Путь к свободе

      Прошло две недели. Джинни привыкла есть досыта и высыпаться до чистого глаза. После завтрака Тобби выводил её на прогулку в сад. Всё это шло на пользу: Джинни уже не напоминала скелет, а имела цветущий вид, спина перестала болеть, а мозоли на руках стали исчезать, причём весьма быстро - Тобби наносил на её ладони чудодейственный бальзам. После обеда Тобби сопровождал Джинни в огромную библиотеку, где она могла брать книги, чтобы не скучать. А вечера принадлежали Люциусу Малфою.        Малфой вёл себя вполне любезно, хотя иногда не мог сдержать глумливых шуточек, от которых Джинни закипала. Но куда больше этого мисс Уизли доводило то, что она прекрасно понимала: хотя Малфой дает ей время оправиться и обращается почти как с гостьей, на самом деле он хочет только одного. Это вечное ожидание напора с его стороны здорово изводило, и в конце каждого вечера Джинни напрягалась настолько, словно ждала по меньшей мере поцелуя дементора.       Сам Люциус чувствовал себя живым, как никогда за последние годы. Его жизнь окрасилась новыми, свежими красками, и обрела если не смысл, то великолепное развлечение уж точно. Люциус Малфой был эстетом, он любил красивых женщин и эксклюзивные, особенные вещи. Его новая игрушка явно сочетала в себе оба пункта. Теперь, когда малышка Уизли более-менее пришла в себя, Люциус не мог не признать, что она довольно хороша собой. Невысокая, но с хорошенькой точеной фигуркой, гибкая и пластичная. Он любил наблюдать, как змеится её тело под платьем, когда Джинни двигается, и специально по десять раз за вечер говорил ей подать ему то книгу, то блюдо, то задернуть шторы, то наоборот раздвинуть. Было забавно наблюдать, как это злило Уизли, потому что она-то, разумеется, была убеждена, что Люциус издевается. Её славная мордашка была очень эмоциональной, а светлые глаза жгли Люциуса такой неприкрытой ненавистью, что Малфой решил – его игрушка крайне темпераментная, и, когда дойдет до дела, секс будет феерическим. Словом, Люциус, который знал толк в особенных и качественных вещах, не сомневался в том, что получил штучный экземпляр.       Почему он всё ещё ничего с ней не сделал? Да потому что Люциус Малфой умел растянуть удовольствие. Не было ничего интересного в том, чтобы просто совокупиться. Он полагал, что это слишком пошло и безвкусно. Ему нужен был интерактив. И поэтому весь спектр эмоций от общения и разгорающееся с каждым днём желание обладать, обещали усилить удовольствие многократно.        Однажды вечером, когда Джинни вышла к ужину (вернее, её конвоировал Тобби, как обычно) в голубом платье, великолепно подчеркивающем глаза, которые в зависимости от освещения казались то светло-голубыми, то зелеными, Люциус решил, что больше ждать он не в силах. Все желания в нём уже настолько воспламенились, что даже вид бьющейся жилки на шее девчонки Уизли провоцировал бурные фантазии. Она словно заражала своей молодостью, и хотелось накинуться на Уизли прямо в столовой. Но осквернение стола Малфой решил оставить на потом. Ведь он твёрдо решил, что куда занятнее будет разжечь в рыжей бестии огонь, а не оглушить женщину в ней грубыми, безжалостными действиями.       Чувствуя на себе потяжелевший, свинцовый взгляд Малфоя, Джинни начинала волноваться всё больше и всё подливала себе вина. Она почти каждый вечер выпивала по бокалу, открыв для себя, что вино – это прекрасное средство, чтобы успокоить нервы и крепко спать. Но в этот вечер ей показалось, что одного бокала слишком мало, и Джинни спросила разрешения выпить ещё.       