Путь к свободе

      Джинни обольстительно улыбнулась и двинулась навстречу Малфою. Тот не сводил с неё пронзающего взгляда. — Ты хочешь меня соблазнить, — констатировал он. — Я ещё не вполне понимаю, зачем, но явилась ты сюда именно с этой целью.        Джинни не нашла ничего лучше, кроме как молча улыбаться. По её расчету Люциус должен был понять, что он прав, но она не хочет говорить при портрете его прабабки и при Тобби. К тому же, Джинни не могла не заметить, что Люциус в прекрасном расположении духа. — Что же, всё имеет свою цену, — рассудительно заметил Малфой, расстегивая застежку мантии и скидывая её с плеч на руки домовику. — Тобби, принеси в спальню бутылочку просекко.        Люциус сделал приглашающий жест в сторону спальни, и Джинни едва не застонала от досады. Как бы уговорить его вернуться в кабинет? Можно было бы приврать, что ей захотелось совокупиться на столе, но вряд ли Люциус поведется. Он не поверит, что она настолько сильно его желает, и наверняка догадается, что она что-то замышляет. Поэтому Джинни прошла вместе с ним в спальню. Главное — не дать себя выставить из апартаментов, а там уж она вернется обратно в кабинет. Или же заполучит волшебную палочку. Взгляд Джинни алчно скользнул по трости.        Войдя в спальню, Люциус хлопнул в ладони, и в канделябрах на прикроватных столиках вспыхнули свечи, а в камине загорелся огонь. Мягкий свет осветил огромную спальню. Всё же нельзя было не признать, что Малфой-менор — поразительный замок, в котором многовековая магия подчинялась мановению руки Люциуса. Малфой снял с себя камзол, бросив его на скамеечку у кровати, опустился в кресло у камина. Джинни села напротив него, аккуратно расстелив юбки платья. Малфой смотрел на неё задумчивым взглядом. — Ты очень красива, Джиневра, — проговорил он. — Деньги и роскошь тебе к лицу. — Это украсит любого человека, — ответила Джинни.        Появился Тобби, который поставил на маленький столик между креслами ведерочко со льдом, в котором стояла уже открытая бутылка шампанского, и два бокала. Домовик тут же исчез по знаку Люциуса, и Малфой самолично разлил шампанское по бокалам. — За мой сегодняшний успех, — проговорил он, и, коснувшись своим бокалом бокала Джинни, отпил немного.        Уизли сделала большой глоток. Она впервые видела Малфоя в подпитии, но ей казалось, что от этого у него игривое настроение. Надо было использовать это. Хорошо бы ещё узнать, что же все-таки так сильно его обрадовало. — Итак, чего ты хочешь, Джиневра? — спросил Люциус. — И что ты можешь дать мне за это такого, чего я не получаю и так? — Мне просто надоело сидеть одной в четырёх стенах, — передернула плечами Джинни. — Это ведь смертельно скучно. — Ну да, — согласился Малфой. — Ты ведь не обременена тягой к знаниям, поэтому книги не развеивают твою тоску. И ты решила, что мы можем не только заниматься любовью, но и беседовать иногда. — Примерно так, — согласилась Джинни. — Твоё платье так и располагает к чинной беседе, — усмехнулся Люциус, опять отпивая шампанского. — Одно другому не мешает, — нашлась Уизли.        Малфой рассмеялся. Настроение у него было, по всей видимости, просто замечательным. — И о чём же мы будем разговаривать? — усмехнулся он. — Я знаю одну игру. Называется «Правда или действие», — проговорила Джинни. — Можем сыграть.        Люциус опять засмеялся, и Джинни пораженно подумала, что впервые за месяцы их сожительства она слышит, чтобы он так веселился. Видимо, Малфой всё же перебрал. — Как это по-детски, — заметил Люциус, насмеявшись вдоволь. — Последний раз я играл в эту игру ещё в гостиной Слизерина. Ну, хорошо, это может быть забавно. Начинай, Джиневра. — Правда или действие? — спросила девушка. — Правда, — улыбнулся Люциус.        Джинни умолкла. Она не знала, что бы ей такого спросить. В голову ничего не шло, потому что мозг лихорадочно обдумывал все возможности вернуться в кабинет. Надо было тянуть время. Может, Люциус напьётся в достаточной мере, чтобы ей удалось улизнуть. — Вам нравится ваша жизнь? — выпалила Джинни. — Как мне может не нравиться моя жизнь? — ответил Люциус вопросом на вопрос. — Я в расцвете лет, сказочно богат и влиятелен. И так было всегда. Другой жизни я не знаю и не желаю. Странно, что из всех вопросов ты решила задать такой глупый, Джиневра.        