Безумие

Третью пятницу в новом году Тозиер наконец-то решил посвятить очередному докладу по истории о мировых финансовых взаимоотношениях, сложившихся в восемнадцатом веке. По данной теме в библиотеке как раз оказалось куча материала, который, конечно же, Ричи бы никогда не нашел без помощи Бена, что любезно согласился помочь. Хэнском действительно всегда был фанатом истории и частенько вкидывал интересные факты из древности или со времен перестройки, которые вызывали неподдельный интерес и у Ричарда, с детства недолюбливающего историю, и у Беверли, светящейся от любопытства, и у Майка, кивающего головой на каждую заинтересовавшую его реплику. Поэтому было принято решение просить помощи именно у Бена, который с историческими науками и экономикой на ты. Постукивая ногой под деревянным столом, кудрявый со скукой глядит в пустую тетрадь и буквально ни о чем не думает. Даже мысль о том, что Эдди избегает его три недели, практически не тревожила. Ну, или практически не тревожила. Как бы Ричи не пытался поймать Каспбрака, заставить поговорить, хоть что-то объяснить или хотя бы просто заглянуть в глаза напрямую, ничего не получалось. Он убегал слишком быстро и безумно боялся. Билл постоянно ошивался рядом, держал ладонь на его плече и периодически одергивал к себе, когда шатен отходил даже на метр вперед. Это не могло не напрягать, конечно, ведь Эдди все еще представляет бесконечную ценность для Ричи. Но как жить в этой неизвестности? Как пытаться что-то предпринять, когда не можешь предугадать дальнейшие шаги тех, кто стоит на порядок выше? От чувства тревоги постоянно тошнило и мутило. Голова кружилась, а ноги совсем не держали. Пару раз он свалился прямо на тренировке по регби перед ответственной игрой, впоследствии чего попадал в медицинский кабинет. И так по кругу. Как день сурка, не имеющий никакого разнообразия, ни начала, ни конца. Прямо перед носом появляется стопка из пяти книг, вырывая кудрявого из мыслей. Он перестает дергать ногой и пытается вернуться в обычную жизнь, однако даже слова Бена доносятся до ушей невнятным эхо: — Это все, что нам может помочь. Но, знаешь, есть еще пара карточек с датами от прошлых учеников, которые брали эту тему, — приземляется на стул рядом, тут же беря самую верхнюю темно-зеленую старую книгу и открывая ее в конце на содержании, — Тебе надо сходить в архив библиотеки и забрать эти карты. — И как я пойму, что это они? — Господи, не тупи хотя бы сейчас, — закатывает глаза, а после начинает листать страницы в поисках нужной, быстро бегая глазами по строчкам, — Просто поищи по названию темы. Там не так много подобного. Ничего не ответив, Тозиер вздыхает и поднимается из-за стола. Меньше всего сейчас хотелось что-то искать и напрягать мозги, однако когда, если не сейчас? Когда еще делать этот чертов реферат, который не принесет ничего, кроме отметки? И то, не факт, кто хорошей. Переступив порог просторной комнаты, где так и пахло пылью и стариной, Тозиер невольно сморщился и отправился на поиски нужных карт прошлых учеников с соответрующей темой. Перебирал разделы по алфавиту на разных полках, и медленно, но верно понимал, что вряд ли откопает что-то полезное своими силами. — Вам, может, чем-то помочь? — Да, я ищу карты по истории… — бездумно отвечает Ричард и, перестав безуспешно перебирать архивные записи, тут же поворачивает голову к источнику звука. Но как только понимает, кто перед ним, тут же будто теряет возможность говорить, дышать и двигаться, — Эдди… — Ричи, — выдыхает Каспбрак, явно так же не ожидая увидеть парня здесь. Он кусает внутреннюю сторону щеки отходит на пару шагов назад, буквально пятится в каком-то необъяснимом страхе, но уходить даже не собирается, в отличие от всех других разов. Здесь он пойман окончательно. Ричи тут же забывает, зачем сюда пришел. Мысли об архиве, реферате и Бене тут же вылетели из головы, осталось