Путь к свободе

       Выйдя из камина в кабинете Малфоя, Джинни уже судорожно обдумывала, как бы втереться в доверие Люциусу. Ситуация складывалась благоприятно, Джинни могла бы сделать вид, что короткой вспышки ярости Малфоя и посещения лагеря хватило, чтобы она испугалась и решила вести себя покорно. — На чём ты там остановились, Джиневра? — ровным голосом поинтересовался Люциус, поигрывая тростью. — На том, что я извинилась за свой необдуманный поступок, — тут же ответила Джинни.        Люциус удивленно вздёрнул одну бровь. — Не припоминаю такого.        Джинни попыталась улыбнуться и заискивающе заглянула в серые глаза Малфоя. Сама сделала к нему несколько шагов и сложила руки в молитвенном жесте. — Я не знаю, что на меня нашло, мистер Малфой. Пожалуйста, простите меня, — с выражением проговорила Джинни. — Этого больше никогда не повторится.        Люциус смотрел на неё с большим сомнением. Говорит ли девчонка правду, или же что-то задумала? — Что же, время покажет, — заметил он. — К тому же, ты можешь мне пригодиться.        Джинни нахмурилась. Она уже поняла, что Малфою было важно иметь доказательства связи Лестрейнджа с грязнокровкой. Наверное, не стоило говорить ему о том, что сказала Гермиона. Не впутывать Грейнджер во всё это. А с другой стороны, сама Гермиона наверняка бы многое отдала, чтобы отомстить Рабастану Лестрейнджу. — Я постараюсь не разочаровать вас, — проговорила Джинни негромко.        Люциус наградил её презрительным взглядом. — Это посещение лагеря и плачевный вид грязнокровки Грейнджер так на тебя подействовали? — с сомнением спросил он. — Да, — кивнула Джинни. — Живя тут в роскоши и комфорте, я совсем забыла о том, как страшно в лагере. Ведь с вами я в относительной безопасности…        Она сделала ещё шаг к Малфою, старательно изображая взгляд побитой собаки. Джинни была не очень хорошей лгуньей, но у неё был прекрасный учитель. — Ты здесь в абсолютной безопасности, пока не делаешь глупостей, — поправил Люциус. — Что же, я рад, что ты наконец-то прозрела, Джиневра. Тоби! Отведи мисс Уизли в её комнату. И сведи синяк с её прекрасного личика. — Спасибо, мистер Малфой, — проговорила Джинни. — Не знаю, что ты задумала, Джиневра, но начало мне нравится, — хмыкнул Люциус.        Джинни постаралась удержать ровное лицо. Наверное, она начала слишком топорно, и он понял, что всё неспроста. Но ничего, у неё ещё будет время наловчиться врать.        Когда Джинни Уизли покинула его кабинет, Люциус подошёл к окну. Вид его владений, простирающихся на многие мили, всегда оказывал на мистера Малфоя умиротворяющее действие. Итак, он нашёл слабое место Лестрейнджей. Оставалось правдами и неправдами забрать Грейнджер из лагеря, чтобы использовать её ублюдка в своих целях. Такого Темный Лорд не простит даже Басти Лестрейнджу. И, значит, оба брата Лестрейндж будут готовы оказать услугу Люциусу, только бы тот выдал им на растерзание грязнокровку и её выродка. А Люциусу Малфою была нужна только одна услуга — чтобы самые приближенные к Темному Лорду волшебники убеждали Милорда в том, что Нарциссу Малфой нужно простить.

***

       Пролетели апрель и май, наступило лето. В саду Малфой-менора всё зазеленело, и распустились белые розы. Джинни сменила шелка на легкие, воздушные ткани, скорее обрисовывающие все контуры её фигуры, чем скрывающие их. Пришло удушающее, жаркое лето, и она купалась в прекрасном озере за лесом, пока Люциус в хлопковом белом костюме сидел в удобном шезлонге и наблюдал за ней поверх книги, которую читал. Его серые глаза за тонкими, изящными очками прямоугольной формы, ловили каждое движение её подтянутой, подвижной фигурки. И, выходя из освежающей кристально-чистой воды, Джинни прикладывала влажную руку к высокому лбу Малфоя, и тот блаженно улыбался, потому что это спасало от духоты. Вечерами, когда Люциус сидел у камина, она становилась за его спиной и, собрав переливающиеся в отблесках огня платиновые волосы лентой, разминала его плечи. Джинни делала вид, что свыклась со своей участью и даже благодарна Малфою.       