На удивление, Малфой не возражал и сам налил в её бокал кроваво-красной жидкости. Обычно он твердил, чтобы она не налегала на спиртное, поэтому этот жест сказал Джинни о многом. Она поняла, что всё свершится сегодня, и отпила большой глоток.       Люциус был молчалив в этот вечер. Не подтрунивал над ней, не давал дурацких заданий, а только тихо наблюдал. Совсем как змея, готовящаяся к броску. Джинни заметила, что от волнения у неё начинают подрагивать пальцы и трястись коленки, и выпила ещё. - Я уже говорил, что женский алкоголизм – это страшная вещь? – вкрадчиво поинтересовался Люциус.       Джинни свернула на него глазами. - Сколько вас было у родителей? – вдруг спросил Малфой. – Восемь или девять? - Семь, - мрачно уронила Джинни. - Мне всегда казалось, что больше, - пожал плечами Люциус. - Благодаря стараниям ваших друзей, теперь только я и трое братьев, - процедила Джинни, пронзая Малфоя взглядом. - А где они сейчас, ты знаешь? – спросил мужчина.        Джинни нетерпеливо повела плечом. К чему были эти безжалостные расспросы про семью? Чего он добивается? Хочет вывести её из себя? - Нет, - раздраженно проговорила девушка. – Даже не знаю, живы ли они. - Завтра напишешь их имена на пергаменте, и я узнаю, - негромко сказал Люциус.        Уизли вскинула на него неверящий взгляд. Как это низко и подло – пытаться купить её туманными намёками на то, что он поможет ей найти близких, и, может, даже облегчит их тяжелую долю. Впрочем, чего ещё ждать от Малфоя? Проклятый манипулятор, играющий с ней, как кошка с мышкой!       Люциус и не думал смутиться или ощутить укол совести. На всё в этой жизни он смотрел, как на сделку, и не сомневался в том, что всё имеет свою цену. Договориться можно было, в сущности, обо всём и с кем угодно, если знать, чего хочет оппонент.       Малфой промокнул губы салфеткой, и поднялся из-за стола. - Разберу почту, пока ты будешь в душе, - сообщил он, и, развернувшись, пошёл к двери.       Появился Тобби, но Джинни и не взглянула на него. Она прожигала спину Малфоя пораженным взглядом. Вот так просто? «Разберу почту, пока ты будешь в душе»? - Мисс, - пропищал Тобби, ожидая, что Джинни встанет из-за стола или хотя бы даст ему понять, что закончила.       Уизли же взяла бутылку вина, и только тогда сообщила домовику, что готова. Тобби не спешил аппарировать с ней в спальню, только с неодобрением косился на вино в её руках. - Что такое? Я не могу выпить бокал перед сном? – раздраженно спросила Джинни. - Хозяину это не понравится, - заметил Тобби. - Поверь мне, Тобби, твоему хозяину куда больше не понравится, если я буду трезвой, - прошипела Джинни, прижимая бутылку к груди. – Ну же, идём!        Тобби прижал уши и прищурился. Но, оценив все риски, всё же вздохнул и, взяв Джинни за юбку, аппарировал с ней в спальню. Едва домовой эльф исчез, как мисс Уизли отпила несколько больших глотков прямо из горла бутылки, злорадно думая о том, в какой ужас это привело бы Люциуса Малфоя. Затем Джинни зашла в ванную и привела себя в порядок. Вылезая из ванны, она едва не упала – вино уже давало о себе знать, и перед глазами всё чуточку плыло, а ноги подгибались. Преисполненная решимости напиться ещё сильнее, Джинни вырулила в спальню в одном полотенце и досадливо застонала – Тобби уже выкрал бутылку. Впрочем, она и так уже была в кондиции.       Кое-как высушив волосы полотенцем, Джинни причесалась и, как была обнаженная, легла в кровать. Утопая в мягкости подушек и толстого уютного одеяла, Уизли думала о том, как хорошо бы было сейчас заснуть мертвым сном. Может, она неправильно поняла Малфоя? Может, он вовсе не собирается к ней прийти? Но нет, он спросил про её братьев, значит, хотел, чтобы она была смирной. Чтобы думала о них. Мерзкий, подлый человек! Для него же нет ничего святого!        