Путь к свободе

      Люциус Малфой считал себя успешным человеком. На протяжении всей его жизни он редко сталкивался с трудностями. Родился Люциус, что называется, с серебряной ложкой во рту. Вернее сказать, с золотой, да ещё украшенной парой-тройкой крупных бриллиантов и сдобренной зельем Феликс Фелицис. С детства он получал всё самое лучшее, ведь он был Малфоем — единственным наследником в самой богатой семье Магической Британии. В Хогвартсе Люциус был примерным студентом, а впоследствии и старостой школы, и учился только на отличные оценки. Сразу после школы был принят в Пожиратели Смерти — по протекции отца, и даже Темный Лорд быстро увидел в совсем молодом Люциусе Малфое большие задатки, и всегда высоко ценил его.       Вскоре после того, как обзавелся Темной Меткой, Люциус Малфой женился. На самой лучшей невесте, конечно же. На мисс Нарциссе Блэк, дочери наиболее древнего и чистокровного семейства, за которой давали баснословное приданное. Нарцисса Блэк была юна, обладала красотой вейлы, изысканными манерами и острым умом. И, что важнее, между ней и Люциусом с самого начала установилось абсолютное понимание.       Нарциссу было легко любить, потому что она казалась Люциусу безупречной. Нарциссе было легко любить Люциуса, потому что тот был щедр, внимателен и обожал её в должной степени. Вообще всё было легко и гладко в их совместной жизни, и большой достаток только способствовал этому. Вдоволь пожив для себя, попутешествовав по миру и вполне насытившись блистательной светской жизнью, Малфои завели ребёнка. Родившийся после пяти лет брака Драко оказался тем единственным, чего недоставало для полного счастья, и супруги Малфой себя не помнили от радости, когда он появился на свет.        Люциус Малфой считал себя успешным человеком. Но на каком-то этапе что-то однозначно пошло не так.       Люциус и сам бы не мог сказать, когда именно. В 1981 году, когда пал Темный Лорд, они с Нарциссой натерпелись. Любимую сестру Нарциссы Беллатрикс арестовали вместе с мужем и деверем, и отправили на пожизненное в Азкабан. Учитывая то, что оба Лестрейнджа (и сдержанный, умный Рудольфус, и веселый и непредсказуемый Басти) были друзьями Люциуса, для него это тоже стало ощутимым ударом. Самого Малфоя тоже затаскали по судам, но он смог откупиться и отовраться. В общем-то, для их семьи падение Темного Лорда прошло с минимальным ущербом.       Потом, когда Темный Лорд возродился, и решил обосноваться в поместье Малфоев, тоже было нелегко. Лорд частенько напоминал Люциусу, что тот не сделал ничего, чтобы найти его, и доводил Нарциссу до дрожи намеками на то, что надо бы хорошенько наказать всё их семейство. Но Люциус всё же и тогда не видел слишком большой проблемы — будучи проницательным человеком, он знал, что если бы Милорд действительно хотел их наказать, то не стал бы селиться в Малфой-меноре. В принципе, выбор их поместья можно было считать даже проявлением расположения. К тому же, вскоре вернулась Беллатрикс, а она всегда была щитом между её близкими и Темный Лордом.       Но именно тогда что-то и пошло не так. В какой-то момент неудачи стали сыпаться на Люциуса так часто и так обильно, что он даже малодушно решил, что это ему за первые сорок безоблачных лет его жизни. Провал в Министерстве, Азкабан, задание для Драко, возвращение в Менор и ежедневные издёвки Повелителя, упущенный прямо из Менора Поттер с дружками, Драко, не присоединившийся к их стороне во время Битвы за Хогвартс и, наконец, предательство Нарциссы.       