звёздочка

Повисает отвратительно прозрачное в своей ясности молчание. Ёнджуну хотелось бы как-то смягчить это открытие, защитить от жестокой действительности мужа, но он обещал себе, что больше никогда не будет врать, да и к тому же, только он один виноват во всём, и не факт, что Тэхёну будет интересно слушать его оправдания. У омеги взгляд пропитанный отчаянием, таким глубоким, что страшно за него становится. За него и за ребёнка, притихшего в дрожащих руках. Бомгю, тихонько скользнувший в комнату следом за хозяином, хмурится. Слишком уж очевидная картина перед ним разворачивается. Хюнин хлопает глазами над его плечом и пару раз открывает рот, но так и не решается ничего произнести. Они оба становятся невольными свидетелями и участниками этого действа, глотая чужие боль и растерянность, чувство вины, но не пытаясь вмешаться. Субин выдыхает, не в силах поднять взгляда, понимая, что наткнётся лишь на осуждение или вовсе злобу, потому что это то, что он заслужил, решаясь на такой шаг. Не хватает сил даже на извинение, когда он поломанной куклой выплывает из комнаты, скользя по косяку, лишь бы не дотрагиваться лишний раз до младшего. Уходит по-английски, не прощаясь, и лишь на лестнице, дав волю слезам, бормочет невнятно: «я не имел на тебя никаких прав, только испортил тебе жизнь, мне очень стыдно — прости». И теперь это действительно те слова, которые нельзя держать в себе. Ёнджуна пугает неестественная бледность омеги, когда всё же решается взглянуть на него. Такое ощущение, что ещё несколько секунд и младший упадёт на месте, не выдержав эмоций. Малыш с интересом разглядывает длинную серёжку в ухе Тэхёна, перебирая её пухлыми пальчиками. Омега неожиданно делает шаг к старшему, прижимает к себе Дживона так крепко, что тот недовольно ёрзает, и останавливается совсем близко: можно разглядеть каждую светлую роднику, пересчитать ресницы, прочитать все ответы в чужих зрачках. Голос дрожит и ломается, когда Тэхён пытается улыбнуться сквозь еле сдерживаемые слёзы и спрашивает, доверчиво заглядывая в глаза:        — Джун-а, я всё пойму, ты, пожалуйста, скажи мне правду, — нервно сглатывает ком в горле, пытаясь успокоится, — Мы забудем это, как страшный сон, просто признай, что всё было по пьяни или, может, ты употреблял что-то серьёзнее, не понимал, что делаешь. Я всё прощу тебе, только скажи, что ты по-прежнему любишь меня! Ёнджун смотрит в кристально чистые от влаги глаза напротив и мысленно казнит себя, понимая, что сломает окончательно. Малыш, удивлённо глядя, тыкает в мокрые дорожки, одна за одной появляющиеся на родном лице, а после, словно вдруг почувствовав что-то, упирается лобиком в ключицу и смотрит так игриво на отца, улыбается. Тэхён ждёт ответа, не понимая почему Ёнджун медлит, а тот, собравшись, качает головой отрицательно, потому что нет, он прекрасно всё осознавал и отдавал себе отчёт, но противится влечению природы ли, чувств ли не мог. Вот такая вот он скотина, что даже смотреть на мужа становится чем-то из ряда вон выходящим. А язык не поворачивается озвучить оставшуюся часть про истинность, про то, что было даже не раз, хотя, все, похоже, и без его поправок догадываются. Младший отшатывается, как от удара, вздрагивает мелко, а предательский всхлип вырывается наружу, проходясь ножом по сердцу. Плачет, не сдерживаясь, отчего быстро краснеют глаза и нос, а откуда-то сбоку альфа буквально чувствует на себе неодобрительный взгляд. Тэхён, ища защиты и поддержки, утыкается лицом в маленькое тельце на своих руках, судорожно выдыхает и заходится новой волной рыданий. Нет, определённо не такого финала Ёнджун ждал. Он тянет к омеге руки, потому что нельзя оставить его в таком состоянии — надо исправить всё. Пусть Тэхён считает его подонком и сволочью, кем он, собственно, и является, но хоть бы разрешил себя успокоить, помочь перенести.        — Тэхён-и, — тянет нежно, с толикой отчаяния в голосе. Младший пятится от него, шмыгая носом, а когда Ёнджун делает шаг вперёд, неожиданно громко вскрикивает на грани истерики:        — Не смей! Не надо — не подходи ко мне! — ребёнок тоже надувает губы, собираясь заплакать, услышав его прерывающийся голос, и омега быстро гладит сына по головке, продолжая уже тише, но зато концентрация боли будто возрастает в разы, — Не трогай меня, пожалуйста. Ёнджун замирает, медленно опуская руки, и с тоской смотрит как Тэхён, отойдя подальше, без сил обмякает в объятиях Хюнин Кая. Тот осторожно поглаживает его по спине, совершенно не понимая, что стоит сделать и какие слова подобрать, а Кан, так же внезапно отстранившись, выходит из комнаты. Теперь — навсегда, вот только долгожданного чувства свободы Ёнджун почему-то не чувствует.

