Безумие

Библиотека — это единственное место в школе, где можно было более или менее расслабиться, как бы это странно не звучало. По вечерам множество учеников собирались за столами, что-то обсуждая или что-то читая. Зачастую чуть ли ни все места были заняты, оставалось лишь парочку стульев в самом конце огромного зала. Но сегодня, в самый обыкновенный будний день ноября, к удивлению, народ рассосался слишком быстро. Осталось всего человек двадцать, которые мигом разбежались по всей территории, занимая отдаленные столы. И, честно, Беверли бы ничего не напрягло, она смогла бы продолжить приятное времяпровождение с Беном, если бы не чужой пристальный взгляд, уставленный прямо ей с спину. Обернувшись назад и презрительно оглянув Билла, пытающегося буквально дыру в ней прожечь, девушка тяжело вздыхает и возвращает свой взор к Хэнскому. Денбро всегда пугал ее, а еще сильнее усугублял ситуацию тот факт, что они учились в одном классе несколько лет. И пусть Марш пытается быть как можно более отдаленнее, не обращать на него внимания, обходить стороной, открыто выражать свое нежелание общаться или вообще контактировать, Денбро все равно ведет себя, как действительно странный человек. Он не подходит, не пристает, даже не разговаривает — абсолютно ничего. Он просто смотрит, да так жутко, так пугающе, что вся кожа покрывается мурашками. Его взгляд исподлобья словно говорит о том, что тебе конец, если попытаешься хоть как-то возразить, сказать ему хоть слово по этому поводу. Беверли кажется, что он просто псих. У него явно не все в порядке с головой, что становится понятно по его злостной улыбке, даже ухмылке, не предвещающей ничего хорошего. В то же время Марш боялась его. Боялась, даже несмотря на свою врожденную смелость, решительность, уверенность и умение постоять за себя не только кулаками, но и словами. Перепалки не были ей свойственны, поэтому и с Биллом проблем иметь не хотелось. — Жутко, — тихо шепчет рыжеволосая, обратив взгляд на Бена, из-за чего ему пришлось оторвать взгляд от книги про семилетнюю войну. Он любил историю, постоянно рассказывал какие-то невероятные события, заинтересованно выстраивал хронологию с таким восхищением в глазах, что мгновенно хотелось улыбнуться. Бен умный, всегда может поддержать разговор, даже смешно пошутить, но скромность мешала стать ему действительно популярным подростком, как в американских сериалах. Этот парень легко смог бы собрать вокруг себя толпу, стать душой компаниии, местной звездочкой, освещающей всем путь. Но ему этого просто не нужно. — Хочешь, я поговорю с ним? — Нет, не стоит, — мягко улыбается, упираясь локтем в столешницу, а на ладонь укладывает подбородок, — Мне приятно, что ты переживаешь, но лучше не нужно. Правда. — Ну, если он что-то сделает, сразу говори мне, — улыбается в ответ, и девушка видит, как его пухленькие щеки слегка розовеют. В Бене было что-то… невероятное. Он милый и дружелюбный, но его дополняла еще какая-то деталь, которую Марш все никак не могла уловить, — Ты же… моя подруга. — Супер, — несколько раз подряд кивает, краем уха улавливая приближающиеся поспешные шаги, — Спасибо. Хэнском совершенно ничего не успевает ответить, даже рот открыть, потому что в поле зрения слишком неожиданно появляется Ричи. Какой-то запыханный, уставший, с растрепанными волосами (хотя, это неудивительно — кажется, этот парень вообще не знает, что такое расческа и как ей пользоваться) и растерянным взглядом. Видимо, он только-только пришел с индивидуальной тренировки и отправился на поиски своих друзей, чтобы не провести этот вечер в одиночку. Просто хотелось с кем-то поболтать, кого-то