Джинни даже ударила кулачком по подушке. Вот бы ей волшебную палочку, она бы ему показала! В голове стрельнула мысль, что у Малфоя есть палочка. Он прячет её в трости. Если он отвлечется, то ничто не помешает ей завладеть его палочкой, и… Что – «и» Джинни подумать не успела, потому что услышала, как открывается дверь её спальни, и, не зная, что делать, притворилась спящей.        От волнения сердце стучало так сильно и быстро, словно увеличилось в размерах и заполняло всю грудную клетку. Этот стук отдавался даже в горле и в ушах, и Джинни боялась, что выдаст себя. Может, если Малфой подумает, что она спит, то уйдет?       Тихие шаги приблизились к кровати, и матрас прогнулся под тяжестью чужого тела. Джинни вовсю старалась унять бешено колотящееся сердце и учащенное дыхание. Но когда теплая ладонь легла на её плечо, Уизли сама себя выдала, поскольку вздрогнула. Ничего не оставалось, кроме как повернуться к Малфою и взглянуть врагу в лицо.        Враг сидела на её кровати в одном зеленом халате, наброшенном, кажется, на голое тело, и не мог скрыть довольного выражения на лице. Его волосы, обычно собранные в низкий хвост, свободно рассыпались по плечам. Видеть Малфоя в таком домашнем виде было выше сил Джинни, и она закрыла глаза. Чтоб ему провалиться с этой мерзкой ухмылочкой в придачу! - Свет можно потушить? – хрипло спросила Джинни. - Великий Салазар! – ахнул Люциус, видимо, ощутив, как от неё пахнуло вином. – Сколько ты выпила? - Достаточно, чтобы не попытаться сразу вас задушить, - злобно пробубнила Джинни.       Малфой всё же хлопнул в ладони, и заколдованная свеча в ночнике потухла, а Джинни едва не застонала от досады – кажется, он предусмотрительно пришёл без палочки. Спальня погрузилась в слабый свет молодого месяца за окном, и теперь Уизли видела только очертания мужчины. Малфой снял с себя халат, и откинул волосы за спину. Джинни опять закрыла глаза, предпочитая не видеть даже его силуэт. Когда Малфой окинул её одеяло в сторону, девушка закрыла лицо руками, чувствуя, как пылают её щеки.        Малфой взял её за запястья и мягко отвёл руки в стороны. Джинни почувствовала, как неожиданно мягкие, нежные губы коснулись её собственных, и вся напряглась. Но бесстыдный язык скользнул вдоль её губ, и Джинни, удивленная таким бесстыдством, открыла рот. Поцелуй углубился. И оказался таким умелым, таким чувственным, таким сладким, что в других условиях мог бы понравиться Джинни. Но, как только Малфой отстранился, Уизли упрямо отвернулась. - Расслабься, - проговорил Малфой тихим, интимным голосом ей на ушко.        Джинни почувствовала, как он её обнимает. И хотя физического отвращения Люциус у неё не вызывал, как бы девушка к себе не прислушивалась, всё её существо было объято ужасом и негодованием. Она не понимала, как можно расслабиться, если этот чужой, посторонний мужчина так нагло и развратно к ней прикасался. - Я не могу… - выдохнула Джинни, почувствовав, что Малфой опять над ней склоняется, чтобы поцеловать. - Откуда ты знаешь, если даже не попробовала? – поинтересовался Люциус. - Я вас не люблю. Я вас ненавижу! – вдруг осмелев, выпалила девушка.       Малфой негромко рассмеялся. - Секс и любовь это не всегда одно и тоже, - заявил он.        