***

19 февраля 2015г

За окном противный липкий снег, какой бывает только в конце февраля — крупный и влажный. Тэхёну не нравится. В небольшой двухкомнатной квартире светло и чисто убрано, вот только всё чужое. Всё, кроме разрумянившегося маленького комочка, сопящего рядом. Омега невесомо, кончиками пальцев поглаживает пухлую щёчку сына и выдыхает прерывисто, силясь не заплакать. Он и так пролил слишком много слёз за это время, стоит остановиться. Хотелось бы равнодушно развернуться, уйти куда глаза глядят, вот только равнодушно не получилось — внутри всё тянуло и вязало сухожилия в крепкие узлы, а в голове крутилась одна единственная мысль: «чем заслужил?». Хотя, ответ уже неважен. Всё теперь неважно, он справится, найдёт в себе силы хорошенько воспитать Дживона и поставить на ноги, пусть и в одиночку, а то, что плачет по ночам, утираясь уголком наволочки, то это пройдёт. Обязательно пройдёт. Не может же всю жизнь из-за одного человека в груди болеть, ведь так не бывает. Тэхён даже уже приблизительно решил, что ответить, если сын спросит когда-нибудь: «Где отец, папочка? Ведь у всех он есть, где же мой?». Например, можно сказать, что Ёнджун улетел далеко-далеко, исследовать космос, или плавает в холодном океане. Что-нибудь, потому что правду омега озвучить не сможет. Ну это даже звучит абсурдно: «котёнок, отец бросил нас с тобой» — что ребёнок подумает? На откинутый в сторону смартфон приходит сообщение от единственного человека, которому Тэхён может хоть немного довериться. От этого ребёнка просто не ждёшь подлости, а если уж и он окажется испорченным, то к чёрту весь этот мир. Хюнин 17:49 Хён, тебе надо чего-нибудь? Мне по дороге, могу забежать. Тэхён улыбается слабо, раздумывая. За что он Кая и любит, так за его жертвенность: сто процентов младшему не «по дороге» и придётся делать крюк, скорее всего даже довольно большой, но надо помочь и поддержать — значит расшибётся в лепёшку. Казалось бы — чего ещё тебе надо? Побыл «подушкой» на месте событий, послушал слезливые причитания всю ночь напролёт в трубке, да чёрт, квартиру свою предоставил в тайне от собственного парня, (хорошо, что после переезда ещё не успел никому сдать), ну и успокоится можно на этом! Но нет, постоянно пишет, звонит, в гости забегает… Нагружать уставшего после пар парня не хочется и омега пишет: Вы 17:51 нет, спасибо, я сам. Ответ приходит почти сразу. Хюнин 17:53 хорошо, Дживон-и можешь оставить на это время у нуны — они только рады будут, а вообще будь осторожен, хён. У тебя ведь течка скоро, мало ли ненормальных на улицах… Действительно, ведь течка на носу, и как он мог забыть. Тэхён цыкает раздражённо, откидывая волосы со лба. Напрягать милых сестёр Кая, живущих этажом ниже, неудобно, но другого выхода просто нету — без блокаторов запаха, тампонов и обезболивающих он точно не протянет. Дверь ему открывает Бахи, чуть ли не визжит от радости, но, заметив спящего ребёнка, краснеет и отступает в глубину квартиры, пропуская Тэхёна вперёд. Лиа выходит в коридор в домашней длинной футболке с кухонной лопаткой в тонкой руке и только тихо кивает, улыбаясь. Бахи, совершенно не слушая Тэхёна, усаживает его за стол и накладывает в тарелку всякой всячины, пока старшая девушка аккуратно берёт на руки Дживона и произносит успокаивающе-ласково:        — Оппа, ты поешь, я сама готовила. И не волнуйся, нам с твоим кнопкой посидеть — сплошное удовольствие, ладно? Когда вернёшься всё будет в порядке: и поиграем, и покупаем, если надо. Тэхён кивает ей благодарно, а мысленно желает всего самого лучшего — бетам так сложно найти своё счастье, не имея запаха и шарма, присущего омегам, что для Лии было бы абсолютно несправедливо. В аптеке тихо и пахнет хлоркой. За прилавком стоит молодой кассир, с волосами, перекрашенными в