Безумие

Рождественского чуда не существует. Ричи думал так всегда, всю свою жизнь, и сейчас ничего не поменялось. Ровно через неделю наступит этот светлый праздник объединения всех людей, прощения всех обид и благодарностей, но, на самом деле, Тозиер просто не горел желанием видеть все это. Счастливые от предвкушения лица не внушали хорошего настроя, даже не вызывали улыбки, но ему приходилось изображать приятное предпраздничное волнение хотя бы перед друзьями. Беверли с нетерпением выбирала наряд на Рождественский бал, рылась в своей шкатулке с украшениями, много рассказывала о традициях, соблюдавшихся в их семье, а Бен и Майк действительно внимательно слушали, периодически переглядываясь друг с другом. Ричи же просто не мог. Глядя на все эти вырвиглазные пестрые украшения, он чувствовал, как его голова трещит и просто раскалывается от всей этой яркости. Носки со сладостями, пышные венки, переливающиеся гирлянды, большая елка в главном зале — это все, конечно, круто, празднично, красиво, но сейчас было просто не до этого. Голоса друзей звучали где-то на фоне, совсем приглушенно и неразборчиво, пока парень устало глядел на оконное стекло. Капли дождя, медленно стекающие вниз, только нагнетали атмосферу, сильнее загоняя в угол. Эти самые капли по большей части напоминали слезы, бегущие по веснушчатым щекам той злополучной ночью, о которой Ричи не может забыть уже какую неделю. Месяц, может быть, даже чуть больше. А может и меньше. Казалось, что он вообще потерял счет времени, перестал ориентироваться в пространстве. Моя жизнь не должна крутиться вокруг Эдди. Я не должен постоянно думать о нем, о его слезах, о наших разговорах. Боже. Я просто не должен хотеть наконец прикоснуться к нему. Я разбиваю себя, как волны о гавани. Я помешан. Я не могу не думать о нем, не могу, не могу, как же это ужасно — Ричи? — кудрявый слышит собственное имя из уст Майка и все же обращает внимание на друзей, в один миг взволнованно уставившихся на него. Делать вид, что все в порядке — слишком сложно, практически невозможно, но он старается. Улыбается, заставляет уголки губ приподняться хоть чуть-чуть, иногда шутит, но уже не так смешно и глупо, как раньше. Его внимание сосредоточено только на Эдди, часто проходящем мимо, но не ронявшем ни единого слова за все это время. Часто бросает лишь пустой, стеклянный взгляд, а после испаряется, будто его и не было. Словно между ними ничего не произошло. — Простите, — вздыхает Тозиер и виновато отводит взгляд куда-то в сторону. Он давно перестал вслушиваться в разговоры ребят, даже если дискуссия была действительно важной, и, безусловно, чувствовал огромнейшую вину за это. Какой же он друг после такого? Друг, который пропускает все слова мимо ушей? Друг, который внезапно и неожиданно зациклился на одном человеке? Друг, который все никак не расскажет, что за человек оказал на него такое влияние? Получается, фальшивый друг. Не доверяющий никому. Переглянувшись с остальными, Беверли пытается подобрать слова для дальнейшего разговора. Она боялась. Действительно боялась за Ричи, за его физическое и ментальное состояние, ухудшающееся с каждым днем. Каждый раз старалась выбирать нужные слова, не травмировать друга, подвести его к разговору о том, что вообще, черт возьми, происходит. Но безуспешно. Несмотря на то, что за короткое время доверие между ними возросло в геометрической прогрессии, Тозиер все равно молчал, или же говорил абстрактно, отдаленно, не оставляя попыток помочь ему. Он не раз ловил себя на мысли, что они с Эдди очень похожи. Оба чего-то не договаривают, хранят непонятные тайны, секреты, словно в один момент все может сломаться. Сломалось. — Моя одноклассница хочет с тобой познакомиться, — неуверенно проговаривает Марш после напряженного молчания, поглядывая на Майка и Бена, — Гретта классная. Бунтарка, резкая, дерзкая… твой типаж, Рич. — Да? — в полном безразличии кудрявый подпирает подбородок ладонью, вилкой ковыряя уже холодный рис, поданный на ужин, — Передай ей, что мне неинтересно. И это правда. Ричи устал, безумно устал. Ему сложно общаться с друзьями, которые хотят сделать только лучше: подбодрить, развеселить, развеять, отвлечь — а тут еще и какая-то незнакомка, изъявившая желание познакомиться. Конечно, если это не просто выдумка Беверли, возникшая в попытках найти Тозиеру нужного человека, способного вернуть к нормальной беззаботной жизни. — Да ладно тебе… Рич, пора вливаться обратно в жизнь. Скоро Рождество, нужно запасаться хорошим настроением, а ты ходишь, как серая тучка. — Это значит, что мне сразу нужно кого-то подсовывать? — не выдерживает парень и поднимает взгляд на рыжеволосую, сдвинув брови ближе к переносице, — Без обид, Бев, но это, черт возьми, не твое дело. — Я просто хочу помочь, — возражает девушка и так же хмурится, пока за всей этой сценой наблюдают недоумевающие Майк и Бен, — Ты сильно поменялся за последнее время, причем в худшую сторону! Именно поэтому я стремлюсь вернуть того Ричи, с которым в первый раз встретилась в библиотеке, — выпаливает буквально на одном дыхании, но, взяв себя в руки, плавно выдыхает горячий воздух из легких, решая не играть на собственных эмоциях. Даже если сильно хочется, — Я не знаю, какая муха тебя укусила, но зато понимаю, что эта самая муха не достойна твоих истязаний. Никто и ничто не может стоить твоего психологического состояния. — А что, если эта муха стала частью моей жизни? Думаешь, я могу контролировать свои чувства к ней? — начинает закипать, сжимая пальцы и губы, — Как бы мне не хотелось, Бев, я просто не могу забить на нее. — Я ведь даже не знаю, кто это! Мой лучший друг убивается по какой-то сучке, а я понятия не имею, что она за человек и что из себя… — Прекратите, — вмешивается Майк, видимо, уставший наблюдать за постепенно зарождающимся конфликтом. Еще не хватало, чтобы они все перессорились и вообще не разговаривали до конца учебного года, — Вы ведете себя, как дети. Молча поднявшись из-за стола, кудрявый берет в руки свой поднос с едой и, пробормотав что-то вроде «сам разберусь», ушел в другой конец столовой, оставив друзей в полнейшем непонимании. Это первый раз, когда глупое разногласие привело к такому странному исходу. Возможно, все могло бы закончиться благополучно, спокойно, они бы просто посмеялись и обнялись, но сейчас Ричи просто не в состоянии переварить все, что происходит. В его голове ураган, в душе туман, и вообще ничего не понятно. Тяжело, действительно тяжело. Проще, наверное, ни с кем не разговаривать. *** — Он не хочет на тебя срываться, Бев, — не спеша перебирая ногами и натягивая рукава Рождественского свитера на запястья, говорит Бен, — Просто… ему нужно время. Коридоры были переполнены учениками, отдыхающими после урока. Оставалось всего несчастных десять минут до конца перемены, но Бен и Беверли никуда не спешили, разговаривая о чем-то своем. Хэнском имел привычку провожать подругу до кабинета нужного ей урока, и только потом уже шел в свой, полный счастья и со светящейся улыбкой на лице. Марш всегда вселяла в него позитив, уверенность, могла протянуть руку даже в самой сложной ситуации, и этими качествами, пожалуй, влюбила в себя. Который год Хэнском не сводит с нее глаз, наслаждаясь рыжими короткими волосами, светлым взглядом и улыбкой. Боже, до такой степени прекрасной, превосходной, идеальной улыбкой, что парень готов плавиться, как мороженое на солнце. Его любовь нельзя было измерить ни одной единицей, потому что она… безгранична. Бен счастлив, что повстречал ее, что однажды они заговорили прямо у входа в школу, что он рассказал ей о своей любви к книгам, что в тот же день они вместе сели в столовой. Их действительно можно было назвать лучшими друзьями. По крайней мере, так считал Бен, затаивая свои чувства, которые невозможно было назвать дружескими. Беверли всегда поддерживала его, давала всяческие советы, хлопала по плечу и оказывала знаки внимания. Это всегда помогало. Но сейчас, наоборот, Хэнском пытается поддержать ее, уверяя, что рано или поздно все наладится. Ситуация с Ричи не на шутку тревожила ее, и Бен понимал, что в одиночку ей труднее будет справиться. — Я все понимаю, конечно, — еле плетясь за другом, отвечала рыжеволосая, неся в руках учебник по этике, — Но… он совсем другим стал. Я не узнаю того Ричи, который шутил про члены, про мамок, про геев. Сейчас