На краю обрыва

Норман сделал последний мазок и довольно улыбнулся. Ещё раз оглядел своё творение. По его собственному мнению, картина получилась очень даже хорошо. Ну конечно, а как же иначе? Он ведь на неё кучу времени потратил. Каждый день рисовал после школы, старательно выводил каждую линию, каждую деталь. И ведь его старания не прошли даром. По крайней мере, он сам остался доволен проделанной работой. «Интересно, а Эмме она тоже понравится?» — подумал про себя Норман, разглядывая холст. Он любил рисовать. Занимался этим ещё с раннего детства, когда не было даже и намёка на шизофрению. И ведь у него вполне неплохо получалось. Учительница по изобразительному искусству часто хвалила его. Говорила, что у него есть огромный потенциал. Норману было приятно слышать подобное, ведь дома мама не говорила ему таких слов. Никогда. От неё чаще прилетали упрёки в том, что он испортил ей жизнь и что лучше бы она его не рожала. Норману было больно и неприятно слышать такое от родной матери, поэтому он старался лишний раз не попадаться ей на глаза, чтобы не провоцировать. Но вот зато в школу он ходил с большим удовольствием, ведь там была добрая и ласковая миссис Кейт, которая всегда хвалила его. Норман просто обожал её уроки, и потому с особым воодушевлением шёл в школу в те дни, когда они стояли в расписании. Хотя бы там он находил отдушину, хотя бы там его любили. Вот только счастье продлилось недолго. Единственное, что действительно радовало Нормана в последние несколько лет, — это то, что он до сих пор умел хорошо рисовать. Даже пребывая в психушке целый год, он совсем не растерял этот навык. Во многом благодаря доктору Паркеру. Его назначили лечащим врачом Нормана, когда прошёл всего лишь месяц с того момента, как его положили в психушку. Доктор Паркер, по слухам, был хорошим специалистом, и как раз очень любил детей. В этом Норман убедился в первые же дни работы с ним. Этот человек, в отличие от других врачей, был улыбчивым и доброжелательно настроенным. А ещё он принёс ему конфетку. И именно благодаря этому человеку Норман не просто сохранил навык рисования, но ещё и усовершенствовался в нём, что и было видно на примере нарисованной им сегодня картины. — Норман, просыпайся, — дверь вдруг отворилась, и в комнату заглянула мисс Изабелла. Заметив, что Норман не спит, она удивилась. — Ох, ты уже встал? И когда только успел… — Я проснулся раньше подъёма и решил порисовать, — объяснил ей Митчелл. На самом деле, он и сам не заметил, как быстро пролетело время. Казалось, ещё недавно за окном было темно, а теперь уже поднималось солнце. Он видел его лучики сквозь маленькое окошко, которое находилось на самом верху. — Ох, правда? Покажешь, что ты нарисовал? — мисс Изабелла добродушно улыбнулась и подошла к нему. Она уже привыкла к тому, что он просыпается раньше всех. Это, в каком-то смысле, была его особенность. Но всё равно иногда она удивлялась, когда видела, что он уже не спит, и его это даже несколько забавляло. — Конечно. Вот, посмотри, — Норман засиял от счастья и подозвал её к себе руками. Ему уже не терпелось показать своё творение хоть кому-нибудь. А маме — особенно. Он всегда показывал ей свои рисунки одной из первых: желал услышать её похвалу. Когда мисс Изабелла подошла достаточно близко, Норман повернул мольберт к ней. Первое время она стояла на месте и ничего не говорила. Её лицо постепенно вытягивалось от удивления. Эта картина, мягко говоря, шокировала её. Хотя, «шокировала» — это слишком мягко сказано. Норман нарисовал нечто странное. Это можно было бы спихнуть на шизофрению, если бы не содержание самой картины. Первая её часть была абсолютно чёрная, мрачная и серая. Больше всего пугало то, что в самом низу находился Норман, тянущий руку куда-то вверх. Он выглядел отчаявшимся и как будто кричал что-то, как будто бы кого-то звал. Вторая же часть картины была диаметрально противоположная — светлая и яркая. А в самом верху находилась Эмма. Только она выглядела странно. Норман почему-то изобразил её в виде ангела с большими белоснежными крыльями и сияющим нимбом над головой, облачённого в белую сорочку. Она улыбалась ему и тянула руки, словно хотела обнять. А он всё никак не мог до неё дотянуться. Норман ждал реакции. Он видел, как изменилось выражение лица мисс Изабеллы, и это начинало его волновать. А вдруг ей не понравилось? Вдруг он плохо нарисовал? Если это действительно так, то и ангелочку тоже не понравится. А он этого не хотел, поэтому начал нервничать. Он даже стал перебирать пальцы. Он всегда так делал в стрессовых ситуациях: это обычно помогало успокоиться. Но только не в этот раз. — Что-то не так? Тебе не нравится? — не выдержав повисшего между ними напряжения, взволнованно спросил Норман. Его голос звучал грустно. Да и он сам выглядел не лучше: руки мелко подрагивали, нижняя губа дрожала так, будто бы он вот-вот готов был расплакаться. — Нет-нет, это очень… красиво, — с небольшой заминкой ответила ему мисс Изабелла, натянув добродушную улыбку. Норман, кажется, не заметил нервных ноток в её голосе. Он с облегчением вздохнул. Её слова заметно его успокоили. Он уже подумал, что и правда нарисовал что-то ужасное. Но раз мама говорит, что это красиво, значит, всё в порядке. Ангелочку точно должно понравиться. — Я рад… Слушай, мама, а как ты думаешь, Эмме это понравится? — спросил он у неё. Ему хотелось окончательно в этом убедиться. — Ну конечно,— мисс Изабелла глубоко вздохнула и кивнула, и Норман из-за её слов засиял ещё ярче. — А теперь иди скорее в ванную, а то опоздаешь. — Угу, уже иду, мама, — он кивнул и, наспех собравшись, в хорошем настроении ушёл в коридор. Теперь у него появились новые силы, чтобы отдать оригами Эмме. И сегодня он был серьёзно настроен сделать это. И не только это.

***

Рэй устало уронил голову на жёсткую подушку. Он находился в изоляторе меньше недели, но уже успел устать от этого места. Можно сказать, он его просто возненавидел. Ему и в прошлый-то раз здесь не особо понравилось. Скучно было. Ни книжек почитать, ни в телефоне посидеть. Одним словом, каторга. Но только в этот раз всё было гораздо хуже. Потому что теперь на него давили мысли. Он постоянно думал об Эмме, о её поступке тогда, о своих чувствах к ней. Просто не мог перестать вспоминать это. Она была единственной, кто бросился к нему за всё время его пребывания в пансионате Севен Синс. Обычно никто из проживающих там не рисковал подходить к нему близко, когда он был разъярён, а она так сумасбродно бросилась, да ещё и за руку схватила. Теперь Рэй окончательно убедился: она сумасшедшая. Такая же безумная, как и он сам. Он даже усмехнулся из-за этих мыслей. Хоть в чём-то они с ней похожи. Ну, почти. Только она, в отличие от него, безумна в положительном смысле. Она была из тех девчонок, которые творили сумасбродные вещи, не задумываясь о последствиях. А он, напротив, был абсолютно безумен и при этом неизлечим. У него нет и уже никогда не будет счастливого будущего, а у неё, наоборот, только всё впереди. Они были совершенно разными, но в то же время такими одинаковыми, и осознание этого делало ему особенно больно. Пока Рэй лежал в изоляторе, он думал о том, как так вообще получилось. Он ведь совсем не планировал влюбляться. Он в принципе считал любовь отвратительным чувством, ненужным, тянущим вниз, на самое дно. Пережив предательство от самого дорогого и любимого человека не один раз, он понял, что доверять нельзя абсолютно никому. Он не хотел сближаться с людьми, потому что боялся снова почувствовать эту боль. Боялся привязываться, потому что не хотел терять кого-то вновь, не хотел, чтобы его предавали опять. Но с Эммой всё изначально пошло не так. Она была настолько искренняя и открытая, такая по-детски наивная, что он просто не мог не пойти ей навстречу. Он интуитивно