Джинни пожала плечами. — Итак, мой черед, — протянул Люциус, и отпил ещё шампанского. — Ты выберешь «правду», конечно же, потому что боишься, что я захочу от тебя чего-нибудь гнусного. Словно тебе это не нравится… Ну, ладно. Тебе нравилась твоя жизнь до войны?        Уизли нахмурилась. — На тот момент — не очень, — честно ответила она. — Мы были бедны, и родителям всегда приходилось экономить на чём-то. Думаю, что меня они баловали больше, чем братьев. По крайней мере, в отличие от них, у меня всегда была новая одежда, и я не донашивала что-то за старшими. И всё же мне хотелось большего. Сейчас же я понимаю, что это была замечательная, счастливая жизнь. Я бы всё отдала, чтобы вернуться в то время, и чтобы все были живы и здоровы.        Люциус кивнул, давая понять, что его устроил ответ. — Правда или действие? — спросила Джинни. — Правда. — Что вас так обрадовало сегодня?       Люциус растянул губы в таинственной улыбке. — Грейнджер разродилась здоровым мальчиком. В нём смешалась безупречно чистая кровь тысячелетнего рода Лестрейндж и магглов. Забавнейшая шутка судьбы. Можешь представить, как отреагировал Рабастан на эту новость?       Джинни так и ахнула. И почему он не сказал ей раньше?! — Гермиона жива? С ней всё хорошо? — поспешно спросила Уизли. — Это ещё целых два вопроса, — покачал пальцем Люциус. — Но я слишком добр. Да, Грейнджер жива и здорова. Не скажу, что сильно счастлива, но это меня уже не волнует. Итак, ты выбираешь правду? — Джинни, думая только Гермионе, рассеяно кивнула. — Почему твой отец работал за такую нищенскую зарплату?        Джинни вспыхнула, и глаза её стали буквально сыпать искрами, как и всякий раз, стоило Малфою упомянуть её семью. Но в этот раз она заставила себя ответить ровным голосом: — Значит, другой работы не нашлось. Но деньги это ведь не самое важное. — Не когда в доме двенадцать детей, — фыркнул Люциус. — Семь! — Да, но шестеро из них были мальчиками, а, значит, твоей матери с вами было нелегко, — парировал Люциус. — Родители давали нам самое лучшее, из того, что могли. И огромное количество любви, — ответила Джинни холодно. — Чаще всего я не чувствовала недостатка денег, поскольку дома было уютно. Так уютно, как никогда не будет в этом огромном замке. Все мы вместе садились за стол, вместе проводили время. Всегда были вместе. Было невозможно остаться одной хоть на пять минут — обязательно затевалась игра или разговор. Я росла в атмосфере любви и заботы, и это самое важное. Правда или действие? — Правда. — Что ждёт Гермиону? Зачем вам она и её ребёнок? — Темный Лорд не обрадуется, узнав, что Рабастан осквернил кровь своего рода. Поэтому я смогу использовать бастарда Грейнджер, чтобы влиять на Лестрейнджа, — весело проговорил Люциус.        Джинни недовольно поджала губы. Что за мир, в котором даже друзья плетут интриги против друг друга? — Вы ведь товарищи. Как так можно? Неужели в вашем сердце совсем никого нет? — выпалила она.        По тому, как повеяло холодом от лица Люциуса, Джинни поняла, что попала в цель. Что же, будет знать, как спрашивать её о семье! Она подумала, что Малфой не ответит, но неожиданно мужчина заговорил. — Есть, — тихо сказал он. — Кто? — тут же спросила Джинни. — Это уже второй вопрос, и на редкость идиотский, — заметил Люциус, но всё же ответил и на него. — Моя жена, конечно же.        