Люциус Малфой считал себя сильным человеком. Хотя рос он в тепличных условиях, а колоссальные капиталы всегда были заслоном от бед и напастей, Люциус умел стоически перенести любой удар судьбы, потому что всегда знал, что сможет опять подняться. Пока у него будет его жена, такая хрупкая на вид, но всегда наполняющая его такой силой.       Люциус Малфой считал себя сильным человеком. Но теперь, когда у него не было Нарциссы, он не знал, надолго ли его самого хватит. Хорошо ещё, что предательство жены было сложно доказать — Поттер вполне мог не иметь пульса, когда Цисси пыталась его нащупать, а ожить позже, уже перед Хогвартсом. Лорд, кажется, и сам не был до конца уверен, когда именно избранный вернулся к жизни. И всё же поступок Нарциссы вызывал много вопросов, а потому она была выслана из Магической Британии на неопределенный срок. И то спасибо Белле — это она склонила Милорда к такому мягкому наказанию. К счастью, Повелитель был слишком рад из-за победы, а потому проявил неожиданное милосердие. Или, вернее сказать, ему уже дела не было до Нарциссы. — Через какое-то время Цисси сможет вернуться, — шепнула на одном из приёмов Беллатрикс. — Надо подождать, пока всё забудется.       Люциусу оставалось только верить в то, что Беллатрикс и впрямь так хорошо может влиять на решения Темного Лорда. Верить и надеяться. А пока что коротать дни в одиночестве, чувствуя себя совершенно потерянным и одиноким.       Драко теперь жил в Лондонском доме. Он получил свой пост в Министерстве и должен был ежедневно выказывать стремление работать на благо Магической Британии. Домой он заезжал, но редко. Не мог видеть Менор без Нарциссы, ведь у них всегда была такая сильная связь. Цисси ни разу ни словом, ни делом не дала понять мужу, что он для неё на втором месте, и Драко всегда проявлял к отцу большую любовь и уважение. И всё-таки Люциус всегда знал, что без него они оба как-нибудь справятся, а вот друг без друга — едва ли. Наверное, Драко и теперь подсознательно винил отца в том, что Нарцисса была в изгнании, а тот ничего не делал для её наискорейшего возвращения. А как объяснить горячему юноше, которому нет ещё и двадцати, что надо проявить терпение и подождать удобного момента, Люциус не знал.       Люциус Малфой всегда считал, что самое главное — это семья. С его пониманием бизнеса он всегда мог сделать ещё денег. С его политическим талантом он всегда умел пробиться на самую верхушку. С его терпением и изворотливостью он бы при любом режиме рано или поздно занял высокое место. Но о том, что однажды его семья будет трещать по швам, а он не будет знать, что делать, Люциус никогда не думал.       Люциус Малфой впервые в жизни чувствовал себя одиноко. Ему удалось вернуть положение в Ближнем Круге и Люциус получил весьма высокий пост — главы отдела международного магического сотрудничества. Семейный бизнес процветал как никогда, поскольку конкуренты боялись связываться с человеком, занимающим такое высокое положение. Словом, Люциусу было чем заняться. А всё же вечерами в Малфой-меноре было одиноко. И Люциус страдал, тоскуя по жене и сыну, вспоминая о страшном времени, проведенном в Азкабане, и о том жалком существовании, которое он влачил сразу после отсидки. Самому себе он начинал казаться жалким, и никак не мог избавиться от ощущения, что не имел никакого отношения к победе.       