Убеди меня

Почти два дня я не могла прогнать этот дурацкий комок счастья из своей груди. Он, кажется, только разрастался с каждой минутой, с каждым вдохом. Я не могла выкинуть из головы слова Адама, не могла забыть его выражения его лица, не могла перестать ругать себя за то, что верила ему. Тысячу раз в голову прокрадывались мысли о том, что я лишь очередная игрушка, но они растворялись в потоке предвкушения, что в воскресенье я побываю у него дома. Субботу я провела, фанатично изрисовывая каждую страничку своего альбома Адамом. Кажется, у меня развивается одержимость им. Но это я поняла только к вечеру субботы, поэтому теперь у меня был целый альбом, посвященный Адаму. Если бы кто-то увидел, подумал бы, что я по уши в него втрескалась. Правда это, или нет, даже я не могу сказать. Правда в том, что он заставляет меня чувствовать себя особенной, но я все еще не могла доверять ему. Но, понятно, что каждый раз, когда мы виделись, между нами что-то происходило. Так что я ждала вечера воскресенья с особым нетерпением. Ах да, Фрейя все-таки дозвонилась до меня. — Что с тобой случилось? — начала тараторить она в трубку, да так, что мне пришлось отстранить телефон на пару сантиментов от уха, чтобы не оглохнуть. — Питер с Ди сказали, что ты слетела с катушек и начала поливать грязью черлидеров! Но я решила, что ты на такое не способна, потому что они тебе ничего не сделали, но потоооом я вспомнила ваш танец с Адамом, который я видела одним глазом в пьяном угаре и решила, что они тебя о нем спросили. Не знаю, что они тебе сказали, но я полностью тебя поддерживаю, подруга! Они — как ты там сказала? Дряни, мерзавки...? — Шлюхи, — подсказала я. — Да, точно, шлюхи. Правильно. И вот что я тебе скажу. Никогда в жизни больше не сиди с ними за столом. Во-первых, я уверена, что они тебя больше не позовут. Ну, разве что, если тебе каким-то чудом удастся переспать с Алексом Петтифером. Так вот, Фэй обожает Алекса Петтифера и Адама Прескотта. У них даже имена похожи. В ней ни капельки оригинальности. А. П. Поняла, да? В общем, она уверена, что они поженятся после школы и заведут кучу маленьких гламурных детишек. Короче, не обращай внимания ни на Адама, ни на Фэй, поняла меня? И думать забудь. Они просто мухи на ветровом стекле твоей жизни. Где-то секунд двадцать я молча обдумывала полученную информацию. — Подожди, последнее предложение… — озадаченно спросила я. — Это что, из Гарфилда? Она обиженно засопела в трубку. — Мой брат обожает этот фильм. Не суть вообще. Я говорю тебе, не связывайся больше ни с черлидерами, ни с Адамом. Как будто бы это было возможно. Но я честно соврала: — Ладно. — Я слышу ложь в твоем голосе, Мия, — спокойно отрезала Фрейя. Я вздохнула. И тогда у меня развязался язык. Я рассказала ей всю историю, от начала до конца, включая одержимость рисованием его портретов, семейные ужины и его попытки быть гребанным Ромео, лазая ко мне в окна и заливая романтичные речи. Где-то в середине рассказала я начала безудержно рыдать. — Стой, стой. Не реви. Не реви еще… э-эм… двадцать минут. Да, я буду у тебя через двадцать минут, прибереги свои слезы для моей новой супермодной джинсовой жилетки. Как и обещала, она появилась на моем пороге через двадцать минут. К тому времени я уже успела отругать себя за все: за то, что разревелась, за то, что рассказала ей все и за то, что вообще впуталась в эту дешевую любовную историю. Ах, как же мне тогда хотелось себя убить. Пока я рассказывала ей оставшуюся часть истории и слушала дружеские советы выкинуть его за борт корабля своей жизни (и где она набралась таких метафор?), дурацкие бабочки в животе были с ней совершенно не согласны и продолжали летать, доставляя мне одновременно жуткие неудобства и несравненную эйфорию. В общем, вы поняли, что субботу я провела в подвешенном состоянии между седьмым небом и всеми кругами Ада. Фрейя также сказала, что половина школы ненавидит меня. Вторая половина — гордится. И что со стороны это, в общем-то, выглядело не так уж и плохо. Так что я заметно расслабилась и полностью погрузилась в волнение и предвкушение ужина. Я провела сорок минут, перебирая свой гардероб, пока не нашла милое платье в цветочек, доходившее мне до середины бедра. Я носила его в прошлом году, но потом почему-то забыла о его существовании. Оно выгодно подчеркивало мои ключицы. Наверх я накинула свою любимую джинсовку, и вот — надо же, Мия прилично оделась! Обычно я носила грубые башмаки, потертые джинсы и длинные вязаные свитера. Когда было жарко, позволяла себе футболки со странными надписями в комплекте с фланелевыми рубашками. Но башмаки всегда были моими любимыми. Я носила их зимой и летом, в любую погоду и под любое