Возмущенная этим комментарием, Джинни распахнула глаза и увидела смеющиеся глаза Малфоя прямо над собой. На губах у мужчины играла такая ироничная улыбочка, что хотелось от души ему врезать. Бесило и то, что Малфой был красив, вкусно пах одеколоном, а телу Джинни нравилось его тепло. Если бы он хотя бы накинулся на неё, как сумасшедший, она могла бы начать сопротивляться и кричать. Если бы он только не был таким обманчиво добрым последние две недели! Тогда она бы могла считать, что гнусный Пожиратель Смерти принуждает её, но по всему выходило, что Джинни сама решила стать его любовницей в замен на более легкую жизнь и мифическую возможность помочь братьям. Хватаясь за эту мысль, словно уговаривая себя, что она сама приняла решение остаться с Малфоем, Джинни позволила поцеловать себя ещё раз.        Она пыталась вызвать в себе чувство отвращения, чтобы иметь возможность думать, что приносит себя в жертву ради благой цели, но, черт бы побрал этого Малфоя, он знал, что делает. Ну почему он не мог быть просто диким и необузданным животным, как этот треклятый Лестрейндж? Зачем всё это? Как будто она была ему не пленницей, а любовницей! - Не думай о том, кто ты и кто я, - голосом змия искусителя прошептал Малфой ей в губы. – Сейчас мы можем быть просто мужчиной и женщиной, которые или подарят друг другу удовольствие, если испытают разочарование.        Эта завуалированная угроза подстегнула Джинни, и она сдалась. Плевать, чему быть, того не миновать. Она сама пошла на это, и будет глупо теперь остаться ни с чем из-за не вовремя вспыхнувшей морали. Всё равно судя по тому, как уверенно и властно рука Малфоя лежит на её талии, он получит своё. И, наверное, лучше всё же не доводить его до психопатического состояния Рабастана Лестрейнджа.       Люциус почувствовал, как Уизли сдалась. Её руки, упирающиеся в его плечи, расслабились, а тело в его объятиях словно обмякло. Психологически он всё же додавил малышку Уизли. Это было ожидаемо. Теперь надо сделать так, что бы ей действительно понравилось, и тогда эта игрушка прослужит ему долго. Не говоря уже о том, как эта победа над Уизли возвысит его в собственных глазах. Накинуться и изнасиловать любой недоумок может, а вот соблазнить – совсем другое, тонкое дело. Интереснейшая игра.        Хотя Люциус старался быть неторопливым и нежным, чтобы прокрасться в доверие к Уизли, член уже стоял колом. Одного взгляда на тоненькую фигурку в его объятиях в бледном ночном свете хватало, чтобы похоть начинала прямо-таки душить. Джинни была такой трепетной, такой беззащитной, такой молодой и явно неопытной, и у Малфоя кружилась голова от ощущения собственной власти над ней. Безумно хотелось, чтобы эта маленькая рыжая бестия проявила свой темперамент и вся извивалась в его руках. Хотелось пробудить в ней чувственность.        Джинни чувствовала, как горячие поцелуи опаляют её шею, ключицы, спускаются ниже к груди. Когда язык Малфоя описал круг вокруг соска, Джинни задрожала. Алкоголь делал своё дело и тело предательски отзывалось. Люциус же, ощущая, как тело девушки отвечает на его ласки, утроил усилия. Маленький аккуратные соски на небольшой груди Уизли затвердели под его руками и губами, и Люциус двинулся ниже. Прошелся дорожкой поцелуев по впалому животу, и, раздвигая ноги Уизли, двинулся дальше. - Мерлин и Могана, что вы там-то забыли?! – смущенно вскрикнула девушка, и вдруг ахнула, чувствуя поцелуй там.        Люциус провел языком по небольшому бугорку, и, взяв его губами, посасывал, вызвав у Уизли сладкую дрожь. Обхватив и ещё раздвинув её упругие бедра, Малфой спустился жадными, страстными поцелуями ниже, к соблазнительно манящей маленькой дырочке. И, почувствовав на губах влагу, не сдержал удовлетворенного утробного урчания. Ещё бы ей не понравилось! Нет, он всё же лучший любовник, если даже ненавидящая его Уизли не может сдержаться!        