понимал: она не предаст. Такие, как она, не умели предавать или врать: слишком добрые, слишком сердобольные для этого были. Но сближаться с ней он всё равно не хотел: присутствовал какой-то страх. А теперь произошло это. — Чё-ё-ёрт… — обречённо простонал Рэй, утыкаясь лицом в подушку. — Ну и угораздило же меня вляпаться в это дерьмо… Он снова издал протяжный стон, преисполненный отчаяния. Ему и правда было хреново. Потому что он не знал совершенно, что ему делать и как справляться с этими чувствами. Ведь он совсем не хотел их. От мысленных терзаний его отвлёк звук скрипящей двери. Видимо, пришла Изабелла. Он к ней даже не повернулся. Не было желания. Он и так чувствовал себя хуёво, а тут ещё и она. Он не хотел её видеть. Она только портила ему настроение одним своим присутствием. Рэй молча лежал лицом в подушке и слушал, как медленно она направляется к его койке. Даже слишком медленно. Его это раздражало. Почему она так долго? Неужели решила таким образом поиздеваться над ним? Знает ведь, что ему и так плохо. — Ну и зачем всё это было? Тебе так понравилось сидеть здесь в прошлый раз? — с тяжёлым вздохом спросила Изабелла, когда поставила поднос на прикроватную тумбочку. Рэй расслышал в её голосе нотки укора. — Тебе, между прочим, скоро экзамены сдавать. Надо учиться, а ты… — А не пойти бы тебе нахуй со своими нравоучениями? Заебала уже, — огрызнулся Вильсон, не выдержав. Он резко принял сидячее положение и гневно посмотрел на неё, из-за чего она вздрогнула. — Какой ты всё-таки грубиян, — она нахмурилась, и её лицо вмиг сделалось мрачным. — Где хоть капелька уважения к взрослым? — Ну извините, у меня не было матери, которая вложила бы в меня все эти ваши нравственные качества, — на слове «матери» Рэй сделал особый акцент. Его голос был от и до пропитан ядовитой иронией, что явно не нравилось Изабелле. Она только закусила губу, не ответив на его грубость ничего. По её лицу было видно, что эти слова её задели. В её глазах даже промелькнуло что-то странное. Рэй это заметил, но особого значения тому не придал. Сейчас ему стало немного легче, потому что он чувствовал, что его матери тоже больно, и он этим наслаждался. Хотя бы это немного поднимало ему настроение. Хоть что-то хорошее за последние дни. — Поешь хорошо. И не забудь выпить лекарство, — только сказала напоследок Изабелла перед тем, как покинуть изолятор. На этот раз она звучала гораздо тише и даже как-то подавлено. Впрочем, Рэю было плевать. Когда за ней закрылась дверь, он снова упал обратно на кровать. Закрыл глаза, тяжело вздохнул. Настроение хоть и поднялось, но всё ещё было отвратным. К еде он так и не притронулся.

***

Сегодня был явно не его день. Норман в этом даже не сомневался. Ещё утром он пребывал в прекрасном настроении, надеясь наконец-то поговорить с Эммой и отдать ей оригами, а теперь от этого состояния не осталось буквально ничего. Норман был абсолютно подавлен и разбит. Сегодня в школе он несколько раз пытался заговорить с ней, но она постоянно находила какие-то отговорки: то спешила в столовую, то в библиотеку, то разговаривала с Анной. Норман не понимал совершенно, что с ней происходит, и оттого расстраивался ещё сильнее. Неужели она совсем не хочет с ним разговаривать? Может, он сделал что-то не так? Может, ему не стоило так быстро её целовать? Или, быть может, всё дело в том, что он ненормальный? В том, что он видит что-то иное? Нормана мучили эти вопросы. И самым ужасным для него было то, что он даже не мог найти на них ответы. Потому что Эмма его избегала. А сейчас она и вовсе гуляла со своими друзьями во дворе. Именно по этой причине Норман и не пошёл на улицу. Просто не хотел видеть её с другими. Ему было больно наблюдать за тем, как она веселится с кем-то другим. Особенно с этим Оливером. Нормана он раздражал больше всего. Он видел, как общалась с ним Эмма, и это ему совершенно не нравилось. Наверное, это и