обсудить и расслабиться, не беспокоясь об учебе, спорте и о своем внешнем виде. — Привет, голубки, — выкидывает кудрявый, падая на стул напротив и складывая некоторые книжки перед собой. — Пошел ты, — усмехается рыжеволосая, шуточно показав средний палец своему другу. Конечно, парень уже перестал на это обижаться, хотя бы потому, что они стали… друзьями. Настоящими друзьями, полностью понимающими и принимающими друг друга. С самого начала Ричи даже и не думал, что сможет хотя бы заговорить с кем-либо, а тут все получилось так спонтанно, что нахождение здесь перестало казаться настоящей пыткой. Серость скрашивают Бен, Майк и Беверли, относящиеся к нему так, словно они знакомы уже несколько лет. Но даже их поддержка, их понимание вряд ли помогут забыть о том, что происходит с Эдди. Эдди. Опять только он занимает все мысли, каждую выемку и клеточку мозга, вырвавшись туда совершенно без разрешения. И Тозиер действительно не мог контролировать этот поток мыслей, постоянно вспоминая о Каспбраке: о его маленьком веснушчатом носе, медовых оленьих глазах, гладких волосах, тонких запястьях с красными отметинами, вечно искусанных губах и панически трясущихся коленках. Ричи переживал, правда переживал, но просто не смел приблизиться к Эдди, хотя бы потому, что не хотел нарушать его границ. Он явно дал понять, что не хочет контактировать, что не нуждается в помощи, что способен справиться со своими проблемами сам. Но новые бинты и лейкопластыри на руках и ногах каждый раз вынуждают едва ли не подскочить с места, умолять принять помощь, сделать хоть что-то. Он не может оставаться таким… бездейственным. Из-за переживания Ричард начал сильнее потеть, дергать ногой при любом удобном и неудобном случае, грызть ногти, кусать внутреннюю часть щеки и губы. Это плохо. Очень плохо. Но сознание здесь бессильно. — Не садился бы ты сюда, — качает головой Хэнском и, медленно выдохнув, опускает глаза обратно в книгу. — Почему? — Денбро дыру просверлит, — тихо усмехнувшись, отвечает Марш, бросив беглый взгляд на кудрявого. — Денбро? — в непонимании приподнимает бровь, не догоняя, о ком вообще идет речь. — Ну рожай ты, Рич, — закатывает глаза, — Билл. Билл Денбро, забыл что ли? — У мамы появился новый ухажер, — неожиданно переводит тему парень, уже переходя на менее дружелюбную интонацию, — Придурок какой-то, если честно. Он из Англии, весь такой манерный, вежливый, аж тошно. — Как хорошо, что ты не такой, — с явным сарказмом отвечает Тозиер, заразительно смеясь, но быстро утихает, когда слышит недовольное «заткнись» по ту сторону связи. — Его сын учится в вашей школе. Не знаю, как его зовут, но… если вдруг встретишь кого-то с фамилией Денбро, передай, что его отец бесячий. Тошнит только от одного вида. Тозиер едва заметно хмурится, вспоминая двухнедельный диалог со Стэном, в котором как раз и фигурировала фамилия Денбро. Тогда парень даже не придал этому значения, даже позабыл о том, что его друг говорил о чем-то подобном, но сейчас эта фамилия буквально врезается в слух. Запоминающаяся и совсем не внушающая доверия. Возможно, в какой-то степени пугающая, но, скорее всего, так кажется только потому, что сам Билл человек жуткий. Пусть он ничего не делал, не был замечен в ужасающих вещах и даже мелких проделках, однако всего лишь один его взгляд способен ввести в дрожь и холод. И сейчас, когда ребята говорят о нем, кудрявый даже не осмеливается наклониться чуть вбок за спину Бена, хотя чувствует, как Билли пытается спровоцировать его на устрашающие гляделки. — Понятно, — все-таки выговаривает Тозиер, нервно прикусив нижнюю губу. Теперь он еще