Но в душе у неё тлела ненависть. Время от времени она обязательно показывала характер, чтобы её смирение не вызывало подозрений, но Люциуса это только забавляло. В целом девушке удавалось делать вид, что день ото дня она смиряется со своей участью. — Поразительно, какими нежными могут быть твои руки, когда как я прекрасно понимаю — ты была бы счастлива сжать их на моём горле, — сказал Малфой однажды, когда Джинни аккуратно массировала ему виски. — Это доставило бы мне большое удовольствие, — ответила она негромко, начав перебирать пальцами его густые волосы.        Они были в библиотеке, и голова Люциуса покоилась у неё на коленях. В камине по-домашнему потрескивали дрова, и оба они — Пожиратель Смерти и ненавидящая его всем сердцем гриффиндорка — чувствовали уют и спокойствие. Бывали моменты, когда Джинни Уизли словно забывала о том, что только и ждёт удобного момента, а Люциус Малфой не вспоминал о том, что эта маленькая обманчиво заботливая девочка на самом деле, как кошка, ластится только потому, что ей что-то нужно. — Почему же ты до сих пор не попыталась? — спросил Люциус.        Руки Джинни замерли, но всего на мгновение. И вот она уже опять гладила его голову, а Малфой казался совершенно расслабленным. — А что было бы потом? — тихо проговорила Джинни, очень тщательно подбирая слова. — Даже если бы я смогла сбежать, меня скорее всего нашли. И всё бы закончилось мучительной смертью. Возможно, также пострадали бы мои братья. Не говоря уже о том, что вы дали мне возможность нормально жить, и едва ли я в праве мстить за это.        На самом деле Джинни всё больше понимала, что смерть Люциуса ничего бы не поменяла. Темный Лорд высоко ценил Малфоя, и тот занимал одно из наиболее высоких мест в иерархии Ближнего Круга. Но если бы Люциус умер, ничего бы не изменилось. На его место встал бы Драко Малфой, и всё опять было бы на кругах своих. Джинни знала, что хотя слизеринский хорёк не бывает в отчем доме, Люциус несколько раз в неделю встречается с ним в Лондоне, и готовит сына занять его место, когда придёт время.       О, если бы на его месте Малфоя был кровавый Рудольфус Лестрейндж, правящий лагерем железной рукой, она бы без сомнений попыталась его убить, хотя бы чтобы облегчить участь узниц. Если бы вместо Малфоя был Рабастан Лестрейндж, сумасшедший подонок, возглавляющий карательный орган, выявляющий предателей и излавливающий повстанцев, а затем карающий их страшными муками, Джинни бы даже ценой своей жизни уничтожила его. Тогда бы многие люди вздохнули свободнее. Даже если бы Антонин Долохов, прозванный железным русским, и возглавивший регулярную армию, созданную Темным Лордом, вдруг был бы убит, это что-то поменяло. Но Люциус всего лишь занимался политикой, налаживая отношения с другими странами. И заведовал многими финансовыми вопросами. И делал это, насколько Джинни могла судить, довольно грамотно. Убей его, и, того глядишь, всё станет только хуже, а лишенные палочек опять начнут голодать.        Джинни ненавидела Малфоя всей душой. С того дня, как она попыталась завладеть его палочкой, Джинни Уизли не питала никаких иллюзий. Люциус Малфой никогда не было по-настоящему добр к ней. Он всегда преследовал свои цели и, если бы ему было нужно, мог бы сделать с ней что угодно без намека на жалость. Но убивать Люциуса не было нужды. Лучше было подождать удобного момента, чтобы попытаться достать Темного Лорда. Джиневра затаилась и ждала такой возможности. Она вела себя безупречно, и за прошедшие месяцы больше ни разу не дала Люциусу повода гневаться на неё.       