Falsity

      Дни ощущались как нуга, они могли тянуться бесконечно, а каждая минута истощать до последних сил. Семья была измотана непрерывными встречами с Джонатаном на протяжении месяца, во время которых тот продолжал допрашивать Джейкоба, прикрываясь тем, что не понимал всей картины целиком и ему требовалась помощь в этом. Каждый раз он пытался запутать подростка, спрашивал про следы крови, что прослеживались на тропинке и шли по склону до самой ямы, где лежал Рифкин, а потом, когда тот отвечал, что действительно видел их, адвокат говорил об обратном, ведь нигде, кроме как под телом и ямы, крови не было обнаружено.       Эндрю видел невооружённым взглядом то, как Джонатан не доверял Джейкобу и словно работал не на их стороне, пытался докопаться до истины, когда та была прямо перед его глазами.       Джейкоб Барбер подросток, который, обнаружив тело своего сверстника, растерялся и впал в панику, из-за чего, как в тумане, бросил какую-либо затею помогать, а его непринуждённый вид в тот день являлся защитной реакцией. Путаница в его ответах на «допросах» была вызвана естественной блокировкой мозгом негативных воспоминаний во время стресса. Он был просто не в силах вспомнить детали того дня, воображение и чужой взгляд на дело подкидывали ему в голову ложные воспоминания, которых изначально там вовсе и не было. Но как Фогель, так и Джонатан, закрывали глаза на взаимосвязь вещей, они стояли на своём, будто хотели победить в какой-то негласной игре.       Когда сеансы с доктором и встречи с адвокатом подходили к концу, Эндрю отвозил жену и сына домой, а сам отправлялся следить за Патцем. Тот выглядел подозрительно и с каждым новым днём Эндрю убеждался в том, что виноват именно он. Но у Барбера на руках было недостаточно доказательств, ведь мало кто поверит словам Мэттью о том, что галерея в телефоне Леонарда была подчистую забита фотографиями Бена Рифкина, сделанными собственноручно. Поэтому мужчина ждал, когда Патц, как и положено преступникам, оступится — вернётся на место убийства или начнёт следить за новой жертвой…       С наступлением вечера за столом собиралась вся семья. Ужин в их доме проходил молчаливо, порой прерывался звонками домашнего телефона, но на них никто не отвечал, поскольку Барберы уже знали, что скажут на том конце провода.       После ужина наступал просмотр фильмов. Джейкобу не нравились такие посиделки, но есть рано или поздно хотелось всем, поэтому он старался не возникать, а Лори находила в них успокоение, в стенах дома она могла чувствовать их семью нормальной. Эндрю же использовал мимолётные два часа в своё удовольствие, с теплом на сердце наблюдая за сыном, дверь в комнату которого была до сих пор заперта для обоих родителей, как и была заперта дверь в его голову. Джейкоб предпочитал молчать, не отрываясь от экрана телефона, а потом, когда доедал порцию или фильм завершался титрами, также без слов уходить к себе в комнату.       Эндрю это искренне смешило, но под сердцем больно кололо. Он не работал, а всё равно времени на сына как не хватало тогда, так и не хватает сейчас. Из-за того, что приходилось вести собственное расследование, Эндрю частенько возвращался домой лишь под ночь, Джейкоб в это время уже запирался в комнате, как в личном замке, оставалось только завести дракона. Но мужчина понимал, что в скором времени сын сломается, ведь ему, как и самому Энди, до боли в груди не хватало их связи, которая не угасала на протяжении стольких лет, наоборот, становилась только сильнее. И сейчас огоньки в ней продолжали гореть, оставалось выпустить их наружу, за пределы клетки, возведённой из обид.       Барбер заставлял сына гореть так же сильно, как те огни. Таким образом он старался поддерживать их связь на расстоянии. Ловил его взгляд в тот момент, когда в фильме начиналась постельная сцена. Джейкоб старательно игнорировал происходящее на экране и блестящие глаза отца, делая вид, что его привлекала лампа, которую он пару лет назад грозился обязательно сбить мячом.       Во время ужина Эндрю случайно касался пальцев подростка своими, когда тот протягивал руку вперёд, чтобы взять что-нибудь со стола. Тогда Джейкоб начинал гневно дуть щёки и раскрывать рот в немом возмущении, но из-за розовых скул и расширенных зрачков, мужчина понимал, что находится на верном пути.       Один раз получилось так, что Джейкоб был прижат спиной к груди Энди, тогда по их телам прошёлся мощный разряд, разумеется, после случившегося он отпрянул от мужчины, как от огня, а тот смотрел на него с лёгкой усмешкой на губах. Наверное, после этого Джейкоб взял себе на заметку: оборачиваться, когда планируешь облокотиться о стенку лифта.       Эндрю осознавал, что сын вот-вот сорвётся, оставалось только дождаться подходящего момента, чтобы поговорить наедине и расставить все точки над «i». Сделать это в доме было проблематично, по многим причинам, одной из которых была Лори, а на улицу Джейкоб высовывался лишь тогда, когда они шли до больницы или здания, где находится кабинет их адвоката, а всё остальное время он проводил в комнате. День рождения Джейкоба подходил как никогда идеально. Для начала Эндрю планировал отвезти семью в тот японский ресторанчик и потом, по согласию Лори, провести остаток дня вдвоём с Джейкобом…       В конце концов Барбер не насильник, чтобы домогаться собственного сына, он покорно ждёт взаимного контакта, заветного момента, когда Джейкоб сам пойдёт к нему навстречу, наконец поняв, что чувства, как не поверни, останутся на месте, глубоко в сердце.       Дни как нуга — могли тянуться, а после резко обрываться. Вот семья проснулась, а вот уже ложится спать. Лори идёт в спальню, Джейкоб в комнату, а Эндрю в гостиную, продолжать сверлить монитор ноутбука взглядом. Под утро ноутбук лежал на кофейном столике, а Энди обнаруживал себя укрытым мягким пледом.       Всё изменилось, когда на предпоследнем сеансе доктор Фогель заявила, что от него требуется его материал в виде слюны, чтобы в случае чего на суде можно было предоставить теорию о генетической склонности к агрессии и смягчить первую степень обвинения до второй. Прекрасно. Джонатан не скрывал того, что они могут проиграть это дело и таким образом он пытался отмотать для Джейкоба срок. Не пожизненное, так двадцать с лишним лет…       Уже тогда Эндрю подумал, что под возней с ватной палочкой что-то скрывается, но он недолго отпирался, позволил взять слюну из своего рта и тогда Фогель объяснила, что теперь требуется провести точно такую же процедуру с его отцом.       Барбер впал в ступор. Он был удивлён тому, что спустя столько лет с их последней встречи этот человек до сих пор оставался в живых. Затем на душе стало тяжело, а горло оплели шипы. Как оказалось, Билли Барбер не только жив, но ещё, благодаря своим источникам, он знает о Эндрю, о его семье, о ситуации в целом и ждёт разговора.       — Он согласен дать свой ДНК только вам, Эндрю… — говорила Фогель, смотря прямо в глаза, полные ничего.       Эндрю стоял на кухне с чашкой кофе в руках, наблюдал, как миссис Джонс помогала Джейкобу правильно произносить длинное немецкое слово. Они смеялись из-за неудачных попыток, а на душе от этого становилось тепло, хоть голова и разрывалась от переполняющих её мыслей.       Барбер не хотел видеть «отца», тот даже не имел права называться так. Это слово было пусто для Эндрю, собственно, как и человек. У него никогда не возникало чувства потребности в отце, даже не возникало мысли: «А что, если…». Будь у ребёнка один родитель или пять, а может только дедушка… — неважно, главное это то, что тот для него делает.       И мать Эндрю приложила все свои силы для того, чтобы он ни в чём не нуждался и жил счастливой жизнью. Мэри постаралась для того, чтобы вырастить из сына хорошего человека, совсем непохожего на остальных Барберов. Она с улыбкой на лице смотрела на то, как у него всё получалось — как он окончил колледж с дипломом бакалавра, как вёл жену к алтарю, как выходил из роддома с маленьким комочком на руках и как ему удалось получить то, что когда-то не удалось получить ей самой. Полноценную и здоровую семью. Эндрю был благодарен матери за всё. И жалел, что она могла видеть Джейкоба всего несколько раз в год.       Когда все дела были выполнены, а выходные дни Эндрю и Лори совпадали, то они собирались в маленькое путешествие по городам, обычно завершающееся местом, в котором Эндрю провёл всё своё детство. Мэри принимала их с широкими объятиями.       Она была одинокой женщиной, которая совсем не искала новых знакомств, словно боялась привязаться — отталкивала от себя людей своей холодностью и только добродушному соседу удалось найти к ней подход... Поэтому появление родных на пороге дома становилось для неё настоящим праздником.       Мэри второй человек, завоевавший внимание и любовь Джейкоба. Она могла играть с ним без перерывов, будто бы целый год только для этого копила свой заряд бодрости. Ей нравилось носить внука на руках, пока возраст это позволял, рассказывать ему стихи собственного сочинения и играть на стареньком пианино, на котором ещё когда-то давно играл сам Эндрю.       Джейкоб в свою очередь не сопротивлялся, как делал это с репетиторами, поглощал всё с большим интересом, неотрывно наблюдал за чёрными и белыми клавишами, стараясь запоминать все действия бабушки, а потом повторять их.       Эндрю и Лори с упоением наблюдали за тем, как их сын, принимая сосредоточенный вид, взбивал крем для шарлотки, с выражением читал стихи и просто был хорошим мальчиком.       Пока Джейкоб, Мэри и её сосед играли в лото, пара могла наконец за долгое время расслабиться наедине. После, сидя на балконе, они наслаждались звуками города и вкусом вина.       Однако, когда в последний раз семья виделась с Мэри, та выглядела болезненно худой и только задорный блеск в глазах всё также оставался при ней. Но Джейкобу было уже неинтересно то, чем они с бабушкой раньше занимались, ему хватало простого разговора и игры на пианино, к которой иногда подключался Эндрю. И, показывая сыну то, чему сам когда-то давно научился, он соприкасался своими немного грубыми от работы в гараже пальцами с его нежными. Затем, когда звучала последняя нота, подросток, прихватив телефон и наушники, шёл гулять по изученным дорогам города. Перед прощанием Эндрю объяснил всё тем, что у Джейкоба начался переходный возраст, на что Мэри отрешённо кивнула.       Она была прекрасной женщиной, Барбер часто о ней вспоминал, а об отце можно было вспоминать лишь в кошмарах. Энди определённо не хотелось видеть этого человека из-за того, что тот являлся монстром во плоти, было мерзко и стыдно признавать тот факт, что он появился на свет благодаря Кровавому Билли.       Эндрю не сводил с Джейкоба взгляд, с его улыбки и голубых глаз, зная, что ради него пройдёт все круги ада.

