Безумие

Когда человек достигает определенного возраста, он совершенно перестает скучать по родителям. Многие школьники, считая трепетные и нежные чувства к матери или отцу глупостью, не обращают внимания на свои внутренние переживания и таящуюся любовь, которую ничем не заглушить. И Ричи казалось, что он точно такой же. Что школа сделала его самостоятельным и независимым, что поддержка близких — это вовсе не то, что нужно в данный период жизни. И ведь правда, здесь столько ребят, с которыми можно засесть где-нибудь в тайном уголке и обсудить актуальные проблемы, попросить о помощи или самому оказать поддержку. Те же самые Беверли, Бен и Майк всегда готовы прийти на выручку, что бы ни случилось. Но почему-то сейчас, при взгляде на каждого из друзей не возникает чувства защищенности. Словно вся искренность проходит мимо несмотря на все трудности, что успели произойти. В рождественский вечер как никогда хотелось оказаться рядом с родителями, в том самом особенно уютном доме в Болгарии, где когда-то чуть ли ни каждые выходные проходили вечеринки. Тозиер скучал, действительно скучал. И сейчас, шагая из угла в угол с кружкой горячего какао под громкие разговоры и возгласы учеников, он не может полностью сконцентрироваться на празднике. Создавалось чувство, будто отверткой проткнули трохею, полностью лишая возможности нормально существовать. Пальцы подрагивали только от одной мысли о том, что с Эдди  может что-то произойти, что все попытки что-либо исправить абсолютно тщетны. Возможно, именно так оно и было и вовсе не стоило строить надежды даже в вечер, когда по идее случается чудо, кода хочется кричать от радости и воодушевления. Может, оно действительно зря. Парень опускает глаза под ноги и, шаркая подошвой потертых бордовых кед, старается наступать ровно на выделенные плитки кафельного пола. Совсем изредка попивает согревающий напиток и бессознательно погружается в свои размышления, где его никто не потревожит. За последнее время беззаботная жизнь здорово перевернулась, поэтому нужно было тщательно обдумать каждую деталь. Карие глаза бегают с одного угла в другой, но не цепляются ни за одну деталь декора или интерьера. Непонятная тревога поселилась в груди безвозвратно, и теперь уже непонятно, куда двигать дальше, потому что жуткая неопреденность окончательно и беспощадно ломает. Мысли тонут в мутном тумане равно до того момента, как Ричард не врезается в кого-то, кто слишком резко встал на его пути. Капли горячего какао выплескиваются из кружки и попадают на выглаженное серое худи, оставляя яркое коричневое пятно. Тозиер даже не успел понять, что только что произошло, однако моментально пришел в себя. Будто что-то резко выдернуло его из бесконечного потока мыслей и вернуло обратно на землю. — Боже, прости, — слышится знакомый, но такой чужой голос совсем близко, прямо напротив. Кудрявый, тихо прошипев и секундно сдвинув брови к переносице, смиряет недовольным взглядом пятно на кофте и наконец-то поднимает глаза на виновника происшествия. Лия. Только ее здесь не хватало. Девушка похлопала ресницами и стыдливо прикусила нижнюю губу, покрытую переливающимся прозрачным блеском, — Я думала, ты заметишь меня. — Ничего, — без особого интереса отвечает парень, мечтая быстрее выпутаться из этого разговора. Но тем не менее, он обещал Беверли извиниться перед Лией за произошедшее на балу. Хотя, кажется, она даже и не обижается, судя по непринужденному выражению лица и розоватым щекам, — Не парься. Открыв рот, чтобы что-то сказать, она тут же передумала и замолкла, уведя глаза куда-то в сторону, лишь бы не держать напряженный зрительный контакт. Ричард не горел желанием продолжать диалог и сглаживать углы, однако решил переступить через себя и хоть раз не выставлять себя полнейшим придурком и эгоистом, который думает только о себе и своих чувствах. — Ты прости, что так вышло. Я слишком неожиданно смылся и оставил тебя одну. Понимаю, что жутко некрасиво, — проговаривает Ричи, наблюдая, как выражение лица светловолосой постепенно смягчается, а взгляд наконец устремляется в карие глаза напротив, скрытые тонкими линзами очков, — Просто… непредвиденные обстоятельства. Я бы хотел искупить свою вину, вообще не хочу оставлять тебя с плохим впечатлением обо мне. И, как бы сложно ему не было говорить подобные слова, тем более едва близкой однокласснице, он все равно приподнял уголки губ для большего дружелюбия. Все-таки эта лучезарная девчонка с золотыми локонами совсем не виновата, что какой-то идиот испортил ей единственный в году зимний бал, когда каждый