Даже любовницы у мистера Малфоя на тот момент не было. Хотя с тех пор, как Люциус вошёл в возраст, ещё никогда не бывало такого периода, чтобы у него не было женщины. В лучшие времена спокойствия и процветания помимо семьи он, обычно, содержал одну-двух постоянных любовниц, а также вполне мог позволить себе вступить в случайную связь. Причем, всегда это были женщины удивительной красоты, яркие и страстные. Хотя никогда его связи не шли в ущерб семьи, и Нарцисса едва ли догадывалась о том, насколько её супруг слаб на женский пол, всё же Люциус всегда знал, куда ему пойти, чтобы развеяться, поднять настроение, или просто отвлечься. Но во время войны куда-то сгинули его бывшие подружки, а заводить новых он почему-то и сам не стремился. Возможно, поскольку слишком скучал по Нарциссе.       Важно понимать, что Люциус Малфой любил жену. Но был убежден, что любовь и секс это не одно и то же. Впрочем, в последние полгода после Битвы за Хогвартс у него не было ни того, ни другого. Нужно было как-то взбодриться, найти кого-то, вернуться к жизни, но Люциус почему-то не мог найти в себе силы.       Однажды в субботу Люциус Малфой сидел в своём кабинете и работал. По выходным дням ему не требовалось присутствовать в Министерстве, но он всё равно после завтрака сразу садился в своём кабинете за бумаги. Надо было вести дела семьи, что также требовало немало времени и усилий.       В то утро Люциусу почему-то никак не удавалось сосредоточиться. В голову лезли какие-то дурацкие мысли. Например, что скоро ему стукнет сорок пять, а он совершенно не представляет, как жить и чем заняться. Понятно, что хлопот хватало, но Люциусу казалось, что он в какой-то степени утратил вкус к жизни. Последние годы он скорее выживал, и вот, когда всё выровнялось, мистер Малфой вдруг понял, что жизнь его не стала прежней — беззаботной и полной удовольствий. Или же он разучился жить для себя. Отложив гроссбух, по которому проверял отчетность одной из золотых шахт, Люциус глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Настроение было нерабочим, но чем занять себя Малфой не представлял. Нагрянуть в лондонский дом к Драко? Но сын явно сторонился его, и это слишком ранило. Вдобавок, у Драко, кажется, начались серьёзные отношения, и тот всё свободное время посещал им.       Тут вдруг в камине затрещал огонь, и Люциус вздрогнул от неожиданности. Кого ещё принесло в выходной день? Драко, вроде бы, планировал провести уик-энд у новой подружки и её родителей. — Люц, я знаю, что ты дома, — раздался из камина голос Басти Лестрейнджа.       Малфой напустил на себя такой вид, словно его отвлекли от важнейшего дела, и взмахнул палочкой, открывая барьер. Лестрейндж считал его другом ещё со школы, поскольку они учились на одном курсе. Иногда с младшим из братьев бывало весело, но Люциус в последние годы предпочитал компанию спокойного и уравновешенного Рудольфуса. Рабастан же и до Азкабана был слишком непредсказуем, а после тюрьмы так и вовсе с цепи сорвался и отыгрывался за всю проведенную за решеткой молодость.       Однако же, в этот раз Басти Лестрейндж превзошёл самого себя. И Люциус, намеревающийся держать на лице маску снисходительного внимания, буквально уронил челюсть и почувствовал, как брови у него ползут вверх, и он ничего не может сделать. — Сюрприз, Люци! — воскликнул Лестрейндж, вытаскивая за собой из камина какую-то замарашку.       Первой мыслью лорда Малфоя было, что Рабастан догадался притащить в его дом одну из своих беспутных девиц. Но девушка, которую Басти приволок, была слишком молодой, лет восемнадцать от силы. И она была одета слишком убого — в какую-то рванину, если быть точнее — чтобы быть дорогой куртизанкой или хотя бы развратной уличной девкой. Как известно, Рабастан в основном водил «дружбу» с этой породой женщин. И тогда, присмотревшись внимательнее, Люциус понял, что бедовый Лестрейндж откуда-то взял узницу из лагеря. Тут же вспомнилось, что недавно Лорд отправлял его помочь в лагере, подвластном Рудольфусу, и пазл сложился. — Это… это что? — отмер Люциус. — Лестрейндж, ты что, забрал из лагеря узницу? — Официально выписал её тебе в прислугу. Но мы то знаем, зачем, — Рабастан подмигнул Люциусу.       