он просто избегает нас… или молчит. — Он влюблен. Влюбленные люди не контролируют себя. — Наверное, — пожимает плечами, переводя взгляд на парня, — Я ведь даже не знаю, кто это. Кто так изменил нашего балабола? — Ну, думаю, я догадываюсь, — только начинает Хэнском, как чувствует грубый толчок в плечо. Словно ненарочный, случайный, но, чтобы нехотя приложить такую силу, нужно быть просто слепым человеком. Чуть отшатнувшись, парень хмурит брови и оборачивается немного назад вместе с Марш, чтобы увидеть виновника. Билл Денбро, засунувший руки в карманы брюк, шел слегка ссутулившись, а в его взгляде явно читалось пренебрежение. Да такое жуткое, злостное, что по всей коже мурашки проходились единым табуном. Такое чувство, будто он маньяк, просто больной психопат, любящий попугать ни в чем не повинных людей, бросая свои холодящие взгляды на кого попало. Хотелось верить, что Бен не единственный избранный, кому посчастливилось терпеть нападки Денбро. — Глаза разуй, жирный урод, — шипит Билли и ускоряет шаг, совсем скоро скрываясь за шкафчиками. Проводив парня беглым взглядом, Беверли приостанавливается и с полной растерянностью глядит на сконфуженного этой фразой Бена. Ни для кого не было секретом, что он был пухлый, но обычно никого это не тревожило, и уж точно никто не намеревался напомнить ему об этом. Оскорбления по типу «жирдяй» и «толстяк» не были чем-то привычным именно в этой школе, поэтому Хэнском от них уже давно отвык, из-за чего восприятие подобного стало болезненнее. — Не обращай на него внимание, — выпаливает девушка, подойдя к другу на шаг ближе, — Ты же знаешь, что это неправда. — Да, — пождав губы, кивает и опускает стыдливый взгляд в пол, — Зато он красавчик. Наверняка, если бы он не был таким мудаком, ты смогла бы влюбиться. — Что? Нет, — усмехается, привычно укладывая руку на чужое плечо, — Он не в моем вкусе. У него прическа странная, — улыбается, обнажая ряд белых зубов, — Зато у тебя крутая. Мгновенно отреагировав на слова Беверли, парень взглянул на нее с какой-то надеждой в глазах, словно верный щенок, а когда та весело рассмеялась, он сделал то же самое. Просто, потому что она классная. Классная, красивая и идеальная. Идеальная для того, чтобы влюбиться по уши. *** Ричи любил побыть в одиночестве. Хотя бы чуть-чуть, хотя бы несколько минут, но он желал окунуться в этот омут, создать для себя максимально комфортную атмосферу, где ничто и никто не будет давить. Зачастую местом одиночного пребывания были кабинки в туалете во время уроков, где парень мог засесть чуть ли ни на полчаса, вырисовывая узоры на руках черной гелиевой ручкой, или же читая глупые надписи на дверцах. Признания в любви, оскорбления, маленькие зарисовки — это все вызывало какое-то приятное тепло, тоску по прежнему месту. В его прошлой школе было точно так же — более того, Тозиер сам любил порисовать на кабинках, стенах, подоконниках. Хоть Стэнли и ругал его за это, но ту беззаботность уже не вернуть. Как бы сильно не хотелось, даже при самом сильнейшем желании… невозможно. И это ужасно. Ричард скучал по Стэну, по остальным приятелям из школы, да даже по родителям, которые отправили его сюда собственноручно. Больше всего он беспокоился за Уриса, ведь они до сих пор самые лучшие друзья, несмотря на почти три тысячи разделяющих их километров. Да, они разговаривают по телефону на выходных, делятся новостями, но это не то. Ричи много раз пытался набраться сил, чтобы рассказать о своих переживаниях насчет Эдди, да и вообще о самом Эдди. Но он решил таить это в себе, закрывая на прочный замочек. До поры до времени. На улице холодно. Не настолько, чтобы кутаться в пуховики и натягивать шапки, но все равно гораздо холоднее, чем в Бургасе. Зима в Брайтоне не отличалась ни снегом, ни ледышками, ни грандиозным Рождеством или Новым годом — здесь юг страны, а значит, все проще. И Ричи действительно рад, что его не отправили на север, где уже в середине осени минусовая температура, при которой лужицы превращаются в лед, а пальцы мерзнут от пребывания на свежем воздухе, а не в карманах. Именно поэтому парень надел не теплую куртку и десять слоев свитеров, а обыкновенную водолазку и