проявляет себя, как может. В конце концов, Лия не сделала ничего плохого и точно заслужила более или менее искренних извинений. Все же совесть впервые за долгое время взыграла в человеке, который всего несколько месяцев назад не видел смысла в бескорыстных намерениях и банальной вежливости. Конечно, не без помощи друзей. И все же, кажется, возможно измениться до неузнаваемости. — Не парься, — тихо усмехается девушка, дублируя слова собеседника и вместе с улыбкой показывая обворожительные ямочки на щеках, — Если беспокишься, что оставил меня одну, то нет проблем. Я хорошо провела время с Майком. — Я рад, — пожимает плечами Ричи, уже и не зная, что ответить на такое заявление, — Что же… я думаю, что Майк действительно вариант получше, чем я. Ты классная и безумно красивая, так что на такого, как я, лучше даже не смотри. Есть варианты гораздо надежнее. — Сердцу не прикажешь, Рич. Иногда мы влюбляемся не в тех, в кого нужно, но… я уверена, что это пройдет. Всегда проходит. И ведь правда. Собирая чемодан в школу в Англии, Ричард даже не подозревал о том, что сможет по-настоящему полюбить. Такое сильное чувство невозможно контролировать, невозможно его искоренить и безвозвратно вырвать навсегда, оставив только маленькое черное пятнышко. Но действительно ли это проходит? Говорят, что первая любовь заседает в сердце навсегда, что полюбить по-настоящему возможно только один один в жизни. То, что дальше — лишь иллюзия, лишь самовнушение. Может быть, оно действительно так и есть. Ведь сейчас Ричи не может представить своей жизни без Эдди, без бесконечных воспоминаний о нем и покалывании в груди при мысли о медовых глазах, обрамленных густыми темными ресницами. Хочется, чтобы это прошло. Но призраки прошлого будут преследовать постоянно, до самой смерти, как бы далеко ты не убежал. — Думаешь, ты влюблена в меня? — словно уточняюще и совсем тихо спрашивает кудрявый, но так, чтобы его было слышно сквозь разговоры учеников и играющую праздничную музыку. Безусловно, такой прямой вопрос поставил школьницу в стопор, так что Тозиер поспешил ее успокоить, — Хей, я не собираюсь тебя осуждать, смеяться или еще что-то подобное… просто хочу поговорить об этом без злого умысла, серьезно. Если не хочешь, так и скажи, я замолчу. Можешь даже послать меня. — Да ладно тебе, — уже более расслабленно усмехается девушка, но все равно взволнованно сминает пальцы, прокручивая серебряное кольцо на безымянном, — Не знаю, влюблена или нет. Кажется, что да. Майк тоже классный, добрый и внимательный, но почему-то так сильно не цепляет… не понимаю, что в тебе такого. — Ничего такого во мне нет, правда. Вряд ли я бы смог принести тебе счастье. Ты достойна гораздо большего. — Приятно слышать, — блестящие губы расплываются в легкой улыбке, а изящные тонкие пальцы убирают выпавшую из-за уха прядку волос, — Спасибо тебе, Ричи. С самого первого взгляда я думала, что ты напыщенный и высокомерный ребенок богатых иностранцев, но… ты правда показал себя с лучшей стороны. Удивительно, как люди тонко подмечают это. С самого начала он ведь действительно был обычным высокомерным подростком, не имеющим цели сближаться хоть с кем-то из новых одноклассников. Но новая среда может до неузнаваемости менять мировоззрение людей, даже тех, кого, казалось бы, уже не исправить. Странно, что Ричи удалось испытать данное явление на себе. *** Эдди больно кусает губы едва ли ни до крови и до жути боится поднять глаза с пола. Паркет едва ли не трясется от настырных и твердых шагов директора из одного угла кабинета в другой, а темный взгляд рядом стоящего Билла заставляет все тело покрыться холодными мурашками. Ему страшно. Очень страшно. Голова идет кругом от напряжения и дрожи в конечностях, все самые отвратительные чувства обостряются в один момент, когда глаза постепенно намокают от осознания того, что его ожидает. Хочется сбежать от всех проблем, которые ограничиваются четырьмя стенами мрачного кабинета вдали коридора. Все самое худшее происходит именно здесь, и предотвратить что-то поистине ужасное практически невозможно. Хотя, почему практически? Абсолютно невозможно. Как бы сильно ты не старался и не молился всем богам на свете. — Даже не думай ничего отрицать, — шипит Денбро, сдвигая брови к переносице и косясь на шатена, который был готов в эту же секунду свалиться в обморок или вовсе умереть, лишь бы снова не подвергаться такому унижению и очередным разборкам на ровном месте… но на этот раз вряд ли на ровном. Эдвард до боли сжимал и разжимал пальцы, терпеливо слушая тихие, но в то же время оглушающие