***

      Самерс — северная исправительная тюрьма, встретила Барбера жуткой картиной. По сравнению с другими тюрьмами, она выглядела не лучше заброшенного, всеми забытого завода, но так было лишь со стороны. Внутри всё обстояло куда лучше: давящая атмосфера, суровые охранники, доскональная проверка и непробиваемая защита тех, кто живёт далеко за бетонными стенами. На свободе.       После проверки на наличие каких-либо посторонних предметов, кроме заветного конверта с пакетиком и ватной палочкой, Эндрю чувствовал себя обокраденным и изнасилованным. Он был частым посетителем таких мест, но теперь он шёл сюда по личному вопросу, поэтому броня адвоката слетела с него, как пыль.       Эндрю напряжённо сидел в комнате для «свиданий» — так назывались конфиденциальные встречи с заключёнными. Сложа руки в замок и ожидая, он смотрел прямо перед собой в пуленепробиваемое стекло.       Раздался предупредительный звук, разлетевшийся по стенам противным звоном и скрежетом.       Билли Барбер был на голову выше охранника, что вёл его прямо к комнате, удерживая за наручники так, как будто тигра за хвост удерживала мартышка. Билли усадили в «клетку», внутри находился только стол и телефон, затем Эндрю дали команду начинать разговор, на который даётся всего пятнадцать минут. Он знал, что этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Каждый из них без колебаний взял телефонную трубку в руку, приложил к уху и молчал. Даже дыхания не слышно, только стук собственного сердца.       — Доктор Фогель, должно быть, ввела тебя в курс дела? — прервал Эндрю молчание, смотря прямо в стальные и совсем не такие, как у него с Джейкобом глаза — блеклые и пустые от старости, а может они стали таковыми из-за того, что их обладателю удалось повидать.       — И тебе не хромать, сынок, — Билли поднял верхнюю губу, обнажая пожелтевшие зубы. Он проигнорировал вопрос в лицо, с интересом скользнул по напряжённой фигуре, забывая о бестактности собеседника. — Я даже подумать не мог, что из тебя вырастет такой Геркулес. Небось, глотаешь стероиды, как воду?       — Мне всегда было достаточно одного спарринга с грушей и утренней пробежки, — Барбер за милую душу бы рассказал всё то, что он чувствует, когда бежит по прохладному лесу: запахи свежести, покоя и свободы. Почему-то хотелось задеть за живое, но нельзя. — Что-то ещё интересует?       — Как там поживает моя дорогая Мэри?       Эндрю сдержал рвущийся наружу смех и резкие слова, ведь ему рассказали о том, что у Билли на руках было достаточно информации о его семье и он уж точно не мог упустить из виду последние подробности из жизни своей жены.       — Она умерла три года назад… — Эндрю не хотелось говорить о своих родных с этим человеком, но тот продолжал смотреть, в полной тишине выжидая продолжения. Фогель объяснила, что требуется не просто разговор в два слова, а хотя бы маленький диалог о наболевшем, иначе Билли не пойдёт на сделку. — От рака лёгких.       — Н-да… А я ведь ей говорил, что курение оставит свой след, — он прикрыл глаза и, поджимая губы, поделился: — Мне жаль, она была для меня лучшей женщиной.       Не удивительно, заключённые любили давить на жалость, особенно такие, как Билли, они манипулировали людьми, искали выгоду там, где, казалось бы, её уже не было. Эндрю знал, что мать о многом не рассказывала, ведь не часто, но в голове всплывали воспоминания из детства, как он сидел в комнате, запертой с другой стороны, а из кухни доносились крики, иногда звон. Так могло продолжаться долгое время, но всё изменилось, когда маленький Энди увидел кровь на щеке матери, тогда её терпение лопнуло и они переехали в другой город, оставив прошлую жизнь позади, оставив Билли...       — Ну да, конечно, — с сарказмом процедил Эндрю, качая головой. — Не припомню, чтобы она рассказывала о том, как ты носил её на руках.       — Да что ты знаешь о нас с ней, щенок? — Билли вздёрнул подбородок, ноздри агрессивно раздувались, продолжая удерживать зрительный контакт, он говорил: — Я знал её такую, какой её не знал ты. Думаешь, что она забыла обо мне, как о страшном сне? Нет. Каждый год она писала мне письма, рассказывала, что да как… представляешь, до сих пор храню их.       Сам камень мог позавидовать Эндрю, однако мысленно тот был не здесь. Вот, кто был главной птичкой, доносившей на их семью. Он не мог обвинять Мэри, но раскрывшаяся тайна была ничем не лучше удара под рёбра.       — Если я прибил парочку людей, это не значит, что я какое-то бесчувственное чудовище, — старик ощущал парящее в воздухе превосходство, знал, что эта новость станет неожиданностью для Эндрю, ведь бывшая жена была хорошей актрисой и мало у кого возникла мысль, что, несмотря на его ужасающие поступки, она продолжит держать с ним связь. — Даже у убийц есть чувства, скажу тебе больше, это последнее, что удерживает нас от кровавой резни, но и в то же время они то, ради чего мы готовы убивать.       Они молчали, продолжая буравить друг друга тяжёлыми взглядами, казалось, что скоро пуленепробиваемое стекло даст трещину.       — Все годы, что я провёл здесь, не было и дня, чтобы я не думал о ней и о своём сыне. А ты? — он усмехнулся, рассматривая важное лицо адвоката, как экспонат в музее. — Бросил гнить меня здесь, даже ни разу не навестил за всю мою жизнь, но при том сам же устроился работать юристом и мог бы хотя бы попытаться вытащить своего старика из этого дерьмища!       Эндрю резко рассмеялся, из-за чего Билли поморщился, теряя весь свой пыл. Он сложил руки на груди, с интересом ожидая пояснения, почему это его отпрыску стало так смешно.       — Ну уж нет, старик, я не знаю тебя — ты не знаешь меня. Мы никто друг другу, поэтому можешь даже не надеяться на такой подарок, — взгляд замер на татуировке, что отпечаталась в голове, как последнее яркое воспоминание о нём. Кровавый Билли стал его ночным кошмаром. Но порой приходит тот самый момент, когда своему страху нужно посмотреть в глаза. Энди смотрел и понимал, что перед ним сидит такой же урод, как десятки других, которых, благодаря ему, когда-то удалось усадить за решётку, а одного казнить. — Ты ведь и сам знаешь, что сидишь здесь заслуженно, поэтому даже не смей надеяться на мою помощь.       — Так почему же я должен помогать твоему сынишке, если ты не собираешься помогать мне? — заключённый произносил слова спокойно, ожидая от Барбера именно такой реакции.       — Потому что Джейкоб ни в чём не виноват, — шумно выдохнул Эндрю, с силой сжимая телефонную трубку, кажется, до слуха собеседника долетел скрежет.       — Джейкоб… кто? — Билли изобразил удивление, затем его седые брови взметнулись вверх. — Ах, точно, это же мой внучок!       Эндрю боковым зрением заметил в соседней комнатке женщину, которая, захлёбываясь слезами, разговаривала с хмурым подростком, что был одет в тюремную форму. Их разделяли бетонные стены, плотные стёкла и несколько десятков лет жизни.       — Что за имя такое «Джейкоб»? Думаю, с таким прозвищем ему здесь будет не сладко, — Билли ухмыльнулся, двигая бровями и скрипя зубами.       — Мы назвали его в честь отца Лори.       Сработало, как пощёчина, после которой собеседник перестал язвить и издал непонятный звук, похожий на ворчание, теряя какое-либо желание веселиться.       — Джейкоб, — произносил уже в какой раз Билли, будто пробовал на вкус, после изобразив такое лицо, при котором обычно делается одолжение всему живому, он хмыкнул. — Ладно, под его внешность пойдёт. Так ты рассказывал им обо мне?       — Пришлось, — Эндрю сидел неподвижно, всё также прижимая телефон к уху, он и бровью не повёл, когда продолжил: — Если бы не обстоятельства, то о тебе бы они так и не узнали.       — Ну, конечно, — Билли покривился, со звуком прислоняясь к спинке стула, — Я так и не понял, что конкретно произошло. Все начали визжать, как сучки, когда увидели по телику моего однофамильца, да и к тому же подростка, — он самодовольно улыбнулся, глаза наполнились животным интересом. — Так что же учудил Джейкоб, раз уж ты здесь?       Барбер был осведомлён о том, что во многих тюрьмах заключённым разрешалось смотреть телевизор, но новостные каналы им предпочитали не показывать, видимо, новость об убийстве Рифкина прогремела настолько громко, что просочилась и на телеканал для домохозяек. Благо, люди знавшие Кровавого Билли, даже не догадывались, что Джейкоб не просто его однофамилец, а внук.       — Ничего Джейкоб не совершал, он хороший парень, — Эндрю подавил в себе порыв заткнуть урода, чтобы тот даже не смел думать о Джейкобе, но ему нужно получить ДНК материал в кротчайшие сроки, ведь уже скоро их ждало новое заседание. Когда точно — никто не знал, обычно суд назначался в самое неожиданное время. — Джейкоба обвиняют в убийстве.       — Ёбана-катана! — Билли покачал головой и рассмеялся так громко, что в ушах зазвенело. — Это же сколько ему лет? Шестнадцать?       — Через неделю будет пятнадцать, — Эндрю выпрямился и склонил голову набок, смотря на собеседника с высокомерием, он задал вопрос, похожий на тот, с которого начался диалог: — Доктор Фогель объяснила, что от тебя требуется?       — Да, что-то там про щекотание во рту ватной палкой, — Билли не смотрел на собеседника, довольно улыбаясь, игрался с цепью от своих наручников. — Слушай, у тебя красивая жена, прям куколка, какой она национальности?       — Тебя не должно… — Барбер выдохнул, считая про себя до трёх, запуская пятёрню в волосы, после, успокоившись, серьёзно посмотрел через стекло в пустые глаза. — Лори наполовину американка, на другую еврейка.       — Хороший выбор, — Билли одобрительно покачал головой, ещё немного и из его рта, прямо по жёлтым зубам, потекут слюни. Собственно, за ними Эндрю и пришёл. — И сына красавца заделали, одним словом: молодцы. В нём определённо что-то есть, вот только не могу понять, что именно…       Эндрю на секунду прикрыл глаза, до боли сжимая челюсти, он не хотел показывать кому-либо свои слабые места и если бы не годы тренировок, что научили держать хладнокровный вид, то Билли бы заметил, как его собеседника начало трясти от ненависти. Журналисты, новостные каналы или простые люди — Энди мог терпеть кого угодно, но только не его.       — Кого он убил?       — Никого. Он не виновен, — спокойным баритоном твердил, как мантру, Энди.       — Ага, я тоже сюда типа в гости заскочил, — новый смех, старый оскал. — Как так вышло и в чьей именно смерти обвиняют Джейкоба? Давай в двух словах, а то у нас с ребятами чаепитие намечается, не хочу пропустить.       — Бен Рифкин — одноклассник Джейкоба, его тело нашли в центре парка в глубокой яме, с тремя ножевыми ранениями, — перед глазами всплыла картинка того дня, безжизненный взгляд и испуганный голос сына, доносящийся из динамиков телефона. — Джейкоб был первым, кто обнаружил тело, но он не сообщил об этом никому, вскоре на кофте убитого нашли его отпечатки.       Собеседники молчали.       — Т-ц, мда… — Билли находился в полной задумчивости, после на лице появилась издевательская улыбка. — Семейное дело процветает…