Джинни смотрела на него с изумлением. Ей почему-то всегда казалось, что в семье Малфоев не может быть любви. Наверняка, браки в таких семьях заключались исключительно по расчёту, и между супругами в лучшем случае могли быть дружеские отношения. Перехватив её недоверчивый взгляд, Люциус тяжело вздохнул, и опять заговорил: — В школе мы почему-то мало общались, хотя сейчас я понимаю, что даже тогда мы были очень схожи характерами и взглядами на жизнь. Нарцисса училась на курс младше меня. Она была очень красивой девочкой с соломенными волосами и голубыми глазами, но я тогда думал о других вещах. Я был старостой школы, готовился принять Темную Метку по окончании Хогвартса и заняться семейным бизнесом вместе с отцом. Через год после окончания Хогвартса я уехал в Европу, чтобы изучать экономику и финансы в Швейцарии. А когда я вернулся и встретился с Нарциссой Блэк на приёме в доме её отца, она сразу же меня зацепила. За те пару лет, что мы не виделись, из миловидной девочки-подростка Нарцисса превратилась в самую прекрасную девушку из всех, что я видел. Её волосы налились золотом, фигура стала более женственной, а лицо, из которого ушло всё детское, стало гипнотически красивым. Узнав её получше, я понял, что она блестяще образована, умна и всецело разделяет мои взгляды и стремления. Каждое её движение было наполнено такой грацией и женственностью, что едва она входила в комнату, я не видел уже никого. И стоило ей заговорить со мной, и я уже ничего не слышал кроме её изысканной речи. Словом, я очень скоро влюбился без памяти, и попросил её руки. Нарцисса любила меня в ответ так сильно, как только может женщина любить мужчину. И она была лучшей женой, которую только можно желать.        Джинни притихла. Малфой говорил с таким выражением, с такой несвойственной ему пылкостью, что девушка поняла — он искренен, как никогда. Серые глаза его возбужденно сияли. Когда Люциус замолчал, некоторое время они сидели в тишине. — Правда или действие? — спросил Малфой чуть погодя. — Правда, — ответила Джинни, и опустошила свой бокал с шампанским.        Люциус наполнил их бокалы вновь, и только тогда задал свой вопрос. — Неужели твой отец действительно был доволен своей жизнью? Мне всегда казалось, что Артур только делал вид от безысходности. — Мои родители тоже очень любили друг друга, — вскинулась Джинни. — Что вы всё заладили о нём? Сколько раз я должна сказать, что деньги не имели для нас такого значения, как для вас?        Люциус пожал плечами. — Не знаю. Я никогда не мог понять людей такого склада. Наверное, поэтому мне интересно. Как можно завести семерых детей, зная, что не можешь их обеспечить? Как можно иметь наглость заставлять любимую женщину раз за разом рожать и плодить нищету? Безумие какое-то.        Хотя Джинни захлестнула ярость, ответила она вполне сдержанно. — Никто никого не заставлял. Родители хотели иметь много детей, и имели. Это был их выбор. — Может, они так сильно хотели дочь? — предположил Люциус. — Как только родилась ты, конвейер остановился, не так ли?        Джинни сощурилась, глядя на Малфоя с ненавистью. Даже мысли о Гермионе отошли на второй план. Конвейер! Ну и задаст же она ему сейчас вопросик! — Действие, — опередил её Люциус. — Допейте шампанское залпом и велите Тобби принести ещё, — велела Джинни. — Как примитивно, — хмыкнул Люциус, осушая свой бокал. — Тобби! — Я имела ввиду бутылку, — добавила Джинни. — Надо было лучше формулировать, — хитро улыбнулся мужчина, и велел появившемуся Тобби принести им ещё шампанского.        То, что оставалось в первой бутылке, он разлил по их с Джинни бокалам. Поскольку Уизли не ужинала, она уже чувствовала, как у неё кружится голова. — Действие, — ответила она, когда Малфой спросил, что она выбирает. — Ты, конечно, надеешься, что я велю тебе поцеловать меня или раздеться, чтобы поскорее слиться со мной в экстазе, но это было бы слишком легко для тебя и слишком неинтересно для меня, — насмехаясь, проговорил Люциус. — Вот моё желание: прекрати, наконец, уродовать книги в библиотеке, пока я не укоротил тебе руки. — Я всё время забываю найти закладку, — огрызнулась Джинни.        Малфой нетерпеливым движением стянул с волос ленту и протянул Джинни. Приятная на ощупь ткань скользнула ей в руку. — Это мой подарок тебе. Используй его правильно, — с нажимом посоветовал Люциус. — Правда или действие? — спросила Джинни, не удостоив его ответа. — Правда.        