И, пока Малфой подбирал слова, прошёл на середину кабинета и плюхнулся в кожаное кресло. Рабастан был так доволен собой, словно осчастливил товарища до конца дней. Люциус же едва нашел в себе силы, чтобы встать из-за стола. — Ты в своём уме? Притащил сюда какую-то маггловскую девку, грязную, наверняка больную и вшивую! В Малфой-менор, в моё родовое гнездо! Поверить не могу! Что… Что, мне кажется, это Уизли? Великий Салазар, это что, Уизли? Рабастан, ты приволок сюда Уизли? — Сначала я просто подумал, что она ничего, и тебе не помешает взбодриться, — с беззаботной улыбкой сообщил Лестрейндж. — А уж когда узнал, что это — Уизли, то так просто решил, что лучшего подарка ко Дню Рождения мне не достать. Кстати, с праздником! — Мой День Рождения через три месяца. Спасибо, что помнишь, Рабастан, — ответил Люциус, поражаясь нахальству его незваного гостя. — И раз уж ты спросил насчёт подарка, то меня вполне устроила бы бутылка хорошего вина или какой-нибудь интересный артефакт. — Брось, Люци, — отмахнулся Лестрейндж. — Ты хоть посмотри на неё! Рыжая, дерзкая, красивая! И чего тебе ещё надо?       Люциус скривился и посмотрел на Уизли так, словно она была чем-то ужасающе отталкивающим. Девчонка смотрела перед собой отсутствующим взглядом. — Мерлин всемогущий, ей хоть семнадцать то есть? Тощая, болезненная, и явно не в себе. Нет-нет, Рабастан, бери её и возвращай, откуда взял! — Да она под Империусом, чтобы не орала, — отмахнулся Басти. — И откуда мне знать, сколько ей там лет. Кто из нас двоих знался с её папашей? Помню, ты ещё до восемьдесят первого все уши мне прожужжал о том, как он тебя достал. — У этих Уизли восемь или девять детей, я без понятия, которая эта, — хмыкнул Люциус. — Нет, Басти, я совершенно серьезно, я её не оставлю. Зачем мне нужна девчонка Уизли, в самом деле? — Зачем вообще нужны женщины? — Басти вздернул бровь. — Ты тут совсем одичал, сидишь один целыми вечерами, грустишь. Люц, тебе необходимо взбодриться, что ты строишь из себя ханжу? Можно подумать, я не знаю, какой ты всегда был ходок… — Нет, даже не продолжай! — Люциус предостерегающе поднял руку. — Что было, то прошло. Может, не сдержался пару раз по юности, но всё же я всегда выбирал достойных и держал это в секрете. А ты же не умеешь молчать, все будут знать, что я удерживаю у себя в замке малолетку-предательницу крови, в то время, как моя жена находится в изгнании. Драко даже руки мне не подаст при встрече. — По документам лагеря ей полных восемнадцать лет, так что не ной, — нетерпеливо отмахнулся Лестрейндж, поднимаясь на ноги. — Бьюсь об заклад, ты только что это придумал. Но даже если и так, то она на год младше моего сына, — поморщился Люциус. — Я что, похож на извращенца? — Ты похож на старого кобеля, который пытается прикинуться святошей, — заявил Рабастан с присущей ему прямотой. — Я уже почти оскорбился, Люциус. Я себе отказываю, доставляю тебе первоклассную девицу. Чистокровную, красивую, да ещё и дочку твоего старого неприятеля. И что я слышу? «Спасибо, Басти, ты настоящий друг! Не стоило так утруждать себя, Басти!» Как бы не так! — Послушай, Рабастан, я вовсе не хочу тебя оскорбить, — миролюбиво заговорил Люциус. — Но мне правда не нужна эта девица, и… — Ладно, мне пора. Если не понравится — заберу через недельку. А ты попробуй всё же развеяться, Люци. Пора покончить с твоим целибатом!       