светло-розовый цвет. Он поднимает на Тэхёна скучающий взгляд и улыбается дежурно-устало:        — Что-нибудь конкретное? Омега качает головой и отходит в сторону дальних стеллажей с блокаторами, рассматривает марки, прикидывая разницу в цене, потому что пока не найдёт новую работу сводить концы с концами будет трудновато. Конечно, заявление об уходе пока осталось без ответа, но в любом случае он снова там не появится — слишком легко отыскать. Если кто-то вообще будет искать. Звякает колокольчик и замершего на месте Тэхёна словно окатывает ведром холодной воды, а весь затхлый аптечный воздух заполняется мгновенно крепким жаренным кофе. Или ему только кажется — спятившее, так глупо привязанное сердце подкидывает галлюцинации. В отражении стеклянной витрины видно высокую ссутуленную фигуру, кутающуюся в пальто. У фигуры длинные узловатые пальцы, сжимающие кошелёк, хриплый низкий голос и немного пустой взгляд, когда продавец спрашивает, чем может помочь. Тэхёну не нужно оборачиваться или подходить ближе, чтобы понять, кто это — сегодня звёзды отвернулись от него. Омега забивается в угол между открытой дверью подсобки и шкафом с лекарствами, опускается на корточки и дышит через раз, лишь бы не обнаружить себя. Самое страшное, что Ёнджун может сделать, заметив его, — отобрать сына, и этого Тэхён точно не допустит. Единственный выход — скрываться, не обращая внимания на то, что всё его существо, обезумевшее в преддверии течки, рвётся к альфе. Хочется вернуть всё, конечно хочется, но из-за собственного эгоизма он не будет рушить судьбы истинных, которые виноваты-то только в том, что не посчастливилось найти друг-друга раньше. Ну вот не тэхёновский Ёнджун человек, что поделать. А простить… ошибки делают все, а прожив со старшим в браке без малого три года бок о бок, сил нету на него, такого любимого и родного, злиться. Обидно только, что память нельзя стереть, вместе с аккуратной меткой под линией роста волос, но, в конце концов, если бы не было её, было бы ещё ужаснее. Так, у него осталось хотя бы что-то, не считая ребёнка, который, когда наступит время, тоже уйдёт. Ёнджун, соскребая сдачу с прилавка, шмыгает носом простуженно:        — Не интересует. До свидания. И пусть слова эти не Тэхёну вовсе адресованы, нет — симпатичному кассиру, но ощущается, будто ножом по незатянутым ранам, а ещё такие слова Ёнджун обязательно бы произнёс, омега уверен в этом, не будь он хорошо воспитан, и не будь он отцом. «Всё! Не интересуешь, это было ошибкой» — сказать о чувствах больно, но, возможно, о ребёнке — нет. «До свидания, проваливай из моей жизни, ты только мешаешь!» — сказать мужу можно, малышу — язык не повернётся. Ёнджун выходит под льющий, как из ведра, дождь, расправляя над головой зонт, а Тэхён вспоминает отстранённо, что свой оставил у сестёр Кая. Крупные капли несутся, падают с небес на полотно зонта, и разбиваются в мгновение ока на сотни мельчайших брызг, безвольно стекая на землю. Так и Тэхён, похоже, нёсся-нёсся, пытался своей любовью достать до Ёнджуна, прячущегося от него под зонтом, а в итоге лишь осыпался пылью под его ногами, потому что альфе всё это оказалось не нужно. Старания капель прерываются зонтом, не оставляя следов. Уже подходя к подъезду, Тэхён чихает громко, аж два раза подряд, «только бы малыша не заразить». Консьерж спрашивает у него, устало привалившегося к стене рядом с лифтом, потому что внезапно туман в голове и жарко до каплей пота на висках, стоит ли вызвать скорую, а омега лишь улыбается в ответ, откидывая со лба липнущую чёлку. Что врачи скажут? «Нежелание жить» и пару успокоительных уколов, вслед за снотворным? Это и так понятно. Ударятся в истерику просто нету сил. На щеках мокрые полосы и даже стягивает кожу неприятно, а уж дождь или слёзы… Какая теперь разница.

