно… и немного. Но она, кажется, не поверила, — будь Дауд на её месте, тоже не поверил бы. Мужчина выдыхает от облегчения. — Только ей? — Угу. — Тогда этот не очень страшно, но ты все равно уже пообещала никому не рассказывать, — подмечает лорд. — Конечно. А можно узнать, как ты получил её? — телохранитель перебирает варианты, чтобы их можно было пересказать. — Я увидел странный сон о мальчике, что назвался Чужим. Он дал мне её, — девочка продолжает поглаживать пальцем его ладонь. — Разве Чужой это не то злое божество с учений Аббатства Обывателей? — Злое или не злое, сказать я тебе не могу. Как и не скажу, на чей стороне правда. Я никогда не был ни приверженцем Аббатства, ни культистом Чужого, поэтому считаю, что правда находится между ними. И каждый неправ по-своему. Но, не смотря на это, Аббатство важная часть мира многих людей, и Империи в целом. Их злить не стоит, а уж тем более моей связью с их врагом. Их стоит слушать, но в должной мере, — поясняет мужчина. Девочка слегла щуриться, словно не до конца понимая, что он хотел ей сказать. — В общем, метка — это мой величайший секрет, которым я поделюсь только с близкими или нужными людьми. Сам, — повторяет он, на всякий случай. — А можно ли мне такую метку? — на лице Эмили проскальзывает что-то среднее между радостью и хитростью. — То, как ты перемещал нас в прошлый раз было так… восхитительно, — последнее слово она выдыхает, не найдя более подходящего аналога. Дауд легко улыбается, вспоминая, что Эбнер тоже описал все это тем же словом. Совпадение ли? Несмотря на детское ребячество серконец задумывается, и улыбка медленно сползает с его лица. Дать метку Эмили? Нет, эта идея еще более безрассудная, чем дать её Томасу. Если она её получит, это только сильнее пошатнет её и без того плохое состояние, ровно так же, как и веру в него. Ведь когда девочка рядом, Дауд старается быть более весёлым и добродушным — таким, как раньше — пусть на самом деле ему не всегда хочется улыбаться. — Возможно в будущем, когда ты ещё немного окрепнешь — «и когда мир не будет катиться в Бездну семимильными шагами», хотелось добавить, но он сдержался. Будущая императрица вновь улыбнулась от уха до уха, и посмотрела на него. — Я запомню это, — говорит Эмили. — Хорошо, а то я могу забыть — мужчина игриво ей подмигивает. Не долго думая, воспитаница заключает его в свои объятия, прижимая, кажется, так близко и сильно, как только может. Не до конца зажившие раны, после вылазки в «Золотую кошку», вновь напоминаю о себе. — Задушишь! — выдыхает Дауд, аккуратно толкая её в плечи, пытаясь ослабить чужую хватку. Она немного сильнее, чем ему помнилось. Эмили ослабляет руки, но не перестаёт обниматься. — Дауд, — вновь окликает она его спустя недолгую минуту молчания, — можно я спрошу еще кое-что? — Что угодно, — вторяет мужчина. — Кто такой Томас и откуда он тебя знает? Он ведь не пришёл, потому что ты его попросил, верно? — Дауд, неуверенный в своих догадках, наклоняет голову, чтобы увидеть её лицо. Девочка так же поднимает глаза. Она выглядит… радостно и заинтересованно. — Что ты имеешь в виду? — Вопрос слишком внезапный и бесконтекстный. — Ну, он не выглядит как человек, пришедший говорить. Одежда чистая, в отличии от него самого, без оружия и сам по себе в неизвестном месте. Словно не готовится к этому вовсе. Да и к тому же, он назвал тебя по фамилии с приставкой «лорд», а ты это не очень любишь, и всегда об этом предупреждаешь в самом начале. Томас не похож на вредных вельмож, которые будут гнуть свою линию, несмотря ни на что, — подобное заявление загнало мужчину в тупик. Брови сами по себе взлетели вверх. Он неуверенно моргает, пытаясь перебрать в голове