настроение. В общем, вы поняли, у меня была непреодолимая страсть к грубым ботинкам и сапогам. К счастью, все считали это проявлением моего индивидуального стиля, а не просто еще одним тараканом в голове. Самым сложным было — оставаться невозмутимой, пока мама без устали болтала о том, какой у Прескоттов должен быть потрясающий дом, картины на стенах и обязательно два камина, не меньше. Я не раз сглатывала предательский радостный визг, который рвался у меня из горла, и боролась с желанием выскочить из ползущей как улитка машины и добежать до дома хоть на четвереньках. В общем, все было очень печально. Я была жалкой, влюбленной девочкой, которая даже толком не понимала, что значит любовь. Перед тем, как показаться родителям Адама и самому Адаму, мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов и поработать над выражением лица и непринужденной улыбкой. С вечера пятницы я стала совершенно неспособным на общение человеком. Я заикалась, бесконечно болтала головой и активно жестикулировала. Вчера это раздражало Фрейю, сегодня я начала не на шутку бесить саму себя. Дверь нам открыл мистер Прескотт. Он улыбнулся своей фирменной улыбкой я-скоро-стану-президентом-США-а-вы-мне-нужны-только-для-голосов и проводил нас в столовую. Хотя, я бы скорее назвала это обеденным залом. Наша, достаточно просторная столовая, показалась бы прихожей с кофейным столиком по сравнению с этим гигантом. Я чуть не запрыгала на месте, ожидая превосходный ужин и, самое главное, превосходного Адама. Я бы его съела с брусничным соусом. Хотя, даже и без соуса пойдет. Он появился спустя минуту после того, как мы расселись за длинным столом. На нем была белая рубашка с коротким рукавом (я уже говорила, что падаю в обморок при виде парня в белой рубашке?) и черных джинсах. Он поздоровался с моими родителями и бросил на меня многозначительный взгляд, сказав при этом простое «Привет». — При… э-э-э…вет, — выдавила я, пытаясь замаскировать свой позор кашлем. Боже, я не могу произнести даже обычное слово, состоящее из двух слогов в его компании, в кого я превращаюсь? Он снова сел напротив меня, но на этот раз стол был слишком широким, чтобы он мог дотянуться до моей ноги, и я сразу пожалела, что у меня нет ног как у девчонок из «Топ-модели по-Американски». Такими бы я и до ушей его достала. Вопреки всем моим ожиданиям, еда оказалась… никакой. Миссис Прескотт с торжественным видом внесла в столовую огромную кастрюлю и налила всем супа в маленькие тарелочки. Очень умно кормить супом человека, который его ненавидит. И таким человеком оказалась я. — Это старый рецепт, который передается в нашей семье из поколения в поколение. Однажды я расскажу его своей невестке, — она странно посмотрела на меня, и мои бабочки забились в истерике. Они не знали, радоваться или умирать от того, что если я когда-нибудь… в общем вы поняли. Не хотела бы я получить такое «наследство». Я ожидала увидеть маленьких черепашек, плавающих у меня в тарелке, или улиток, или даже глазные яблоки. Но не лапшу. Черт, это был просто обычный суп с лапшой! Серьезно, люди? Как можно есть воду, в которой плавает картошка, лапша и еще какие-то овощи. В этом супе, кажется, даже не было мяса. Я притворилась, что хлебаю, а сама отчаянно ждала второго блюда. По крайней мере, надеялась, что оно будет. Мое негодование, похоже, разделял Адам. Он уныло ковырял большой кусок картошки ложкой и пил воду, завистливо косясь на «Джек Дэниелс», который попивали наши отцы. У меня появилась идея вывалить свой суп ему на голову, чтобы мы оба перестали скучать и отлучились куда-нибудь наверх… эм… постирать его. Мама пыталась завлечь меня в разговор с миссис Прескотт, сообщила, что я потрясающе рисую, но она, похоже, не очень поверила. Видимо, Адам не врал, когда сказал, что его мать считает меня калекой. — А что ты любишь рисовать, Мия? — вдруг вмешался Адам, и кровь хлынула к моим щекам. В его глазах читался неподдельный интерес вместе с каким-то озорным огоньком. «Тебя», следовало бы ответить мне. — Знаешь… всякие… штуки, — промямлила я вместо этого. Господи, мне пора брать свой речевой аппарат в руки. Я быстро задумалась. Как бы мне блеснуть своими умственными способностями, но при этом не подвергать их сомнению? Через минуту раздумий я поняла, что не могу говорить ни на какие серьезные темы, кроме, может, рисования, но в этом я и так уже провалилась. Так держать, Мия, молодец, выставляй себя дурочкой и люди к тебе потянутся. — Ох, когда Мия была маленькой, я помню, она изрисовала все стены персонажами из «Звездных воин», — вдруг провозгласила мама на всю столовую и громко захохотала. — Спасибо, что выдаешь темные факты из моей биографии, мамочка, — пробормотала