Эпоха

      Вода попадает всюду: заливает нос, не даёт сделать вдох ртом. Можно только откашливаться и молиться, чтобы скоро все закончилось.       — Ну что, дошло? Или дальше учить? Я же могу, сама знаешь, — слова удаётся разобрать не сразу. В ушах шумит. Голова чугунная и отчего-то очень сильно болит. Диана пытается сделать вдох и закашливается, оседает на глиняный пол. Нет сил даже прикрыться.       — Не надо. Я буду, — приступ кашля повторяется. Лающий, выворачивающий наизнанку. И сказать ещё что-то уже невозможно. Сложно даже сообразить на что она только что подписалась. Да и не надо. Это все случится потом, а пока передышка. Можно лежать и дышать. Только делать это надо осторожно, под счёт. Чтобы в груди не так болело. И свернуться в клубочек, постараться согреться. «Молоко же пропадёт».       — Ну, отдохнула?! Пора и долг выполнять, — Игнат трогает небрежно, ступней. Тыкает носком лаптя раз-второй, старается попасть в живот, чтобы наверняка, а когда Диана лишь стонет и сильнее сворачивается, защищаясь — пинает в спину. От злости. Заряжает кулаком в стену и сплевывает: — Вот бабье пошло. Ни кожи, ни рожи. Захочешь выебать — и то лежит. Ты жена мне или кто? — поднимает за волосы, опирает на стенку. — Я своё получу. А ты уж делай, чтобы тебе терпеть поменьше, — скалится, — ты ж, баба, умная, или все врут?! — Диана приоткрывает глаза, кое-как качает головой. Просить сейчас бесполезно. Все равно возьмёт. Даже такую — замёрзшую, всю в мурашках и с растрескавшимися губами.       — Положи, хотя бы положи, — сглотнуть, чтобы голос звучал. Найти силы в дрожащих ногах, попытаться протянуть руки, плетьми висящие вдоль тела. «Если хорошо попросить — может сжалится». Хочется верить, но глядя в оскал — не получается.       «Будет что рассказать!» — руки сами тянутся к поясу.       «А ведь только все хорошо стало, не больно, — шершавые пальцы грубо ощупывают нутро, разминают, —неужели, то был сон? Интересно, а Света бы смогла, так?»       —... Динка, дыши-дыши, дыши, моя хорошая, — голос появляется неожиданно. Такой мягкий, баюкающий. И руки. Пусть в мозолях, пусть с обкусанными заусенцами, но аккуратно вытирающие слёзы, будто с фарфоровой куклы. — Это сон, родная, только сон. Иди сюда, — Света поворачивается удобнее, укладывает подругу на себе. Кожа к коже, чтобы все забылось скорее. Поглаживает вдоль позвоночника. Смотрит внимательно, чтобы если вдруг сон накроет снова — успеть разбудить. Чтобы Динка больше не задыхалась, и этих проклятых слез тоже не было.       — Шшш, все хорошо, больше ничего не случится. Точно-точно, — покачиваться вместе, вплестись пальцами в волосы, помассировать, утешить. Все, лишь бы Диана задышала ровнее, а когда та начинает ворочаться, мягко остановить: — Лежи. Ещё надо полежать.       — Но это же неудобно, я тяжёлая, — попытка приподняться, уверить взглядом, но Света научилась справляться даже с таким.       «Диана просто привыкла. И заранее старается все сгладить, но сейчас не стоит. Медсестры знают лучше», — спеленать крепче.       — Все удобно, не переживай, лучше закрывай глазки. И будем придумывать, что бы такое нам должно присниться. Давай? — накрыть одеялом повыше, укутать плечи, невзначай поцеловать в щеку. Раскрасневшуюся от слез и соленую. Пройтись губами от уха до уголка рта. Оставить россыпь тёплых поцелуев, а потом заглянуть в глаза — ошеломлённые, круглые лепешки. Удостовериться, что все идёт по плану. Кинуть хитрый взгляд, облизнуться и всего на секунду приникнуть к губам. Сцеловать соль, которая потом все разъест и оставит кровавые бороздки.       — Понравилось?       Диана прижимается теснее, оплетает шею руками, бубнит:       — Ещё в первый раз понравилось. И сейчас, — зарывается носом в волосы. Щекочет. И Света выдыхает. Значит все не зря.       — За что ты мне такая досталась, а, Свет? — вздохнуть и всхлипнуть, зарыться глубже, словно после этого вопроса Света тут же убежит.       — Наверное, кто-то выдал. Может советы? Они хорошими должны быть! — рассмеяться и поцеловать ещё раз. Уже глубже, чтобы перехватило дыхание. — А так нравится?       — Очень.       Диана сама не понимает, что же побудило действовать ее по образцу. Обнимать сильнее, тыкаться в губы. Проходиться языком по кромке и совсем уж нагло перекрывать воздух, а потом стараться отдышаться самой и с надеждой заглядывать в глаза:       — Это же не слишком? Да? — стискивать и приникать снова.       — Не слишком. Мне понравилось, — чмок в ключицу ради подтверждения, — все понравилось. Вот обнаглею, буду просить ежевечерне! — сверкающие глаза видны и в сумраке.       — А я не сказала, что против. Вот, — и облизаться.       — Раз не против, тогда ложись, — Света проворно вскакивает с кровати, присаживается, укладывает подругу на живот и слишком уж настырно... раздевает. Сначала одеяло сползает до бедер, потом куда-то вверх задирается сорочка. Диана не понимает что к чему. Ёжится от разгулявшегося холодного воздуха, вцепляется в подушку, чтобы не показать страха. «Зачем все это? Неужели, и Света решила взять?» — на глаза наворачиваются слёзы. Так не хочется верить, но действия, слишком похожие на то, что творил когда-то муж.       — Свет, может просто полежим? — звучит жалобно, в подушку. Света тут же чувствует капли холодного пота на спине, ласково проводит тёплой ладонью, вытирая: «Испугалась».       — Это же массаж, Дин, чтобы засыпалось лучше, я ничего плохого не сделаю, слышишь? — приспустить лямки сорочки, погладить по плечам, поцеловать в шею, почти приглашая: — Можно?       Диана мелко кивает, дышит уже почти ровно. «Или пытается».       — Это же не больно? — вцепляется в подушку, а если бы смотрела, Света уверена, это бы был взгляд полный мольбы.       — Вот дурилка, какое больно? Наоборот, приятно. Обещаю, — собрать разметавшиеся прядки в косу, перебросить ту на подушку, поправить. Диана замирает и тут же зарывается глубже, услышав тихое: — Я буду только гладить. Хорошо?       — Как сейчас? — в голосе столько мольбы, что не уверить невозможно:       — Только как сейчас, — устроиться рядом поудобнее, разогреть ладони, чтобы наверняка.       Света сама не поняла, когда дыхание невольной пациентки стало совсем размеренным, кисти, прежде так сильно сжимавшие подушку — разомкнулись, а губы расплылись в улыбке. Даже спина, постоянно готовая держать удар, сдалась.       — Спи, — укрыть одеялом, приткнуть, чтобы тепло не исчезло. Но стоит только убрать руки — Диана тут же ворочается, просит, путаясь в звуках:       — Не уходи, подалуста, — и Света решает лечь рядом, оставить ладонь на талии. «Если так будет легче — не уйду. Не бойся». Слишком уж ей стала дорога эта молодая женщина.