ветровку. Даже так, конечно, прохладно, но заходить обратно, чтобы переодеться, не хотелось. В очередной раз Тозиер пропускает ужин, лишь бы не пересекаться с нежеланными взглядами. Взволнованные глаза друзей, злостные глаза Билла, пустые глаза Эдди… Он вздрагивает, чувствуя мурашки и ускоренное биение сердца. Он так устал думать о Каспбраке, обо всем, что с ним связано, хочется просто стереть себе память и забыть о нем. Навсегда. Именно из-за него жизнь Ричи перевернулась с ног на голову, его мировоззрение изменилось настолько, что подумать страшно. Наверное, влюбленность. Глупая мальчишечья влюбленность совсем не в того, в кого надо, но те не менее, Тозиер уже перестал противиться своим чувствам. Влюбился — значит так надо, значит так его душа пожелала, значит есть в Эдди что-то цепляющее. И было с самого начала. Его дерзость, упрямость, грубость, настойчивость, строгость — оказались просто маской, за которой скрывается по-настоящему сломанная личность. Травмированная жизненными обстоятельствами и появлением Ричи. Это больная влюбленность, которая перерастет в больную любовь, в больную зависимость, потребство. Хотелось отгородиться, закрыться, но его тянуло. Тозиер хотел быть ближе к Каспбраку, хотел касаться его, шептать ему нежности, восхищения, заторможенные признания — что угодно, лишь бы шептать. Прямо ему на ухо, защищая, как воин свою честь. Нет, это не влюбленность, это не любовь, это не желание помочь, это не потребность, это не зависимость — это безумие. Самое настоящее.

Моё сознание словно незнакомая страна Тишина звенит в моей голове Пожалуйста, отведи меня, отведи меня, отнеси отведи домой

Опираясь о холодную бетонную стену здания школы, кудрявый смотрит на свои дрожащие руки, раскрывая ладони. Бледный, худой, даже тощий, с кривыми пальцами и длинными ресницами. Разве это предел мечтаний Эдварда Каспбрака? Он просто заигрался. Его чувства — это заранее проигрышная игра, если он вообще способен что-то чувствовать. Как же хотелось в это верить. Даже в тот момент, когда Ричи закрывает ладонями лицо и тихо, медленно дышит, словно боится быть кем-то услышанным. На улице нет никого, кроме него самого, но страх все не хотел отступать. Не давал спокойно выдохнуть. — Привет. Чужой голос сразу же вывел Ричарда из прострации. Убрав ладони с лица, он глядит на трудноразличимый из-за вечерних сумерек силуэт, но, когда надевает очки, замирает на месте. Сердце начинает биться сильнее, вырываться из грудной клетки, просясь на свободу, буквально умоляя об этом. Ричи сохранял непоколебимый вид, словно с самого начала был готов увидеть перед собой Эдди, но внутри будто дыра прожглась. Так болезненно, словно его насквозь проткнули, резко и неожиданно. В самый неподходящий момент. — Привет, — сглатывает, слыша собственное дыхание в уличной тишине, — Ты что-то хотел? Эдди мнется. Смотрит куда угодно, но только не на напротив стоящего парня, который волнуется не меньше. Он пытается набраться смелости, решительности, настойчивости, как это было раньше, как он ведет себя с другими учениками, но… один мимолетный взгляд на Ричи делал его немым, не способным сказать ни единого слова. Руки сами тянулись к нему, просились обнять, зарыться в кудри, сжать их в пальцах у самых корней в порыве эмоций. Это все его… это должно быть его. — Я не эгоист, — наконец-то тихо выпаливает шатен, поднимая потерянный взгляд на Тозиера. Последний смотрел проницательно, прямо сквозь тело, словно обо всем знает, обо всем догадывается и просто не хочет иметь дело с таким грязным парнем, — И… не трус. Мысленно Ричи хватается за него, держит за руки, за плечи, стирает соленые слезы с щек большими пальцами, твердит, что все будет хорошо, что он поможет ему. Он вытащит его, закроет от всех бед, защитит, станет каменной стеной, станет особенным. Тем, кто различит в его взгляде мольбу о помощи, крик о том, как ему больно, как сильно он боится находиться здесь. Но на деле Ричи просто стоит, не говоря ни слова. Молчит, смотрит в чужие медовые глаза, поджимает губы и трет холодные ладони друг о друга. — Я боли не боюсь, Рич, — продолжает, говоря еще тише, — Я боюсь своих чувств. Своих чувств к тебе.