О Гермионе она не знала только то, что та жива и вскоре должна родить. И что Люциус почему-то внимательно следит за её судьбой. На расспросы он не отвечал.        Иногда к Малфою приходили гости — именитые и всесильные Пожиратели Смерти, но в такие дни Малфой запирал Джинни в комнате, не желая давать ей даже малейшую возможность испортить вечер. Часто какие-то важные мероприятия проходили в лондонском доме Малфоев. Например, День Рождения Люциуса в апреле и объявление о помолвке Драко и Астории Гринграсс в июне. В Малфой-меноре не хватало хозяйки, которая могла бы организовать настоящий большой прием, и Темный Лорд так ни разу и не появился в родовом гнезде Малфоев.        Но Джинни ждала. Ждала, что однажды Малфой решит, будто она совершенно безобидна, и даст ей большую свободу. И однажды она окажется рядом с Темным Лордом…        Сам же Люциус Малфой всё ещё держал Джиневру при себе, поскольку находил её очень занятной игрушкой. Ни о каких чувствах и речи не шло, а обращался с ней сносно Люциус только потому, что привитые ещё в детстве манеры никогда не изменяли ему. Возможно, отчасти Люциус был неизменно сдержан и учтив потому, что за этой маской высокородного джентльмена он мог сам от себя скрывать порочность собственной натуры. Люциусу Малфою нравилось думать, что он не принуждает малышку Уизли, а соблазняет её. Он и был-то груб с ней только один раз, когда она попыталась украсть его палочку. Да и то по большей части в стратегических целях, чтобы склонить грязнокровку к откровенности. А это выражение ненависти, изредка мелькающее в светло-зеленых глазах Уизли, он списывал на характер. И считал, что это добавляет красок их странным отношениям. Кроме того, отвлекаясь на рыжую злючку, Люциус иногда мог забыть о Нарциссе, всё так же находящейся под домашним арестом в дальнем поместье, и о Драко, который предпочитал жить своей жизнью.        И, разумеется, Люциус Малфой считал, что Джиневра может быть ему полезна. Хотя он нашёл способ перевести Грейнджер из лагеря в особняк Гойлов, где та прислуживала, Люциус все же волновался, что Лестрейнджи спохватятся. А ему было необходимо, чтобы грязнокровка родила своего бастарда. Боясь, что Темный Лорд узнает об этом, братья Лестрейндж сделают всё, о чём он их любезно попросит. Дружба дружбой, но Люциус был обязан вернуть Нарциссу любой ценой. А по доброй воли ни один из Лестрейнджей не замолвил бы о ней словечко перед Лордом.        Однажды Люциус прислал за Джинни домовика Тобби раньше обычного. Не было ещё даже пяти часов. После аппарации Джинни поняла, что она находятся в личных покоях Люциуса. Она ещё никогда не бывала там, и теперь с невольным интересом оглядывалась. Спальня была огромной, и, наверное, очень светлой в солнечную погоду — вдоль двух стен тянулись окна во французском стиле. Стены были обиты кремовым шелком с тонким золотистым узором, по контуру потолка красовалась изящная лепнина, а потолок был расписан под небо: белоснежные облака едва заметно передвигались, а из-за некоторых из них выглядывали пухлые, румяные ангелочки. Эта удивительная живая картина была заключена в рамку из золотой лепнины. Во всех четырёх углах рамы красовалась большая буква «М», сплетенная из изысканных вензелей. Заметив это, Джинни презрительно скривила губы.        Кровать была таких исполинских размеров, что на ней могло бы с комфортом разместиться всё семейство Уизли в те времена, когда было наиболее многочисленно. Полог и покрывало были из одинаковой парчи цвета слоновой кости, на которой красовались золотые бархатные розы. Ещё в спальне был камин из белого мрамора, над которым возвышалось явно старинное зеркало в золотой раме. Два кресла перед этим камином, небольшая скамья с мягкой обивкой в ногах постели, вот и вся мебель.        