А Джинни и рада была бы сдержаться, да не могла. Язык Малфоя выписывал какие-то невероятные пируэты, лаская её, и Джинни было приятно. В одном Малфой точно не ошибся – она действительно обладала таким темпераментом, о котором ещё сама не догадывалась. И в его умелых руках страстность, дремлющая в ней, пробуждалась.        «Это всё вино, это всё от вина», - твердила себе Джинни, едва сдерживая стоны и невольно раздвигая ноги.        А этот проклятый соблазнитель продолжал. Теперь ещё и массировал пальцами клитор, пока его бесстыдный язык скользил внутрь. Джинни ощутила, как по телу расплывается тепло, и дело было не только в выпитом вине. Внизу живота словно сворачивался тугой комок, и напряжение возрастало пропорционально стараниям Малфоя. И откуда он только знал, как касаться её так, чтобы вызывать эту преступно сладкую дрожь!?        В какой-то момент Джинни не выдержала и застонала. Напряжение стало слишком сильным, и она, содрогнувшись, кончила. Люциус и сам едва сдержался, почувствовав, как напряглись бедра девушки, и как по всему её телу словно судорога прошла. Сев и выпрямившись, Малфой подумал, что мог бы взять её прямо сейчас, так беззащитно она раскинула ноги и так тяжело и шумно дышала, приходя в себя. Но ему хотелось довести Уизли до полного исступления.        Джинни не возражала, когда Люциус перевернул её на бок. Ей было слишком хорошо, чтобы думать, и она с удовольствием проваливалась всё глубже в морок алкоголя и сладострастия. Личность любовника отходила на второй план, и теперь, когда Уизли не видела его, то совсем не думала о том, кто именно с ней в постели. Она чувствовала только, как подтянутое мужское тело прислоняется к её собственному со спины, и как умелые пальцы вновь ложатся на самое сокровенное место, начинают терзать бугорок, скользят дальше, и поглаживают вход. Чувственные губы целовали её шею, а другая рука обнимала её и ласкала грудь.       Люциус чувствовал вязкую смазку на пальцах, и это сводило его с ума. Чем дальше он ласкал Уизли, тем более влажно становилось у неё между ног. Стереотип о разнузданности рыжих она полностью оправдывала. Люциус приподнял бедро Джинни, и член, коснувшись промежности, даже слегка задрожал. Терпеть дальше было невыносимо, но Малфой всё ещё справлялся. Он загадал, что если малышка Уизли испытает оргазм ещё раз, то он оставит себе эту игрушку ещё надолго, до тех пор, пока не перепробует с ней всё, что только умеет. А в этом деле знания Люциуса простирались воистину невероятно широко.        Джинни, чувствуя прислоненный к ней член, немножко напряглась. Но Малфой не спешил, и его пальцы всё ещё играли с клитором, а член только слегка скользил вдоль промежности девушки. Почему-то от этого Джинни опять кинуло в жар, а низ живота стало тянуть от совершенно развратного, неожиданного желания вобрать в себя этот крепкий, горячий детородный орган. Джинни словно стала другим человеком, испорченным, похотливым. Она не владела собой, и не могла сдерживать стоны. Когда же рука мужчины опустилась ниже, и один палец дразняще скользнул внутрь, Джинни невольно подалась навстречу. Внутри всё сжималось от желания, и от того, что Малфой шаловливо ласкал вход, голова шла кругом. Почувствовав, как мужчина направляет член, и он начинает входить внутрь, Джинни задышала быстрее, но не стала сопротивляться. Ей было даже любопытно, каково это окажется – ощутить в себе эту твердую, горячую плоть. Ведь всё, что было до этого, ей нравилось.       