***

      Прошло больше пятнадцати минут с их перепалок, споров и взаимных оскорблений, поэтому Эндрю пришлось продлевать «свидание», чтобы наконец забрать то, ради чего всё это затевалось.       — Так уж и быть, я сделаю это, но и ты должен сделать кое-что для меня, — Билли выглядел, как противник, поднимающий белый флаг, но флаг был со своей гнильцой. — Нет, я не прошусь на свободу или что-то в этом роде, знаю, что бесполезно. Но я плюну на эту грёбаную палку, если только ты по-мужски извинишься за то, что оставил тухнуть меня здесь до самой старости, совсем не принимая того, что я тоже человек.       Билли смотрел без издёвки, будто для него извинение от сына, которого он видел впервые за тридцать лет, действительно было важным. Секунда за секундой и седые брови начали опускаться, между ними появилась заметная горбинка, а взгляд ожесточился сильнее некуда. И прежде, чем Билли захотелось с шумом сдвинуть стул, желательно в пуленепробиваемое стекло, Эндрю с ледяным спокойствием в голосе произнёс:       — Извини, — простое слово, но крепость самоуверенности пошатнулась.       Билли сидел в молчании, не на шутку озадаченный тем, что Эндрю соизволил произнести это слово, поскольку ожидал от него семейное упрямство, гордыню и дерзость, как было минутами ранее.       — Не думай, что всё так просто. Понимаешь, ко мне сюда нечасто гости заглядывают, — старик продолжал гнуть своё и скорчил грустную гримасу, выпячивая губу вперёд, затем, будто передумав, вернул себе нынешний облик бывалого заключённого. — Поэтому я хочу, чтобы ты приходил или просто звонил сюда хотя бы раз в два месяца.       Барбер еле заметно поднял бровь и, покачав головой, с решительностью и едва заметным гневом в глазах, упрямо посмотрел на собеседника. Это всё ради Джейкоба.       — Договорились.       Эндрю не представлял, сколько таких встреч он сможет вынести на своей шкуре, ведь этот, казалось бы, простой разговор, заставил обозлиться на весь мир и на тех, кто решил усадить невиновного подростка за решётку, когда убийца себе припеваючи работал в домашнем магазинчике.       — И последнее, если у вас получится выиграть дело, то планирую увидеться и с внуком тоже... конечно, не хотелось бы, чтобы эта встреча произошла в одной из камер, но парень должен знать своего спасителя в лицо, — мерзкий смех резко затихает, собеседник нетерпеливо ждёт ответа. — Ну? Или вам от меня уже ничего не нужно?       Эндрю перестал дышать. За это время он мысленно успел послать урода во все красноречивые места. Ему и подумать было страшно, что бы случилось, если бы его сын однажды сам соизволил познакомиться с Билли Барбером. Но ни Эндрю, ни Джейкоб этого не хотели. Однако мужчина способен вообразить всё то, что здесь могут наговорить его мальчику, о чём подсказать, может просто рассказать. И, зная его, Эндрю мог с уверенностью сказать, что интерес взял бы над ним верх.       — Ладненько, как хочешь, — заключённый, пожав плечами, резко поднялся из-за стола и уже хотел было повесить трубку на аппарат, как из динамиков донёсся хорошо различимый мат, поэтому он с интересом прислонил телефон обратно к уху. — Да-да, Билли Барбер на связи.       — … хорошо! Ты его увидишь, только, блять, посади свою сраку на стул и слушай внимательно то, что от тебя требуется, — Эндрю ослабил хватку, обессиленно убирая руку с угла железного стола, побелевшие пальцы начали приобретать естественный оттенок.       С трудом, но у Барбера всё-таки получилось прийти в себя, когда заключённый послушно уселся обратно. Спустя секунды его нагнали нежелательные чувства — стыд за себя и страх за сына. Ведь только что из-за глупейшей заминки ещё один шанс на свободу Джейкоба висел буквально на волоске.       — Для начала проглоти слюну, затем вскрой конверт, который лежит справа от тебя, — он говорил ослабленным голосом, пытаясь сконцентрироваться на собственных эмоциях. — Там в пакетике палочка, проведи ей по внутренней поверхности щеки, чуть дальше челюстей.       Билли сделал всё по указаниям и выглядел так, будто для него это было ничем другим, как каким-нибудь простеньким заданием из игры.       — Отлично, теперь клади палочку в пробирку и плотно закрой крышкой, — Барбер, нервно постукивая пальцем по колену, внимательно наблюдал за действиями второго. — В конверте должны быть ещё листок и фломастер, запиши дату и своё полное имя, потом приклей листочек на крышку.       — Чем клеить-то? — Билли старательно выводил букву за буквой, он походил на ребёнка, что рисовал излюбленное солнышко. — Слюнями? Или как там: «Крякнем, плюнем и надёжно склеим скотчем»?       — Старый идиот, — Барбер удержался от вздоха, его раздражало поведение заключённого — невинное и насмешливое, будто тот не изнасиловал школьницу, после несколько раз ударив в её грудь ножом. — Это самоклеющаяся бумага, нужно снять плёнку с другой стороны.       С каждой минутой, проведенной в тюрьме Самерс, стены сужались всё больше, точно хотели раздавить Барбера морально.       Пока Кровавый Билли с довольной улыбкой на лице разглаживал неровности листа, Энди думал, как сидящий напротив него мог убить нескольких человек? Искусная манипуляция, от которой становилось тошно и одновременно с этим не по себе.       Эндрю не признавал этого, лгал самому себе, пряча глубоко внутри, но его интересовало одно, оно не давало ему покоя, преследуя каждый раз, когда он взглядом скользил по Джейкобу, что обычно сидел в гостиной, уткнувшись в монитор ноутбука и выполнял домашнее задание, бессознательно подпевая немецкой рок-группе...       — Что ты чувствовал, когда убивал тех людей?       Кровавый Билли замер, медленно подняв голову и как-то неоднозначно улыбнувшись.       — Дикий кайф, не сравнимый ни с чем, — он прикрыл глаза, складывая в голове эмоциональный пазл. — Сначала под лёгкими что-то накипает, при виде… цели. Хочется выпустить агрессию наружу и как можно быстрее, чтобы не понять, что случилось, а когда это происходит, то охватывает другое чувство — эйфория, как магнитом тянет продолжить наносить удары. Под конец успокаиваешься, чувствуешь себя сытым кошарой, да и птичка становится неинтересной.       Эндрю поймал вспышку озноба, пальцы стали ледяными, ещё немного и его бросит в тряску. Он был прав, потому что на такое бесчеловечие способны только отпетые маньяки.       — И сейчас, смотря на меня, ты до сих пор думаешь, что твой сын никого не убивал? — заключённый развёл руки в стороны и покачал головой, всем своим видом говоря: «Вот он я — Кровавый Билли».       Решётка с его стороны начала открываться, а это значило, что разговор подошёл к концу, охранник пришёл за конвертом, который нужно будет отдать Эндрю, и за Билли, которого нужно будет отдать надзирателям.       — Джейкоб нормальный, как и я, — Эндрю смотрел с нескрываемой злобой на того, кто из-за своей скуки решил с ним поиграть. — Как видишь, я никого не убивал и не собираюсь этого делать.       Собеседник фыркнул, словно прямо сейчас ему на уши вешали спагетти, наверняка попавшие в книгу рекордов Гиннеса.       — Если бы в яме лежал не тот пацан, а твой Джейкоб, чтобы ты сделал? — улыбка во всё лицо, означающая победу.

***

      Странный прибор тикал в мёртвой тишине, в такт ему стучало сердце Эндрю — умеренно и спокойно, в то время, как сердце Лори билось в груди, будто у кролика, ещё немного и точно разорвётся.       Фогель подвела итоги диагностики и ДНК теста. Предполагаемый «ген война» — так она предпочитала его называть, действительно был как у Билли с Энди, так и у Джейкоба. Как она ранее объяснила: ген влияет на резкую вспыльчивость у мужского пола после пубертатного периода. Однако если внутри у человека есть моральный разум, благодаря которому он понимает, что плохо, а что хорошо, то сдержать порывы ярости почти не составит труда, поэтому Барберы могли с облегчением выдохнуть. Разумеется, это далось им с трудом, ведь, как бы не хотелось, генетическая теория всё же имеет место быть в их деле. Но Эндрю закрывал на это глаза. Он смог перешагнуть проклятую линию, значит сможет и Джейкоб.       Сейчас же его тревожило совсем другое.       — Как я и говорила ранее, этот документ является врачебной тайной, поэтому пока вам незачем переживать, — Фогель с привычной ей суровостью смотрела на сидящих перед ней Барберов. — Оригинальный документ уже на руках у Джонатана, думаю, вам нужно обсудить всё с ним.       — Кто-либо, если узнает об этом, сможет воспользоваться им на суде? — Барбер говорил без дрожи в голосе, но его пальцы нервно сжимали лист бумаги.

«… возможное реактивное расстройство привязанности, нарциссическое расстройство личности, также клиент подвержен отсутствию эмпатии, трудностям с контролем импульсов, периодически проявляемой жестокости…»

      — К сожалению, да, — Фогель выдохнула. — Если суд выдвинет приказ, то мне придётся отдать результаты диагностики и им тоже.       — И что это всё значит? — подала голос поникшая Лори. — Все эти расстройства?       — Вы знакомы с произведением доктора Сьюза «Гринч»?       — Разве мы пришли сюда обсуждать список книг, заданных к прочтению на лето? — внутри Эндрю шёл ожесточённый спор с самим собой. Он знал обо всех понятиях, которые мелькали перед глазами, от этого становилось не по себе.       — Нет, Эндрю, но таким образом я хотела объяснить вам всё простой, но подходящей под вашего сына цитатой, — Фогель не смотрела на Лори, та выглядела подавленной, из-за чего доктор чувствовала за собой вину, но ведь это было её работой: выявлять всё потайное в людях. — «Сердце в груди у него — так порою случается — было на два размера меньше, чем полагается…»       С боку от Эндрю раздался всхлип, он обернулся, встречаясь с глазами, которые стремительно наполнялись влагой. Лори заплакала, отрицательно качая головой. В её голове начал собираться пазл, а внутри всё разбилось.       — Лори, не стоит воспринимать всё так близко к сердцу, — Фогель поспешила успокоить женщину, но видела по её ошарашенному лицу, что бесполезно. — Это ещё ничего не доказывает, но говорит о том, что он у вас… не может должным образом проявлять эмпатию, если кому-то будет плохо, то вероятен шанс того, что он просто-напросто пройдёт мимо или…       — Да быть такого не может. Джейкоб замечательный ребёнок, он способен любить так же, как и другие. Даже сильнее... — Барбер поставил локти на колени и запустил пальцы в волосы, он, как и Лори минутой ранее, покачал головой, затем с уверенностью заглянул в холодные глаза психиатра. — «Реактивное расстройство привязанности» — это когда у ребёнка связь с родителями, то есть с нами, нарушена, верно? Но тогда это говорит о том, что Джейкоб нам не доверяет. Я с этим не согласен, ведь мы всегда рядом, чтобы не случилось мы поможем ему и он знает об этом. Мы жить без него не можем, уверен, как и он без нас.       Пока Лори тихо плакала в стороне, Фогель молчала, внимательно выслушивая позицию Эндрю.       — О других расстройствах я промолчу, — он издал смешок и устремил стеклянный взгляд себе в ноги, мотая головой. — Если уже первое подвергается большим сомнениям, то остальное и подавно.       Эндрю не знал такого человека, который бы мог любить его больше, чем сын, не знал того, кто мог бы быть таким же отзывчивым и нежным. Не мог же тот притворяться с самого детства. Джейкоб как никто другой способен на взаимные чувства, просто временами ему становится трудно их выражать. Однако действия говорят за него. Эндрю не раз прокручивал в голове тот вечер, когда на парковке у магазина Джейкоб уберёг его от ошибки, не дав приложить противника к стене.       — Вы спорите с результатами диагностики, Эндрю?       — Нисколько, я это к тому, что Джейкоб наш сын, которого мы видим каждый день, каждый час. И всё вышеперечисленное никак к нему не относится, это просто бумажки, — Барбер откинул результаты диагностики в сторону, будто те ничего не значили, он устало облокотился на спинку ненавистного ему дивана и какое-то время просто смотрел в потолок. Размышлял. Он считал, что склонность человека к просмотру БДСМ или тому подобное, ни о чём ещё не говорила… Как бы там ни было, а фантазии всегда хранятся глубоко внутри, под замком и нормальный человек, выходя в свет, невольно забывает обо всех своих пороках. — Джейкоб хороший парень, он даже мухи не обидит, кроме того он научился проявлять сочувствие ещё с детства, — память подкинула Эндрю то холодное утро, когда бездомный щенок прижимался к железному забору, тогда Джейкоб уговорил купить для него плед и еду. — Я его отец и, поверьте, я знаю о нём намного больше вас.       — И в этом вся проблема, Эндрю, — Фогель обречённо выдохнула, словно уже не в первый раз объясняла такие элементарные вещи. — Вы не можете видеть своего сына таким, каким его видят другие. Для нас наши дети навсегда остаются чем-то светлым и невинным, мы не можем судить их объективно, потому что мы слишком их любим.