Из соседней комнаты вышел Люциус. Он выглядел ослепительно, как никогда, в камзоле из серебристого жаккарда, из-под которого виднелся жилет из светло-голубого шелка, в кашемировой серо-голубой мантии, в нарядной рубашке, отороченной кружевом на манжетах и на воротнике. Белоснежный шелковый галстук заколот заколкой из белого золота, на которой сверкает солитёр не меньше четырёх карат. Даже на ботинках из серой замши красуются серебряные пряжки с жемчужинами. — Куда-то собрались? — поинтересовалась Джинни, разглядывая всё это великолепие. — Проницательность не изменяет тебе, Джиневра, — заметил Люциус. — Сегодня у Рабастана Лестрейнджа большой бал в честь его Дня Рождения. В лондонском доме Лестрейнджей. Приходится соответствовать.        Джинни молча слушала. Конечно, он вызвал её не для того, чтобы поделиться своими планами. — Я буду очень поздно, поэтому ужинать ты будешь одна. Надеюсь, ты не напьешься, пользуясь тем, что этот ушастый идиот Тобби не в состоянии тебе отказать.        Джинни незаметно отступила на шаг назад, чтобы Люциус ни в коем случае не уловил запах вина, которого она уже успела выпить достаточно утром. И всё же Малфой подозрительно сощурился. — Такая огромная кровать, — сказала Джинни, чтобы отвлечь его внимание. — Как на ней можно спать? — С большим комфортом. Это кровать — подарок моему предку Люциусу Малфою Первому от королевы Елизаветы, — заметил Люциус с нотками надменности в голосе. — Необычный подарок, — вставила Джинни. — Они были любовниками, — припечатал Люциус. — И мой предок вполне мог бы стать английским королём, если бы не ввели Статут о секретности. — Вы же ненавидите магглов, — обличительным тоном заявила Джинни. — Тогда были другие времена, — Люциус пожал плечами. — А теперь возьми щетку и помоги мне собрать волосы, Джиневра.        Он опустился на скамью перед исполинской кроватью, и протянул Джинни тяжелую серебряную щетку для волос и толстую ленту из нежнейшего велюра, переливающуюся серебром.       Всё ещё гадая, что он на самом деле хочет сказать, Джинни стала послушно расчёсывать гладкие, как шелк, волосы, и ловко собрала их в низкий хвост, который перетянула лентой. Тут она буквально кожей почувствовала тяжелый взгляд — зеркало над камином было наклонено так, чтобы в нём отражалась кровать и скамеечка рядом с ней, и через зеркало Малфой наблюдал за ней.       Джинни ждала, что Малфой скажет что-нибудь. Но Люциус не собирался ничего говорить. Он поднялся и, пройдя в соседнюю комнату, которая оказалась гардеробом, взял в руки свою трость. Глаза Джинни алчно вспыхнули — вот она, волшебная палочка, спрятанная в трости! Только бы завладеть ею, и всё! Но пальцы Люциуса слишком властно и уверенно лежали на набалдашнике в форме головы змеи. — В чём дело, Джиневра? — поинтересовался он, заметив её замешательство. — Очень красивые покои, — нашлась девушка. — Никогда такой красоты не видела.        Люциус польщенно улыбнулся. Джинни знала, что он буквально помешан на всех этих бесконечных предметах богатства и роскоши. Он страшно гордился каждым сантиметром горячо любимого замка: картинами в галерее, парадной лестницей в холле, хрустальными люстрами и сотнями изысканными бесценных вещиц, которые наполняли весь Малфой-менор. Джинни заметила эту его слабость и иногда использовала в своих целях. — Ладно, у меня ещё есть время, покажу тебе главные покои, — проговорил Люциус уже совсем другим, довольным и бархатистым голосом.        Джинни улыбнулась. Она давно научилась улыбаться вполне естественно, когда это было уместно. — Эти двери — в мой гардероб и в гардероб моей жены, — начал Люциус, движением руки указывая на две двери по обе стороны от камина. — Идём.        