Последний глоток кислорода

Леонард «Боунс» Маккой почти весь день занимался другими пострадавшими от взрыва. По счастью, хотя раненых и было много, почти все отделались довольно легко, кроме одного совсем юного парнишки, только-только из Академии. С ним врачу пришлось повозиться. — Я ведь не умру? Не умру? — всё спрашивал он, цепляясь Леонарду за локти. — Это мой первый полёт. Мама не хотела отпускать в Академию… я сбежал… она не переживёт, если я… Маккой только пыхтел, следя за жизненными показателями, что стремительно падали, несмотря на все его старания. — А правда, что у нас в команде настоящий вулканец? — вдруг спросил парнишка. — Я поэтому на Энтерпрайз и хотел. У меня друг был в детстве. Тоже вулканец. Всегда такой спокойный. Очень любил просто в песочнице сидеть и молча думать. Его другие мальчишки задирали, а я… — тут он потерял сознание, и Леонард не успел спросить, как так вышло, что член экипажа никогда не видел коммандера. — Чтоб тебя… — Маккою пришлось ввести этому мальчику практически ту же смесь, что и капитану. Практически заморозить его на грани жизни и смерти. Но это было всё же лучше, чем эту самую смерть констатировать. Закончив со всеми, кто нуждался в нём, Маккой посмотрел на часы. По корабельному времени приближалась ночь. Он ещё раз глянул на уснувшего парня, и двинулся в медотсек. Как следует закрыл дверь. Подошёл к настенному коммуникатору и нажал на вызов. Спок отозвался тут же. — Да, доктор Маккой. — Вроде мы перешли на «Леонард», — врач всматривался в спокойное и отрешённое лицо. Нет, если бы Джим умер, Спок бы вёл себя по иному. Он спокоен, собран и деловит. Значит — всё в порядке. Ну, на сколько это возможно в их ситуации. — Как ты, Спок? — Все хорошо, док… Леонард. Простите мою фамильярность. Это недопустимое панибратство по отношению к вам, но я был слишком напуган. И слишком виноват перед вами. Я не имел права оставлять на вас то, что Джи… капитан передал мне. — Да брось… — Маккой будто только сейчас понял, насколько устал. Он облокотился о стену спиной, а потом сполз по ней. Коммуникатор остался над головой, так что врач не видел больше коммандера, но слышал его. — Давай пока забудем про субординацию и нашу недовражду. Джим всё равно не оценит. Как он, кстати? — Я ценю, что вы первым вопросом осведомились о моём самочувствии, хотя видели, что я жив, а о состоянии капитана ничего не знали. Мне сложно оценить его жизненные показатели, но он дышит. Едва-едва, как вы и предупреждали. Между помощью другим раненым Маккой дважды отправлял Споку вниз контейнеры с кислородом и воду. Сейчас он собирался подготовить следующую порцию. Но нужно было отдохнуть. Хоть немного… — Доктор! — Ау? — Маккой поднял голову, не в состоянии пока подняться сам. — Простите если напугал, но вы молчите уже несколько часов. Я сделал вывод, что вы уснули. Не хотел прерывать ваш отдых, но… — Но у тебя сейчас кислород закончится! — Леонард подскочил как на пружине. Добрался до своего стола, что-то смахнул с него не глядя и принялся собирать новую посылку. — Спок, может что-нибудь кроме воздуха и воды? Есть ещё какие пожелания? Коммандер помялся. Врач ощущал это не видя, и не слыша его. — Здесь довольно холодно… — выдавил наконец вулканец. Маккой мысленно стукнул себя по темени. Если уж тот опустился до жалоб, значит замёрз неимоверно. Надо было раньше об этом подумать! Они с Джимом всё время забывают о теплолюбивой природе коммандера. Привыкли считать его выносливым, едва ли не сверхчеловеком, но это не значит, что все лишения переносятся им легко. — Да, сейчас спущу тебе что-нибудь… Сначала был отправлен запас воды и кислорода, питательные коктейли, и только потом Маккой спихнул вниз одеяло с подогревом. Единственное на весь Энтерпрайз, что имело функцию самопрессования, и в случае нужды могло ужаться до размера падда. — Доктор… — в голосе Спока Маккою послышался некий оттенок, которого не было прежде. — Это же ваше. — Да… — врач старался говорить как можно беззаботнее, по-прежнему не оборачиваясь к коммуникатору лицом. — Одно из. Под этим я сплю когда остаюсь в медотсеке на ночь. Расправляй, включай подогрев и накрывайся. Знаю, тебе захочется обнять и прижать к себе Джима, укрыв его, но капитана уложи поверх одеяла. Его