называется ревностью. Отвратительное чувство, на самом деле. Слишком много боли причиняет. Норман издал тяжкий вздох и прислонился спиной к холодной стене. Закрыл глаза, задумался. С того момента, как в его жизни появилась Эмма, его начало волновать многое. Появилось множество новых страхов, связанных с ней. Ведь если так подумать, всё было даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. Поначалу Норману всё нравилось. Он был окрылён счастьем и любовью. Но теперь стал задумываться всё чаще и чаще над тем, а действительно ли это реально. Ведь на самом деле могло оказаться так, что Эмма- всего лишь очередная иллюзия, придуманная его больным воображением. Сначала она дала ему надежду, а теперь решила исчезнуть, таким образом издеваясь над ним. Они все так делали. Сначала говорили, что помогут, а потом издевались над ним. Шептали о лезвии или петле, играли на самых тонких струнах души. Терзали и так израненную душу, загоняли в самую пучину безумия, из которой было уже невозможно выбраться. Норман боялся. Боялся, что его ангел — простая иллюзия, которую он сам себе придумал, чтобы окончательно не сойти с ума от одиночества. Боялся, что однажды она уйдёт, исчезнет, оставит его, как мама, как папа, как все родственники и друзья. Боялся одним утром проснуться и просто не обнаружить её в пансионате. Словно бы никогда и не существовало такого человека, как Эмма Скайлер. А всё, что происходит сейчас, он сам себе придумал. И то, что у неё есть друзья, и то, что её видят все остальные, и то, что у неё, возможно, есть что-то с Рэем. Это всё просто выдумка, созданная его больной фантазией. На самом деле ничего этого нет. Нормана пугала такая вероятность. Он не хотел верить, принимать тот факт, что его ангелочка не существует. Именно поэтому ему хотелось постоянно видеть её рядом, прикасаться к ней, чувствовать её тепло. Так он мог хотя бы понимать, что она настоящая, что она не галлюцинация. Только ощущая её на уровне осязания, он мог окончательно убедиться в том, что она — реальна, что она не только у него в голове. Но сейчас она была далеко, с кем-то другим, и потому ему приходилось самостоятельно справляться с этим. И он, честно говоря, уже не выдерживал. «Приди же скорее ко мне, Эмма…»

***

Эмма устало откинулась на спинку лавочки. Они играли уже третью партию подряд. Не то чтобы ей было интересно. Она просто хотела отвлечься от дурных мыслей, поэтому и согласилась. Это занятие, если честно, мало помогало. Мысли всё равно преследовали её, не давали расслабиться. Из-за этого она выглядела особенно задумчивой, что и заметила Джиллиан. — Эй, ну ты чего нос повесила? — спросила она, придвинувшись к ней поближе. — Э? — Эмма от её вопроса вздрогнула, но потом только неловко улыбнулась. Хихикнула. — Да нет, всё в порядке, просто задумалась… — Правда? А может, всё дело в том, что твоего любимого снежка нет? — на губах Джиллиан появилась ехидная улыбка, и девушка многозначительно посмотрела на подругу. Эмма нервно вздохнула. — Д-дело вовсе не в этом… — она смущённо отвела взгляд в сторону, и на её щеках проступил лёгкий румянец, что не ускользнуло от Джилл. — Тогда почему ты покраснела? И ты всё время такая задумчивая, пока его нет, — протянула Харрис, явно наслаждаясь реакцией Эммы. — Г-говорю же, это не так!.. — возмущённо воскликнула Скайлер. Её явно смущали слова подруги. — Ну-ну, конечно, так я тебе и поверила, — Джиллиан на это только тихо рассмеялась. — А ведь и правда, где он? — вдруг вмешалась Гильда. Эмма в этот момент была непомерно ей благодарна. — Его сегодня что-то не видно, — поддержал Оливер. — В комнате сидит, наверное… У него сегодня какое-то подавленное настроение… — Эмма наконец-то справилась с собой и одолела смущение. Глубоко вздохнула и отвела взгляд. Не то чтобы ей особо хотелось говорить об этом. Она вообще пыталась не думать о Нормане последнее время. Но разговор опять