больше ждет выходных, чтобы позвонить Стэну и рассказать о происходящем. И о том, что, возможно, его будущим сводным братом станет до жути подозрительный парень, голос которого для Тозиера до сих пор неизвестен. И, если честно, даже узнавать не хочется. *** Стоя перед большим висящим на стене зеркалом, Ричи разглядывает себя целиком и полностью, пытаясь зацепиться хоть за одну отталкивающую деталь, которая могла бы повлиять на восприятие Эдди. Его беспокоят постоянные мысли о Каспбраке, постоянные переживания за него, беспокойство за психологическое и физическое состояние… но еще больше его беспокоило бешено бьющееся сердце при каждом воспоминании об этом парне, хоть при одной малейшей мысли, даже самой незначительной. Подобное нельзя было назвать ненавистью, неприязнью, да даже просто дружеским переживанием. Ричи никак не мог это описать, а называть это влюбленностью вовсе глупо и неразумно. Наверное. В том смысле, что Тозиеру всегда нравились девушки. Он засматривался на женские черты лица, на женское тело, обожал длинные русые волосы, легкие платья и невысокие каблуки на милых одноклассницах. Все не могло так резко, буквально за месяц, перемениться. Ему просто не может нравиться Эдди, он не может думать о нем, как о парне, как о своем бойфренде или что-то подобное. Просто… это, вроде как, не совсем нормально, да? По крайней мере, так говорил отец, причем практически за каждым семейным ужином в воскресенье. Девушки Ричи приходили и уходили одна за другой, потому что в школе он пользовался высоким авторитетом и популярностью. И отец был горд за сына, ведь за ним бегает такая толпа девчонок! Он благодарил Ричарда за то, что он вырос натуралом. Слово, от которого парень кривится и хочет спрятаться, ведь это звучит так… несправедливо, что ли? Именно Эдди сделал его таким. Нервным параноиком, который не в силах усидеть на месте и избавиться от своих навязчивых мыслей. Но почему-то, чем больше кудрявый думал о том, какой же Каспбрак мудак, эгоист и нарцисс, тем сильнее к нему тянуло. Ладони сами напрашивались лечь на мальчишечьи щеки, плечи, запястья, погладить волосы или поправить воротничок рубашки. Необъяснимое желание, сопровождающееся тяжестью внизу живота, навевало страх и тревожность. Ричи аккуратно снимает очки и вздыхает, еще раз оглядывая себя в зеркало снизу вверх. Он понимал, что не выглядит отталкивающе, противно, мерзко, как полнейший задрот или неряха, но все равно снова и снова выискивал каждый изъян и недостаток. Цеплялся за каждую катышку на жилетке, за каждый выбившийся волос из кудрявой копны, за каждую веснушку на щеках и переносице. Наверняка, Эдди больше притягивают опрятные люди. Такие же, с иголочки, как и он сам, но такого идеала Тозиер не смог бы достичь никогда в своей жизни. Даже если бы очень постарался. — Тренировки по регби перенесли в спортзал, — голос Майка звучит где-то на фоне, и Тозиер вроде бы слушает, а вроде бы до сих пор витает в своих мыслях. Хэнлон собирал спортивную сумку, плотно складывая форму, воду, полотенце, дезодорант и тому подобное. То же самое, что обычно берет и Ричи, только в аккуратно сложенном виде, а не единой кучкой. — Почему? — не отрываясь от зеркала, будто для приличия спрашивает кудрявый, даже несмотря на то, что ему самому вообще-то нужно присутствовать на тренировке, чтобы еще сильнее не отставать от остальных. — Ты погоду видел? — застегивает молнию, предварительно плотнее прижав вещи руками, — Зима на носу. Ричи ничего не отвечает. Он трогает собственные пальцы, вновь кусает губы, все не отрывая взгляда со своего лица. Очки возвращаются обратно на переносицу, из