И, невзирая на протесты Малфоя, Рабастан Лестрейндж взял горсть летучего пороха и шагнул в камин. Сказал «Лестрейндж-холл» и был таков. Люциус тяжело вздохнул и медленно повернулся к Уизли.       Она всё так же неподвижно стояла у камина, глядя перед собой пустым, неосмысленным взглядом. Люциус Малфой приблизился к ней и рассмотрел внимательнее.       Хотя девчонка была очень худой и выглядела болезненно, Рабастан не соврал: Уизли была привлекательна. У неё были правильные, тонкие черты лица, выразительные серо-зеленые глаза, и медно-рыжие волосы, создающие неплохой контраст с бледной кожей. Яркая внешность. Если бы она была чистой, хорошо одетой и пахла бы дорогим парфюмом, а не лагерной сыростью, то Люциус бы, пожалуй, мог обратить на неё внимание в толпе. Но такая молодая — стал бы он с ней связываться в других условиях? Нет, конечно. Люциус всегда выбирал себе в любовницы женщин спокойных, где-то от двадцати трёх лет. Чтобы были ещё свежими, но гормоны уже успокоились. С другой стороны, всё так изменилось… Эта Уизли фактически его собственность, которая не будет закатывать сцены ревности хотя бы потому, что люто его ненавидит.       Люциус с удивлением обнаружил, что ощущает странное злое торжество. Ох уж эти вездесущие Уизли, папаша которых так много ему вредил, так часто мешался… Даже натравил на Люциуса авроров однажды, которые провели в Меноре обыск и изъяли столько дорогих сердцу Малфоя темно-магических вещиц… Был бы Артур жив, можно было бы лихо покуражиться над ним через дочь. Но тот, к сожалению, уже давно гнил в земле, поэтому вся соль такой шутки терялась. С другой стороны, может, поимев эту девчонку, Люциус наконец-то ощутит вкус победы?       Малфой представил себя в роли психопата и насильника и скривился. Он был слишком Малфой для этого, слишком брезговал такими вещами. Никогда не понимал, что возбуждающего может быть в том, что женщина, с которой ты занимаешься сексом, кричит и вырывается. Нет-нет, это точно не для него. Люциус Малфой был первоклассным любовником, и считал делом чести сохранять за собой такую репутацию…       И тут его словно молнией поразила замечательная идея. Что, если ему попробовать применить всю свою способность убеждать, всё своё мастерство соблазнителя, и попробовать получить эту девочку не грубой силой, а по её доброй воле? Это могло бы быть хорошим хобби, да к тому же было весьма свежо. Изменить сознание малышки Уизли не Империусом, но тонкой психологической игрой. Сделать её другим человеком. Если бы у него получилось, пожалуй, вера в себя довольно быстро вернулась бы. Да и вообще, наконец-то было бы чем заниматься по вечерам.       Ну и да, да, конечно же, одна мысль о том, чтобы поиметь дочь Артура Уизли и подружку почившего Поттера несказанно будоражила похоть. Люциус понял, что его влечет к этой девушке, и что ему на самом деле хочется ощутить всю свою власть над этим маленьким, враждебно настроенным существом. Люциус Малфой отогнал от себя мысль о том, как такое желание характеризует его самого, и решил, что Лестрейндж прав, и он и в самом деле заслужил немного удовольствия. И женщины у него давненько не было, а тут — молодая и красивая девочка, и полностью в его власти.       Размышляя в подобном ключе и придумывая всевозможные оправдания для внезапно вспыхнувшей похоти, Люциус Малфой взмахнул палочкой и освободил Уизли от Империуса. Взгляд её светлых глаз прояснился, девушка стала озираться, явно не понимая, где находится, и, увидев Люциуса, в испуге отшатнулась. — Спокойно, мисс Уизли, давайте постараемся обойтись без истерик, — успокаивающе проговорил Люциус, поднимая обе руки в знак того, что не замышляет ничего плохого.       