***

      Утро нового дня встретило дом Барберов яркими лучами солнца, через окна они проникали внутрь гостиной, падали на пол, мягкий плед и коробки, идеально упакованные в красивую бумагу.       — Эти от Джонатана и Даффи, тот от миссис Грин, — женщина заправила выбившуюся прядь волос за ухо, лёгкая улыбка украшала губы, а тени на глазах сияли, скрывая под собой бледность кожи. — Этот от Тоби.       Джейкоб сидел на диване в позе лотоса и, сжимая в ладонях колени, смотрел на подарки, при этом не чувствуя никакого детского восторга, как это бывало раньше, когда в доме раздавался дверной звонок, а на пороге стояла парочка гостей с счастливыми улыбками на лицах и шариками в руках. Он не любил посторонних людей в доме, ненавидел, но в такие моменты их можно было потерпеть, потому что они приносили ему праздник.       — А этот от нас с папой, — Лори указала на самый большой подарок, тот стоял ближе к телевизору, его тёмная упаковка отражала от себя свет, из-за чего по дому скакали солнечные зайчики. — Уже можешь распаковывать, а мы пока уточним насчёт свободной секции в ресторане.       В комнату из приоткрытого окна вместе с порывами ветра влетело птичье щебетание. Джейкоб, немного помедлив, обернулся, наблюдая за тем, как Лори и Эндрю вышли из гостиной, пропадая где-то в кухне.       Барбера удивило то, что в этом году их для него подарок был совместным, ведь обычно каждый из них предпочитал делать всё отдельно. Это выглядело так, словно они соревновались и такое глупое предположение будоражило непрерывно растущее эго.       Отец хорошо разбирался в его игровых и литературных предпочтениях, поэтому подбирал идеальные вещи, о которых Джейкоб даже не задумывался. Потом он ещё долгое время не мог оторваться от новых книг, гаджетов и игр, вновь и вновь уговаривал Эндрю на парочку совместных матчей, тот, конечно, не мог противиться молящему взгляду и надутым губам.       Как правило, в выходные дни Барберы засиживались до поздней ночи, на эмоциях выкрикивали ругательства, ели вредную пищу и, стараясь ущипнуть как можно неожиданнее, мешали друг другу нажимать на правильные кнопки. Иногда под утро Лори находила их на мягком коврике, уснувших в обнимку, среди бутылок лимонада и коробок из-под пиццы.       В основном мать дарила Джейкобу тёплые свитера известных брендов, дорогой парфюм и всякие продукты личной гигиены. Иногда он думал, что таким образом Лори пыталась отвлечь его внимание от вещей Эндрю, но выходило слабовато, ведь ему были столько важны не они, а то, кому они принадлежали. Потому-то он и предпочитал тратить как свой шампунь, так и шампунь отца, воровать его кофты и просто наслаждаться жизнью. Но сейчас всё это было под личным запретом. Однако руки так и чесались по старой заскочить к родителям в комнату и отрыть нужный ему свитер. Джейкоб утешал себя тем, что в его комнате далеко в шкафу находилась футболка, которую он не возвращает на место уже долгое время…       Пока родители разговаривали по телефону по поводу японского ресторана, подросток всё же решил распаковать парочку подарков. Тоби по своему обыкновению подарила ему наручные часы и синюю пижаму, вместе с ней было вложено письмо, в котором женщина приносила свои извинения и желала победы в суде. «Я верю в тебя, Джейкоб» — гласила надпись на конце, после которой стоял отпечаток губ.       Барбер прыснул со смеху и откинул письмо в покамест спящий камин.       Подарок от семьи Даффи выглядел как шутка, очень полезная шутка. Сначала Джейкобу на глаза попалась толстая книга, которая не хотела открываться даже после того, как он парочку раз уронил её на пол, но, как оказалось спустя минуту негодования, это был некий потайной сейф, сделанный из дерева, внутри него лежал главный сюрприз, надёжно завёрнутый в мягкую ткань. Прежде чем достать его, Джейкоб скользнул взглядом по записке, которую обнаружил сбоку коробки. Он нахмурился, когда прочёл едва различимые буквы: «не показывай отцу и береги себя, джейк».       Электрошокер был тяжёлым, его металл холодил кожу, а кнопки так и манили сделать нажатие.       Барбер поднял уголок губ и положил подарок обратно в сейф. Пол Даффи, конечно же, был в курсе того, что Энди уже обучал Джейкоба тому, как правильно и безопасно пользоваться этой вещью. В тот год открылся сезон бешенства, постепенно бездомные собаки заражали друг друга, затем с разинутой пастью кидались на людей. Энди не надеялся на их быстрый отлов, поэтому взял на себя ответственность обучить Джейкоба самообороне с помощью его служебного электрошокера, который бы отпугивал даже самых бесстрашных псов.       Тогда отец объяснил, что закон позволяет защищаться чем угодно, будь то перцовый баллончик или железная палка, главное, чтобы оборона была в пределах разумного... Предварительно вытащив батарею, Энди начал обучать Джейкоба тому, как включать электрошокер и на какую мощность его ставить, чтобы отпугнуть бешеного пса, не причинив ему серьёзных повреждений. Подросток слушал отца внимательно, делал всё так, как тот просил. Затем они проделали всё то же самое, но уже с батареей внутри. Одна рука Энди лежала на плече Джейкоба, а вторая на электрошокере, что находился в ладонях подростка. Их пальцы дрожали, когда мощные разряды тока летели прямо в мяч...       Третьим Джейкоб открыл подарок от родителей, решив оставить остальное на потом. Он несильно удивился и сразу понял, кому принадлежала идея, когда, сорвав бумагу, он увидел знакомую фирму. Новая «PlayStation», которую он когда-то взахлёб обсуждал с другом, выглядела, как и ожидалось, безупречно, но с недавних времён его начинало подташнивать от неоновых кнопок и звуков стрельбы. Джейкоб не видел в них смысла, когда днями напролёт играл в одиночную игру. С первых же дней связь с онлайн-пользователями была прервана, потому что отец запретил выходить в интернет даже под фейковым никнеймом. Иногда подросток сравнивал свою комнату с той камерой, в которой ему пришлось провести день ожидания, пока за него не выплатили залог. Он с горечью осознавал, что слишком быстро привык к замкнутому пространству.       — Нравится?       Джейкоб вздрогнул, резко ставя увесистую коробку обратно на пол. Пока Эндрю стоял, прислонившись к стене, так привычно скрестив руки на груди. Прямо сейчас его внимание полностью принадлежало сыну, что сидел, зарывшись по колени в подарочную бумагу. Стрелка от настенных часов издавала тихие звуки, а мужчина всё продолжал смотреть с нежностью в глазах и мягко улыбаясь.       — Угу, — Джейкоб, моргнув, перестал рассматривать по краям синие, как лёд, а внутри светлые, как кристалл, глаза и тёмные ресницы, которым могли позавидовать многие люди, вкладывающие уйму денег в наращивание искусственных. Он уставился на свои ногти, свёл губы в тонкую линию и тихо произнёс: — Спасибо.       Для Эндрю было достаточно одного слова, чтобы в груди разлилось сладкое тепло. После того случая на парковке они почти не разговаривали. К сожалению или нет, но ему было уже не привыкать.       Барбер с трепетом вспоминает прошлые праздники, когда Джейкоб, открыв его подарок, прижимался к нему всем телом, руками обвивая торс и носом утыкаясь в шею, тёплое дыхание приятно щекотало кожу, а подростковое сердце билось в унисон с мужским.       — Скажи маме, как будешь готов, я в гараж за машиной.