легких вырывается судорожный вздох, а сердце постепенно замедляется. Кажется, в какой-то момент Тозиер осознает, что оно вовсе и не бьется. — Как думаешь, я привлекательный? — Что? — Майк удивленно оборачивается на Ричи и наконец-то замечает, как тот внимательно разглядывает себя в зеркало. Он никогда не видел, чтобы Тозиер так беспокоился о своем внешнем виде, чтобы как-то загонялся по поводу лица, фигуры, волос, поэтому такой неожиданный вопрос, конечно, вызвал недоумение. Хэнлон замешкался, выпрямился и медленно подошел к другу, вставая рядом с ним и глядя на него через зеркало, — Не знаю, чувак. Мне не нравятся парни. — Черт, Майк, я знаю, — трет переносицу большим и указательным пальцем, чувствуя себя неловко в таком положении. Видимо, он вогнал в неловкую ситуацию и своего друга, когда внезапно поставил перед ним такой странный вопрос, — Просто дай оценку. — Боже, — посмеивается, почесывая макушку, — Нормально ты выглядишь. С каких пор ты вообще стал так волноваться о своем внешнем виде? Влюбился, что ли? — Ни за что, — хмыкает, чувствуя себя еще более неловко и смущенно. Неужели теперь очередь Майка задавать до жути странные вопросы, вгоняющие в краску? — Но все же. Ты в последнее время ведешь себя… странно. — В каком смысле? — Ричи, Боже, не притворяйся придурком, — закатывает глаза, а после скрещивает руки на груди, одним взглядом говоря, мол «я все знаю, парень», — Так, как ты, ведут себя только влюбленные люди. Только слепой не заметит, как ты нервничаешь в любом удобном и неудобном случае. — Бен и Беверли тоже считают, что мне кто-то нравится? — Ага. Чувак, не переживай ты так, мы же не изверги какие-то, — кладет руку на плечо кудрявому и еле заметно улыбается уголком губ, — Я уверен, что ты сможешь завоевать сердце той самой, из-за которой не ешь и не спишь, — опускает глаза ниже, прямо на ноги Тозиера, — даже с такими глупыми носками. Ричи смотрит на свои носки в недоумении, будто не понимая, что с ними не так, а когда вспоминает, что с утра напялил зеленые с бананами, осознание приходит сразу же. Как иронично. *** Тозиер чувствовал себя настоящим спецназом, которого отправили на секретную операцию, когда он преодолевал длинные коридоры как можно более незаметно для дежурных и охранников, чтобы оказаться в совершенно другом жилом блоке школы. Передвигаясь только на носочках, парень постоянно оглядывался, боясь быть замеченным хоть кем-то, и периодически останавливался у высоких колонн, чтобы усмирить безумно бьющееся сердце. Адреналин бушевал в крови, даже несмотря на то, что вокруг было абсолютно тихо, темно и мрачно, а ночной дежурный с фонарем встретился всего раз — на спуске на второй этаж. Благо, Тозиер успел забежать за ближайший угол, прижаться спиной к стене и затаить дыхание. Кажется, это талант. Когда кудрявый соглашался на ночные посиделки в комнате Беверли, то даже представить себе не мог, насколько тяжело будет добраться до совершенно противоположного конца пансионата. Не хотелось претерпевать наказание за ночные похождения, каким бы он не было, поэтому он предпочел передвигаться медленно и осторожно, не делая резких движений и не издавая громких звуков. В легких пижамных шортах и футболке было прохладно, тем более, когда в коридорах практически все окна приоткрыты, чтобы пропустить свежий воздух, но вытерпеть можно было. Ричи слегка трясся, ступая ногами на холодный пол (тонкие носки не спасали), но все еще имел цель добраться до девчачьей комнаты, во что бы то ни стало. Все-таки потусоваться с Беверли кажется лучшей перспективой, чем всю ночь прослушать храп Бена и разговоры Майка во сне. В какой-то