только одно: Эдди. Он снова тут, снова прямо перед ним, без чертового Билла, который бьет по нервам своей агрессией и крепкой хваткой за хрупкое плечо. Теперь точно нельзя дать возможность убежать, вновь оборвав всякий шанс заглянуть в родные медовые глаза, что постоянно полны паники. Он подходит к шатену медленно и тихо, практически не шаркая и не дыша, лишь бы не испугать еще сильнее. — Хватит избегать меня, — тихо, но четко разделяя слова, произносит кудрявый, остановившись буквально в одном шаге, — Скажи прямо, что происходит, прекрати замалчивать и просто не обращать на меня внимание. Неужели тебе все равно? Эдди молчит. Он не может даже глаз поднять, потому что ощущает невероятную вину, которая в очередной раз давит на него огромным грузом. Настолько виноватым перед Ричи он не чувствовал себя никогда, ведь теперь именно из-за его глупости парня могут отправить обратно. Не дать закончить английскую школу, отделить от друзей, так еще и наговорить разного дерьма родителям. Возможно, тогда они больше никогда не увидятся. — Эдс, я же знаю... Я понимаю, что тебе тяжело, но вечно держать все дерьмо в себе — вообще не выход, — преодолевает мучительное расстояние между ними, которое сейчас кажется километровым, а после аккуратно укладывает обе ладони на чужие подрагивающие плечи. Проводит пальцами по ворсистой ткани жилета, словно пытаясь успокоить и таким образом внушить хоть немного доверия, — Ты же знаешь, что мне не плевать на тебя, — продолжает уже чуть тише, скользя подушечками пальцев немного ниже прямо по руке, едва докасаясь до легкой бело-серой хлопковой рубашки. Осторожно, будто боясь спугнуть, прикасается сначала к тонкому запястью, а потом уже и к суховатой ладони, — И ты… ты не должен меня бояться. Я ничего тебе не сделаю, пока ты сам не попросишь. — Прости, — еле слышно произносит Каспбрак, наконец-то поднимая взгляд с пола на карие глаза напротив. Все слова застряли в горле, да так плотно, что хотелось их просто вырезать чем-то острым, — Я принес тебе столько проблем. — Моя проблема лишь в том, что я почти ничего не понимаю. И из-за этого не знаю, как поступать дальше, — продолжает кудрявый, наконец осторожно беря почти ледяные руки Каспбрака в свои, согревая теплыми, чуть скользкими ладонями, — Верь мне, слышишь? Я хочу, чтобы ты был счастлив. Ты не должен справляться со всем самостоятельно. Нервно кусая губы, Эдвард сжимает длинные пальцы Тозиера своими дрожащими руками, преодолевая желание выпустить наружу слезы. Он и так страдал от изнеможения из-за того, что глаза постоянно были на мокром месте, поэтому хотя бы сейчас нужно было более или менее сдержать себя. К тому же, совершенно не хочется выглядеть еще более жалко. — Тебя хотят исключить, — совсем тихо произносит Эдди одними губами как будто в пустоту, однако все равно глядит в взволнованные карие глаза сквозь подрагивающие ресницы, — Из-за меня, Ричи. Они не хотят видеть тебя рядом со мной. Они. Эдди не говорит прямо, он обобщает, поджимая почти синие губы и уводя взгляд в сторону. Ричи ловит каждое, даже самое малейшее движение, эмоцию, отпечатывает их на подкорке сознания. Конечно, понимает, что он не хочет поднимать эту тему и что-то уточнять, не хочет выкладывать все подробности, ведь ему больно быть буквально прикованным к этим ржавым цепям. Больно и физически, и морально, как бы абсурдно это не звучало. Ричард очень боится, безумно хочет забиться в угол от безысходности и выдрать себе все волосы с корнем, однако просто держит рот на замке, сглатывая застрявший в горле ком. Он слышит мучительную тишину и отдаленное эхо из зала, и от этого становится только хуже и хуже. В глазах немного мутнеет, рот пересыхает, а обморочное состояние подбирается все ближе и ближе. Парень аккуратно приподнимает рукава чужой хлопковой рубашки и стеклянными глазами глядит на серо-фиолетовый синяк, появившийся на левом