зашёл о нём. — Тогда мы его ему поднимем, — Стар весело усмехнулся. Эмма подняла на него удивлённый взгляд. Ей было не совсем понятно, что он собирается сделать. — Что ты имеешь в виду? — с ноткой подозрения спросила она. Она чувствовала какой-то подвох. В конце концов, от Оливера можно было ожидать чего угодно, и она прекрасно об этом знала. А Норман совсем к подобному не подготовлен. — Спокойно, я просто хочу позвать его поиграть с нами в карты, — Оливер улыбнулся и сложил руки в примирительном жесте. Её это не особо убедило. — Он не согласится, — спокойно ответила ему Эмма. Она была уверена в своих словах. А вот Оливер почему-то сомневался. — Откуда ты знаешь? — он недовольно нахмурился и скрестил руки на груди. — Ты ведь даже не пробовала. — Я просто знаю и всё. — Пока не попробуешь, не узнаешь. Эмма нахмурилась. Этот спор мог продолжаться вечно, потому что что она, что Оливер были упрямыми до невозможного. Если они что-то решили, то будут стоять на своём до последнего. И самый кошмар начинался, когда у них завязывался спор. Это превращалось в настоящее пекло. Они могли ругаться хоть час, хоть два, хоть десять и не останавливаться при этом. Казалось, они вообще не уставали. Это всегда удивляло остальных. Но сейчас Эмма пребывала совсем не в том настроении, чтобы спорить, поэтому сдалась довольно быстро. Не хотелось как-то продолжать эту дискуссию. Она даже не обратила внимания на самодовольную ухмылку Оливера, когда уходила в пансионат. Знала, что эта ухмылочка всё равно спадёт, когда она вернётся без Нормана. Потому что он точно не согласится играть с ними.

***

Стоя у двери в комнату Нормана, Эмма никак не могла решиться взяться за ручку. Ей было несколько страшно. Ведь это означало, что придётся снова встретиться с ним, снова с ним говорить, снова смотреть ему в глаза. Тем более, она ведь никогда не была у него в комнате. Рэй как-то обмолвился о ней и только сказал, что она должна сама её увидеть. Это не внушало доверия. Что такого там может быть? Исходя из слов Рэя, ничего хорошего. Эмму это пугало. Вот она и застыла на месте в нерешительности, раздумывая, стоит ли вообще заходить. Однако, всё же набравшись смелости, она взялась за дверную ручку и робко постучала. Всё же нужно было хотя бы попытаться. Чтобы Оливер её не высмеял. А ведь он мог. Поэтому у неё просто не оставалось другого выбора, кроме как пойти туда, на встречу с ним, Норманом. — Норман, могу я войти?.. — неуверенно обратилась к нему Эмма, и её голос предательски дрогнул. Она молилась всем Богам, чтобы он этого не заметил. — Конечно, проходи, — тут же раздался тихий голос за дверью. Норман ответил так быстро, словно бы только её и ждал. Невольно она даже вздрогнула из-за этого. Но дверь открыла. Когда свет из коридора наполовину осветил комнату, Эмма снова замерла на пороге, но на этот раз от шока. Невольно она даже отступила на шаг назад, пока её глаза бегло осматривали всё вокруг. Белые стены без обоев, такой же белый пол, потолок, кровать, тумбочка. Одно-единственное окно в самом верху стены, совсем маленькое, через которое почти не попадал солнечный свет. Из-за этого в комнате царил полумрак. Единственная лампочка в самом верху светила очень тускло, поэтому освещения не хватало, чтобы рассмотреть всё. Но красное пятно над кроватью Эмма смогла разглядеть очень хорошо. И это была единственная деталь из всего интерьера, которая заставила её мелко задрожать. «На палату в психушке похоже…» — подумала про себя Скайлер, подходя к кровати, на которой сидел Норман. — Ты что-то хотела, Эмма? — он посмотрел ей прямо в глаза, и она вздрогнула, совсем не ожидав встретиться с ним взглядом. Он выглядел воодушевлённым. Видимо, и правда ждал её. — Д-да, хотела поговорить… — она улыбнулась, пытаясь таким образом скрыть своё волнение, и почесала затылок. — Садись, — он медленно кивнул и указал на свободное место, и она послушно