Последний глоток кислорода

— Боунс? — Джим Кирк осторожно заглянул в один из отсеков, в поисках корабельного доктора. И облегчённо вздохнул, увидев его напряжённую спину и сложенные на пояснице руки. — Можно? Надо поговорить. Руки сжались сильнее, Леонард Маккой не обернулся, но разрешил: — Входи, Джим. Джим немедленно воспользовался приглашением. Дверь беззвучно закрылась за его спиной. Пока капитан шёл к доктору, тот так и не пошевелился, разглядывая бесконечный космос за иллюминатором. — Боунс, — Джим кашлянул. — Нам нужно вернуться. И… закончить с энсином Скоттом. — Да. Уверен, констатировать его смерть можно и без моей помощи. — Ты знаешь правила. Если судовой врач, то есть ты, дееспособен, то именно ты должен… Маккой развернулся к Джиму. Карие глаза врача пылали так, что удивительно, как не прожгли обшивку корабля. — Я уверен, что парню нужно дать ещё один шанс. И можно. Но эти вулканические медики ничего не хотят слушать. «Этот человек мёртв. И мёртв уже давно», — Маккой ещё сильнее сжал кулаки, хотя, казалось бы, уже некуда. — А то я сам не знаю, в каком состоянии этот парень! Будто не я его туда погрузил! — голос Леонарда стал чуть выше. — Но разговаривать с вулканцами — всё равно что со статуями. Правила, инструкции, логика. — Боунс… — У меня была надежда на то, что для них не является убедительным. Эмоции. Эмоции от встречи с другом, что помогут этому мальчишке вернуться. Но увы. Его друг мёртв, а этому его младшему братцу… — Леонард замолчал. — Ты не можешь сказать «всё равно» после всего, что этот Спаук сделал. Человек бы такого не сделал, а тут — чистокровный вулканец. — Не могу, — согласился Маккой. — Но какой в этом всём прок, если они отказываются сделать последний рывок? Пусть этот Спаук не тот, но он — всё что у нас есть. Да, может ничего не выйдет, но они даже попробовать не хотят! «Могут быть необратимые повреждения мозга!» Да какие там повреждения! Госпиталь со всей возможной техникой последнего поколения, контроль врачей. — И эмоции, — закончил Джим. — Да… — Леонард как обмяк. — В этом и проблема. Я не могу их убедить, когда вся их логика против моих убеждений. Это как объяснять дикарю про антибиотики. Причём, в роли дикаря как раз я, а они все такие просвещённые. Я не пойду туда, Джим. Я не позволю объявить парня мёртвым. Или пусть делают это сами, в нарушение всех протоколов, или… — Или что? — Или летим на Землю. Туда, где Скотт играл с этим Спауком-первым. Если отключать парнишку — то там, где он был счастлив, а не среди этих равнодушных зеленоухих гоблинов, по непонятной прихоти судьбы называющих себя врачами. И там же парня похоронить… если уж на то пошло. — Боунс… — Прошу прощения за вторжение, — раздался вдруг голос Спока, неслышно вошедшего в комнату, и — просто невероятное для старпома поведение — не объявившего о своём появлении. Леонард посмотрел на него. — Не хотел обидеть тебя, Спок. И твоих соплеменников тоже. Просто… — он махнул рукой, — есть ли кто упрямее вулканцев? — Есть, — Спок подошёл ближе. — Один человеческий врач. Что нарушает все правила и протоколы. Скрывается от своего капитана и старшего помощника, будто не желает их видеть и не рад, что его усилиями они остались живы. Пока мы были на пороге гибели, вы были к нам куда добрее и проявляли куда больше участия. — Я рад, что вы в порядке, — Леонард как-то судорожно вздохнул. — Очень рад. Правда. Хотел бы обнять вас обоих и не отпускать. Но ты такие штуки только от Джима терпеть готов, а Джим… А Джим шагнул к Леонарду и обнял его. Просто