Но Джинни, увидев перед собой ещё одного ненавистного Пожирателя Смерти, вся напряглась и сжала кулаки, готовая обороняться, если потребуется. Бегло оглядевшись, она поняла, что находится не в лагере, а в богатом и старинном доме или даже замке. Зачем она здесь? Что Малфой от неё хочет? Понятно, что ничего хорошего.       Люциус воспринял молчание Уизли по-своему. — Ну вот, правильное решение. Сейчас я провожу вас в гостевую спальню, где вы сможете привести себя в порядок, а потом мы сможем поговорить…        Люциус попытался было положить руку на лопатки гостьи, желая сопроводить её куда следует, но не тут-то было. Для Джинни Уизли оказалось достаточно произнесенного слова «спальня» и попытки прикоснуться к ней, чтобы девушка незамедлительно шарахнулась в сторону и, схватив со стола увесистую лампу на металлической ножке, воинственно выставила её в сторону Малфоя. — Не прикасайтесь ко мне, — процедила она, глаза на него глазами разъяренной дикой кошки. — Я не позволю! — Поверь, девочка, у меня нет ни малейшего желания прикасаться к тебе, по крайней мере, пока ты в таком жалком виде, — поморщился Люциус. — Только с лампой поосторожнее, пожалуйста. Это венецианское стекло. И она дорога мне, как память.       Люциус мог бы вырубить эту несносную Уизли одним заклинанием. Но, во-первых, было жаль лампы, а во-вторых, было интересно попробовать договориться с девчонкой.       Джинни не верила ни единому слову Пожирателя. То, что он был так обманчиво спокоен, говорило только о том, что мужчина что-то замышляет. Поэтому Джинни только удобнее перехватила лампу за ножку, чтобы в случае нужды со всей силы разбить красивую верхушку из зеленого стекла о голову Малфоя. — Так у нас не получится конструктивной беседы, — сокрушенно заметил Люциус. — Инферналы с тобой, можешь пока оставить лампу себе, если так спокойнее. Но зайти в ванную и переодеться всё же придётся, потому что я не хочу наводнить гостевую спальню вшами. — Нет у меня никаких вшей! — возмутилась Джинни. — Сомневаюсь. Я слышал, что условия в лагере у Рудольфуса попросту ужасающие. Хотя вам, Уизли, веротяно, не привыкать… — Не смейте говорить о моей семье! — воскликнула Джинни. — Вы ничего не знаете! — Тогда представься для начала, — предложил Люциус. — Как тебя зовут?       Джинни облизнула пересохшие губы. — Джинерва. Джиневра Молли Уизли.       По привычке она чуть не добавила свой лагерный номер и статью. — Меня ты знаешь, полагаю. — Конечно! Вы — Малфой, Пожиратель Смерти! Убийца, преступник, и вообще… ужасный человек! — выпалила Джинни на одном дыхании.       Люциус терпеливо выслушал. — Ожидаемо. Хотя, надо сказать, на удивление всеобъемлющее мнение, учитывая то, что мы виделись пару раз, когда ты была ещё ребёнком. — Это и так понятно, — буркнула Уизли, которой теперь казалось, что Малфой издевается. — Ну ладно, достаточно, — Люциусу уже начинало надоедать. — Тобби!       С хлопком появился домовой эльф и склонился в услужливом поклоне перед хозяином. — Проводи нашу гостью в голубую спальню, и не забудь запереть. — Да, хозяин. — Мисс Уизли, я буду вам признателен, если вы оставите мне мою лампу, — требовательно проговорил Люциус. — В конце концов, если я на самом деле решу сделать что-то ужасное, она вам едва ли поможет. — Это ещё неизвестно, — упрямо ответила Джинни. — Проверим, когда я всё-таки кинусь на вас, как сумасшедший. Пока ведь я ничего не делаю?       Джинни была вынуждена признать, что Малфой вообще-то действительно вёл себя вполне безобидно. Он даже зашёл за свой большой письменный стол и опустился в кожаное кресло. — Лампа, Джиневра, — протянул он с нотками нетерпения в голосе.       