Через третью дверь в другой стене он привёл Джинни в гостиную. Тоже очень просторную и богато обставленную в преимущественно светлых тонах. Ковер был таким мягким, что домашние атласные туфельки Джинни буквально тонули в нём. — Мебельный гарнитур в стиле Луи-Филлипа доставлен из Франции в середине девятнадцатого века. Обрати внимание на эту прекрасную обивку — она заколдована таким образом, что не изнашивается со временем, — снисходительно рассказывал Люциус с таким видом, словно проводил экскурсию. — А гобелен за твоей спиной — ручная работа, четырнадцатый век. Реставрировался в прошлом столетии, но, в общем и целом, остался в первозданном виде.        Джинни скользнула взглядом по гобелену, закрывающему всю стену. На нём был изображен райский сад, фруктовые деревья и прекрасные женщины в тогах, играющие на арфах. — Обрати внимание на люстру — муранское стекло. Она была привезена моей прабабкой из её путешествия по Италии. Какая игра света, какая тонкая работа! Когда её зажигают, свет так преломляется, что вся гостиная буквально сияет. Может быть, как-нибудь я тебе покажу.        Люциус рассказывал про другие вещи в гостиной, про необыкновенный комод с мраморным верхом и украшенный маркетри*, про портрет его прабабки — женщины изумительной красоты с кобальтово-синими глазами, которая смотрела на Джинни равнодушным взглядом, про старинную китайскую вазу на каминной полке, и про другие не менее красивые и необычайно дорогие вещи. — Та дверь ведет в будуар моей жены, сообщающийся с её гардеробной. Туда я тебя не поведу, это было бы неуважением к леди Малфой. А этой мой кабинет, в котором ты уже была, — проговорил Люциус, проводя Джинни в следующую комнату.       В кабинете Люциус взял со стола упакованный в шуршащую синюю бумагу подарок для Лестрейнджа. Джинни окинула бездумным взглядом книжные полки.  — На этих полках, Джиневра, хранятся данные обо всех финансах Магической Британии. Тут числятся все экономические показатели — национальный доход, валовый продукт, и многое другое, что для тебя является пустым звуком. Но с помощью всех этих цифр я могу не только отслеживать, но и прогнозировать уровень роста экономики, — проговорил Люциус.       Джинни слушала его в пол уха. Взгляд её упал на нож для бумаг, лежащий на столешнице. Серебряный, тонкий, но длинный. В маленький ножках и с лазуритовой рукоятью. Обычно Люциус убирал его в ящик стола, но в этот день, видимо, забыл. — И как наша экономика сейчас? — спросила Джинни для отвода глаз. — Ужасающе, — ответил Люциус. — Лучше, чем было в прошлом году, но экспорта почти нет, а инвестировать за границу не представляется возможным. Внешняя экономика Магической Британии почти мертва, а внутренняя оправляется слишком медленно. Впрочем, могла ли война привести к чему-то другому? — Если всё так плохо, то как же всё поправить? — притворно изумилась Джинни. — Путем вливая в бюджет средств из золотовалютного запаса, — негромко проговорил Люциус.        Джинни нахмурилась. Малфой явно что-то не договаривал. Наверное, прибирает себе значительную долю казенных средств, подумала Джинни. Она то и дело поглядывала на ножик для бумаг и не могла хорошенько обдумать всё, что говорил Люциус. — Тут всё принадлежало ещё моему деду, — проговорил Люциус, который был слишком разговорчивым из-за явно хорошего настроения. — Нож для бумаг — гоблинской работы, с лазуритовой рукоятью. Пресс-папье из чистого золота — очень дорогая вещь, стоящая целого состояния. Остальные принадлежности из серебра, их подарили моему отцу в те годы, когда он обладал огромной властью в Министерстве Магии.        