я себе под нос, Адам все равно услышал и тихо рассмеялся. — А Адам лет до пяти постоянно требовал купить ему электрогитару. Садился на журнальный столик в гостиной и громко кричал: «Эйектрохитару хачу!», — миссис Прескотт засмеялась еще громче моей мамы, и улыбка Адама превратилась в оскал. Я ликовала, но не долго. Кажется, наши мамочки вели какую-то битву в том, чьи дети делали более идиотские поступки. За следующие полчаса я узнала, что Адам сбегал из дома три раза, был панком и писался в постель до пяти лет. Но, в отместку, мама рассказала, что я была влюблена в Элайджу Вуда до тринадцати лет и спала с его картонной версией, что почти заставило Адама полезть под стол от смеха. Кроме того, она не забыла помянуть о том, что я очень любила копать червей у нас на заднем дворике и совать их в папины носки. Этим я особенно гордилась. Второе блюдо нам все же подали, и это был стейк с кровью. Они, твою мать, издеваются, или как? Как можно есть стейк с кровью? Как вообще можно что-то есть, когда на нем чья-то кровь? Я не была вегетарианкой и не болела за зеленых, но я терпеть не могла стейки с кровью. Я деликатно запихнула в себя гарнир из риса, и надеюсь, на моем лице не было написано отвращение, когда я отодвинула тарелку со стейком. — Вы собираетесь поехать куда-нибудь отдыхать? Лето на носу, пора бы, — поинтересовалась миссис Прескотт. — Пока нет, — скромно ответила мама, опуская глаза. Вообще-то, мы редко ездили куда-то. У нас не хватало денег на Карибы и прочую заграничную муть, да и вообще мы любили сидеть дома, разбежавшись по разным углам. — А мы завтра улетаем на Шри-Ланку. Мне сердце провалилось в желудок, а потом сделало сальто и чуть не приземлилось на мою тарелку. Какого хрена? Значит, теперь Адам свалит в свою эту Шри-Сранку, а мне придется ждать, пока он нагреет свою тупую башку на солнце? — У Адама школа, так что он останется дома, — продолжила миссис Прескотт. Я тут же забрала все свои слова обратно. Но башка у него все равно тупая. Надеюсь, я не очень покраснела и уже успела подобрать челюсть со стола. — И я не знаю, что будет с этим болваном. В прошлом году, когда мы вернулись на день раньше, тут везде были разбросаны сигареты, пустые бутылки и использованные презервативы, — вставил свое слово мистер Прескотт, и мне захотелось спрятать голову в пустую кастрюлю от супа, только бы не слушать всего этого и продолжать верить в ангела-Адама. Мама неловко рассмеялась. — Ох уж эти подростки! Если хотите, мы могли бы предложить ему пожить у нас… ну, чтобы присмотреть за ним. У нас есть свободная комната. Слишком много шоковых ситуаций за один вечер. Слишком много для моего бедного, маленького, запутавшегося сердечка. Оно уже не знает куда ему деваться — то ли биться в конвульсиях от радости, то ли разрываться напополам от отчаяния. Оно застряло где-то посредине между конвульсиями и отсутствием признаков жизни. А моему мозгу теперь хотелось одеть кастрюлю маме на голову. Я украдкой бросила взгляд на Адама. Он сидел с приподнятой бровью, и если находился в таком же шоке, как я, то очень хорошо это скрывал. Я внезапно очень разозлилась и сразу обрела голос. — Мам, я уже пообещала Фрейе, что она может у нас переночевать на тех выходных. Ее… кошка… рожает, и она не может видеть, как она мучается. А спать со мной она не будет, потому что храпит ночью, и… Мама только отмахнулась от меня. — У нас еще остается диван в гостиной. Можешь там поспать на тех выходных. Я бы задушила ее. Голыми руками. Меня останавливало лишь то, что она была моей матерью и это как-то не по-людски, что ли. — О, спасибо большое! — сердечно воскликнула мама Адама и почти бросилась на шею моей. Еще несколько минут они обменивались любезностями, а я пялилась на свой стейк с кровью, пытаясь представить, как все это будет. В моих фантазиях, почему-то, Адам появлялся в моей комнате без футболки, а я не могла выдавить ни слова, потому что мой язык вывалился наружу и активно выливал слюни на пол. Или я пыталась запеть в душе какую-нибудь песню группы «Queen», но тут заходил Адам (опять без футболки) и черт знает, чем мы начинали заниматься. Я даже думать об этом не хотела. Или он постоянно ржал над моими домашними шортами и высокими носками с оленями, или постоянно лез в мои вещи, или постоянно дразнил меня, или… не знаю, что он постоянно делал, но упорно делал это без футболки. Я снова осмелилась взглянуть на Адама. Он откровенно пялился на меня со странным выражением лица. Это была смесь веселья с чем-то… очень интимным. Я тут же опустила глаза и продолжила гнать из головы его шикарный торс. Мне срочно нужно избавиться от этого новоиспеченного соседа, если я не хочу покончить жизнь самоубийством.