***

       — Да как ты не понимаешь? Он был где-то совсем рядом, похоже. Бомгю лишь разводит руками, потому что, что тут скажешь: проворонил, а Ёнджун без сил опускается в кресло. Вчера, когда он вернулся домой и закапал в многострадальный нос лекарство, понял, что на пальто осели частички тонкого цитрусового аромата, который он мог бы узнать из миллиона похожих. Господи, он отдал бы всё, чтобы иметь возможность хотя бы один раз поговорить с мужем. В тот вечер Тэхён заперся в их спальне, а утром, не оборачиваясь, прошел мимо альфы, замершего у порога на полу, с необходимыми вещами в небольшом рюкзаке и сыном на руках. Молча спустился на первый этаж и ушёл, будто и не было его никогда. Субин больше не появлялся тоже и сменил номер, видимо, всё для себя решив. Ёнджун мучился один в пустом доме, заваливал себя работой, чтобы отвлечься, и один раз даже напился с Бомгю до полумёртвого состояния, бормоча под утро родное имя до хрипов, пока Кай, которого они, естественно, разбудили, не оттащил его тушу на гостевой диванчик. Альфа смотрит в окно задумчивым больным взглядом, как смотрят люди, которые знают, что жить им осталось от силы два дня, а Бомгю, чувствуя себя виноватым, молчит, уставившись на стрелку часов.        — Что случилось? — спрашивает осторожно Хюнин Кай, лёгкой тенью скользя в кабинет. На его лице неподдельное удивление, когда Ёнджун говорит о запахе. Омега протягивает старшим по чашке кофе и усаживается рядом с Бомгю на диван.        — Поподробнее, — говорит он, закинув ногу на ногу. «Что тут подробнее-то» — думает Ёнджун, прокручивая на пальце обручальное кольцо, но всё же расписывает свой день буквально по минутам. Кай слушает его очень внимательно и отпивает изредка из картонного стаканчика, а когда старший заканчивает, заявляет с видом инспектора:        — Знаешь, не думаю, что ты столкнулся с ним в ресторане, где решал дела. Вряд ли бы Тэхён начал ходить по таким местам после чуть ли не развода, думаю, он слишком подавлен сейчас, — эти слова заставляют Ёнджуна сглотнуть, цепляясь зубами за нижнюю губу. «Он такой, блять, идиот», — И ещё не думаю, что он мог быть в аптеке — зачем ему, к тому же, это слишком небольшое и замкнутое пространство, чтобы ты его не заметил. Скорее всего, вы могли пересечься в метро, потому что народу много, а ехал ты чуть ли не в час-пик. В рассуждениях омеги явно присутствует логика, а значит Ёнджуну стоит заморочиться ещё больше, и привлечь людей, чтобы найти младшего, что он, без промедления, озвучивает. Хюнин кивает с пониманием, а потом встаёт и ставит на тумбочку допитый кофе, направляясь к двери. Чхве успевает заметить, что пальцы у него немного подрагивают: «волнуется тоже, по-своему» думает. Кай оборачивается, уже стоя в дверном проёме, и спрашивает Бомгю:        — Я поеду к нуне, ты со мной? Альфа морщится, как от зубной боли, и тянет:        — Детка, ты знаешь, что мы с Леей… Не обижайся, ладно? Младший показывает «окей» пальцами и уходит на этот раз окончательно, а на улице осматривается воровато и пишет, попадая мимо букв: «Скоро буду».