Люциус закусил губу и зажмурился, чувствуя, как член входит как по маслу. Перед глазами даже разноцветные круги заплясали, терпеть дольше он был уже не в силах. Протолкнув мужское естество глубже, Люциус почувствовал преграду на своём пути, и его всего затрясло от желания. Уизли оказалась девственницей, как он и думал. И хотя неожиданностью это не было, а всё же распалило Малфоя до предела.        Джинни опять напряглась, и Люциус вновь стал ласкать её пальцами, чтобы отвлечь. Войдя на одну только головку, он нетерпеливо скользил туда-сюда, и, пожалуй, возбуждение было так высоко, что мог бы кончить только от этого. Но вот Уизли опять откинула голову на подушку, теряя бдительность, и Люциус, сжав её бедро, резко подался вперед.        Джинни вскрикнула и дернулась, но не тут-то было – Люциус крепко держал её, не позволяя выскользнуть из его объятий. К счастью, он хотя бы не двигался, давай ей время привыкнуть. И боль постепенно утихала, из режущей превращаясь в ноющую.        Малфой призывал на помощь всю свою силу воли, потому что не двигаться было невозможно. Лоно Уизли было горячим и таким узким, что буквально стискивало член. Это сводило с ума, хотелось оказаться сверху, и наконец-то развить темп. Но Люциус только аккуратно скользил туда-сюда, тем более, что Уизли уперлась рукой в его торс, словно умоляя этим жестом не входить глубже. - Сладкая девочка, - в порыве чувств прошептал Люциус, и слегка прикусил мочку уха Уизли.        Та ахнула, потому что Малфой опять безошибочно попал в цель – это место оказалось одной из особенно чувствительных точек, и не смотря на пульсирующую боль в лоне, Джинни ощутила, как по телу прошла дрожь. Воспользовавшись этим, Люциус на минутку вышел, но только для того, чтобы уложить Уизли на спину и оказаться между её ног. Он опять ввёл член внутрь, и девчонка пискнула от боли и попыталась отстраниться, так что пришлось удержать её. Начав двигаться, Люциус не смог сдержать стона - настолько хорошо ему было.       Джинни видела, что Малфой глаза прикрыл от удовольствия, и всё его лицо выражает крайнюю степень блаженства. Он даже обнял девушку от переизбытка чувств, и опять стал целовать. Потому что ему было слишком хорошо и приятно. Уизли же зажмурилась, чтобы не видеть Малфоя. Теперь, когда она чувствовала боль, она хотела выть от отчаяния. Опять навалилось страшное понимание происходящего, и из глаз потекли слёзы. К счастью, это продолжалось недолго, и уже через несколько минут, когда Джинни обдумывала возможность оттолкнуть Малфоя, тот вошёл особенно глубоко, вызвав в неё вскрик, и протяжно застонал. А затем резко вышел, и Джинни с отвращением почувствовала, как его семя выплёскивается ей на живот. Люциус упал на кровать рядом и блаженно заурчал, как большой кот. Джинни же не могла даже пошевелиться. Душили рыдания, на животе растекалось мерзкое и вязкое, и она не знала, чем вытереть эту гадость. Хотелось умереть в эту же минуту. И как ей могло показаться, что это приятно? Все потому, что этот подлый человек специально напоил её и заставил забыться, чтобы беспрепятственно получить своё.        Джинни собиралась с духом, чтобы накинуться на Малфоя с голыми рукам, и причинить ему хоть немного боли, но тот поднялся с кровати и, сладко потягиваясь, пошёл в ванную. Джинни стала шарить на прикроватном столике, ища хоть что-то подходящее, но, как на зло, не нашлось никакого увесистого предмета, не говоря уж об остром. - Не волнуйся, я сейчас уберу, - совсем домашним, нежным голосом заявил возвратившийся Малфой.       У него в руках было влажное полотенце, который он стер сперму с замершей Джинни. Едва он закончил, как девушка вскочила и попыталась ударить Малфоя. Тот оказался быстрее и перехватил её руки. - Что ты делаешь? – спросил он с возмутительным удивлением в голосе. - Ненавижу! – прорычала Джинни, ничего не видя из-за слёз в глазах. – Насильник! Чудовище! Я убью вас!       