Малфои выбирают лучшее

*** Профессор Снейп не имел обыкновения жаловаться на бессонницу. Оторвавшись в третьем часу ночи от какого-нибудь древнего фолианта, или закончив шифровать очередное послание, или же скрупулёзно завершив некую важную работу, порученную ему директором, он ложился в постель, и успевал ощутить ещё прохладу и шелковистую гладкость простыней и ласковое тепло невесомого (колдовал над ним что ли кто?) одеяла. И всё. В следующее мгновение в сознании щёлкал откалиброванный за долгие годы выключатель: пора! И он открывал глаза навстречу жизнерадостному свету нового утра. Или хмурому мареву осеннего рассвета. Или великолепной звенящей тьме нарождающегося морозного зимнего дня. Четверть седьмого... Это в лучшем случае. А в худшем, если не удавалось доработаться до священного предела усталости, в сон его мог заглянуть и кто-нибудь из давно почивших старых "друзей", и какой-нибудь из особо кровожадных новых. Взрывался перед глазами огненный феникс, опалял лицо, выжигал глаза, и в наступившем мраке изумрудная змея с рубиновыми глазами начинала заглатывать его целиком, начиная с головы, и глотка её усыпана была ядовитыми шипами, пронзавшими податливую плоть не хуже пыточного заклятья. В такие дни в который раз разочарованный в собственном самообладании профессор бывал особо раздражителен и хмур. Однако вот так бездумно и беспомощно валяться на спине больше пятнадцати минут ему давным-давно не приходилось. Тёмные складки балдахина свисали с опор чудовищными фалдами великанского фрака. Стоило чуть сдвинуть голову на подушке, как начинало казаться, что ткань раскачивается, словно зыбкие волны тёмного-тёмного моря. Потом плотный бархат невероятным образом становится прозрачным, как плащ-невидимка, как невесомая кисея. И сквозь это марево отчётливо проступают контуры. Контуры тела. Мальчишка, развязно сидящий напротив него. Снейп отчётливо видел его - сквозь отменный атлас ученической мантии, и сквозь невесомый шелк рубашки, и сквозь тонкую дорогую шерсть брюк. Вот он протягивает руки, хватает его (каков наглец!) и притягивает к себе так, будто имеет на это право. И он, Северус Снейп, поддавшись мгновенному очарованию этой юношеской уверенности, покорно делает шаг вперёд, пусть всего на секунду, лишь на краткий миг уступая сокрушительной волне этой решимости, свойственной молодости. А тёплые руки уже скользят по его плечам. А жадные губы уже нашли и ласкают его собственные. Нечего сказать, целоваться мальчик научился недурно. Интересно, кстати, у кого? А колени уже стискивают его бёдра, норовя подтянуть ещё поближе. Надо же, какая прыть. От одной мысли о том, что можно было бы сделать с этим юным, мягким, податливым телом голова идёт кругом. Ноздри щекочет сладкий запах его кожи и волос. Карамель... Обуздывать живую плоть никогда не бывает просто. Будь то дракон в сетях и чарах укротителя, или маггл, корчащийся в тщетной попытке сопротивляться заклятию Империо. Сказать себе "нет" и рвануть за стальной ошейник воли, когда всё естество твоё каждой мышцей и каждым нервом кричит тебе "да" - подобно добровольному шагу навстречу разряду шаровой молнии. Удар. Затем волна опаляющего жара. А когда она уходит, остаётся тупая боль неизрасходованного напряжения. Но постепенно отступает и она, сменяясь истощенной расслабленностью. Ничего невозможно сделать. Но ничего и не надо делать. Только лежать и смотреть, как колышутся складки балдахина, отчего-то ставшие светлыми, серовато-зелёными, что за цвет... - Что за цвет, - бесцеремонная рука скользит по его бледной коже. В ярком солнечном свете рука кажется золотистой, и только на кисти слегка выступают серебристые полосочки вен. Голубая кровь... - Нет, Северус, решительно, твоя подвальная лаборатория тебя погубит, тебе надо чаще бывать на солнце. - Хм, - спорить было настолько лень, что он отнюдь не собирался этого делать. - Нет, в самом деле, продолжал настаивать собеседник, - почему бы тебе не присоединиться к нам в это воскресенье? - Хм. - Немного лисьей охоты, а потом пикник. Нарцисса будет рада тебя видеть. - Хм, - на этот раз Северус вложил в это хмыканье весь скепсис, на который только был способен. - Что опять? - раздраженно поинтересовался Малфой, приподнимаясь на локте и заглядывая Снейпу в лицо. - Видишь ли, Люциус, - с сожалением выныривая из блаженной расслабленности, ответил он, - я не испытываю никакого утонченного удовольствия от необходимости смотреть в глаза и мило улыбаться женщине, с мужем которой... - О, Великий Мерлин, - Люциус со стоном повалился обратно на кровать. - У меня, мистер Снейп, временами возникают серьёзные сомнения в том, что способности вашего интеллекта так высоки, как о них говорят. - Бесспорно, - желчно отозвался всё-таки несколько уязвленный Снейп. - Вот именно об этом я и говорю. В то же время Нарцисса, в отличие от тебя, женщина весьма и весьма неглупая, и отлично знакомая с определенными особенностями жизненного уклада. - В выдающихся способностях миссис Малфой я никогда не сомневался. - Что с тобой, Северус? - Малфой снова приподнялся и навис над распростёртым на ворохе смятых простыней Снейпом. - Ты что, ревнуешь? - Хм. - Ревнуешь меня к моей собственной жене? - Теперь я, Люциус, начинаю сомневаться в твоих способностях. - Да-а? - разочарованно тянет Малфой и склоняется над ним. И бледное золото его волос, пронизанное полуденным солнцем, слепит глаза. Одним рывком Северус подхватывается на кровати, опрокидывает довольно ухмыляющегося интригана и вжимает его в смятые простыни. Не велика беда. Всё равно домовым эльфам уже достаточно работы. Профессор вздрогнул и открыл глаза. За окнами было не просто темно. Непроглядно. Судя по всему, там шёл снег. Мышцы как-то неестественно меленько подрагивали. Проклятое тело прекрасно помнило как то, давнее, привидевшееся в полудрёме возбуждение, так и вполне реальное, пережитое не далее как несколько часов назад. Проклятый мальчишка. Проклятый Малфой. Оба.