Убеди меня

На следующий день после школы (где я очень старательно пыталась незаметно разглядывать Адама), мама объявила, что познакомилась с одной милейшей женщиной на новой работе, и пригласила ее на обед. Ну вот, в этом она вся — встречает нового человека и сразу же тащит его в дом. Кроме того, эта женщина наверняка придет не одна, а со своей семьей. В общем, вместо рисования и домашнего задания, мне пришлось помогать готовить курицу в брусничном соусе. Мама обожает брусничный соус. Мы едим его с картошкой, блинчиками, свининой и говядиной, а при просмотре фильмов мама поливает им попкорн. Господи, у меня самая странная мама во всей вселенной. Она даже заставила папу прийти с работы пораньше, чтобы мы все вместе смогли познакомиться с новыми друзьями семьи. Я уже представляю, какой жуткий вечер меня ждет. — Кстати, Мия, у нее есть сын. Элоди рассказывала, что он учится в твоей школе. И довольно неплохо учится, — она заговорщицки подмигнула мне, и я с трудом удержалась, чтобы не упасть на пол не зарыдать от безысходности. Наверняка это будет очкарик с девственными усиками и щенячьим взглядом. Не то, чтобы меня интересовали другие парни на данный момент. Не то, чтобы меня вообще интересовали какие-либо парни на данный момент. Но мне пришлось лишь слегка конвульсивно улыбнуться и продолжить сервировать стол. Ровно в шесть вечера в дверь позвонили. Мама как раз носилась по дому в поисках своего любимого кольца, а папа прятался в уборной, так что открывать пришлось мне. Моя семья — просто вершина взаимоподдержки, я знаю. Итак, я открыла дверь, чтобы поприветствовать скучную семейку очкариков, но меня ждало огромнейшее разочарование. Все оказалось еще хуже. На пороге стояли три человека. Тучная женщина в дорогой одежде и серьгах размером с мою ладонь. Коренастый мужчина в строгом костюме и с блютузом в ухе. И… Черт, наверное, я галлюцинирую. Лучше, если галлюцинирую. — Добрый ве-вечер, — пролепетала я, стараясь скрыть свой шок за широкой улыбкой. — Меня зовут Мия, проходите, пожалуйста. Наверное, встречая гостей, говорят что-то еще, но я лишь тупо отошла в сторонку и наблюдала, как они колонной из трех человек проходят в холл. Мои глаза бешено метались из угла в угол, но в итоге все равно уставились в знакомое лицо. Сто процентов не галлюцинация. Мою мать угораздило подружиться с Прескоттами! И сейчас их дитя проходит в мою гостиную с такой ухмылкой, словно уже забрался мне в трусы. Замечательно. Прекрасно. Просто отлично! Очень хорошо, что в нашей семье не принято ругаться матом, иначе мой голос бы уже слышали на другом конце города. Мама взволнованно выбежала, почти таща папу за галстук, и провела гостей в столовую, попутно рассказывая о том, какой ценой нам достался этот шикарный дом. Что насчет меня? Я так и стояла, одной рукой держась за ручку все еще открытой двери, а другой — за сердце. Проходя мимо, папа сочувствующе посмотрел на меня и поманил за собой в столовую. Миссис Прескотт оказалась очень болтливой женщиной. Она почти переболтала мою мать, когда речь зашла о «Модели по-Американски», но явно проигрывала в теме о постельном белье. Мистер Прескотт все уплетал курицу, тактично отодвигая брусничный соус на край тарелки. Прескотт-младший же просто ковырялся вилкой в своей тарелке и молча пялился на меня. И самое смешное то, что мы оказались друг напротив друга. То есть, ему ничего не мешало просто смотреть на меня, притворяясь, что рассматривает вид из окна. И это меня бесило больше всего. Я пыталась завязать беседу с папой, но в итоге вмешался мистер Прескотт, и я снова лишилась укрытия. Так что, мне оставалось лишь болтать ногой в воздухе и тырить вино из маминого стакана. Нет, я не пила его, просто выливала в раковину и заменяла на клюквенный сок, потому что если она напьется, то обязательно попросит гостей остаться на ночь, и тогда мне придется не только оставаться с этим маньяком на всю ночь в одном доме, но и еще в соседних комнатах. Электрический ток пронзил все мое тело, когда я случайно задела его ногу. На его лице снова появилась та же ухмылка, от которой я краснела, как помидор в летнюю пору. Чтобы отвлечься, я решила сосредоточиться на разговоре родителей. — И вот, когда я уже думал, что обанкрочусь, — эпично повествовал мистер Прескотт… Его голая ступня задевает мою ногу. А я лишь в коротких шортах, поэтому все, что ниже колена — практически в его распоряжении. Мурашки бегут вверх по моей ноге и распространяются по всему телу, но я пытаюсь делать вид, что очень заинтересованная рассказом и совсем не замечаю Адама. — …вот тогда-то, я удачно женился! — заканчивает свою историю отец Адама, целуя жену в пухленькую щечку. Он медленно проводит большим пальцем вдоль моей голени, снова посылая мурашки по всему телу. И чувство такое, будто он уже целует меня и валит на кровать, а я таю под ним, словно мороженное. — Эта Вероника, она такая змея! — со злостью выкрикнула мама, расплескивая вино себе на блузку. — Ой, я такая неуклюжая. Я судорожно втянула воздух и попыталась привести в порядок сердцебиение. Его улыбка становилась все шире, и именно тогда у меня в голове что-то щелкнуло. Ну, уж нет, ему не удастся соблазнить меня своими пальцами