Эпоха

      Тиканье часов, напряженное сопение. Марта крутится на руках, желая все же дотянуться до заветного агрегата, но Светлана держит крепко. Профессионально. И девочка дуется, цепляясь за платье.       «Я же ничего не сделаю, только за бочок потрогаю!» — а бочок призывно сверкает чёрным лаком, манит завитками.       Света вслушивается, следит за тенями, отраженными в ширме. Вот Диана поднимает руки, старается стоять ровно, не шелохнувшись, но дрожь видна даже так. Тут же хватается за подол, едва слыша тихое: «Окончила», — склоняет голову к шее, сжимается. Наблюдать — выше сил.       «Может, и правда не стоило? Может, это те самые благие намерения, с которыми до кладбища недалеко? Может…» — мысль прерывается жалобным: — Свет, — если бы не тишина — она бы не услышала.       — Светлана, подойдите-ка, — голос Софии звучит уверенно, в руках танцует мерная лента, но…       — Динка, — маленькие шажки, только чтобы отодвинуться подальше, пальцы, вцепившиеся в шерсть до боли. Белая кожа.       Светлана это замечает в самый последний момент. Тело дергается само по себе.       — Вы поговорите, а то мы так ничего не сделаем, — София тянется к уху, ободряюще хлопает по спине. Только Светлана не слышит — в ушах звон, а перед глазами — ее Динечка, для которой поход к модистке стал неподъемной задачей.       Проскользнуть за ширму, обнять, сжать талию почти до хруста и шептать, сбиваясь:       — Динечка, девочка, что-то случилось? Тебе совсем не нравится? Давай уйдём? — чувствовать, как Диана льнет в ответ и качает головой.       — Нравится, только… так страшно. Я знаю, что все хорошо, но не могу, — спрятать глаза, отвернуться, чтобы Света не узнала ее позорную тайну — платить ведь нечем.       — Что не можешь?       — Заплатить, — на выдохе, — там только на булочную осталось, — если бы можно было исчезнуть — Диана бы с радостью. Ей всегда было стыдно за тридцать раз штопанные чулки, за сбитые туфли, заклеенные чем попало и перелицованную по три раза ветошь с гордым званием «платье», и сейчас… Светка все сделала, а она даже не сможет.       — Заплатить? Динка, вот дурочка, — остается только облегченно выдохнуть и сжать свою Дианку покрепче. Свою — другие эпитеты Света даже не рассматривает. — Родная, я буду платить. Это подарок, тебе.       — Мне? Целое платье? — глаза тут же влажнеют, и Диана неверяще всматривается в лицо напротив. Такое доброе, улыбчивое, обрамлённое задорными кудряшками, никак не желающими послушно сидеть в пучке. — Свет, это же так дорого, я не заслужила, — но Светлана только качает головой.       — Не надо ничего заслуживать, — шёпот. Губы едва касаются ушной раковины, и становится так хорошо, ленно, что Диана сдаётся, кивает и ещё сильнее прижимается к Светлане, утыкается носом в шею. Уже не думает, насколько неправильно все происходящее. У нее все всегда будет неправильно, как когда-то напророчила мать. Но если это неправильно — вот такое: с невесомыми пальцами, гладящими вдоль позвоночника, и тёплыми губами, поочередно прикасающимися к щекам, целующие за ушком с неслышным чмоком. Она согласна. Это ведь не руки мужа, неспособные быть аккуратными, нежными.       — Не нужно ничего заслуживать. Все есть, потому что ты — это ты.       — Ну-с, девочки, все решили? — София заходит аккуратно. Не поднимает голову, будто боится увидеть нечто, что ей не полагается. И Света уверенно кивает, поворачивается вместе с Дианой, придерживает за плечи и улыбается.       — Осталось только ткань выбрать, так ведь? И забрать Марту со шкафа. ***       На улице свирепствует пурга. Приходится прибавлять шаг, почти бежать, заслоняя лицо от колючих снежинок, поочередно подхватывать увязающую в снежной каше Мартишу. Но это даже к счастью. Иначе — Диана сама себя сгрызет. Она уверена.       «Нет, ну вы только подумайте?! В жены, видите ли, берите, а то заберут и глазом не моргнёте. Невеста завидная».       Нет, София всегда была остра на язык, но чтобы настолько. Закашлялась даже Светлана, и предпочла на Динку не смотреть. А ведь прозвучало все буднично и до безобразия нагло.       