Уизли замялась. Она хотела знать, почему Люциус не живёт с женой, если так любит её, и почему Драко не приезжает домой. По всему выходило, что ответ на второй вопрос вытекал из ответа на первый, и она решилась. — Если вы с женой так любили друг друга, почему сейчас она не живёт с вами? Где леди Малфой?        Люциус нахмурился. — Всего сказать я не могу, — мрачно проговорил он. — Нарцисса совершила непростительный проступок. Если бы я не был нужен Темному Лорду, она была бы казнена. Но, поскольку от меня может быть достаточно пользы, Милорд всего лишь велел запереть её в дальнем поместье. — Вы сегодня говорили о финансовых влияниях в экономику Британии, — вспомнила Джинни. — Сколько вам пришлось пожертвовать из личных средств? — Две трети тех средств, о которых знал Темный Лорд, — просто ответил Люциус. — А на самом деле половину. Я бы и больше отдал, если бы потребовалось. — Отказались бы от ваших богатств? — не поверила Джинни. — Ради любви? — Ради единственной женщины, которую я когда-либо любил, ради матери моего сына — да, — без колебаний ответил Люциус, и в его голосе зазвенела сталь. — Деньги, дорогие вещи, бизнес — это всё можно восполнить. А вот вернуть человека с того света не может даже самая сильная магия.        Джинни опустила глаза. Она думала о Гарри. Если бы у неё был тогда выбор, если бы была малейшая возможность его спасти… — Если вы до сих пор так сильно её любите, то почему я здесь? — спросила Джинни, начисто забыв о том, что они играют, и что её очередь задавать вопросы прошла.        Люциус, видимо, тоже об этом забыл. Он отпил ещё шампанского и медленно проговорил, глядя в камин немигающим взглядом: — Я пока что не могу вернуть Нарциссу сюда. Честно говоря, я даже ни разу не виделся с ней за всё это время. Часть меня никак не может простить то, что она совершила, хотя я могу понять её мотивы. Всё, что Нарцисса делала, она делала ради Драко. А ради сына я и сам пошёл бы на всё, что счёл бы нужным для его спасения. Но я уверен, что однажды я смогу простить её, а Темный Лорд — забыть об этом её проступке. И тогда всё будет так, как прежде. Я в этом не сомневаюсь, — голос Люциуса был твёрдым и уверенным. — Потому что связь между нами не может ослабнуть. Через год ли, через два — мы вновь будем вместе. — Откуда такая уверенность? — Мы прожили в законном браке почти четверть века. В счастливом браке. Уже давно её мысли текут сквозь мои, и мы понимаем друг друга без слов. Даже когда я был в Азкабане, я чувствовал, что она со мной, что она верит в меня и поддерживает меня. Мы были вместе не только в счастье, но в тяжелые моменты нашей жизни. И всегда мы поддерживали друг друга. Такую связь душ не может убить никакая разлука. И, тем более, не может разрушить всего один глупый поступок. Я ведь считаю, что я виноват в том, что сделала Нарцисса, не меньше её. Из-за меня наша семья оказалась втянута во всё это, я должен был оградить жену и сына от всех ужасных событий, выпавших на нашу долю, но я не смог.        Люциус говорил всё тише, и наконец потёр переносицу, прикрыв глаза. Джинни поняла, что он уже очень пьян. Проблема была в том, что она и сама уже изрядно набралась. — Но самое главное, что она жива. И однажды мы вновь воссоединимся. Ради этого я даже надавлю на Лестрейнджей, чтобы те поддержали меня при необходимости, — проговорил Малфой. — И тогда, наконец-то, я перестану чувствовать эту пустоту в душе, которую невозможно заполнить никем и ничем другим. Ведь без Нарциссы я чувствую себя так, словно от меня оторвали часть, понимаешь?        Джинни кивнула. — Да. — Что ты можешь понимать? — тяжело вздохнул Люциус. — Только избавь меня от разговора о том, как ты любила Гарри Поттера. Это не одно и то же — слепо влюбиться на заре юности, и прожить с любимым человеком столько времени, чтобы стать единым целым. — Меня лишили возможности прожить жизнь вместе с Гарри, — ответила Джинни ледяным голосом. — Но у меня всегда было чувство, что мы будем вместе. Однажды мы тоже могли бы стать единым целым, если бы не ваш Лорд, — выплюнула Уизли. — Как знать теперь, — устало проговорил Люциус. — Тебя это наверняка повеселит, но в какой-то степени именно из-за Милорда я был вынужден временно расстаться с женой. — Вот именно, что временно, — поправила Джинни. — А я уже никогда не увижу Гарри, не услышу его голос, не почувствую тепло его руки в моей руке…        Джинни осеклась, потому что её голос задрожал. Она отвернулась, чтобы Малфой не видел слёз в её глазах. — Ты не спросила, что именно сделала Нарцисса, — глухо проговорил Люциус. — Что же? — Она пыталась спасти Гарри Поттера.        