Малфой с легкостью удерживал её руки. - С ума сошла? Разве я тебя силой взял? - Конечно! Ненавижу! - Мы уже определились, что ты меня ненавидишь, не надо повторяться. Вернемся к моему вопросу – тебя разве кто-то принуждал?        То, каким спокойным был голос Малфоя, настолько обескуражило Джинни, что она замерла и перестала вырываться. - По-моему, тебе даже понравилось, - продолжил Люциус. - Понравилось!? – задохнулась Джинни, полная возмущения и праведного гнева. – Да вы меня заставили! - Не припоминаю такого, - ответил Люциус.        И Джинни, не помня себя от обиды и боли, зарычала, и, вывернувшись резком движением, кинулась на него, как дикая кошка. Она не обращала внимание на то, как между ног ныло, хотелось только впиться ногтями в лицо Малфоя и изодрать его. Малфой насилу сумел скрутить её и сжать в крепких объятиях. Терпеливо подождал, пока Уизли перебесится и начнет просто плакать навзрыд. Тогда он медленно и осторожно разжал стальную хватку, и увлёк на кровать, после чего нежно обнял. - Не надо рисовать ситуацию в страшных красках. Всё ведь было замечательно, и нам обоим понравилось. Так что же тут плохого? Неужели тебе обязательно хочется быть жертвой? Это ведь ни к чему. - Ужасный, ужасный человек, - всхлипнула Джинни.        Она ненавидела Малфоя каждой клеточкой тела за то, что он опять убеждал её, словно ничего страшного в этой грязной связи нет. Как будто она сама хотела и даже получала удовольствие! Как так можно? Ведь она ненавидела его настолько, что хотела бы убить! И, разумеется, он её заставил, принудил! О, Мерлин и Моргана, дайте только шанс, и она ему покажет! - Ну, не такой уж ужасный, - успокаивающе проговорил Малфой, целуя её в шею. – Чтобы чувствовать себя спокойно, тебе обязательно надо убедить саму себя, что ты – мученица? Хорошо, в следующий раз придется отшлепать тебя по этой очаровательной попке.       Малфой бесцеремонно хлопнул ладонью по ягодице Уизли, и та дернулась. Движение отдалось тупой болью в причинном месте. - Однажды вы поплатитесь за это, - процедила она. - Постараюсь не засыпать с тобой в одной кровати, и, может, кара меня не настигнет, - нашелся Малфой.        Джинни рвано выдохнула. Слёзы кончились, и она чувствовала себя совершенно обессиленной и опустошенной. Даже не вырывалась из сильных рук, так властно её обнимающих. Было ощущение, что она вся находится во власти Люциуса Малфоя. Не только тело, но и её разум и душа. И что чем больше она будет дергаться, тем глубже будет увязать в паутине этого лживого, хитрого манипулятора. И Джинни решила притвориться, что она сдалась, чтобы однажды, при случае, одним движением рассечь эту паутину. О, только бы настал день, когда у неё в руках окажется волшебная палочка или любое другое оружие!        Что же касается самого Люциуса Малфоя, то он пребывал в восторге. Уже давно у него не было настолько бурного и яркого оргазма. Люциус разбирался в женщинах очень хорошо, и в Джиневре Уизли он безошибочно разглядел сильный темперамент. Если она не закроется в себе и не сломается, он поможет малышке Уизли раскрыть себя в полной мере. Придётся обращаться с этой игрушкой бережно, если он хочет, чтобы она прослужила ему долго.       На следующий день Люциус Малфой сообщил Джинни, что все трое оставшихся в живых братьев Уизли целы и невредимы. И, едва уловимым намеком дал ей понять, что если она будет хорошей девочкой, то он сможет похлопотать и как-то изменить их жизнь к лучшему. Хотя, вообще-то, было очевидно, что это совершенно невозможно.