момент вновь остановившись, Тозиер осторожно выглядывает из-за угла, чтобы убедиться, что за ним никто не идет. Закусив губу, он слегка щурится, а когда все же не замечает ни человека, ни фонаря, ни доносящихся шагов, с облегчением разворачивается, чтобы пройти еще максимум пятьдесят метров и наконец-то оказаться около двери нужной комнаты. — Твою мать! — выругивается Ричард, когда прямо перед ним предстает фигура, в лице которой сразу же узнается Эдди, — Черт… Судорожно выдохнув, парень кладет ладонь на сердце, намеревающееся вот-вот вырваться из груди. Он настолько испугался, что был готов едва ли не в обморок упасть прямо здесь и сейчас, но вовремя осознал, что ничего страшного не произошло. Это всего лишь Эдди… всего лишь Эдди. Лучше бы это был призрак. — Ты что здесь делаешь? — совершенно не удивившись реакции парня, вполголоса спрашивает Каспбрак, сквозь темноту улавливая чужой взгляд. — А ты? — Я первый спросил, — выждав короткую паузу в пару секунд отвечает шатен и сдвигает брови ближе к переносице, — Сейчас час ночи. — Я… — После отбоя из комнат выходить запрещено. И даже не думай говорить, что шел в туалет — он в десяти метрах от твоей комнаты. — Даже и не думал, — тихо усмехается, — Я шел к Беверли. — Беверли? Девчонке с одиннадцатого класса? — Ну да, — жмет плечами, все не сводя глаз с Эдди. Напряжение росло с каждой секундой, и Тозиер чувствовал это всем телом, но старался не показывать своего волнения. Иначе снова окажется в проигрыше, — Именно к ней. — И ты так спокойно об этом говоришь? — Да. Ричи улавливает, как шатен поджимает тонкие губы и перебирает пальцы, будто хочет что-то сказать, но все никак не решается. Тозиеру знакомо это чувство не понаслышке, он думает уже развернуться и уйти, или просто обойти Эдди и пройти дальше, закрыться у Марш и вывалить ей все, что накопилось, но что-то останавливало его. Его останавливал именно Эдвард, стоявший напротив и так сильно притягивающий к себе, как никто другой до этого. Ричи ненавидит себя, когда думает о том, чтобы обнять его. Прижать к себе, обвить руками и зарыться носом в, наверняка, безумно вкусно пахнущие волосы. Возможно, ромашкой или вишней, а возможно, шоколадом или молоком. Просто хотелось понять, почувствовать, ощутить всего его, наконец утолить непреодолимое желание. Его тянуло к Эдди. До безумия тянуло. Каспбрак молчит. Словно ждет какую-то реакцию от Тозиера, глядит прямо в глаза и медленно, глубоко дышит. Ричи даже замечает его плавно вздымающуюся грудь, хотя увидеть подобное было… затруднительно. Но внимание к деталям Эдди проявлялось постоянно, причем неосознанно, неконтролируемо. Он просто хочет видеть каждую его клеточку. Замечать все, что кроется в его внешности, да и не только внешности. Внутренний мир этого парня до сих пор бы неизвестен для кудрявого, но он понимал, насколько там все серое, унылое и до жути травмированное. — Это что? — внезапно выдает Ричард, отчетливо услышав чужие шаги совсем близко. Словно постукивания маленьких каблуков, постепенно приближающихся к ним. — О нет, — округляет глаза и быстро оглядывается по сторонам, будто пытаясь отыскать укрытие, где их никто не сможет достать, — Нас не должны видеть так поздно, Ричи, — переходит на шепот, взглянув на парня, — Тем более вместе. И едва ли Тозиер успевает сообразить, вообще воспринять все происходящее, как чужая холодная рука обхватывает его ладонь и с силой тянет вглубь темного коридора по пути к дверям, совсем недалеко от комнаты Беверли и ее соседок. Ричард недоумевает, хочет вставить хотя бы слово сквозь ком в горле, но слишком быстро оказывается внутри подсобного