Уизли глубоко вздохнула и опустила лампу на край стола. Затем, не сводя глаз с Малфоя, подошла к домовому эльфу, который взял её за подол платья и аппарировал прочь.       Джинни оказалась в просторной спальне, стены которой были обиты голубым шелком. Большая кровать из белого дерева, такая же светлая остальная мебель — прикроватные тумбочки, туалетный столик, шкаф. Вторая дверь, скорее всего, вела в ванную комнату.       Не успела Джинни Уизли осмотреться, как эльф с хлопком исчез. В тот же миг девушка кинулась к двери и подергала ручку — было заперто. Метнулась к окну и попыталась его открыть. Но ставни не поддались, да и было довольно высоко, этаж третий, не меньше. Глядя в окно, Джинни замерла на мгновение. Она уже очень давно не видела ничего, приятного глазу, и теперь с интересом рассматривала ухоженный парк, пруд, за ними рощу и поля, а дальше густой лес. Было красиво.       Затем Джинни обследовала ванную комнату. Это было довольно просторное по её меркам помещение, с большой и глубокой мраморной ванной, раковиной и зеркалом над ней. Всё было белым и ослепительно чистым, только краны золотые и ручки маленьких ящичков под раковиной. Мда, а ведь когда-то Джинни мечтала о своей ванной. Кто бы знал, что впервые она обзаведется таковой при подобных условиях?       Убедившись, что дверь закрывается на защелку, Джинни повернула все краны в большой ванной, разделась и взглянула на себя в зеркало. Она стала очень худой, какой-то прямо угловатой. Грудь стала совсем маленькой, все ребра выпирали, тазовые кости безобразно торчали. - Ничего, худобу можно выдать за хрупкость, - утешило зеркало.       Со вздохом девушка опустилась в наполняющуюся ванную, и не смогла сдержать стона блаженства. Мерлин и Моргана, как давно она уже нормально не мылась, и каким это было наслаждением опуститься в горячую чистую воду.       Опять появился эльф, и Джинни вздрогнула от звука аппарации и машинально прикрылась. Домовик, не глядя на неё, поставил целый батальон баночек и бутылочек на широкий край ванной. — Если вам потребуется помощь, мисс, хлопните в ладони, и Тобби появится, — почтительно проговорил эльф. — А ты можешь помочь мне покинуть замок? — тут же спросила Джинни.       Эльф в ужасе замотал ушастой головой. — Хозяин приказал Тобби исполнять только адекватные приказы гостьи, мисс, — сказал он. — Хозяин же не уточнил, какие приказы адекватные, а какие нет, — нашлась Уизли. — По мне, так нет ничего неадекватного, чтобы уйти. Я ведь гость. — Нет, мисс, вы не проведете Тобби. Тобби может только помочь вам помыться, одеться, причесаться, принести еды или питья, или передать что-то Хозяину.       Схватив в охапку её вещи, Эльф исчез, а Джинни стала исследовать баночки, которые он принёс. Названия были очень соблазнительными, а запахи — вкусными. Пена для ванной, гели, шампуни. Замечательно! И хорошая мочалка. Джинни собралась с мыслями — нет, это плохо наслаждаться всем этим. Малфой хочет усыпить её бдительность. Она не станет давать ему повод думать, что её можно склонить к чему-то по-хорошему, подкупив всякими приятными излишествами!       Поэтому Джинни быстро помылась, вымыла волосы и вылезла из ванной. Замоталась в большое полотенце, которое тоже принёс Тобби, и, приоткрыв дверь на маленькую щелочку, боязливо выглянула в комнату. Там никого не было. На постели лежало простое домашнее платье зеленого цвета из плотного материала, а рядом с ним — новое нижнее белье в шуршащей упаковочной бумаге и пара чулок. На полу стояли домашние туфли на небольшом каблучке.       