все выдвинутые аргументы, вспоминая вчерашнее. …а ведь действительно. Она права. Он даже не заметил такую мелочь, как нелюбимое к себе обращение в тот момент. А странный вид парня казался ему совершенно нормальным. Дауд выдавливает резкое «ха», после чего все больше и большое начинает странно смеяться, рокоча, как старый двигатель в разгоняющемся паровозе. Как она вообще до этого додумалась? Сама подметила и собрала факты, сложив картину в маленькой голове? Пусть её аргументы и были довольно однобокими, но мысль она уловила. — Да, — бросает он совершенно случайно. Мужчина смеётся ещё некоторое время, пока внезапное веселье не перерастает в обрывистое дыхание. Только сейчас он замечает, что Эмили выглядит растерянной, но все равно радостной и от этого сияющей и яркой, аки солнце. — Прости, Эмили. Я не ожидал, что ты подметишь все это, — он отпускает смех выдохом, возвращая дыхание под контроль, но губы все так же были изогнуты в искреннем веселье. — Да, ты права. Томас соврал тебе об этом. На самом деле, он находится здесь уже около недели, но прежде чем стать мне помощником — был племянником. — Пленником? Твоим племянником? Это из-за его внешнего вида? — Внешнего вида? — Ты разве не заметил? То, как он был одет, когда вы уплывали. Люди что… убили маму, выглядели похожим образом — Верно. Форма похожа, ибо это она и есть. Потому что он когда-то был Китобем — участником опасной группировки убийц и воров, которые и напали на нас в тот день, — Эмили хмурится. — Ты веришь убийцам матери? Почему? — её голос внезапно холодеет. — Не совсем. Мне все ещё сложно быть рядом с ним без лишней мысли, — признается Дауд, вновь понизив голос. Серконец снова проверил Тайные узы, дабы ненароком не оказалось, что блондин их подслушивает. — Но Томас говорит, что он хотел остановить это и… помнишь, что я сказал тебе, Эмили? — девочка не отвечает, дав Дауду возможность продолжить. — Люди меняются. Я верю в это, — она опускает взгляд, изучая что-то на полу. — То, что он похож на них, не означает, что он точно такой же. Всем стоит давать второй шанс. Ему стоит его дать. Я ведь пошёл с ним на задание и вернулся целым и невредимым. Во время вылазки у него было множество возможностей напасть на меня или на других людей, быть жестоким, но он этим не воспользовался. Это что-то значит. — Если ты так говоришь, — девочка поднимает взгляд и хочет казаться уверенной, пусть по ней и видно, что признает его слова она с неохотой. Это странные перепады с «холодной и спокойной» к «эмоциональной и энергичной» столь внезапны, что лорд уж забеспокоился, вызвано ли это только стрессом. Не поплыла ли будущая императрица умом. — Эмили, если ты не хочешь ему верить, если он тебе не нравится, ты не должна терпеть его компанию. Мы все поймём и примем твой выбор. — Но ведь ты терпишь, — возражает девочка. — Взрослым часто приходится работать с людьми, которые им не нравятся. «Держи друзей близко, а врагов еще ближе» как говорит одна старая поговорка. — Ты считаешь его своим врагом, несмотря на то, что он хочет помочь? — Дауд тяжко вздыхает. Каждый раз, как мысли или разговоры заходят об этом парне, они неизменно перерастают в бесконечное перекидывание аргументами. Потому что Томас — это чёртова загадка-ключ, взявшаяся из ниоткуда, и, вероятно, в конечном итоге вернувшаяся в никуда. И может Дауд и рад, что с его помощью они смогли многое узнать, но это не означает, что лорда не раздражает его извечная загадочность. — Сложно сказать, — признается мужчина. — Но, — он снова останавливается, — нет. Врагом я его точно не считаю, — Эмили не отвечает ему. Дауд прижимает её голову к своей груди, смотря на выход, словно кто-то вот-вот