помещения, предназначенного для садовых принадлежностей. Он ударяется спиной о стенку, от чего болезненно шипит и кривит лицо в неприятных ощущениях. Но, видимо, Каспбрака это совершенно не беспокоило — он лишь быстро закрыл за собою двери и задвинул щеколду. И все. Больше ничего. Ричи слышал учащенное дыхание Эдди, кажется, даже чувствовал его из-за маленького пространства. Тозиер едва ли не прижимался к нему, едва ли не ощущал исходящее тепло чужого тела, едва ли не касался носом его мягких волос. Как и хотел. Кудрявый не смел двигаться. Он замер, задержал дыхание, навострив слух до тех пор, пока шаги не утихнут, пока вовсе не испарятся в тишине ночного школьного коридора. Но эта тишина буквально пожирала его, висела невыносимым грузом, заставляла чувствовать жар, духоту, затрудняя дыхание. Эдди рядом, между ними практически не осталось и пяти сантиметров, и, казалось бы, это самый подходящий момент, чтобы уйти, тем более, когда шаги утихли, и повисла душераздирающая мертвая тишина. Но он не хотел уходить. Ричи напряжен, взволнован, его руки вспотели от одного осознания, что он наконец-то оказался наедине с Эдди. Совсем наедине. Только что с этим делать, он вообще не представлял. — Эдди, — шепчет парень себе под нос, совсем тихо. Он был уверен, что шатен его даже не услышит, просто откроет защелку и уйдет, оставив его одного, полного непонимания, волнения, переполненного самыми смешанными чувствами. Но он повернулся. Медленно, полностью, сразу же сталкиваясь с кудрявым взглядом. Эдди молчит, но громко дышит, видимо, тоже нервничает, и сейчас Ричи чувствует его, как никогда. Без физического контакта, они даже не касаются друг друга, но он все равно чувствует. Буквально каждой клеточкой своего тела. Тонет в медовых глазах, которых практически не было видно из-за кромешной темноты, но их блеск нельзя было пропустить. Тозиер заворожен, просто околдован непонятными чарами, исходящими от Эдди. Его затягивает. Тянет, тянет, тянет, тянет в этот омут. — Я не знаю, что со мной происходит, — тараторит Ричи, снова тихо-тихо, но так, чтобы Эдди его слышал. Он делает полшага вперед, чуть склоняет голову, касаясь кудряшками волос Каспбрака. Сердце отбивает бешеную чечетку, в горле засел комок, мешающий даже полноценно вдохнуть. Хочется кашлять, кричать, ругаться — что угодно, лишь бы не чувствовать этого, но он лишь сглатывает и опускает веки, — Меня безумно тянет к тебе, — ощущает чужое горячее дыхание, а после и мурашки, табуном пробежавшиеся по спине одна за другой. Ему жарко, ужасно жарко, ладони колит, а разум будто опьянен, затуманен, он просто перестает соображать, — Я так хочу поцеловать тебя, Эдди. Не знаю почему, но так хочу, так… — Сделай это, Ричи, пожалуйста, спаси меня, — горячо шепчет Каспбрак, закрыв глаза. Ресницы подрагивают так же, как и губы, ноги становятся ватными, и уже плевать, что будет происходить дальше. Он цепляется за хлопковую футболку Тозиера, крепко сжимая ее пальцами, словно боясь куда-то отпустить. Боясь, что он в любой момент может уйти, испариться, исчезнуть, раствориться — да что угодно. Сейчас Ричи был как иллюзия, такая невообразимая, безумно пьянящая, но такая… реальная. Эдди понимает, что он потерялся, утратил свой образ, свое умение быть недоступным, неприкосновенным, непоколебимым, и только Тозиер видит его настоящим. Тозиер, который не достоин этого. Который вызывает ненависть, раздражение, желание просто ударить его об стену, утопить, задушить, что угодно, но только не желание поцеловать. Каспбрак понял, что предал самого себя, когда почувствовал чужие шероховатые губы на своих дрожащих губах.