тело сейчас нельзя согревать. — Принято. Маккой слышал некоторою возню, затем успокоенный вздох. — Спасибо. Так гораздо лучше. Врач, наконец, обернулся. Он привык видеть Спока полностью бесстрастным, но на миг увидел на его лице выражение блаженства. Как у котёнка, которого принесли с мороза, и он, не веря своему счастью, сидит, прислонившись к батарее. — Прости… — Маккой ощущал как у него горят уши. — Я должен был подумать об этом сразу. Намучился за день? — Это не то, о чём вам стоит переживать, доктор. Главное… спасите Джима. — Спок… — Леонард снова присел, но на этот раз на зафиксированную каталку, чтобы смотреть коммандеру в глаза. — Вы очень близки с капитаном, так? Вы… любите друг друга. Это не был вопрос. — Мы стараемся это не афишировать. Но поскольку вы знаете, я позволил себе некоторую вольность, за что прошу меня простить… — Я не о том. Хочешь целовать его — целуй в любые места, — Маккой чуть усмехнулся. — Я, конечно, буду ворчать и фыркать, но на деле… это секрет, только между нами и только сейчас — я очень рад за вас. И за тебя, и за Джима. Главное: рад, что у вас это взаимно. И так… искренне. Я никогда прежде не видел, чтобы человек так сильно любил. Чтобы Джим так сильно к кому-то привязывался. Но твоя связь с ним сильнее… Прости, что задаю этот вопрос, но… Спок. Даже если мы с тобой спасём Джима сейчас… и ещё сотни раз после этого… Однажды, его всё равно не станет. И скорее всего, он умрёт раньше тебя. Ты… думал о том, как сумеешь пережить это? Очень долго из коммуникатора не доносилось ни звука. — Конечно, я думал об этом, доктор. И не раз. Это будет очень сильная боль. И на ментальном и на физическом уровне. Там, где сейчас я ощущаю мысли капитана, его тепло и заботу, его улыбку и смех, всю его яркую, пылающую душу, будет пустота. Холодная, простите за это сравнение, мёртвая пустота. Которая никогда уже не заполнится ничем. Это будет как открытая рана, которую не залечить. А в момент его смерти… — Спок закрыл глаза и Маккой увидел у него такое выражение, которого не видел никогда. И предпочёл бы никогда и не увидеть. — У меня сейчас не хватит слов описать, что чувствует вулканец, когда умирает его т'хайла. Это можно испытать один раз, и многие перенёсшие эту утрату пытались объяснить другим… Но едва ли это можно понять, не пережив. — Но ты… ты идёшь на это, ради тех чувств, что есть у вас сейчас? — очень тихо спросил Маккой. — Нет. Я… я не шёл на это. Это случилось само. Он вошёл в мою душу, моё сердце, мою жизнь без ритуалов, без осмысленного выбора. Просто вломился не снимая обуви и разместился там. — Ты… жалеешь, что так вышло? Спок несколько минут молчал. — Нет смысла жалеть о случившемся. Оно ведь уже есть. — Но… если бы у тебя был выбор? Спок… если бы… — Не знаю, доктор Маккой. Я редко говорю такое, и не это вы хотели бы услышать, но… правда в том, что я не знаю. Но есть ещё одна правда. Я рад, что случилось именно так. Что мне не пришлось выбирать и бороться с собой и страхами будущей боли. Она неизбежна, как неизбежна смерть для всего, что сейчас живёт. Вы знаете это, но продолжаете жить. Вы не знаете, каким будет ваш конец. Насколько болезненным и страшным. Но вы продолжаете жить сейчас. Так и я… Сейчас, я счастлив каждую минуту, когда мы рядом. А когда придёт время пустоты и боли… тогда… — он замолчал, и Маккой понял, что коммандер отключился. Его организм держался изо всех сил, но сейчас, согретый и вымотанный, не выдержал ещё этой нагрузки пугающими мыслями и просто провалился в сон. И Леонард был этому рад. Хотя и испытывал некоторое разочарование. Он хотел, чтобы Спок закончил мысль. Маккой заставил себя встать, сходил в свою спальню, принёс оттуда подушку и одеяло. Пододвинул каталку как можно ближе к коммуникатору, установил его на сниженное потребление энергии, но так, чтобы он работал всё время, отведённое на сон. Отдохнуть нужно. Но он услышит, если что. А коммандер непременно почувствует, если Джим начнёт умирать. Такой взрыв боли обязательно разбудит вулканца. Успокоенный этими мыслями, Боунс уснул. «А о моей смерти ты будешь жалеть, Спок? Будешь помнить? Что вот летал с вами такой. Вечно задирал и придирался. Не забывай меня тоже, ладно? Оставь в своей памяти, если не в сердце…»