запястье по кругу. Легонько касаясь подушечками пальцев повреждения, которое, вероятно, появилось от крепкой хватки, он в конце концов поднимает встревоженные глаза обратно. Такое точно нельзя было заработать путем обыкновенного ушиба. И страшно было представить, что скрывается под рубашкой. — Эдс, я люблю тебя, — чуть ли ни шепчет Ричард, замечая, как Каспбрак мгновенно напрягается всем телом, — Я обязательно что-то придумаю, обещаю. Мы не должны оставаться здесь. Громкие слова? Вряд ли. Ведь Ричи действительно ощущает то, что привыкли называть любовью. Хоть подобного чувства никогда не возникало в его беззаботной душе, но сейчас все кардинально поменялось. Словно это место смогло изменить его восприятие, перевернуть мировоззрение с ног на голову, показать, как сложно бывает в ситуациях, когда можешь в одну секунду потерять все. А терять Эдди не хотелось от слова совсем. Хотелось показать ему в полной мере, что такое счастье. Каково это, когда тебя никто не трогает, когда никто не давит и не отчитывает по мелочам. Каково, когда любят тебя и когда любишь ты. Без запретов и дурацких правил. Эдди стал тем самым лучом света, который помог пересмотреть все взгляды на жизнь, который научил по-настоящему чувствовать, который принял в свой маленький мирок, что раскрашен в разные цвета. Но среди них есть и черная краска, черные кляксы и пятна. И именно их хотелось искоренить, не оставив малейшего следа. Ричард все понимал. Хоть он и не был силен в искренних чувствах раннее, ведь дальше глупой влюбленности и желания что-то доказать друзьям не заходило, но понимание того, что никого нельзя делать смыслом своей жизни, все же присутствовало всегда. Поэтому Тозиер старался не привязываться к людям, держать их на расстоянии вытянутой руки и не подпускать слишком близко, чтобы потом не страдать, когда все самые любимые люди уйдут. Но на этот раз не получилось. Теперь даже слова «я люблю тебя» тому, с кем изначально не было никаких шансов, не кажутся слишком поспешными. Потому что, он уверен, если ощущаешь ураган в душе и готовность жертвовать собой — это знак. Знак, о котором сразу же нужно сказать, чтобы ухватиться за последнюю надежду обеими руками. И все равно, что без Эдди он уже не видит никакой нормальной жизни. Может, даже с ним она не будет нормальной. *** Когда голова полна навязчивыми мыслями, уснуть действительно тяжело. Несмотря на то, что Бен и Майк уже десятый сон видели к полуночи, периодически поворачиваясь с бока на бок и посапывая, Ричи просто не мог глаз сомкнуть. Лежал на спине и глядел в пустоту, рассматривал потолок и слушал тишину, а на следующее утро клевал носом на всех уроках. Днем каждый раз думает, что после отбоя вырубится сразу же от дикой усталости и утомленности, но все не так просто, как кажется. Вечером опять появляется тревога. Зубная щетка буквально выпадает из рук, коленки трясутся явно не от холода, а глаза бегают из угла в угол, пытаясь высмотреть в толпе Эдди. Ричи очень надеялся, что по вечерам он в комнате один, что никто не беспокоит его хотя бы в это время. Каждый раз, когда в голове всплывали картинки посиневших запястий, все тело бросало в дрожь. Он не знал, что происходит с Эдди в конкретную минуту, и никак не мог помочь. Боялся, что окончательно все испортит и потеряет его уже навсегда, на оставив ни единого шанса на счастье. На другой день после уроков Тозиер спускается в общую гостиную. Хочет немного передохнуть и посидеть на мягком диване, просто посмотреть в угол, где совсем недавно стояла рождественская елка. Совершенно не верилось, что через несколько дней наступит февраль. Казалось, что время летит слишком быстро в этой школе, ведь именно в конце февраля исполнится ровно полгода с того момента, как он оказался здесь. Уже практически полгода Ричард не говорит на родном языке, не видит родителей и друзей, никак не развлекается, как