Надо было срочно что-то сказать Люциусу, чтобы отвлечь его внимание от ножа. — - Это так странно — жить в доме, где всё принадлежало кому-то, — поморщилась Джинни. — Это не странно, это нормально для людей моего класса, — парировал Люциус. — Такие, как ты, покупают вещи, а такие, как я — наследуют. Каждая мелочь, каждый самый ничтожный предмет в Малфой-меноре хранит часть истории моей семьи. Связь поколений, традиции, родовое гнездо — вот то, что позволяет моему роду процветать и оставаться таким влиятельным век от века. — Не знаю, как сказать… Но это как будто всё обезличивает вас, — проговорила Джинни. — Есть замок Малфоев с роскошными интерьерами, но ровным счетом ничего в нём не устроено по вашему вкусу, так, как именно вы хотите. И вы живете так, как вам диктуют вековые порядки. Есть только мистер Малфой, но нет Люциуса. Зачем столько денег, если даже свою комнату нельзя обставить так, как хочется? Даже я в доме родителей могла выбрать себе обои.        Джинни сама поразилась, какую глубокую мысль вдруг сгенерировала и смогла оформить устно. Лицо Люциуса так и вытянулось. Видимо, он тоже никак не ожидал от неё такого, хотя в последнее время Джинни часто пыталась построить между ними связь, пытаясь поднимать личные темы. — Отчасти ты права, — согласился Малфой, так внимательно глядя на Джинни, словно только что увидел. — Но ты не можешь понять самого главного: я часть Малфой-менора, точно так же, как этот замок — неотъемлемая часть меня самого. Я здесь родился и вырос, и всё здесь для меня родное. Здесь родился мой сын, и однажды родится мой внук. А затем и следующие поколения Малфоев. И всех нас будет объединять этот замок. В этой роскоши, в этих старинных комнатах и величественных залах не сможет вырасти человек другого склада, нежели я сам. Сила нашего рода в том, что век за веком каждый Малфой с молоком матери впитывает в себя одни и те же истины и постулаты.        Пока Джинни думала, что ответить, Люциус вынул из кармана увесистые золотые часы и взглянул на циферблат. — Я уже опаздываю, — проговорил он. — Тобби!        Домовик появился незамедлительно. — Проводи мисс Уизли в её комнату и присматривай за ней до моего прихода, — распорядился Люциус.        Он подошёл к камину, расположенному за письменным столом, и, взяв из вазы на нём летучего пороха, шагнул внутрь. Прежде, чем он исчез, Тобби взялся за платье Джинни, и они аппарировали в её комнату. Девушка была так задумчива, что даже не попросила домовика принести ей ещё вина, и тот поспешил исчезнуть. Все мысли Джинни крутились теперь вокруг ножа для бумаг. Она знала, что камин закрыт, и сбежать через него не получится. Но стоило попробовать завладеть ножом, потому что за все восемь месяцев, проведенных в замке, это была первая, — хотя и призрачная, — заполучить оружие. Ей во что бы то ни стало надо было вернуться в кабинет Люциуса.        Джинни не сомневалась в том, что даже если она попросит Тобби сопроводить её в главные покои, тот откажет. Тобби свято соблюдал все указания Люциуса и любовно оберегал Малфой-менор от подчас совершенно варварских повадок Джинни. Домовик решит, что она хочет сбежать, или что она может что-то испортить в главных покоях. Словом, в любом случае не пустит её туда. Надо действовать очень хитро. С недавних пор присущим ей цинизмом, Джинни подумала о том, что Тобби всё же обладает довольно скудным умишком. Обожая своего хозяина, он искренне считает, что все должны любить Люциуса не меньше.        И тогда в голове Джиневры созрел план.        