***

      Джейкоб, как довольный кот, рассматривал стены ресторана и ложечкой ковырял шоколадное мороженое. Ему здесь нравилось. Нежные узоры позволяли отвлечься от тяжести в груди и насладиться гармонией, а экзотичность японской культуры увлекала собой, заставляя мальчишеский интерес метаться с мужской фигуры, сидящей напротив, на официанток, что расхаживали по ресторану в хлопковых кимоно, словно бабочки. Джейкоба удивлял тот факт, что отец помнил о его желании здесь побывать, также это заставляло его так по-дурацки улыбаться, но только внутри себя, ведь нужно же было ему хоть перед кем-то держать показное безразличие.       — Здесь мило, — тихо прокомментировала Лори после того, как официантка скрылась за раздвижной дверцей. — Но, мне кажется, что я никогда не научусь пользоваться этими палочками.       — В эпоху Эдо суши ели руками, — Джейкоба веселило то, как Лори мучилась с закуской, игнорируя принесённые ложки и вилки, она пыталась подхватить еду палочками, как делали это муж и сын. Но, в отличие от них, её еда падала и небрежно разваливалась по деревянной тарелке. — Попробуй. Так будет намного проще, иначе сегодня не то что суши, даже рисинка не попадет к тебе в рот.       Лори посмотрела на сына исподлобья, в её глазах не было обиды или намёка на ссору, странная пустота и недоверие. Скорее всего она не собиралась конфликтовать из-за того, что этот день полностью принадлежал ему, а возможно всё из-за результатов диагностики, о которых они с Энди не спешили ему рассказывать.       Помимо различной еды на низком столике — татами, стояла чёрная ваза с веточкой сакуры внутри. Джейкоб, разглядывая цветы, представлял, как бы нежные лепестки смотрелись в тёмных волосах отца, таких же приятных на ощупь. Кончики пальцев покалывало из-за разыгравшейся фантазии, а сердце ускорило ритм.       Эндрю, как и Джейкоб, расслабленно сидел на полу, он прислушивался к классической музыке и в такт ей постукивал пальцами по мягкому ковру. Лори же, пытаясь следовать японским традициям, несколько часов просидела на коленях, поджав ноги под себя.       — Вы уже разговаривали с доктором Фогель? — подросток поднял взгляд на мужчину, сразу улавливая на его лице смятение. Джейкоб знал, что мать, как всегда, ничего ему не скажет, поэтому он мог надеяться только на отца, тот должен сделать это хотя бы из жалости. — Что она сказала? Я нормальный?       Лори от неожиданности уронила в тарелку последний ломтик красной рыбы, резко отложив палочки в сторону, она повернулась к мужу и вопросительно приподняла бровь так, чтобы этого не заметил сын. Но Эндрю молчал, впервые за всё время он мог неотрывно смотреть в пасмурные глаза и их расширенные зрачки, что не скрывались за ресницами и чёлкой, которую хотелось срезать или оставить, чтобы потом ворошить её пальцами. Сейчас Джейкоб выглядел так, будто от слов Энди зависело их будущее.       — Ты нормальный, Джейкоб, — мужчина игнорировал тяжёлое сопение со стороны, продолжая глядеть на подростка, который задумался, словно выбирал, верить в Санта-Клауса или не стоит. На фоне нежных лепестков сакуры его губы смотрелись, как рубины, а кожа в тёплом свете ламп казалась девственно бледной. — Сменим тему? Хотя бы в свой день рождения ты должен отдохнуть от этой грязи.       Джейкоб поочерёдно смотрел на родителей и если Эндрю выглядел спокойно, то напуганное лицо Лори выдавало весь их план что-то от него утаивать.       — Почему вы не хотите рассказать мне всё, как есть? Я что ли зря проходил эти тесты, отвечал на тупорылые вопросы от тупорылого психиатра, — Джейкоб со звоном положил ложку в стакан с мороженым, руки дрожали. Он начал часто дышать, силясь не повышать голос. — А потом ещё долгое время я свыкался с тем, что меня засовывают в какую-то штуковину и разглядывают мой мозг. Разве с нормальными людьми так поступают?       Эндрю впервые не знал, что сказать, ведь его ребёнок был отчасти верен в своих словах, он имел право знать то, что с ним происходит, но мужчина не хотел давать ему этого, он был уверен в том, что сын начнёт во всём винить себя и до хорошего это не дойдёт.       — Джейкоб, посмотри на меня, — мягкий баритон заставил подростка на подсознательном уровне поднять голову вверх. — Фогель сказала, что ты совершенно нормальный, такой же нормальный, как и остальные ребята в твоём возрасте. Да, вспыльчивый, но с кем не бывает? Не накручивай себя по пустякам, ясно?       Японская музыка начала раздражать слух, странный взгляд Лори выводить из себя, а непроницаемый вид Энди рушить все надежды.       — Я тебе не верю, — Джейкоб покачал головой, до боли закусывая губу. — Что насчёт гена убийцы, он есть в нас?       В нас.       Лори поперхнулась вином, которое она протащила с собой в ресторан, а Эндрю задержал дыхание, смотря на кровоточащую губу и подрагивающий кадык сына.       В голове всплыли несуществующие картинки того, как он и Джейкоб совершают что-то ужасное, после, скрывшись где-нибудь в съемной квартире, без зазрения совести наслаждаются прожитым моментом и друг другом… Бредни больного. А ведь неделю назад, узнав итоги теста, в голове Энди промелькнула, казалось бы, здравая мысль — они и вправду ненормальные, вся их связь, воспринятая как должное, являлась чем-то за гранью понимания, будто бы тяга друг к другу была заложена в них с рождения. И с каждым днём она раскрывалась всё больше, как раскрывался перед ним Джейкоб.       — Мы с тобой нормальные, — утвердительно произнёс Эндрю, подавшись вперёд, чтобы честно посмотреть в недоверчивые глаза напротив. Он хотел положить ладонь поверх руки, нервно сжимающей салфетку, но судя по состоянию Джейкоба — это было последним, что можно было бы сделать в такой ситуации. — Если откинуть бумажную волокиту и различные объяснения генетической мутации «МАОА», то доктор Фогель утверждает, что всё прервалось на мне.       — Получается, я такой проблемный только из-за характера? — Джейкоб ногтями вцепился в свои колени, он одёрнул себя протянуть руку вперёд к Энди, чтобы под пальцами наверняка почувствовать равномерный пульс, позволяющий поверить отцу на слово.       — А ты сам как думаешь? — встряла в разговор Лори, хмуря брови.       Джейкоб застыл, после, медленно повернув голову, уставился на мать. Из-за пристального взгляда потемневших глаз её охватила мелкая дрожь. Джейкоб впервые так устал от этой женщины, ему хотелось послать этот день к чертям, послать её, желательно громкими ругательствами, не боясь реакции отца, наверное, раньше он сдерживался только благодаря ему.       — Поздравляю, вот ваш заказ, — с акцентом произнесла официантка азиатской внешности, прикрывая за собой дверь и, пройдя вперёд, аккуратно поставила на стол торт небольших размеров. — Повара пекли торт строго придерживаясь наших традиций, он готовился три часа, в каждый из которых зажигалась свеча, — она указала на разные по размеру свечи, что были воткнуты в бисквит лесенкой. — В нашей стране есть добрая примета: того именинника, у которого получится задуть все свечи поочерёдно, одновременно с этим загадывая по одному желанию, будет ждать удача, любовь и яркая жизнь.       Официантка, улыбнувшись подростку, вышла из секции, аккуратно задвигая за собой дверь.       Джейкоб с интересом смотрел на свечи: первая — красная, она самая маленькая, вторая — фиолетовая, средняя, а третья — чёрная, похоже, её зажгли совсем недавно. Чёрная глазурь выглядела аппетитно и это самое странное, ведь подросток часто не доедал сладости, ему быстро надоедал их приторный вкус, а иногда становилось плохо лишь от одного взгляда на пышный крем шарлотки. Барбер облизнул губы и склонился над свечами, после загадав желание и легко выпустив из рта воздух, у него получилось задуть первую. Удача.       Эндрю рассматривал лицо Джейкоба, освещаемое светом от огня, его искусанные губы и брови, на одной из которых виднелся аккуратный шрам. Джейкоб получил его ещё в детстве.       Энди не на шутку перепугался, когда под дверью своего кабинета увидел сына, измазанного в собственной крови. Как оказалось, катаясь на скейтборде на заднем дворе, Джейкоб попытался сделать сложный трюк, чтобы удивить родителей, но по итогу упал вниз. И всё бы могло обойтись разодранными ладонями и парой синяков, если бы Эндрю предусмотрел то, что стоило бы убрать ещё не собранную качель в гараж.       Джейкоб не плакал, когда Энди обрабатывал рану, старался не мешать, стискивал зубы от боли и виновато смотрел в пол. Чуть позже, когда мужчина понял, что рана серьёзная и просто так она не заживёт, без лишних раздумий подхватил сына на руки и повёз в ближайшую больницу.       С тех пор у Джейкоба остался этот едва заметный рубец. Лори говорила, что нужно провести операцию, где специалисты помогут избавиться от «недостатка», но почему-то Эндрю не хотел, чтобы рубец исчез с брови, считая это до безумия привлекательным. К тому же, сам шестилетний Джейкоб сравнивал себя с опасным пиратом и часто ссылался на бабушкины слова о том, что шрамы украшают мужчину.       Барбер наблюдал за тем, как чёрные ресницы то поднимались, то опускались вниз, а яркие губы беззвучно шептали желания. Оставалось задуть ещё два огонька. Безусловно, Эндрю относился ко всем традициям, приметам и суевериям с недоверием. Сколько бы он не находил четырехлистник — ни разу перед его глазами не появлялся горшочек с золотом. Но почему-то сейчас он наблюдал за сыном, раскрыв рот и затаив дыхание, боясь ненароком потушить остальные свечи.       Их взгляды пересеклись. Джейкоб, прикрыв глаза, задул второй огонёк — любовь, но из-за маленького расстояния между свечами, третий колыхнулся.       Подросток выпрямился, ожидая, когда маленький костёр на фитильке перестанет опалять воск и замрёт на месте, тем временем пламя под сердцем разыгралось ничуть не меньше.       Внезапно стол принял резкий наклон, из-за чего всё его содержимое подскочило — еда сдвинулась с места, а бутылка с вином опрокинулась, задевая бокал. Звуки битого стекла и алкоголь, что стремительно начал растекаться по поверхности шелковистой скатерти. Одно мгновение и всё вспыхнуло.       В потемневших глазах Джейкоба отражался жаркий свет, он без колебаний вылил стакан минеральной воды на горящую ткань, после чего Эндрю прихлопнул остатки огня влажным полотенцем для рук.       В помещении стоял едва заметный дым и отчётливый запах гари, казалось, музыка, что притихла на минуту, стала играть громче. Постепенно страх отошёл на задний план, но внутри начало расти другое чувство. Горькая обида.       Две пары голубых глаз устремились на Лори, которая сидела с одной ногой, выставленной вперёд, когда вторая скрывалась под неровно стоящим татами. Приложив ладони ко рту, она быстро пробормотала свои извинения, объяснив всё тем, что не сумела совладать с онемевшими из-за неудобной позы мышцами.       Эндрю, кивнув, принялся убирать со стола осколки от бокала и горлышка бутылки, не видя смысла в том, чтобы злиться на жену по пустяку, он считал, что такое могло произойти с каждым из них. Но как бы там ни было, сердце неприятно кололо.       Джейкоб же, напротив, злился, как никогда раньше, ведь он верил в мистику, различные теории заговоров и во всё необычное. Япония являлась для него королевой ужасов, он мечтал когда-нибудь там побывать, чтобы посетить все странные музеи и магазины. Джейкобу стало трудно дышать из-за очередного приступа гнева. Ему испортили его же день рождения.       Ледяной взгляд пронизывал стол, палочка для еды издала треск, оставшийся без внимания. А в лужице вина лежала чёрная свеча, разломленная пополам.