Джинни как со стороны услышала свой вскрик, и вдруг, даже не выслушав всю историю, расплакалась. Неутешно и горько, словно только что узнала о смерти любимого. Она закрыла лицо руками и теперь давилась рыданиями. Даже когда руки Люциуса мягко отстранили её ладони. — Я… Я не знаю, почему вдруг стало так больно, — всхлипывая, выдавила Джинни. — Знать, что у него был ещё один шанс, и всё равно он погиб… Это как пережить его смерть ещё раз…        Джинни позволила Малфою поднять её из кресла. И, когда она почувствовала, как мужчина обнял её, вдруг с рыданием прижалась к его груди и зажмурилась. В тот момент она даже не думала о том, как это странно, что она ищет утешения в этом человеке. Наверное, они оба слишком много выпили, поэтому границы слегка стерлись. Но, с другой стороны, ведь больше рядом никого не было. Почувствовав, что Люциус гладит её по волосам, Джинни немного пришла в себя. Нахлынуло понимание, что она сама обняла врага, по доброй воли. Подлый Малфой! Как хорошо он изобразил понимание и участие! — Война — это всегда страшно, — проговорил Малфой совсем тихо. — Вне зависимости от принятой стороны мы теряем близких. Поттер был глупцом, — тут Джинни дернулась, но Люциус удержал её. — Но он не был плохим человеком, я полагаю. Жаль, что ему пришлось умереть, чтобы восстановилась власть Темного Лорда. — Вам не жаль, — пробурчала Джинни, однако же не отстраняясь и находя неожиданное утешение в крепких объятиях Люциуса. — Но спасибо за сочувствие. Гарри был удивительным… Самым храбрым, бескорыстным и добрым из всех, кого я знала. Он был настоящим героем. И он умер, как герой, пожертвовав собой ради нас.        Новый приступ боли сжал Джинни сердце, и она вдруг взвыла. — Мерлин и Моргана, почему же я не смогла быть стойкой перед лицом смерти! Почему не смогла быть достойной его!        Рыдания душили, корсет немилосердно сдавливал лёгкие. Джинни стала задыхаться, а перед глазами всё поплыло. Она схватилась за ткань малфоевского жилета, так как поняла, что теряет сознание. Люциус подхватил её на руки и с необычайной для пьяного человека ловкостью донёс её до постели и положил поверх одеяла. — Тобби, принеси воды! — крикнул он, а сам ослабил шнуровку на корсете Джинни.        Обессиленная, всё ещё содрогаясь от рыданий и шумно дыша, Уизли лежала и смотрела на расписанный под небо потолок. Люциус помог ей приподняться, чтобы сделать глоток воды, а потом уложил поудобнее. Впервые Джинни увидела на его лице выражение жалости. — Всё это неправильно, — проговорил Малфой, обращаясь словно к самому себе. — Ты на год младше моего сына, зачем я вообще согласился тебя оставить? Зачем сплю с тобой? Власть развращает, стирает границы допустимого и размывает рамки морали. Я убедил себя в том, что имею на это право, право победителя. Но разве я победитель? Милорд — да. Лестрейнджи, Долохов и многие другие — тоже. Насчёт себя я не уверен. К инферналам, я просто обманываю сам себя, чтобы забыться. На самом деле, всё, что мне нужно — моя жена рядом.        Джинни неожиданно для себя положила ладонь на руку Малфоя. Он помедлил, прежде чем посмотреть ей в глаза. Словно стыдился. Если это вообще было возможно, конечно. — Тогда отпустите меня, — прошептала она с мольбой в голосе, сжимая его руку. — Я больше не могу.        Джинни всхлипнула, и почувствовала, как из глаз медленно потекли новые слёзы. Люциус нахмурился, но смотрел ей прямо в глаза, хотя ему было явно тяжело выдержать этот взгляд. — Всё плохо кончится, если я останусь здесь, — продолжила Уизли. — Я становлюсь другим, злым и подлым человеком. В итоге я убью или себя, или вас. Или сойду с ума. Пожалуйста, мистер Малфой, отпустите меня. Я больше не могу.        