Она зашла в ванную и привела себя в безупречный порядок. Потом выбрала самое соблазнительное платье из всех, что у неё имелись — ярко-красное, с невообразимо тугим корсетом и длинной юбкой с небольшим подолом. Оно было шелковым, с тонкими лямками и открытыми плечами, а также с глубоким вырезом. Люциус купил это платье только чтобы посмеяться над ней, сказав, что оно полностью соответствует её сущности. И вот, натянув это платье, Джинни вызвала Тобби хлопком. — Я хочу устроить сюрприз твоему хозяину, помоги мне с корсетом, — решительно потребовала она.       Тобби смотрел на Джинни озадаченно и настороженно. Она недовольно поежилась. — Долго мне стоять полураздетой? — Хозяин будет поздно, — напомнил Тобби, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Подожду, — пожала плечами Джинни. — Так ты поможешь мне или нет?        Тобби, не увидев ничего сомнительного в желании одеть платье, помог Джинни надеть его и затянул корсет так, что девушка едва не задохнулась. Зато, взглянув на себя в зеркало, Джинни вдруг ошарашенно поняла, что выглядит невероятно красиво и соблазнительно. Она никогда не думала, что к её медным волосам может пойти красный, но этот яркий, вызывающий цвет, оказывается, великолепно сочетался с её оттенком кожи. Тугой корсет делал талию поистине осиной, а длинный подол добавлял наряду торжественности. Джинни поняла, что распущенные волосы тут совсем не к месту, и собрала их шпильками в высокую причёску. И даже надела украшения, которые обычно подчеркнуто игнорировала, как излишества. Но теперь тонкое изящное колье и сережки в виде капелек были очень кстати. — А теперь отведи меня в покои твоего хозяина, — велела Джинни, когда была готова. — Без Хозяина туда никто не входит, — сообщил Тобби, глядя на неё влажными, блестящими глазами, полными подозрительности. — Но ведь тогда не выйдет сюрприза, — нахмурилась Джинни. — Зачем мы готовились, по-твоему? Чтобы Люциус, вернувшись, вдруг увидел меня в своей спальне.        Тобби в ужасе замотал головой, и его огромные уши затряслись. — Нет, Хозяин будет в гневе! — страшным шепотом проговорил он. — Он накажет Тобби, и юную мисс тоже накажет! — Люциус никогда меня не наказывает, — с нажимом произнесла Джинни. — И вообще, я сегодня уже была в его покоях. Мне туда можно, ясно?        Тобби опять замотал головой. Джинни была готова придушить его от бессильной ярости. Неужели её планы потерпят неудачу из-за этого жалкого трусливого существа? — Послушай, Тобби, — заговорила она уже мягче. — Ты ведь можешь сидеть в покоях Люциуса вместе со мной до его возвращения. Ты ведь здорово колдуешь, а у меня даже палочки нет! Если я хоть что-то сделаю не так, ты мигом вернешь меня в эту комнату! Ну, пожалуйста, Тобби, я так хочу угодить Люциусу!        Несчастный домовик разрывался между желанием порадовать Хозяина и смертельным страхом разгневать его. Но доводы Джинни и её мягкий, просящий тон всё же убедили его в том, что она не замышляет ничего плохого. И, взяв Джинни за руку, она аппарировал вместе с ней в спальню.        Мисс Уизли внутренне восторжествовала — первый шаг сделан. Но теперь надо под каким-то предлогом проникнуть в кабинет. — Тобби, это как-то пошло встречать его, сидя на кровати, — заметила Джинни. — Я стесняюсь. И Люциус не терпит пошлостей. — Но мисс сама сказала, что хочет встретить Хозяина в спальне! — воскликнул домовой эльф. — Да, и теперь я понимаю, что уместнее подождать его в гостиной, — проговорила Джинни.        Маленькое личико Тобби выразило решимость. — Нет, мисс, Тобби больше никуда вас не пустит! — Да брось, раз уж ты привёл меня в спальню, то что плохого в том, чтобы я подождала Люциуса в гостиной? — хмыкнула Джинни.        