должен оттуда появиться. Несмотря на всю скептичность и осторожность, что он проявляет по отношению к китобою, назвать Томаса «врагом» Дауд уже не мог. «Вынужденный союзник» — пожалуй, будет корректным. — Подумай над этим, — просит он, немного повернув голову в сторону, словно это движение могло помочь девочке лучше слышать. — Я уверен, ты поймешь. Ты ведь такая умная, — Дауд сглатывает горечь на конце языка. «Мама и папа бы гордилась тобой» — слова, что ему не хватило духа их произнести. Время внезапно потеряло привычных ход. И лишь когда лорд понял, что больше не чувствует головной боли, а так же услышал приближение одного из связных, он вновь вернулся в реальность. Резко поднятая голова встревожила Эмили, которая то ли закрыла глаза, то ли задремала в его руках. Они медленно прекращают объятия и мужчина встает на ноги. В комнату заходит Томас, чей вид после их утренней стычки не изменился. Вместе с ним на чердак приходит и песня рун, которые парень прижал ближе к себе. — Простите я… — поспешно начинает он, заметив Эмили, и делает шаг назад из вежливости. Дауд останавливает его, подняв ладонь. — Нет, заходи, — приглашает лорд, . Блондин исполняет просьбу, аккуратно посматривая на девочку, словно она сейчас достанет нож и нападет. — Вы уже закончили? — спрашивает серконец, поочередно смотря то на Томаса, то на две поющие руны. — Верно. Все чисто, сэр. Это были всего лишь какие-то бездомные, решившие устроить тут… тайник. Нам пришлось их прогнать. — Тогда собирайся, мы идем заканчивать все это, — Дауд кивает в сторону места юноши, где тот, как ему было известно, хранил свое обмундирование. — Мне нужно пересказать все это адмиралу, сэр. — А Эбнер? — Упал в сточные воды и поэтому сразу решил запереться в ванной, — поясняет Томас. Да, лучше не разносить запах гниющей воды по всему пабу. — Ладно, иди. Хэвлок внизу, на площадке, — очередной выстрел тут же подтверждает его слова. Блондин снова посмотрел на Эмили, что неотрывно молча и не шевелясь, наблюдала за их разговором и протянул ему руны. Парень кивнул, покидая их. — Вы снова уходите? — тихо спросила Эмили, проследив за уходящим, и подав голос, только когда они остались одни. — Верно. Пришло время забрать наш дом обратно, — Дауд присаживается рядом, рассматривая костяное изделие. Воспитанница так же посмотрела на резную кость, с чернильной меткой бога на ней. — Знак похож на твой, — подмечает Эмили, прикоснувшись к вырезанным линиям. — Смотри, — Дауд усмехается и фокусируется на объектах в своих руках. Он вспоминает как первый раз поглотил магию. Тогда, в канцелярии верховного смотрителя. Он почувствовал, как метка жжет его кожу, и как три голоса (две, что принес их Томас, и один, что хранился в его тумбе со святилища), заточенные в белом камне, резонируют друг с другом внутри каждой косточки тела. Дауд глубоко вдыхает, приоткрывая глаза. Метка светится сквозь повязку, и дымится сине-жёлтым туманом. На мгновение голоса ударили в его голову, вызывая темноту и писк в ушах. Вес в руках мягко растаял, когда знак сильнее прежнего засветился, прежде чем окончательно потухнуть и окунуть его в холодную воду новых сил. Ещё с минуту Дауд приходил в себя. В этот раз эффект артефактов был сильнее. Вероятно потому, что их было больше. — Вау! — выдохнула Эмили, привлекая его внимание. — Удивительно! Что это было? А ты можешь повторить это ещё раз? — она схватила его за ближайшую руку, требуя к себе большего внимания. — Прости, пока это все, — Дауд пожимает плечами. Эмили теряет немного энтузиазма, но, похоже, все равно осталась довольной неожиданным шоу. — Ты помнишь, — говорит лорд утверждая, — это наш секрет. — Наш секрет, — кивает Эмили.