по дружески обнял. Прижал к себе, и себя к нему. — Мы понимаем, Боунс. Я попробую сам ещё раз поговорить с ними. — Что не возымеет никакого действия, — сказал Спок, подходя ближе. — Чтобы уговорить Спаука помочь, я пошёл на беспрецедентные меры… Но если это даст нам шанс помочь нашему энсину, я готов повторить… — Ты сам чуть не умер потом! — прервал Спока Леонард. — Этот «недопустимый уровень эмоциональной открытости» с одним человеком, блин, вулканцем, привёл к таким последствиям, что тебя вон до сих пор пошатывает. А тут их целый консилиум! Нет, Спок, — Леонард посмотрел на старпома через плечо Джима. — Только не ты, и только не так. Я не уверен, что ты после того что уже случилось восстановишься, а если добавить... — А как тогда? — Спок подходил всё ближе. — Разве врачу дозволено ставить одну жизнь превыше другой, а не считать их равноценными? — Недопустимо, — согласился Маккой. — Но твоя жизнь, Спок… это твоя. Она вне категорий. Для Джима. Для меня. Мы должны тебя сберечь. Если бы на месте Спока был кто угодно другой, Маккой сказал бы, что тот растроган. Да и тут он сказал бы то же самое. — Подписываюсь под каждым словом, — Джим обернулся к Споку и протянул ему руку, предлагая присоединиться к их обнимашкам. Может Спок и согласился бы, и этот момент единения их троих стал бы чем-то сакральным, о чём помнят спустя годы, но тут дверь снова открылась, и внутрь шагнул Спаук-второй. — Простите… — он окинул взглядом всю эту композицию, и очень по-человечески покрылся зеленоватым румянцем. — Я… не хотел мешать. Но хотел как можно скорее обрадовать. Я поговорил с нашими медиками. Они согласились с моими доводами. После… определённого рода убеждений. — Это с какими же? — Джим и не думал отпускать Боунса, а Спок встал так, чтобы хоть немного прикрыть их от Спаука. — Что ты сделал? Спаук совершенно по-человечески вздохнул. Да и вообще, вид у него был не как у величественного представителя достойной и скрывающей эмоции расы, а как у обычного подростка, на которого взвалили больше, чем он способен вынести. И который вот вот сломается. — Последовал вашему примеру в эмоциональной открытости, коммандер, — Спаук прислонился к стене, стремительно бледнея, и пытаясь пальцем поддеть ворот, будто тот его душил. Вся троица рванулась к нему. Спок успел первым, и ровно к моменту, чтобы поймать и не дать упасть на пол. Боунс выругался. Расстегнул форменку, чтобы облегчить Спауку дыхание, и… — В медотсек, быстро!

***

Уже когда все необходимые меры были приняты, и все трое стояли над постелью Спаука, Боунс посмотрел на Спока. — Вот объясни мне, пожалуйста. Как могли представители самого логичного народа во вселенной настолько пойти на поводу эмоций, что фактически лишили второго ребёнка собственной жизни, вынудив его стать клоном первого? Дали то же имя. Внедрили катру умершего. Я уже молчу, что… Тут все трое снова перевели взгляд на Спаука, потому как тот еле слышно вздохнул и открыл глаза. Очень красивые глаза в обрамлении удивительно пушистых ресниц. Сейчас, когда его волосы не были уложены, а струились по подушке, было видно, какие они лёгкие и пушистые. — Как же тебя зовут на самом деле, чудо природы? — как мог мягко спросил Леонард, осторожно садясь рядом и вглядываясь в лицо вулканца. — Я называю себя Спау, — был ответ. — Не рассказывайте только никому, пожалуйста… родители приложили столько сил… Они мне не простят, если я всё разрушу… Трое мужчин переглянулись. А между ними, на постели, судорожно прижимая простынь к груди, ждала их решения девочка.