Люциус нахмурился ещё сильнее и свободной рукой провёл по её волосам почти отеческим жестом. — Я думал об этом и сам, — проговорил он наконец. — После Хэллоуина я выправлю тебе амнистию, и ты сможешь уехать куда-нибудь далеко. А я наконец-то перестану прятаться от самого себя и верну Нарциссу. — А что будет на Хэллоуин? — спросила Джинни. — В Малфой-меноре традиционно устраивались балы-маскарады. В этом году придётся организовать такой же. Надеюсь, что к этому моменту Темный Лорд примет решение помиловать Нарциссу. По крайней мере, Лестрейнджи постараются для этого. Уже после я отпущу тебя за ненадобностью. Но во время приёма ты будешь здесь, чтобы Лестрейнджи понимали, что у меня имеется свидетель. — А Гермиона? — спросила Уизли. — Это не должно тебя волновать, — туманно отозвался Люциус.        Джинни, невзирая на то, что была нетрезва, восприняла всё услышанное с холодной рациональностью. Значит, Малфой заключил сделку с Лестрейнджами, и после маскарада ни она, ни Гермиона уже не будут нужны. Возможно даже, что от них избавятся. А на какой-то миг ей показалось, что Малфой почти человечен! Стараясь не показать того, что всё поняла, Джинни медленно кивнула, сделав вид, что согласна с Люциусом. Малфой же, устало вздохнув, вытянулся на кровати рядом с ней. Впервые Джинни подумала о том, что он уже не молод, и заметила морщинки, пересекающие высокий лоб. — Иди к себе. Ты ведь не хочешь оставаться, — проговорил Люциус.        Джинни села на постели. Обернулась на Малфоя, словно не веря его словам. — Иди, Джиневра, мы оба сейчас не в настроении, — отмахнулся Люциус. — Но мы ещё успеем согрешить пару раз на прощание.       Девушка криво улыбнулась, молча соглашаясь. Она ждала, что Люциус позовёт Тобби, но вместо этого он сказал: — Твоя комната на этаж ниже, тебе надо выйти из кабинета в коридор и спуститься по лестнице, и ты упрёшься в свою дверь. Только не делай глупостей — камин всё равно закрыт заклинанием, а документов у тебя всё ещё нет.        Джинни кивнула и пошла к выходу из спальни, чувствуя страшное напряжение. Все её мысли сосредоточились на ноже для бумаг, который лежал на столе письменном Люциуса. Было рискованно пытаться украсть его теперь, ведь это могло в одну секунду разбить внезапное доверие Малфоя. Но, если портрет красивой леди будет спать, можно попробовать. Плотно закрыв за собой двойные двери спальни, Джинни покосилась на портрет в прабабки Люциуса. В полутьме гостиной казалось, что она дремлет.        Стараясь ступать бесшумно, Уизли подошла к двери в кабинет. Очень медленно надавила на ручку, и подавила радостный вздох, когда та поддалась. Медленно, боясь заскрипеть дверью, Джинни вошла в кабинет. В лунном свете на столе поблескивал серебряный нож. Девушка быстро подошла к столу и, порадовавшись, что ножик спрятан в маленькие серебряные ножны, быстрым движением спрятала его в декольте. За плотным корсетом не должно было быть не видно.        Крадучись, Джинни вышла из кабинета и бесшумно затворила за собой дверь. А потом, ступая по мягкому ковру гостиной, быстро вышла из покоев Люциуса. На лестнице, убедившись, что за ней никто не следит, Джинни вытащила ножик из корсета и, ещё раз оглядевшись, наклонилась и пропихнула в зазор между ковром, покрывающим ступени, и мрамором лестницы. Таким образом никто даже случайно не смог бы его обнаружить, разве что стал бы ощупывать основание каждой ступени.        Затем Джинни быстро пришла в свою комнату и, только заперев за собой дверь, смогла наконец-то улыбнуться и облегчённо выдохнуть. Наконец-то она знала, что ей делать. И очень надеялась, что вскоре стыд и ненависть, выжигающие её душу, исчезнут. У неё было оружие. В одном доме с ней вскоре должен был оказаться Темный Лорд. Терять было нечего.        Гарри скоро будет отомщён, или же она погибнет смертью героя, как и он сам.