***

27 марта 2015 г

Дживон агукает и тянется к Хюнин Каю, когда он появляется на пороге кухни. Просияв, омега бросает рюкзак на стул и бежит к ребёнку, поднимая его на руки уже без всякой опаски. Тэхён улыбается им от плиты, наблюдая за тем, как Кай трётся лицом о живот малыша, и запивает таблетку-блокатор стаканом воды — течка почти подошла к концу, но подстраховаться стоит. Кай сажает мальчика обратно на высокий стул, а сам подходит к старшему, отмечая с грустью его бледность, и виновато-преданно заглядывает в глаза:        — Мне кажется, что он догадался. «Он» — потому что в этом доме имя альфы негласно решили не произносить. Тэхён дёргается, пряча взгляд, и говорит как-то скомкано:        — Садись кушать, я же знаю, что ты голодный. Потом поговорим. Хюнин кивает и уходит мыть руки, пока друг раскладывает еду по тарелкам. Ему нравится обедать у Тэхёна: тот готовит вкусно и смеётся заразительно, а Дживон очень мило пытается правильно держать ложку, но всё, по обыкновению, оказывается на столе. Уплетая за обе щеки предложенные лакомства, младший не может перестать думать о том, как на него смотрел Ёнджун всю эту неделю, особенно, если омега брал в руки телефон. С какой-то больной надеждой, недоверием. Кай понимает почему: поиски не приносят результатов и Ёнджуну сложно, а сам Хюнин, наверное, был бы и не против ему помочь, подсказать, потому что видит — альфе действительно жаль, он может всё исправить, но непонятно как к Тэхёну подступиться, если он вот так обрывает все его попытки. Ему прекрасно известно, что старший простил альфу и скучает, но боится чего-то. А вот чего — уже не понятно.        — Хюка, знаешь, — говорит Тэхён, пока тот моет посуду, — Если ты прав, то будь, что будет, ты и так слишком много сделал. «Пусть найдёт, если захочет, я сумею разобраться. Но только не сегодня, чёрт, когда угодно, но только не сейчас.» — остаётся неозвученным. Младший качает головой одобрительно-сочувственно и вытирает руки полотенцем.        — Пожалуйста, сходи в магазин. У нас заканчиваются продукты, а мне действительно неудобно. Кай кивает и улыбается, а Дживон произносит невнятное «аппа», оказавшись у Тэхёна на руках, и тот, как всегда, безумно рад. Когда омега, уже в нескольких шагах от кассы, замечает приближающегося к нему Ёнджуна, он чувствует нарастающую панику: совершенно не понятно, что тот собирается делать, и как его нашёл, а ещё в тележке, прямо сверху, лежат ничем не прикрытые упаковки детской смеси, и все оправдания вылетают из головы. Хюнин Кай старается по-быстрому спихнуть предательскую покупку вниз — в гору овощей — и выдавить естественную улыбку, вместе с: «Ого, хён, не ожидал тебя увидеть. Ты тут откуда?» Судя по совершенно безобразно довольному и отрешённому выражению на лице старшего, ему до Кая нет никакого дела, а ещё у того не получилось сыграть свою роль достаточно убедительно: альфа не отводит взгляда от дурацких смесей, которые, мало того, что так ужасно подвели Кая, так ещё и словно специально проскользили по верху так, чтобы стала заметна каждая ровная надпись: «детское питание до года».        — Привет, — улыбается ему мужчина, — Я за сигаретами зашёл, у меня неподалёку встреча проходила, а вот ты как тут оказался? Ведь до вашей квартиры не меньше получаса отсюда ехать… Кстати, могу тебя подвести, я сейчас свободен, а то ты вон с какими сумками. Хюнин краснеет пятнами, пряча глаза, и мямлит:        — Спасибо, конечно, хён, но я дойду пешком, мне недалеко, — опомнившись, фантазирует быстро, — Я приехал к моим дедушкам, они уже старенькие совсем, зубы износились, вот я и везу им всякие пюрешки с кашами. А часть продуктов потвёрже… Я возьму их себе! Отдохну у дедушек дома и через часик поеду. Ёнджун смеётся одними глазами и, покачав головой, оплачивает покупку своей картой. Затем с лёгкостью поднимает пакеты и говорит спокойно:        — Давай, показывай дорогу, я помогу тебе отнести всё это, — и, понимая, что Кай хочет отказаться, добавляет тоном, не терпящим возражений, — Сегодня мне хочется побыть джентльменом, потрясающее настроение, знаешь ли! У омеги буквально не остаётся выбора. Почти всё время они идут молча, а Хюнин Кай думает даже о том, чтобы написать старшему о том, что возвращается не один — может у того появится время сбежать, но, глядя на то, насколько окрылён Ёнджун, он отгоняет эти мысли. У подъезда он всё же кивает и тянет руки за сумками, как бы собираясь идти дальше один, проверяет реакцию. Ёнджун хмурится, сжимает пальцы крепче, не поддаётся на «спасибо, ты очень помог», и спрашивает прямо:        — Они там, верно? Скажи мне, ты же знаешь! Есть что-то в его глазах такое, что не даёт Хюнин Каю соврать. Он отступает на шаг назад, отводит взгляд и молчит — этого хватает. Ёнджун быстро касается его плеча в мимолётном благодарном жесте и, как был, с пакетами, забегает в подъезд, не спрашивая этажа и квартиры. Кай провожает его взглядом и не знает, пожелать ли удачи. Пусть Чхве и налажал, но шанса заслуживает хотя бы своим упорством, и если Тэхён этот шанс дать не спешит, то его предоставит Кай.