Спустя некоторое время ей удалось уговорить Тобби, и вот Джинни уже сидела на диване с волшебной непортящейся обивкой, а её взгляд то и дело падал на дверь кабинета. Женщина с портрета сверлила её неприязненным взглядом. Джинни сцепила руки в замок на коленях, чтобы Тобби не увидел, как они дрожат от волнения. В голове Уизли пульсировала только одна мысль — за этой дверью находится нож для бумаг. Оружие. Возможно, это единственный шанс обрести его. Но домовой эльф, несмело семеня по дорогому ковру, сел в уголке гостиной и не сводил с Джинни взгляда. Стоило ей сделать малейшее движение — поправить волосы, например — и он весь подбирался. Девушка выжидала, пока он потеряет бдительность и посматривала то на большие часы с маятником, то на дверь кабинета.        Прошло полтора часа, и пробило девять. Джинни поняла, что больше ждать опасно. Люциус сказал, что будет поздно, но как знать, что для него значит слово «поздно». Сделав вид, что она засиделась на месте, Джинни медленно встала и потянулась, размяла шею, поворачивая голову на левый и правый бок. — Что мисс намерена делать? — тут же пытливо поинтересовался Тобби. — Тобби, ты невыносим, — отмахнулась Джинни. — Пройдусь по комнате немного, у меня уже всё тело затекло. — Я могу отвести мисс обратно в её комнату и привести обратно, когда вернется Хозяин, — предложил домовик. — Ни в коем случае! — слишком поспешно и нервно ответила Джинни. — То есть, я хочу сказать, что тогда сюрприз не выйдет. Люциус должен увидеть меня сразу же, как вернется.        Джинни прошлась по комнате, делая вид, что заинтересована то одной безделушкой, то другой. Тобби неотрывно следил за ней, как и волшебница с портрета. Уизли тяжело вздохнула. — Чертов корсет, — прошипела она, понимая, что ей не удается вдохнуть воздух полной грудью. — В моё время всякая уважающая себя женщина умела носить корсет с непринужденным изяществом, — холодно проговорила прабабка Люциуса с портрета.        Джинни стрельнула на неё взглядом, и хотела было ответить что-нибудь грубое, но побоялась, что та расскажет Люциусу. Поэтому натянуто улыбнулась. — Я научусь, — вежливо ответила она.        Волшебница ничего не ответила, видимо, сочтя диалог с Джинни ниже своего достоинства. Джинни ещё минутку посмотрела на красивую женщину, и со вздохом опять устремила взгляд на дверь кабинета. Может, кинуться туда? Может, Тобби не успеет схватить её? Но нет, он ведь домовик, аппарирует прямо перед ней и утащит обратно в её комнату. — Что, если я подожду Люциуса в его кабинете? — осторожно предложила Джинни. — Не смей, Тобби, — жестко одернула волшебница с портрета.        Джинни прикусила язык, чтобы не разразиться проклятьями. Эта дрянная старая тварь сидит тут на стене и мешает её планам! Нет, слишком рискованно возражать ей и пытаться проникнуть в кабинет. — Мне некуда бежать, — со смиренным видом ответила Джинни, и села на софу. — Камин всё равно закрыт заклинанием.        Время тянулось ужасающе медленно. Прошло ещё где-то два часа, за которые Джинни так и не удалось придумать, как попасть в кабинет. Пора было убираться, если она не хотела встретиться с Малфоем, но Джинни всё ещё надеялась на чудо. Ровно до того момента, пока в кабинете не послышались шаги и дверь не отворилась. На пороге стоял Люциус, и Джинни сразу же поняла, что мужчина уже изрядно пьян. Слегка мутный взгляд его глаз упёрся в Джинни, и Люциус недоуменно вздернул одну бровь. — Какой сюрприз, Джиневра, — протянул он. — Что привело тебя сюда? Только не лги, что ты ни вечера не можешь провести без меня.        Робкая надежда на то, что Люциус слишком пьян, улетучилась, и, хотя Джинни чувствовала полное бессилие и обреченность, она заставила себя улыбнуться и встать навстречу Малфою. — А может, и не могу? — с лукавой ухмылочкой проговорила она.        Люциус, заинтересованно на неё глядя, закрыл за собой дверь кабинета. Теперь, чтобы добраться до оружия, Джинни должна была пройти мимо Люциуса. * Мозаика из небольших кусочков дерева и слоновой кости на мебели