***

      Барберы просидели в ресторане до шести вечера, им повезло, ведь персонал отнёсся к беспорядку на столе с пониманием, посчитав, что американцы ещё не привыкли к их этикету, так как для них это было в новинку. Да и перед уходом самый младший из семьи усыпил бдительность официанток своим обаянием, с милым акцентом на японском извинившись за содеянное, он похвалил их блюда и фоновую музыку.       Барберы ехали в привычной тишине, лучи солнца бились в стёкла, а пушистые облака плыли за чёрным автомобилем, словно боялись упустить из виду.       У Эндрю на душе плескалось спокойствие, если откинуть случай с перевёрнутым столом, то всё-таки идея заказать отдельную кабину подошла им как никогда идеально. По-видимому, никто из персонала их не узнал, только парочка посетителей наблюдали за тем, как они покидали ресторан.       Барбер припарковался возле дома, но двигатель не заглушил.       — Удачи, — Лори по привычке потянулась вперёд, чтобы поцеловать Эндрю в щёку, но, резко отстранившись, будто кто-то невидимый не позволил ей этого сделать, она издала неловкий кашель и поспешила выйти на улицу.       Эндрю впервые был благодарен Тоби за то, что она так вовремя осмелилась пригласить Лори к себе домой на праздничный ужин, теперь за счёт этого у него наконец есть шанс провести остаток вечера наедине с Джейкобом, пока жена будет подбирать наряды и делать себе макияж.       — И тебе, — он кинул на неё беглый взгляд через открытое окно и, блокируя двери, повернулся, рассматривая ошарашенного сына, что уже держался за железную ручку, намереваясь выйти следом. — А ты поедешь со мной.       Джейкоб не ответил, опустил ручку и, нахмурившись, уставился в окно.       Соседи, вышедшие на улицу, заинтересованно косились в сторону автомобиля, а в это время развалившиеся около заборов собаки, высунув языки, подставили свои морды и пушистые животы тёплому солнцу.       — Хочешь пересесть на переднее сиденье? — мужчина понимал, что это безнадёжная затея, но попробовать стоило, ведь раньше Джейкоб готов был в буквальном смысле соперничать с Лори или Даффи за место рядом с водителем. Ответа не последовало даже спустя минуту молчания.— Хорошо, я тебя понял...       Эндрю, раздосадовано хмыкнув, принял сосредоточенный вид и надавил на педаль газа.       Проезжая мимо идеальных домов, кустов и зелёного газона, мужчина всё чаще начал замечать, каким фальшивым был их городок, всё это походило на партию кукольных домиков, что отличались друг от друга лишь упаковками.       Барбер внимательно глядел в переднее окно, они выезжали на главную дорогу, поэтому ему следовало успевать смотреть сразу в несколько сторон, как вдруг сзади послышалось какое-то копошение.       Брови Эндрю взметнулись вверх, он едва не потерял управление над автомобилем из-за Джейкоба, который взвесив все «за» и «против», пыхтя, начал перелезать через сиденья. Но ему было весьма проблематично это сделать, потому что из-за главного поворота, его тело резко потянуло в бок.       Сердце ухнуло вниз, а в горле застрял испуганный вскрик.       Джейкоб так и не успел ничего сообразить, как уже сидел у отца на коленях, часто моргая. В то время, как Энди тяжело дышал, лихорадочно смотря во все стороны и молясь, чтобы им навстречу не вылетел грузовик.       — Больше не вздумай так делать, — рыкнул он сыну на ухо скорее от шока, чем от злобы, одной рукой вцепившись в руль, а второй надёжно придерживая за талию, чтобы подросток ненароком не вывалился в окно, с его везением могло произойти даже это.       Джейкоба охватила паника, когда приходя в себя он почувствовал дыхание на затылке и тело под собой, осознав ситуацию целиком, он предпринял попытку сползти на другое сиденье, но из-за тряски ударился головой о крышу автомобиля, из-за чего тут же приземлился обратно на колени отца.       — И так тоже больше не делай, — Эндрю шумно выдохнул, пальцы грубо сжали талию подростка, из-за чего тот пикнул, это заставило ослабить хватку, однако гнев внутри не утихал.       Перед глазами проезжали автомобили, мелькали таблички с рекламой, а солнечные лучи зарывались в волосы.       Джейкоб всего этого не замечал, он сидел, вытянувшись как по струнке и не мог думать ни о чём, кроме запаха одеколона, крепких пальцев и горячей груди, к которой он прижимался всей спиной. Тепло беспрепятственно просачивалось даже сквозь два слоя кофт, заставляя колени подрагивать. Барбер не учился на ошибках, поэтому предпринял попытку наклониться вперёд, чтобы хоть как-то избежать тесного контакта, но чуть позже до его дурной головы дошло, какую ошибку он совершил.       Эндрю ждал подходящего момента, когда Джейкоба можно будет без проблем и происшествий пересадить в другое кресло. Прошло совсем немного времени, минута или две, но казалось, что прошло не меньше часа, на протяжении которого Барбер, следя за дорогой, вдыхал родной запах и проглатывал накопившуюся слюну.       Внизу живота так не вовремя начало гореть, желания стягивались в тугой узел, даже несмотря на то, что они ехали на высокой скорости, пытаясь втиснуться в правый ряд. Джейкоб не делал лучше, он тощим задом нервно ёрзал на Эндрю, неосознанно прижимаясь ближе и создавая между ними трение. Последняя капля самообладания испарилась, когда подросток отстранился, наклоняясь вперёд, из-за чего на пах мужчины переместилась вся тяжесть его тела.       Барбер стиснул зубы, маскируя рвущийся из грудной клетки стон под громким кашлем. Он продолжал делать глубокие вдохи, улавливая аромат собственного шампуня и крепкого дезодоранта, на секунду в голове промелькнула мысль, но мужчина закусил губу, сдерживаясь от воплощения фантазии в жизнь: свернуть с главной дороги, забывая об озере и запланированном разговоре, после чего остановиться где-нибудь на опушке, где нет папарацци или снующих из стороны в сторону людей, заглушить двигатель и наконец заняться Джейкобом...       Нет, это ужасно и отвратительно. Разумеется, было бы глупо отрицать то, что Эндрю требовалась хорошая разрядка, которая никак не могла осуществиться без помощи Джейкоба. Уже прошло больше полугода с того момента, как началась их точка невозврата. Самообладание мужчины натягивалось, как струны, медленно, но с новым оборотом — жёстче, ещё немного и оно даст треск.       Когда человек любим, то желание прикоснуться к нему нарастает с каждым днём всё сильнее и в этом нет ничего такого, простая потребность в партнёре. Но Эндрю понимал, что не позволит себе сделать такое с Джейкобом, особенно когда тот только начинал идти на контакт. Вечное молчание заменили резкие высказывания и пререкания, а это уже что-то да значило, поэтому мужчина не планировал рушить их отношения своими «хотелками».       Вторая проблема заключалась в том, что Джейкоб всё ещё был ребёнком. Высоким, хитрым и в меру испорченным, но всё же в глазах Энди он оставался ребёнком. Нелегко переключаться с отцовской опеки, на опеку в лице партнёра... Всё это сливалось воедино, создавая что-то своё, неповторимое, их связь стала в разы сильнее, чем когда-либо.       «Сердце на два размера больше» — звучало куда правильнее, когда они находились рядом.       Когда автомобиль выровнялся, а на дороге больше не было ни единой души, Эндрю помог сыну пересесть на пассажирское кресло. Джейкоб возмущённо дышал, когда мужские руки продолжали придерживать за бёдра, когда всё прекратилось, он уставился в окно и старательно делал вид, что случившееся его ничуть не волновало.       Эндрю облизал пересохшие губы, сжимая руль с новой силой и прекращая рассматривать щёки, что приобрели оттенок сладкой ваты.       Кого-то сегодня ждала бессонная ночь, проведённая в ванной под струями горячей воды…

***

      Пока Эндрю, оперевшись о прилавок, договаривался с низеньким стариком по поводу аренды рыболовных снастей и местечка на пирсе, Джейкоб стоял в стороне, рассматривая знакомые ему с детства виды. Когда-то ему здесь нравилось, можно было спокойно глядеть на верхушки деревьев, тёмную гладь, проплывающее семейство уток и слушать тихий голос отца. Но большой дуб всегда стоял в приоритете, поэтому зачастую они выбирали именно его, оставляя рыбалку на потом. А теперь осталось только это озеро, что больше не внушает тот давний трепет, лишь вызывает покалывания в груди.       — … знаете, я не верю этим слухам и жёлтой прессе, мистер Барбер, — старичок покачал головой из-за чего лысина на его голове отразила солнечный зайчик. — Им лишь бы побыстрее найти виновного и закрыть дело. Подумать только, обвинить ребёнка в этом ужасном преступлении!       Резкий порыв ветра заставил Джейкоба сделать шаг назад, он выжидающе смотрел на отца и жалел о том, что не додумался тогда в автомобиле соврать хотя бы о том, что ему срочно требовалось справить нужду. Он смог бы запереться у себя в комнате и никуда не ехать, но в этом и заключалась главная проблема — сегодня он не хотел избегать Энди, в свой день подросток позволил себе расслабиться, вообразить, что всё как раньше, но немного по-другому… Также любопытство и потребность в отце оказали на него особое давление.       — Да, спасибо, Бобби…       Эндрю приподнял уголок губ, взял удочки, сумки с рыбацкими принадлежностями и, кивнув, двинулся по протоптанной тропе. Когда он отошёл на несколько шагов от домика, то улыбка сползла с лица.       В последнее время Эндрю выглядел измученным, особенно это стало заметно после встречи с доктором Фогель. Он ходил по дому, как призрак, думал о чём-то своём, совсем позабыв о том, что у него был сын. Джейкобу это не нравилось, раздражало и пугало. Он не знал, что могли рассказать отцу, не знал, как теперь тот к нему относился. А если он чего-то не знал, то неконтролируемая паника начинала раздирать изнутри. В голову лезло столько предположений, казалось, что в такие моменты она переставала функционировать, из-за чего подросток забывал, как пользоваться лёгкими, сердце работало прерывисто, а кровь не поступала в пальцы. Тогда всё внутри холодело, когда, поддаваясь искушению, он устанавливал с отцом зрительный контакт. Создавалось впечатление, что тот всё знал.       Свежий воздух древесины и травы дурманил голову, хотелось вдыхать всё больше и больше.       Эндрю, поудобнее перехватив вещи, поднял взгляд на подростка, который, заметив рядом с собой высокую фигуру, мигом опустил голову вниз и начал топтать землю носком кеда. Скорее всего Джейкоб планировал пойти следом, поскольку для него было неизвестностью, какое место арендовал мужчина.       Такое поведение вызвало у Эндрю сложную смесь из собственных чувств. Безусловно, ему нравилась робость Джейкоба, но иногда это смахивало на настороженность, из-за этого он чувствовал себя виноватым, будто делал что-то неправильное. Особенно это ощущалось, когда что-то касалось их близости, Барбер не раз сравнивал прежние выходки Джейкоба с нынешними.       Тогда они были на равных, одинаково требовали друг от друга поцелуев и касаний, скорее даже подросток делал это настойчивей, в наглую, без каких-либо стеснений, пока Лори не видела, он заставлял мужчину сходить с ума, ревностно кусая губы и переходя границы дозволенного.       А теперь перед Эндрю находился другой человек, по-особенному стеснительный и недоверчивый, реагировавший на каждое прикосновение, как на ожоги, не те, что доставляли удовольствие, а на такие, от которых хотелось избавиться.       — Не холодно? — Эндрю рассматривал рядом стоящего сына, тот хоть и был в кофте, но ветер заметно ворошил его волосы, будто соблазнял протянуть руку вперёд и зарыться пальцами в тёмные пряди. — Можем вернуться к машине за пледом, если захочешь.       — Мне больше по душе плед, который находится у меня в комнате, не против, если я сам сгоняю за ним? — Джейкоб неуверенно покосился на Энди, проверяя его реакцию на очередной выпад, но тот, казалось, был совсем не удивлён, после подросток уже с обидой в голосе пробурчал: — Прекрати делать из меня неженку, ты всегда не уверен во мне.       — Я лишь волнуюсь за то, как бы «неженка» не подхватила бронхит лёгких, — мужчина говорил медленно, сдерживая улыбку. — А вообще, раз уж ты такой весь из себя уверенный, то помоги отцу и понеси своё снаряжение.       Эндрю снял с плеча одну удочку и чёрную сумку, затем протянул их удивлённому Джейкобу, который ожидал чего угодно, но только не этого, ведь в детстве, сколько бы он не просил отца, не молил дать ему понести спиннинг или ещё что-нибудь тяжёлое, всё было впустую. Ему могли доверить только приманку для рыб, да и то коробочка всё равно выпадала из рук, из-за чего червяки расползались в разные стороны — кто-то нырял в землю, а кто-то укрывался под зелёным листом.       Озеро окружал браслет леса, поэтому порывы ветра не долетали до Барберов, разбиваясь о мощные деревья.       Джейкоб шёл, отставая на один шаг, вглядываясь в сияющие камни под ногами и опавшие листья, на одном плече ощущалась приятная тяжесть. Он сжимал деревянную рукоять и кидал редкие взгляды на широкую спину. Сердце гулко стучало в груди, а лёгкие горели от ожидания.       Барберы направлялись к самому дальнему пирсу, который был скрыт от лишних ушей и глаз. Наверное, можно было бы обойтись и без этого, поскольку на частную территорию никого, кроме заранее договорившихся обо всём посетителей, не впускали, к тому же, проходя мимо других мест, они заметили, что людей было немного, да и те, погруженные в рыбалку, никого за собой не заметили.