Невеста? Да, по актам гражданского состояния вполне, но желания как-то не было. Хотелось только девочку, дочку с непослушными кудряшками. И это можно было устроить.       «Уже устроилось, вполне», — чудо валялось в снегу, задорно хохоча.       Диана поминутно поглядывала на собственноручно завёрнутую в шаль подругу. Которая не давалась, настаивала на «я все сама», а потом все же сделала шаг на встречу и позволила закрутить платок плотнее. Тогда-то про невесту и сказали.       — Все, домой, лечиться у нас нечем!       Светлана подхватывает Марту на руки. Отряхивать от снега пушистый полушубок приходится в четыре руки, стянув громоздкие рукавицы.       — Дома будем греться. И воды накипятим, — Света строго наблюдает за раскрасневшимися пальцами, поджимает губы.       — Чай с меня, и там ещё немного пирога осталось, — но Диана кажется такой довольной, улыбающейся, с прелестными ямочками на заалевших от мороза щеках.       — А может и не от мороза.       — Брысь, негодник! — с этим искусителем у Светы разговор короткий. Пусть у других плетёт интриги. ***       Заходить нужно как можно тише, но почему-то обеим хочется хохотать, а Марта только подначивает, так и стремясь покачаться на качелях из рук.       — Вернулись, — Анна Димитриевна выходит по первым шагам. Будто ждет, когда можно будет на чем-то подловить: незакрытая дверь, включённый свет.       — Вам что, лучины мало?       Но сейчас она только бережно гладит по латунному боку примус.       — Смотрите, какой красавец! — хвастается, не таясь, и тут же прижимает обратно: — Но не дам, даже не просите.       И Света с Дианой перемигиваются — будто они слезно просили?       — Анна Димитриевна, да мы как всегда, только кипяточек нагреем. Там метель жуткая, замёрзли.       …Чаепитие само собой переходит в водные процедуры. Эмалированный таз, годящийся на небольшую ванночку посреди комнаты. Довольная Марта, подставляющая бока под тёплую воду из ковшика, так и жаждущая попрыскаться маме в лицо, и Свете, если повезёт.       — Марта! Останешься без тёплого одеяла, — Диана грозит пальцем, но разве можно отказать сникшей дочери.       — Не надо, скоро уже спать пойдём, — Света перехватывает руки девочки, целует поочередно, и Диана замирает с ковшиком.       «Вот так просто?»       — А теперь будем купать маму, — уворачивается от летящих в лицо капель и хихикает. Кто у них тут ребёнок?       Наблюдать так интересно, что ложится не получается. Вот никак. Марта старалась, даже глаза закрывала и лежала. Но потом Света начинала шептать, а мама так смеялась, как девочки в садике, что сдержать любопытство не получалось.       — Ещё чуть-чуть, пока вода не остыла. Ноги погреть успеем, — Светлана с силой окунает ступни, подливает оставшееся из ведра и присаживается рядом. Динка почти заснула, привалилась к плечу, затихла. Только трется носом о шею, если провести рукой по волосам. И улыбается.       Света видит прищуренные глаза, чувствует лохматую щекочущую макушку и касается ступней ступни в тазу. Это только чтобы заметить, если вода станет совсем холодной. Быстренько обтереть кожу и натянуть приготовленные носки. Мамуля сама вязала, когда ещё было из чего, а вот Светлане премудрость спиц не покорилась, только крючок.       «Вот бы учительницу какую».       — Дин, а ты на спицах умеешь?       — Умею, только не бралась давно, может не получится, — голос сонный-сонный, и Светлана решает, что на сегодня хватит. Осторожно обтирает ступни, натягивает носки, смущается от тихого:       — В кровать я уже сама лягу, — и улыбается, когда одеяло упорно остается приподнятым.       — Дин, накрывайся. Зря мы его что ли грели?       — Я подожду.       Глаза предательски закрываются, но Диана чувствует ответственность. Кровать же Светина, и она вот так пустила, уже в который раз. Сама расправила простыни, развесила одеяло, взбила подушки. А сейчас топчется, ещё и… босыми ногами!       — Нет уж, давай помогу, — одна куцая ночнушка, посиневшие с прожилками вен ступни. Диане картина решительно не нравится! И ведь пойдёт все относить в ванную, как есть, — и оставляем все. Не обсуждается.       — Совсем не обсуждается? — взгляд из-под полуопущенных ресниц. Диана в ответ смогла только прошептать:       — Никак.