присела рядом. На пару минут между ними возникла неловкая пауза. Эмма собиралась с мыслями, пыталась правильно подвести разговор к вопросу. Она понимала, что спрашивать сейчас будет слишком неуместно. Тем более, что они всё это время мало общались. Она избегала его, поэтому им необходимо поговорить в первую очередь об этом. А потом уже о просьбе Оливера. Вот только сосредоточиться на нужных словах было крайне тяжело. Особенно, когда Норман так смотрел. Пристально, изучающе, неотрывно. У Эммы от этого взгляда даже мурашки по коже побежали. Её накрыло волной какого-то непонятного страха. Хотя она должна была уже привыкнуть, всё равно ей было жутко. Однако деваться некуда. Она сама согласилась на это, сама сюда пришла. Тем более, этого разговора ей и так не избежать, поэтому стоило принять судьбу. — Слушай, прости… — наконец негромко начала Эмма, из-за чего Норман поднял на неё удивлённый взгляд. — За что ты извиняешься, Эмма? — поразился он. Он явно не ожидал от неё подобного. — За то, что избегала тебя… Я повела себя очень глупо… Прости… — она глубоко вздохнула и заглянула ему в глаза, крепко взяв его за руки. Теперь её взгляд был полон решимости, и страх начал постепенно отступать. — Я не злюсь, — помедлив немного, с лёгкой улыбкой ответил Норман. Он чуть сжал пальцами её ладони. Его взгляд мгновенно потеплел, и Эмма из-за этого совсем успокоилась, расслабленно опустила плечи. — Правда? Какое облегчение, — она облегчённо вздохнула и слегка улыбнулась. На этот раз искренне. У неё словно камень с плеч упал. — А я уже переживать начала… Думала, что ты злишься или обижаешься… — Нет, вовсе нет, — он покачал головой и нежно провёл рукой по её рыжим кудрям. Из-за этого она несколько смутилась. — Мне было очень грустно из-за того, что ты меня избегаешь, но ведь ты сейчас здесь. Значит, всё хорошо, верно? — Да, всё именно так… — Эмма утвердительно кивнула и поправила выбившуюся из-за его прикосновений прядь. Она так увлеклась разговором с ним, что даже немного забыла, зачем сюда пришла. Однако довольно быстро опомнилась. — Ох, точно… Ребята позвали тебя поиграть с нами в карты. Пойдёшь? На улице погода хорошая, тебе бы не помешало погулять… — Нет, — как-то даже слишком резко ответил Норман. Его лицо вдруг изменилось, пальцы крепко сжали тонкие ладони. — Я не хочу идти на улицу сегодня. Просто… Просто побудь со мной немного. Пожалуйста, — чуть тише добавил он. — Но… — Эмма из-за его реакции растерялась. Она совсем не рассчитывала, что он попросит её остаться, поэтому совершенно не знала, что делать. Ведь там, на улице, её ждали друзья. — Пожалуйста… — более настойчиво повторил Митчелл. Он закусил губу и с мольбой заглянул ей в глаза. По нему было видно, что для него это важно. Очень важно. —…Хорошо, — Эмма, в конце концов, не выдержала и сдалась. Она не могла сопротивляться, когда он так смотрел. Так жалобно и печально, словно брошенный щенок. Сложно было противиться этому взгляду. Они просидели так какое-то время. Норман ничего не говорил, только держал её за руку. Очень крепко, словно боялся отпустить. Эмма не вырывалась. Даже не пыталась. Она сдержала своё обещание и просидела с ним столько, сколько он захотел. В этом было что-то приятное и для неё самой, на самом деле. Ей действительно понравилось просто сидеть вот так вдвоём и держаться за руки, без лишних глаз и ушей. Возможно, где-то глубоко в душе она желала именно этого, просто не хотела признаваться себе в этом. Перед тем, как она ушла, Норман отдал ей оригами в виде жирафа. Она крайне удивилась такому подарку, но всё же приняла его и поблагодарила парня. В её душе в этот момент что-то затрепетало. Кажется, где-то в районе груди. Там, где находилось сердце. Она даже чмокнула Нормана в щёку на прощание, чем заставила покраснеть. А потом ушла, даже не подозревая о том, что этим поцелуем породила внутри него множество новых надежд и сомнений.