***

      По небу плыли пухлые облака, а по озеру такие же пухлые утки, которые внимательно следили за тёмной гладью, по которой временами шла рябь из десятка кругов; они в ожидании расправляют свои крылья и клювы, готовые выхватить червячка, что насажен на крючок или, если повезёт, рыбёху в разы больше их утёнка.       — Так и будешь молчать?       Эндрю внимательно смотрел в то место, куда он закинул наживку, синий поплавок начал легонько прыгать, создавая новые волны, натянутая леска сообщала о большой добыче. Сейчас было не до этого.       — Ты же сам говорил, что можно спугнуть рыбу.       Эндрю фыркнул и повернул голову в сторону Джейкоба, тот расслабленно сидел в плетёном кресле, вытянув длинные ноги вперёд и время от времени постукивая подошвой кед, он смотрел вперёд, не упуская из виду свой поплавок.       — Я это говорил, когда ты решил научиться разговаривать с утками, - Барбер расплылся в улыбке, ведь сын, как и раньше, демонстративно закатил глаза, ему не нравилось слушать истории из своего детства, особенно если о них вспоминал сам Энди, он считал, что тогда был слишком глупым ребёнком. — Будешь пиво?       Джейкоб удивлённо вытаращил глаза, задумываясь: не воспользоваться ли привилегией своего пятнадцатилетия? Но потом поморщился, представляя отвратный вкус и отрицательно качнул головой. Спустя короткий промежуток времени, он, придерживая удочку ногами, потянулся к чёрной сумке и достал оттуда белый хлеб, который предусмотрительно был взят для сэндвичей. И совсем не жалея еды, подросток начал поочерёдно кидать оторванные кусочки вперёд. Не успела мякоть коснуться воды, как её тут же поглотили утки.       — Им нельзя хлеб, я же уже столько раз тебе говорил, что после этого происходит с их кишечниками... — Эндрю беззлобно выдохнул, но тон всё равно оставался поучительным.       — Ну не курятиной же их кормить, — буркнул Джейкоб, опуская брови, после едва заметно задвигал желваками на скулах. — Я задам тебе вопрос? — прозвучало скорее утвердительно, чем вопросительно, словно он вовсе не собирался принимать отказ.       Эндрю оторвался от разглядывания бледных скул и пухлых губ, заинтриговано затаил дыхание, затем полностью охватил взглядом подростковый профиль, что был покрыт солнечными лучами. Барбер искренне скучал по тем временам, когда с порога Джейкоб заваливал его вопросами о чём угодно, будь то работа, или подозрительный работник в строительном магазине. Порой казалось, что таким образом сын просто пытался урвать как можно больше их совместного времени.       — Куда ты уезжал на этой неделе? — подросток не поворачивался к отцу, поэтому смятение не заметил, но почувствовал.       — К Джонатану в офис, — мужчина отвернулся, вглядываясь в то место, где заканчивалось озеро. — Ты же знаешь.       — Не ври, я уже давно установил на твой телефон программу для отслеживания местонахождения, — Джейкоб проигнорировал удивлённый взгляд, он поднял подбородок и, выпрямив плечи, продолжил: — Офис Джонатана находится в другом конце города, а ты был в местности, где кроме тюрьмы Самерс больше ничего нет.       Барбер усмехнулся, с присущей ему отцовской гордостью оценил упорство Джейкоба "всё обо всём знать" и начал наматывать леску, чтобы положить пойманную рыбу в железное ведро к остальным.       — От тебя ничего не скроешь, — Энди закинул в озеро новую наживку и повернул голову к сыну.       Сейчас Джейкоб был особенно мрачен, хоть и пытался это скрывать, однако его выдавали недовольно раздутые ноздри и поджатые в тонкую линию губы.       — Подыскивал мне там свободное местечко? — слова были наполнены давно забытой детской обидой.       — Брось.       Эндрю издал озадаченный смешок и, посмотрев на небо, покачал головой. На грудную клетку навалился булыжник, ему хотелось рассказать Джейкобу правду, чтобы тот не терзал себя лишний раз, но мужчина не знал, как подействует эта правда, может станет только хуже.       — Тогда что? — Джейкоб смотрел на плавающий поплавок, силой воли противясь желанию повернуться, чтобы увидеть глаза, которые не умели врать. — Что ты делал в строго охраняемой тюрьме?       Где-то вдали послышался выстрел, верхушки деревьев качнулись из-за птиц, что одна за другой вспорхнули вверх, спустя секунды последовал лай собак. Осенняя охота подходила к концу.       — Джонатану требовалось узнать как можно больше информации о возможной мутации в нашей генетике, поэтому мне пришлось встретиться с Билли Барбером... чтобы взять образец ДНК и у него тоже, — Эндрю выдохнул, оборачиваясь к сыну, что смотрел куда угодно, но только не на него. — По-другому у нас бы не получилось. Прости, что не сказал тебе раньше.       — И какой он? — губы Джейкоба дрогнули, на секунду прикрыв глаза, он сглотнул ком в горле.       Было сложно воспринять всю картину целиком, но он догадывался, что Энди не так просто далась поездка в тюрьму. Скорее всего Билли был не просто ужасным человеком, но и ужасным отцом, раз уж Энди всегда врал им с Лори о том, что тот бросил Мэри ещё задолго до его рождения. Да и потом, когда Джейкоб и Лори всё-таки узнали правду, то больше Энди ни словом не обмолвился о Кровавом Билле.       — Обыкновенный урод, что кроме тюремных стен ничего больше в своей жизни и не видел, — Эндрю хотел подбодрить сына, соврать, что это ему ничего не стоило, а сам понимал, впереди «семейных встреч» будет ещё много. — Ничего устрашающего в нём не было, он просто огрызался, давил на жалость, потом снова огрызался и грязно отшучивался, если речь шла о чём-то серьёзном. В общем, типичный зэк из фильмов.       Джейкоб кивнул, казалось, успокоившись, но интерес не покидал его черепную коробку ещё с самого начала разговора.       — Ты его ненавидишь?       Эндрю нахмурился, все нужные слова покинули его голову. Он не задумывался об этом после того, как повидался с Билли. Да, раньше была ненависть, поскольку Энди считал его отчасти виноватым в том, что сейчас происходит. Если в суде узнают о предполагаемой наследственности, то им будет туго.       — Нет... Больше нет. Билли просто противен мне и я слишком часто испытываю за него стыд, — Энди сделал такой вид, словно рассказывал сюжет скучной пьесы, только бы сменить тему. — Мне не за что его ненавидеть.       — Ты же говорил, что он зарезал студентку, — Джейкоб покосился в сторону отца, замирая, встречаясь со светлыми глазами.       Иногда подросток не понимал, что отец может испытывать по отношению к людям. Завидев доброжелательный взгляд и удачно перекинувшись с Барбером парочкой шуток, они сразу же записывали его в свой список друзей, когда тот, напротив, во всю отбивался от новых знакомств и старался избегать большие скопления людей. Джейкоб советовал ему просто не светить своей обворожительной улыбкой, а брать пример с него и ходить серым булыжником, на что отец посмеивался, продолжая в вежливой манере отвечать на расспросы подошедших к ним гостей.       — Да, он убил человека, но сейчас я воспринимаю это, как что-то дальнее, не относящиеся к нам, обычный случай, как и остальные связанные с моей работой, — Эндрю удержался от того, чтобы протянуть руку к тёмным волосам. — К тому же, я не знаю Билли, как человека, поэтому не в состоянии испытывать к нему сильных отрицательных чувств.       — Получается, ты возненавидишь лишь того, кого знаешь лично? — подросток закусил губу, в его пасмурных глазах отразился блеск, свет маяка будто изо всех сил тянулся прямо к солнцу.       — Почему ты спрашиваешь? — Барбер нахмурился.       — Я просто хотел понять, как ты относишься к преступникам, вот и всё, — Джейкоб наклонился вперёд и, удерживая удочку в руках, поставил локти на колени, на его спину давил тяжёлый взгляд. — Он спрашивал обо мне?       — Да, было дело, — Эндрю помотал головой, отгоняя дурные мысли и придавая голосу скучающую интонацию. — Ничего такого, интересовался, сколько тебе лет.       «И согласился помочь нам только благодаря тому, что увидит тебя» — эти слова Энди похоронил. Всё-таки Билли сам виноват, ведь вовремя не догадался, что Барберам верить нельзя.       — Надеюсь, что ему не взбредёт в голову поздравить меня с днём рождения, — хмыкнул Джейкоб и откинулся на стул спиной, прозрачно намекая на то, что его больше ничего не интересует.       Эндрю перевёл задумчивый взгляд на редкие камыши, он вспомнил, что нужно успеть вернуться домой до того, как наступит новый день. Их совместный с Лори подарок был не главным, но ей незачем об этом знать...