раньше. Однако все это меркнет на фоне того, что происходит на данный момент. Сейчас, как бы это странно и глупо не звучало, в голове не осталось ни приятных воспоминаний с родителями, со Стэном и другими ребятами из Болгарии. Сейчас хотелось лишь вытащить Эдди, только пока не было вариантов, как именно это сделать. Но с каждым днем он все сильнее боялся за то, что в один из дней Эдди может умереть. По неосторожности, но случайности, но может. А возможно, решит самостоятельно покончить с этим. Именно это пугало больше всего, заставляло нервничать на постоянной основе. Прежнего эгоизма к чужим жизням не осталось, теперь хотелось пожертвовать всем, лишь бы с Каспбраком все наконец-то было в порядке, чтобы опасность миновала и больше не возникала никогда. Парень подходит к большому окну и смотрит вниз на асфальт, на большие лужи и непрекращающийся дождь. Здесь такая непогода не редкость. Он уже, кажется, окончательно привык к перемене климата, хотя Стэнли говорил, что из-за такого резкого контраста постоянно будет болеть голова. Стэн всегда был прав, но на этот раз ошибся. Как же хотелось сказать ему это в глаза и вместе посмеяться так, как раньше. Но пока есть дела поважнее, есть то, что беспокоит гораздо больше. — Ричи? — Тозиер даже не оборачивается на голос позади, потому что сразу же узнает его. Продолжает бездумно глядеть на стекающие по окну капли и кусать и так уже истерзанные губы, периодически перебирая пальцы между собой, — Ты не идешь на турнир по шахматам? Майк будет играть с одиннадцатиклассником. Я думала, вы лучшие друзья. — Так и есть, — неохотно вздыхает кудрявый и мельком смотрит на Лию, когда та становится рядом и зеркально его действиям направляет взгляд на туманную, пасмурную улицу, — Просто нет настроения. В голове шум и непонятный гул. Словно радио потеряло волну и начало издавать странные звуки, но только там, где-то в черепой коробке. Ричи уже как будто и своего тела не чувствовал, не понимал, что его состояние с каждым днем медленно ухудшается. Дело даже не только во сне и в нервах, но, наверное, и во внешнем виде. Он не стригся уже полгода, поэтому теперь выглядел немного заросшим и небрежным, а огромные мешки под глазами и сероватая от недостатка солнца кожа стали слишком очевидными для окружающих. Появился полный холод и апатия, которые периодически обострялись и заставляли ощущать пустоту и безвыходность. И тогда приводить себя в порядок уже не хотелось. — А ты почему не идешь? — и глазом не моргнув, спрашивает парень и быстро облизывает губы, которые уже горели и болели от содранной до крови кожицы, — Майк, должно быть, ждет именно тебя. — Я хотела найти тебя. — Нашла, кажется. Но я не пойду. — Беверли сказала, что ты здесь, — закусив губу, продолжает светловолосая и поворачивается к рядом стоящему всем корпусом, чтобы взглянуть на профиль напрямую, — И что тебя лучше не трогать. — Но ты не послушала, насколько я понимаю, — горько усмехается Ричи и качает головой, опуская взгляд куда-то на носки своих красных кед. — Просто… мне кажется, у тебя что-то случилось. — Да так, — с трудом поднимает уголок губ и наконец-то глядит в светлые глаза девушки, замечая неподдельное беспокойство. Кажется, у нее действительно есть какие-то чувства, раз она так боится, так беспокоится и пытается помочь… точно так же, как и он сам, только по отношению к совершенно другому человеку, — Фигня с родителями. Не парься. Врет. Конечно, было бы неплохо с его стороны довериться этой милой и искренней девочке с кристально чистыми глазами, с аккуратно собранными в густую косу волосами и бежевой водолазке, но Ричард просто не мог переступить через себя. Ему словно было все равно на нее, на ее старания наладить контакт и хоть с чем-то помочь. На данный момент больше всего на свете хотелось остаться наедине с самим собой. — Слушай… — чуть ли ни шепчет Лия, осторожно касаясь чужого