***

       — Что случилось, мой хороший? — спрашивает Тэхён устало, поглаживая сына по голове. Впервые за всё время он не понимает, что делать — ребёнок словно не хочет его слышать: вертится, отбиваясь от рук, тянется то к двери, то к окну, рядом с которым они стоят, плачет. Детское тельце бьётся в крепких объятиях, а омега чуть ли сам не ревёт, глядя на то, как изводится мальчик.        — Что такое, котик, у тебя что-то болит? — бормочет он, озабоченно заглядывая в светлые грустные глазёнки, — Не мучай папу, ну пожалуйста, не плачь. Невольно Тэхён вспоминает, как легко успокаивался Дживон на руках у Ёнджуна, и без сил цепляется пальцами за подоконник, усаживая ребёнка на кровать. Может быть, для сына было бы лучше, если бы Тэхён оставил его с ним? Ведь он решил всё сам, так быстро, что и осознать не успел. Перед глазами цветные круги, а блокаторы напоминают о себе лёгкой тошнотой и головокружением, прекращая своё действие.        — Прости, Дживон-и, — произносит он, отвернувшись к окну, — Я не знаю, как мне поступить, правда, я совершенно растерялся. Ребёнок перестаёт хныкать за его спиной и даже издает пару каких-то звуков, но Тэхён с его комом в горле и предательскими слезами уже не может их индефицировать. Он прислоняется лбом к стеклу и плачет в который раз, беззвучно, чтобы не пугать ещё больше мальчика. Копошение прекращается звуком крепкого поцелуя, и прежде чем омега успевает обработать этот факт, его разворачивают за плечи и вжимают в широкую грудь, окутывая родным запахом.        — Нашёл, — шепчет ёнджуновский голос над головой и сильные руки обнимают крепко, словно желая стать чем-то целым. Тэхён каменеет, вслушиваясь в подрагивающие нотки, — Господи, я нашёл вас… Тэ, прости, позволь мне объяснить! Просьба бьёт в самый центр груди, напоминая о том, что нельзя вот так просто сдаваться и терять голову от того, что безумно скучал; Тэхён отстраняется, упираясь ладонями в чужой торс, не разрешая притянуть снова, и говорит, стараясь не смотреть в глаза:        — Почему ты здесь? Как ты узнал, где мы? Что тебе нужно? Ёнджун поднимает его голову за подбородок крепкими пальцами, заглядывает глубоко, будто в душу, а в глазах светится ярко-ярко и грустно.        — Я мудак. Пожалуйста, давай начнём сначала.        — Не ругайся при детях, — одёргивает автоматически омега и добавляет, горько усмехнувшись, — Мы уже как-то раз начинали сначала, если ты помнишь. И не стой так близко, меня немного тошнит от твоих феромонов — они очень выражены сейчас. Ёнджун смотрит испуганно, забывая половину своей речи за раз, опускает бегло взгляд куда-то ниже по телу младшего и тянет его к себе, выдыхая прямо в лоб:        — Ты беременный? Удивление в глазах напротив через край и альфа успокаивается мгновенно, с нежностью поглаживая мужа по спине.        — Поверь мне, прошу тебя, этого не повторится. Я очень виноват перед тобой. Тэхён выдыхает как-то устало и спрашивает, против воли прижимаясь к знакомому телу:        — Как мне верить тебе, Ёнджун? Как мне простить тебя, если ты… Договорить не дают — старший гладит по голове аккуратно так, словно пугливого кролика, и омега, отвыкший от столь любимой ласки, всхлипывает, сдаваясь. Ёнджун первым тянется к чужим губам, касается, словно до крыльев бабочки, бережно и с внутренним трепетом. Ему до сих пор страшно, что оттолкнут, прогонят. Если Тэхён захочет, он уйдёт, он даст время, но, чёрт, как же хочется, чтобы не… Тэхён разрешает. Приоткрывает рот, впуская, раскрывается перед ним, и альфа чувствует, что прощён. «Маленький мой» — шепчет благодарно и счастливо, а Тэхён действительно прощает, сам того до конца не осознавая. Им многое стоит друг другу сказать, но вся эта история вышла настолько скомканной, что пусть, хотя бы в конце, они не будут спешить и дадут ей изгладится.