***

      — Ты всё ещё общаешься с той девушкой?       — Да, — наглая ложь лучом света пробежала по длинной леске и скрылась на дне озера.       Джейкоб ещё месяц назад встретился с Фелтон возле её дома, он в спокойном темпе пояснил, что ему больше неинтересно проводить с ней своё время, никогда не было. На улице стояла темнота, но он отчётливо мог разглядеть, как в её зелёных глазах скапливались слёзы, а ладони сжимались в кулаки то ли от обиды, то ли от безысходности.       Джейкоб сделал так, чтобы она даже не думала писать ему, выкинул парочку оскорблений, которые он произносил ещё в школе в компании Дерека и Сары, а раньше Фелтон думала, что это были лживые слухи, как оказалось — нет. После, сложив руки в карман, Джейкоб пошёл домой, насвистывая незамысловатую песенку. На следующее утро, как и ожидалось, во всех соцсетях бывшей подруги он был отправлен в чёрный список.       Эндрю кивнул и прикрыл глаза, скрывая своё явное неодобрение, после, подняв подбородок и едва заметно сведя брови на переносице так, что между ними залегла складка, он, словно присутствуя на очередном допросе, понизил голос.       — И как продвигается ваше общение?       Эндрю поглядывал на Джейкоба и, совсем не задумываясь над тем, что делает, большим пальцем выводил узоры на лакированной древесине.       — Отлично, — во взгляде сына помимо уходящего солнца отразился блеск, он походил на волка, что учуял запах крови, серые глаза стремительно наполнились хищным азартом. Джейкоб начал скручивать леску и тянуть к себе тяжёлый улов. — Наши отношения развиваются хорошо, как и у всех друзей.       — С друзьями не целуются.       Их напряжённые взгляды встретились. Ветер набрал новую силу, пробираясь сквозь деревья, его порывы долетали до волос, но всегда идеальная причёска мужчины не пострадала, а вот чёлка подростка упала ему на лоб. Он убрал мешающие пряди взмахом головы, продолжая удерживать зрительный контакт и совсем забывая о рыбе, что сейчас висела в воздухе.       — А с отцами разве целуются?       Джейкоб отвернулся и потянулся за сачком.       — Хорошо, парень, — губы Эндрю растянулись в усмешке, не сводя с сына заинтересованный взгляд, он подпёр голову рукой. — Счёт один-один.       Подросток не ответил, внутри его трясло от странного чувства, будто жизнь идёт не по тому сценарию, оставалось утешать себя тем, что ему наконец-то удалось поймать большую рыбу. Красные чешуйки блестели на солнце, рот открывался и закрывался, впиваясь в острый наконечник.       — Она тебе нравится?       Шелест листьев усилился, из-за чего утки, громко взмахнув крыльями, поднялись в небо. Похолодало.       — Рыба или Джесс?       Эндрю поднял брови, затем покачал головой, вспоминая, что разговаривает с Барбером.       — Джейкоб. — мужчина попытался сгладить грубость в голосе, но получилось слабо, он смотрел пристально, хотел уловить изменения в поведении подростка, ему нужно знать правду. — Тебе нравится Джессика?       Джейкоб способен был умело манипулировать и врать в глаза, но они оба понимали, что это могло продолжаться лишь до того времени, пока Эндрю не надоест подыгрывать...       — Хватит, — Джейкоб вдыхал полной грудью. Запахи леса и озера обжигали лёгкие, подросток, сдерживая тело от резких движений, нахмурил брови и стиснул зубы. Было сложно произносить слова, когда голос дрожал, а руки не слушались. — Ты же как всегда всё знаешь, вот и ответь сам на свой вопрос.       Джейкоб со звуком откинул удочку на деревянные доски, совсем не переживая за её сохранность, он, поднявшись на ноги, отошёл в сторону, после запустил пальцы в волосы и потянул их до боли, он смотрел на закат с присущей ему ненавистью.       Эндрю ожидал от него иной реакции, колкостей или язвительных отговорок, может неприкрытую ложь, но никак не сильную вспыльчивость и хоть не прямой, но ответ на вопрос. Он не думал, что они так быстро подойдут к этой теме.       Барбер сделал глубокий вдох, на секунду прикрыл глаза, обдумывая своё решение, затем, выпрямив спину, резко поднялся с кресла. Удочка без звука опустилась на мостик, затем доска рядом с Джейкобом скрипнула под тяжестью нового веса.       — Если мы оба знаем, что ты чувствуешь по отношению к ней, а что ко мне, то тогда к чему это игнорирование? — он остановился позади сына, бросая взгляд на гладь, по которой скользили огненные лучи и снова устремляя его на тёмные волосы, что взъерошили холодные порывы ветра. — Если ты ждёшь извинений за тот поцелуй с Лори, то... чёрт побери, прости меня. Да, я виноват, что ответил и за это мне действительно стыдно перед тобой, Джейкоб.       Эндрю издал страдальческий стон и неосознанно клацнул зубами, он блуждал по сыну, что выпрямился, как манекен, тоскливым взглядом.       — Но она же не чужой человек, в конце концов Лори моя жена, она твоя мать, которая совершенно не понимает, что происходит внутри семьи, — мужчина судорожно облизал губы, сдерживаясь от повышения голоса. — Она бы не выдержала, если бы я оттолкнул её тогда, когда требовалась поддержка.       Эндрю протянул руку вперёд, соприкасаясь с пальцами Джейкоба и вглядываясь в его хмурый профиль. Дикое желание обнять и прекратить их мучения разрывало грудную клетку, если бы только можно было так сделать, но с его мальчиком всегда не всё так просто.       — Я уже говорил тебе, Джейкоб, что не так просто стереть девятнадцать лет совместной жизни, пойми, никому от этого не сладко... Но я давно сделал выбор, — он переплёл их пальцы, из-за чего по телу волнами пошли дрожь и тепло. — Так почему же ты наконец не можешь принять тот факт, что у нас с тобой всё взаимно?       — Я не могу принять то, что ты разрываешься между мной и Лори, — Джейкоб обернулся, с трудом заглядывая в глаза напротив, в нос ударил запах крепкого одеколона и средства для стирки белья. — Не могу принять то, что тебе нравится кто-то ещё помимо меня, но ведь это так тупо... давлю на тебя своей ревностью, а я даже не в праве этого делать.       — Ты можешь ревновать меня к кому угодно, но точно не к Лори, — мужчина провёл ладонью по запястью сына, затем по локтю и остановился на плече, но жгучий контакт прервался, подросток сделал резкий шаг назад, возмущённо шмыгая носом. — Господи... прекрати терзать себя насчёт этого, потерпи ещё немного и, вот увидишь, мы выиграем дело, я подам документы на развод, Лори согласна, после добьюсь над тобой полной опеки. А когда всё закончится, то уедем. Только мы вдвоём.       У Эндрю сердце разрывалось от вида такого сына — сломленного, как у человека, который готов прыгнуть в самую пропасть, лишь бы забыться.       Джейкоб кусал губу, молча выслушивая отца и каждый раз, обдумывая что-то своё, мотал головой.       — Если меня посадят, то получится, что всё это будет зря. Я не хочу, чтобы ты остался без меня и мамы, а кого-то другого на нашем месте просто возненавижу, — по его щекам покатились слёзы, он начал утирать их рукавами и отходить дальше, как в детстве, стыдясь своих эмоций. — Будет лучше, если мы вовремя прекратим наши отношения, станем обычной семьёй... И, может, получится остыть друг к другу до окончательного вердикта, тогда нам будет легче расставаться...       — Джейкоб! — мужчина раскрыл рот, теряя дар речи, он ошарашенно смотрел на сына, не веря своим ушам, затем вновь сократил между ними расстояние и взял подростка под локоть, заглядывая в его заплаканное лицо, словно сейчас это причиняло ему боль, — Из-за этого ты решил втоптать наши отношения в грязь? Решил опустить руки и так просто надеть на них наручники? Мы любой ценой выиграем этот суд, слышишь? — Энди положил ладонь на холодную шею, заставляя Джейкоба стоять на месте и смотреть в глаза, но тот упрямо их закрывал. — С чего ты решил, что я отдам тебя им? Думаешь, я смогу спокойно жить, зная, что мой ребёнок сидит в тюрьме?!       Подросток вздрагивает из-за крика, что пробирает до самых позвонков, но берёт силу в кулак и продолжает говорить то, что думает:       — Без меня вам было бы намного лучше...       Слова сына ударили Энди под рёбра и вонзились в сердце, теперь их не вырезать даже скальпелем.       Последние лучи солнца укрыли озеро, и едва доставали до пирса.       — Что это значит, Джейкоб? — мужчина свёл брови вместе, он впервые злился на него за такие глупые и бессмысленные высказывания. Ладонь скользнула на затылок, но не посмела сжать волосы. — Никому бы не стало легче. Я не представляю жизни, в которой тебя нет... поэтому не смей так говорить, не смей даже так думать!       — Нет, правда, пап, все ваши проблемы и ссоры начинались из-за меня, выслушай, — Джейкоб заглянул в синие глаза, боясь забыться в их мраке.       Ветер поднимал листья так высоко, будто хотел показать им небеса, затем обессиленно опускал в озеро.       — Вспомни, когда я потерялся в торговом центре и как вы кричали друг на друга, а ведь вы были не виноваты, я специально убежал, чтобы... — подросток не договорил, судорожно глотая воздух, он отпрянул от руки отца, сделал шаг в сторону, затем ещё один и ещё...       Перед глазами у Эндрю крутились события того дня: как они спорили с женой, на какой фильм пойти и как каждый из них гнул свою линию, как резко его охватила паника, когда сына под рукой и вообще по близости не оказалось... Тогда на плечах у Барбера, будто кто-то насмехался, висело дело о похищение детей. В тот день он испытал все чувства, от ледяного страха, до жгучей ненависти на себя и охрану, что сказала простое «позже мы обязательно просмотрим камеры». Впервые до предела нервов раздражала жена, которая, не позволяя сосредоточиться на мыслях, собственных чувствах, куда мог уйти ребёнок, стояла рядом и закатывала истерику, обвиняя Энди в том, что он вовремя не взял сына за руку.       Джейкоб и вправду нашёлся. Он стоял у витрины и разглядывал большие энциклопедии о космосе, в то время, как внутри мужчины, в его собственном космосе, начали взрываться звёзды.       — ... каждый день вам жаловались на меня за то, что я ломал чужие игрушки или тащил их домой. Даже директор школы предлагал перевести меня на домашнее обучение, когда я полез в драку со старшеклассником. Ничего не изменилось, я подрос и начал доводить Лори до истерик, а потом она тебя, — Джейкоб вновь отвернулся, убирая чёлку со лба, он смотрел вдаль, ничего не видя перед глазами. — Из-за моей тупости тебя отстранили от работы, которой ты посвятил половину жизни, ещё пришлось всем подряд выплачивать огромные чеки, заложив для этого дом... Ты ездил в тюрьму и снова видел его. Признай, из-за меня рушится ваш брак и нормальная жизнь в обществе.       Джейкоб обернулся, сжав кулаки, заглянув в глаза, в которых бушевал шторм эмоций и не дав Эндрю сказать хотя бы слово, продолжил с хрипотцой:       — Я ужасный сын, который не заслуживает вас. Не заслуживает всё то, что ты для меня делаешь, я... — голос срывается, подросток с трудом проглатывает ком в горле, а горячие капли на щеках — единственное, что сейчас согревает. И, запнувшись на полуслове, рефлекторно делает шаг назад, когда замечает неясное движение со стороны отца. — Я...       — Джейк!... — мужской оклик остаётся где-то далеко на поверхности, не может пробиться сквозь толщу воды, как не могут сделать этого остатки солнечного света и свежего кислорода.       Подростка поглощают темнота и глубина озера.