предплечья аккуратными пальцами, — Ты можешь поговорить со мной, если правда что-то произойдет. Я хочу попытаться помочь, если это будет возможно. — Окей. Ричи напряжен. Но если бы его коснулись нежные пальцы Эдди с короткими ноготочками, то все было бы по-другому. Только он способен вызвать трепет, тех самых бабочек в животе, о которых пишут в книгах и о которых говорят в фильмах. С Лией по-другому, совсем по-другому. Можно сказать, что никак. Голубые глаза, пусть даже и такие красивые, как небо, никогда не сравнятся с теми единственными карими, которые блестят медовым оттенком. Внимательно, но практически бездумно разглядывая светлое лицо напротив, покрытое легким румянцем, Тозиер чувствует, как пальцы плавно скользят к плечу, а потом к холодной шее. Она с некой осторожностью смотрит на реакцию и медленно облизывает блестящие губы, которые явно были до этого покрыты каким-то ягодным или фруктовым блеском. Девушка делает робкий шаг ближе и глубже заглядывает в темные бездонные глаза, скрытые за тонкими линзами очков. Она колеблется, немного дрожит и старается ровно дышать, вздымая грудь вверх и вниз, и все это слишком хорошо заметно. — Не стоит, — выдыхает Тозиер и в последний момент отворачивается обратно к окну, сжимая губы в тонкую полоску и едва заметно сдвигая брови к переносице. В ответ ничего не слышит, только чувствует и краем глаза видит, как Лия легонько кивает и так же робко отступает назад, будто в один момент почувствовав себя крайне неловко. Скорее всего, так и оно и было. — Извини, — отрезает светловолосая и качает головой, натягивая какую-то странную, стыдливую улыбку и слегка оттягивая воротник водолазки, — Я пойду. Тоже приходи, если надумаешь. Тозиер ничего не отвечает. Только мысленно бьет себя по голове и в следующую секунду слышит удаляющиеся шаги. *** В последний раз проверив защелку, Эдди облегченно выдыхает, ведь наконец-то появилась возможность остаться наедине с самим собой. Не факт, что надолго, но появилась. Уголки губ немного поднимаются, а сердце начинает биться намного ровнее и медленнее, чем до этого. Коленки и руки перестают дрожать так сильно, а холод постепенно покидает напряженное тело. Нужно отдохнуть и прийти в себя, абстрагироваться на час или два от всего, что происходит. Наконец ощутить себя подростком, у которого, даже несмотря на все психологические и физические травмы есть чувства, есть душа, где присутствует самый малейший лучик света. Практически незаметный, едва ли видимый, но все же присутствует. Зачем-то инстинктивно оглянувшись по сторонам, Каспбрак достает небольшой потрепанный блокнот из-под матраса и садится за письменный стол, предварительно включив лампу. Желтый свет от лампочки тут же проливается на сероватую клетчатую страницу, а слегка трясущиеся пальцы снимают колпачок с шариковой черной ручки. Мысли не должны постоянно тесниться в голове, когда-то нужно же вылить все, что накопилось за последнее время, а после попытаться сделать так, чтобы никто об этом не узнал. 19 января Он сказал, что любит меня. Так просто, напрямую, и я уверен, что искренне. Его глаза никогда не врут, я это вижу, я это понимаю слишком хорошо. Я не могу поверить, что кто-то смог по-настоящему полюбить меня несмотря на все, что со мной происходит. Ему не противно прикасаться ко мне после того, как меня трогал Кэрнс. Ему не противно целовать меня, он хочет помочь, но не понимает, что это может плохо обернуться. Я больше так не могу. Я больше всего на свете хочу любить и быть любимым, ничего не бояться и не закрываться на замок. Я хочу быть с Ричи, хочу находиться рядом с ним и быть его парнем, хочу, чтобы он познакомил меня со своими друзьями и родителями, хочу, чтобы научил говорить по-болгарски и показал свой город. Хочу засыпать рядом с ним и не думать о завтрашнем дне. Я устал. А может, я все это заслужил, но просто не понимаю. Не знаю. Им виднее.