Джинни нахмурилась. Нет уж, дудки! Не станет она надевать всё это. У неё и своя одежда имеется! Не будет она рядиться для Малфоя! Негодуя, Джинни хлопнула в ладони. — Тобби, а где мои вещи? — спросила она у появившегося домовика. — Простите, мисс, Хозяин велел их сжечь, — признался домовик, неловко теребя полотенце с литерой "М", которое было повязано на манер тоги. — Как сжечь?! — ахнула Джинни. — Но ведь они мне нужны! Я не хочу надевать чужую одежду! — Это новая одежда, — возразил домовик. — Тобби очень быстро побывал на Косой аллее и купил то, что сказал Хозяин. — Не нужны мне подачки твоего Хозяина! Пусть мне вернут мою одежду! — воскликнула Джинни.       Тобби смотрел на неё большими удивленными глазами, и Джинни стало неловко. Конечно, бедный домовой эльф был не виноват. Он выполнял приказ своего хозяина и никак не мог его нарушить. — Ладно, что уж поделать… — вздохнула она.       Домовик в миг испариться. А Джинни оделась, отметив, что всё подобрано почти по размеру — только платье было немного великовато. От нечего делать, она расчесала влажные волосы, струящиеся до середины спины. Потом опять подёргала дверную ручку и ставни — безрезультатно. Пожалуй, можно было бы выбить окно прикроватной тумбочкой, но слишком высоко — спуститься и ничего при этом не сломать не получится.       Днём Тобби принёс ей обед. И хотя сначала Джинни смотрела на поднос с опаской, запахи были такими манящими, что она накинулась на суп, заедая его ржаной булочкой. А потом сама не заметила, как расправилась с утиной грудкой и запеченным картофелем, запивая это тыквенным соком.       После обеда Джинни прилегла на постель, и та оказалась такой мягкой, такой удобной и уютной, что девушка так и заснула поверх покрывала. Видимо, сказывалась накопленная усталость, и то, что она впервые за долгое время наелась досыта. Хотя, по правде сказать, она бы вполне справилась ещё с такой же порцией утки. — Мисс! Мисс!       Джинни проснулась от того, что домовик тряс её за плечо. В первую минуту она никак не могла сообразить, где находится, и, вскочив на кровати, стала оглядываться. Комната была погружена в полумрак, за окном виднелось звездное небо. Вспомнилось всё. Неужели она проспала до позднего вечера? — Хозяин ждёт вас в большой гостиной, мисс, — сообщил Тобби. — Пожалуйста, мисс, поспешите. Хозяин не любит ждать! Хозяйка всегда сразу спешила, когда он звал… — А где миссис Малфой? — тут же спросила Джинни. — Леди Малфой, — поправил эльф. — Хозяйка не здесь, Хозяйка уехала, и Тобби так тоскует! — Куда она уехала?       Эльф зажал рот руками и замотал головой, а потом стукнул сам себя по уху. — Тише, тише, я иду! — поспешила сказать Джинни, и поднялась с кровати.       Пошла умыться, прошлась щеткой по волосам, чтобы не выглядеть замарашкой на потеху Малфою. — Ну всё, идём, — сказала она Тобби. — Скажи только сначала — Драко Малфой в замке? — Нет, мисс, — лаконично ответил Тобби, и взялся за юбку Джинни.       Они аппарировали, и мисс Уизли подумала о том, как это хорошо, что слизеринского хорька нет дома. Если бы она увидела его тут, то наверняка бы не сдержалась и отвечала на всё с особенно вызывающей дерзостью.       Аппарировав с Тобби, Джинни огляделась. Теперь она была в просторной гостиной, обставленной с не меньшей роскошью, чем остальные комнаты, которые она видела. Потрескивал большой камин, на стенах висели портреты, изображающие волшебников в богатых старинных одеждах, а вазы и статуэтки, красующиеся на столиках и тумбочках, наверняка были очень дорогие. В кресле у камина восседал Люциус Малфой. Взгляд его цепких серых глаз скользнул по Джинни, и мужчина, растянул губы в удовлетворенной улыбке.