Эпоха

В сад Светлана выскакивает. Отводит ветви, норовящие садануть по щеке. Склоняется, перепроверяя ствол. Сама вырезала ножичком фамилию и инициалы. Получилось кривовато, зато точно понятно — чьё. Узнаваемо. Так бы ещё каждое яблоко пометить, а желательно и лист. Зелени на ветках с каждым днём становится все меньше. А может это сознание шалит. Кто знает наверняка? Когда-то такие ментальные феномены станут изучать. Защитятся на степень. А пока… «Опять трусили хоть бы как! Оставшееся побили», — поворчать на изголодавшихся мальчишек — святое. «Только смотри каждое яблочко. Это ещё совсем зелёное, крепко на черенке сидит. Его — не тронь. А это, гляди, завтра совсем худым будет, а сегодня ещё срезать можно. И листики не теряй!» — так учила мамуля. Вертела в неразгибающихся пальцах каждое яблочко, которое и на яблочко было похоже мало — так, зелёный комочек — терла кожицу и кивала сама себе. И Свете все эти действия казались жутко необязательными. Хотелось поскорее принести урожай домой, разделить на всех, порезать своё тонко-тонко и, зажмурившись, положить дольку на язык. Одну, совсем прозрачную. И при этом знать, что потом будет ещё одна. Только уже располовиненная. Которую стоит не жевать, а больше прижимать языком к небу, как учили. Чтобы казалось, будто жуёшь долго-долго. А потом потерпеть и не пить кипяток сразу. Тогда будет казаться, что поел ты только что. — Свет, может вам помочь? — Диана касается плеча и тут же отдергивает руку. Может, ей вообще приходить не стоило? Игнат же выдавал муку каждый день: «Абы з гнёту не памёрла». Может, и тут стоило дождаться, не лезть на рожон? И Светлана стоит совсем задумавшаяся, перебирает яблоки, только не срывает ни одного. «Выбирает, что можно дать гостю, — смешок. — Нет, это объяснимо. Себе — лучшее, а гость пусть будет рад, что не спит на полу и золу не ест». — Ой, — Светлана дергается, делает шаг назад и снова врезается в ладонь. Замирает. Поворачиваться на голос откровенно неловко: стать, не слушать, дернуться — совершенно неподобающее поведение. «Это ж надо было так задуматься. Совсем от недосыпа все плохо». — Вы же сказали что-то, да? — Я… я, помочь, — рука онемела, а пальцы все равно касаются плеча. Такого тёплого. Или это ткань на солнце нагрелась? А ещё говорят, что в Ленинграде — невыносимая стужа даже летом. Диане в это верится с трудом. И лучше думать о таких вот катаклизмах: лишь бы глаза не поднимать. Страшно увидеть… — если, — сглотнуть получается с трудом, — если надо — вы, — пауза, — скажите. — Надо? — совершенный шёпот. Последний раз Светлана такое слышала зимой сорок второго, когда рожениц приходилось на себе затаскивать внутрь. «Откармливать ее надо, по усиленному питанию!» — мысль звучит вызывающе резко, но сказать… Светлана все же поднимает глаза. Поворачивается в пол-оборота и скользит взглядом по понурой фигурке: «Так и не поддела кофту», — кивает своему. Широко улыбается, прежде чем развернуться полностью, а потом, решившись, даже дотрагивается в ответ. — Руки лишними не будут, вы же знаете. — А вы меня опять на вы, — фраза получается такой весёлой, с искоркой, почти залихватской, что Светлана невольно замирает, задрав руки. Диана так говорит, кажется, впервые. И зря… «Это же… — дыхание останавливается. — восхитительно». «Нет, ну ты ещё на неё залюбуйся. Ленин на броневике она тебе, что ли?» — Это рабочее, я так ко всем, пройдёт потом, наверное, — можно только тараторить и ещё скорее обрывать яблоки. Совсем не вспоминая, чему учила мамуля, не обращая внимания на осыпающуюся листву. Потом соберут, наверное. Главное — не испортить проблеск. *** Собирать листья Диана вызвалась сама: «Зачем добру пропадать? Витамины же, вроде, или путаю?» — словила одобрительный кивок, прилежно сложила яблоки — получилась почти правильная магазинная пирамидка — полюбовалась на своё творение, даже листик пристроила на самую верхушку, но на предложенную помощь возмущённо замахала руками: — Будет вам! — даже зыркнула, кажется, как никогда прежде. — А как же? Вы же… — Светлана замолкла на полуслове. Почему же так? Стояли вдвоём, руки затекли у обеих, а ее тут заставляют чуть ли ни лодырничать. Но взгляд у Дианы был слишком красноречивый. «Учительница не так проста…» — мысль проскочила и так же затерялась. Это сейчас важно? Совершенно нет. Лучше опереться на шершавый ствол и наблюдать: листочек к листочку прилаживает, ещё и подбирает лучшие, высматривает под ногами. «Ни одного подъеденного, чернённого. Поразительно!» — Еще бы чем связать. Нести будет неудобно, — Диана вздыхает, и Свете остаётся только затыкать ехидное сознание: «Ага, ещё ломанись травинки искать по первому зову… Ух, голубушка, как же тебя так-то?!» — что «так» безобразец решил не уточнять, к счастью. — Я понесу… *** — Мамотька! Дома уже ждут. Марта спрыгивает с кровати, тянет за собой одеяло. Трёт кулачком глаз и сосредоточенно топает, стараясь не наступить на подол «платья». Кидается к Диане, а потом прыгает вокруг и задаёт миллион вопросов одновременно, захлебываясь: «А завтрак? А что? А готово? А ждать? А тетя кусна готовит? А что?» — смотрит во все глаза, и Света не может насмотреться в ответ. Даже не понимает, как протягивает решительно затребованное яблочко. — Я водицьку кушаць не буду, — взгляд исподлобья, — яб-ло-ко! — Марта! Диана спохватывается слишком поздно. Вздыхает и спешит оправдаться: дочь все равно вгрызлась в твердоватый бок и теперь точно не отдаст. — Светлан, я все компенсирую, там ещё котлеты есть, сойдёт? — говорит Диана совершенной скороговоркой и, кажется, совсем не отличается от усевшейся на пол дочки. Или Светлане так кажется. — Я с радостью приму дар, — шуточный реверанс выходит сам собой. Слишком хочется, чтобы понурая соседка улыбнулась, оторвала, наконец, глаза от пола и посмотрела: фыркнула, возмутилась… «Может, и подзатыльник отвесила», — желание, каким бы оно ни было странным, такое… «Такое…» — от чего в груди обязательно защемит. — Будет вам! — ладошка до предплечья не долетает. Светлане остаётся только разочарованно вздохнуть. И тут же улыбнуться: — Вы же мне ещё раз покажете где и что, — подмигивание, — а то… «Можно пол носком почистить». — Что? — спрашивают с настолько преувеличенным интересом, что Диана не может не вспыхнуть, а потом, совсем зардевшись, не заправить за уши выбившиеся из узла пряди. Исключительно рад удобства, но таким изящным движением, что вспыхивает уже сама Света. «Ууу, товарищ Сурганова, в Кащенко пора… в Кащенко». — Все как-то решительно забылось, — быстро договорить и скрыться за дверью, слыша вдогонку радостное и — не верится — кокетливое: «Я покажу!»