ног! (Господи, он же реально чуть не соблазнил меня пальцами ног!). Я вскочила со своего места и подбежала к маме с салфеткой в руках. — Боже, мама, это же твоя любимая блузка! — вскрикнула я и вырвала стакан из ее рук, а потом очень неаккуратно поставила его на стол, и он «совершенно случайно» расплескал содержимое прямо на белую футболку Адама. О да, вот он, мой триумф! Может, он решит пойти домой переодеться, а я в это время притворюсь спящей, мертвой или покалеченной? — О, прости, пожалуйста! Я такая неуклюжая, — лепетала я, мечась между ними двумя с салфеткой в руках. — Ничего страшного, это всего лишь маленькое пятно, — терпеливо сказал Адам, хотя его лицо не выглядело очень дружелюбно. — О, моя непутевая дочка, — простонала мама, — иди, помоги ему вывести пятно, пока не засохло. Иди, иди! — я попыталась пробормотать что-то про то, что у нас закончилось мыло или вода, но она просто вытолкала меня вместе с Адамом. Выражение его лица уже смягчилось, а я пожалела, что вообще не притворилась мертвой с самого начала. Ну, что ж, мы пошли наверх, в мою комнату, потому что в другой ванной было полно моего белья. Привести его в свою спальню было не самой лучшей из моих идей, но это, во всяком случае, лучше, чем дать ему увидеть свое белье. — Снимай футболку, — бросила я ему, включая свет в ванной, и только потом мысленно дала себе по лбу. Черт, это прозвучало совсем не по-детски. — Ты просишь меня раздеться? — переспросил он, поигрывая бровями. Я метнула в него один из своих самых убийственных взглядов. — Помалкивай, если не хочешь, чтобы я выкинула тебя из окна и списала все на несчастный случай. Он усмехнулся и медленно снял футболку через голову. О… О… Это тело. Он явно регулярно проводит время в спортзале, и, скорее всего, ночует тоже там. Я с трудом оторвала взгляд от его рельефных мышц и потопала в ванную стирать его футболку. Пятно выводилось, но с большим трудом, поэтому в итоге я просто насыпала в раковину отбеливателя и оставила ее замачиваться. Когда я вернулась в спальню, он валялся на моей кровати и листал мой альбом. Мой. Альбом. В котором я его рисовала. Надо было-таки дать ему увидеть мое белье. — Я был прав, у тебя и вправду талант, — совершенно спокойно сказал он, даже не обернувшись, чтобы посмотреть на меня. — Эй! Положи на место, — я потянулась за альбомом, но он ловко увернулся, перекатившись на другую сторону кровати. Ему оставалось всего несколько страниц до своего портрета. — Я сказала, отдай! — крикнула я, в ужасе пытаясь дотянуться до альбома, но он каждый раз уходил от меня в самый последний момент. В конце концов, я забралась на кровать и отняла альбом, в итоге почти навалившись на него. И как раз в тот момент, когда мои пальцы сомкнулись на обложке, он будто невзначай произнес: — Кстати, я получился отлично. Я правда такой красавчик? Вот оно, мое знаменитое везенье. Я почти лежу на парне, который знает, что я его рисовала и старательно пытаюсь изображать ненависть. Вернее, он думает, что я пытаюсь, но на самом деле я ненавижу его по-настоящему! О, как я его ненавижу! — У тебя просто примитивные черты лица. Их легко рисовать, — прошипела я, прищуривая глаза и пытаясь выкарабкаться из месива подушек и одеяла, но его руки сомкнулись на моей талии, не давая шанса на спасение. — Бьюсь об заклад, ты бы хотела нарисовать меня в полный рост, — тихо произнес он, и его глаза горели, как два ярких огонька. — А для этого тебе нужно ближе познакомиться с моим телом. Долгие несколько мгновений его глаза блуждали по моему лицу и шее, но не спускались ниже, хотя ему открывался отличный вид на мою грудь. А потом мне, вроде, показалось, что он собирается меня поцеловать, поэтому я начала брыкаться как сумасшедшая и колотить его кулаками по голой груди (о боже, лучшая боксерская груша в моей жизни!), так что ему пришлось отпустить меня. — Ладно, ладно, Рэмбо, — смеясь, сказал он, пока я придавала себе горизонтальное положение. Рэмбо? О, я убью его! — Ладно, можешь нарисовать меня. Для практики. Примитивные черты лица и все такое, — он хитро улыбнулся, и я задумалась. На что-то большее ему надеяться все равно напрасно, плюс я ведь жуть как хотела еще порисовать его. Черт. Черт. Перед таким мне не устоять. — Ладно, — в итоге ответила я, притворяясь, что мне все равно. Но он, конечно же, на это не купился. Я снова осторожно присела на край кровати и попросила его сесть прямо и прислониться к стене. Делая набросок, я заметила столько всего нового в нем, чего не видела раньше. Его волосы на затылке короче, чем те, что спадают на лоб. На носу пять маленьких, едва заметных, веснушек. В одной мочке уха дырка, так что он, наверное, носил сережку, как и все парни в 14-15 лет. На ключице очаровательная родинка, и я пропустила пару штрихов, пытаясь представить, как прижимаюсь к ней губами. Родители шумели внизу до десяти вечера, а я все это время рисовала. Ни один из нас не проронил ни слова. Он неподвижно сидел, глядя на меня, а я усердно работала, пытаясь не слишком засматриваться на его идеальное тело. В десять они ушли, а мой рисунок был готов. Я не показала его Адаму, и не думаю, что когда-нибудь вообще покажу кому-то. Но это был мой лучший рисунок за всю жизнь.