звуки подошвы лакированных директорских туфель и стрелок настенных часов, не смея ничего говорить. Он даже не думал открыть рот и шевелиться, потому что знал, что моментально может отхватить за это. Привык быть буквально куклой или мальчиком на побегушках, готовым выполнять абсолютно любые требования и молчать, независимо от обстоятельств держа рот на замке. Быть воспитанным в таких условиях — персональный ад для подростка-десятиклассника, но ко всему возможно привыкнуть. Даже к безнравственному отношению, о котором никто не подозревает в стенах закрытой школы. Может и подозревает, но не рискует озвучивать свои догадки на общий слух. Мало ли, чем это может обернуться. А вот сам Эдди не по наслышке знает, чем на самом деле лишее слово или действие оборачивается каждый раз. И все равно терпит, смыкая губы и зубы. — А теперь потрудись объяснить, что за вздор происходит, — в конце концов Кэрнс останавливается напротив подростка, заведя руки за спину и напрягая скулы. В такие моменты он выглядел особенно жутко и устрашающее, создавалось ощущение, что он может сделать все, что угодно в данную секунду. Сорваться, не в силах сдержать свою злость и негодование, просто выплеснуть эмоции и силы на того, кто значительно слабее и физически, и морально. Как там говорил Ричи когда-то? Мальчик для битья? Как же он был тогда прав, как же точно попал в цель, просто тыкнув пальцем в небо, — Ты что себе позволяешь, Эдвард? Какого черта я узнаю о твоих личных похождениях от Билла? Эдди молчит, не смея вымолвить ни слова. Боится сболтнуть лишнего, еще сильнее разозлить директора и спровоцировать Билла на еще более громкие заявления. Больше всего не хотелось вмешивать Тозиера, создавать ему проблемы, которые потом будет сложно разрешить. Однако он уже вмешан, уже является причиной раздора и директорской злости. Праздник оказался испорчен в одно мгновение, в то самое, как Эдди понял, зачем его сюда позвали. Конечно, Билли просто не мог сдержать язык за зубами, снова выпрыснул весь свой яд и пренебрежение, жестокое отношение и нежелание, чтобы Каспбрак все-таки обрел какое-то счастье впервые за несколько лет. Не захотел, чтобы первая, столь чистая и невинная любовь зарождалась, поэтому поспешил все предотвратить, используя крайние методы. И, черт возьми, как же Эдди хотелось плакать, буквально рыдать и биться головой о стену от осознания, во что он втянул того человека, которого по-настоящему полюбил и смог принять в свою жизнь. Того, кому рискнул довериться и открыться, трепетно резделяя свое сердце и своеобразную нежность. Как же отвратительно себя чувствовал Эдвард, понимая, что все испортил из-за своей же невнимательности. Нельзя было пускать Ричи к себе в комнату. Нельзя было. Все могло быть совершенно по-другому. — Тебе самому не мерзко от самого себя? Эта гребаная «любовь» уничтожила в тебе нормального человека, почетного старосту, знающего и выполняющего свои обязанности. На кого ты стал похож? Бесформенная тряпка, которая теперь стелется под Тозиера. Под Тозиера, который даже двух слов связать нормально не может, который ни за что бы не попал в английскую школу, если бы не богатенькие родители, — твердит мужчина, нагнувшись к бледному лицу Каспбрака, пока Билл самодовольно наблюдал за сложившейся картиной. — Он единственный, кто относится ко мне, как к человеку, а не как к игрушке для удовлетворения прихотей, — сквозь зубы проговаривает Эдвард, поднимая глаза, но все еще не поднимая головы. Он понимал, что может тут же отхватить пощечину или еще чего похуже за такие слова, но молчать просто не мог, поэтому был готов абсолютно ко всему. Но, на удивление, ни одного удара или захвата не последовало, только мерзкая ухмылка на устрашающем лице и сверкнувший изучающий вззягляд посеревших глаз. — Ты ему нахрен не сдался. Он веселится сейчас там, внизу, с другими отпрысками, пока ты трясешься и выгораживаешь его трусливую шкуру. Эдвард всеми силами старается не слушать и пропускать эти слова мимо ушей. Это всего лишь внушение. Всего лишь попытки навязать ему то, что на самом деле нереально, что на самом деле является полнейшей глупостью. Он плотно закрывает глаза и пытается мысленно абстрагироваться от происходящего, выслушать все и убежать отсюда со всех ног обратно в комнату, закрыть двери на щеколду, упасть лицом в подушку и убедить себя в обратном. Но не получается. Сердце буквально останавливается, а стеклянные глаза распахиваются, когда до ушей доносится убивающие изнутри слова Кэрнса. — Тозиер больше не будет здесь учиться. Я отправлю его обратно домой.