Я смертельно скучал по тебе

      Он хмурится, одной выгнутой бровью спрашивая: «Ты серьезно?», — и кидает полотенце в спортивную сумку. Насквозь потная майка прилипает к груди мокрым пятном, край которого закрывают складывающиеся впереди руки. Напряженные мышцы перекатываются под светлой кожей.              — Нет.              — Но ты же сам хотел ее себе в труппу!              — О, конечно, — спохватившись, изменяется он в лице. Ненадолго. Острые черты лица тут же принимают саркастичное выражение. — Только вот до всей этой истории с сорванным представлением из-за голодного обморока!              — Ты прекрасно знаешь, что это была не ее вина, Локи! Их хореограф был идиотом. ...Она одна из самых выдающихся балерин в Штатах!              — На чистоту, Тор, — устало выдыхает он. — Она гребаная анорексичка. У меня тут не реабилитационный центр!              — Хэй, — Сигюн вскидывает худощавую руку вверх, привлекая к себе внимание, — ничего, что я здесь?..              — О, прошу прощения, что затронул твои чувства суровой правдой, милая, — язвит Локи. — Только вот это тебе повторят в любой студии. Скажи спасибо, я спасаю твое время! Если оно у тебя еще осталось, — он отвешивает грациозный поклон, и ей хочется ударить его по яйцам.              Локи Одинсон в их кругах славится своим змеиным языком и замашками тирана. Раньше Сигюн списывала это на зависть, ведь он один из лучших хореографов в стране, и постановки его труппы всегда имеют грандиозный успех. Понадобилось лишь пять минут, чтобы понять: такие слухи разошлись просто потому, что он полный мудак по характеру.              — Локи! — грозно цедит сквозь зубы Тор. — Имей хотя бы каплю деликатности! Сигюн год справлялась с тяжелой психологической проблемой. Сейчас ее вес держится в относительной норме, и врачи думают, что возвращение в прежний образ жизни только подстегнет ее к полному выздоровлению.              — И ты решил, что привести ее ко мне — лучшая идея… почему?.. — становится олицетворением вопроса Локи.              — Потому что ты мой брат и не откажешь мне, — лучезарно улыбается Тор.              Локи разражается едким бархатистым смехом.              — Иди к черту, Тор.              В конце концов, каким-то чудом Тору удается уговорить своего желчного младшего брата. Не то чтобы Сигюн очень хотелось попасть в «змеиную» труппу (хотя кого она обманывает, когда-то она об этом мечтала). Не то чтобы она вообще хотела действительно «возвращаться к прежнему образу жизни». Так просто решили ее мозгоправы и Тор (ввязавшийся в это все вообще непонятно каким путем). К черту всех! Сигюн просто хочет, чтобы ее наконец оставили в покое!              И, о, как же она этого хочет.              Локи влетает в зал, как король, сходу давая первую команду. Сигюн еле успевает отреагировать. Настоящие тренировки были для нее как в прошлой жизни. Бесконечные танцы до полуобмороков, чтобы сбросить несуществующий, по мнению врачей, вес, по их же мнению, не считаются. Что ж, она не была бы одной из лучших, если бы не тренировалась каждый день.              Она чувствует на себе проедающий взгляд. Не один на самом деле: всех так и приковывает «призрак» балерины, непонятно как еще держащийся на ногах. Ох, видели бы они ее полгода назад. Сейчас на ребрах и тазовых костях хотя бы есть мясо, а лицо не покрывают трупные пятна. Но один взгляд все же выделяется своей интенсивностью. Сигюн даже не нужно смотреть в зеркало: и так ясно, от кого он исходит. Кусающий, яростный, недовольный, что не может прицепиться к технике ее исполнения. Локи явно горит желанием вышвырнуть Сигюн отсюда. Она усмехается. О, если он сделает это, она будет только рада.              Когда к середине тренировки тело обливается потом, дыхание сжигает легкие, перед глазами плывет, а Локи с глумливой тирадой и мстительной усмешкой прямо перед всей труппой сажает ее на скамью, Сигюн очень не рада. Она очень и очень зла.              Первое желание — послать этого индюка к чертям и все бросить. Сигюн упорно собирается это сделать, пока за час до репетиции на следующий день за ней не заезжает Тор. Она глубоко закатывает глаза и с трудом выползает из кресла в палате. Мать его, вот чего ему надо?!              Выражение лица Локи в студии дает красноречиво понять, что Сигюн он не очень-то рад видеть. Он очень не рад ее видеть, понимает она, когда он безжалостно цепляется к каждому ее шаткому движению, оттачивая свое поганое красноречие. Что ж, отлично. Это война. Сигюн не уйдет отсюда уже хотя бы для того, чтобы утереть ему нос.              Она возвращается в зал, когда все уже расходятся, оставаясь один на один с пустой неосвещенной комнатой и кучей белых маленьких силуэтов с обратной стороны зеркал. Белый. Ведь белый придает объем.              Иисусе. Как будто с анорексичками это хоть когда-то работало.              Сигюн прикрывает глаза. Медленно вдыхает и выдыхает. Открывает. Центр зала. Первая позиция. По телу проходится непривычная дрожь. Почему-то именно сейчас приходит странное чувство бьющей в сердце ностальгии. Вместо того, чтобы отрабатывать связку, Сигюн направляется к станку. Проходится по гладкой холодной поверхности пальцами. Дыхание перехватывает, а глаза режет от подступающих слез. В голове вспышкой проносятся репетиции, выступления, смех, отражающийся от зеркал в студии и улыбки. Живые. Одна из них была когда-то ее. Сигюн так много...              Она мотает головой, отгоняя наваждение, и остервенело вытирает непрошенные слезы. Одна рука сжимает станок, другая грациозным жестом летит вверх.              — Что ты здесь делаешь? — суровый голос врывается в тишину.              Сигюн мысленно чертыхается. Вот только его здесь не хватало.              — А так не ясно? — хмуро спрашивает она, спускаясь со стойки. — Я думала, все ушли.              — Не я.              Он складывает руки на груди, вставая в свою любимую позу — олицетворение надменности. Одежда полностью сменена после сегодняшней тренировки, а длинные волосы выпущены из пучка.              — Ты в курсе, что я не поощряю сверхурочные? Мне не нужны полудохлые танцоры на репетициях.              — Я не могу выполнять программу тренировок за раз, если ты не заметил, — раздражается Сигюн. — Чтобы отточить связку, мне нужно несколько подходов с перерывами. — Потому что ее тело сдает уже после тридцати интенсивных минут. — А в клинике студий нет.              Локи склоняет голову, оценивая строгим прищуром. Неспешно подходит почти вплотную, возвышаясь на добрые две головы.              — Ты здесь, чтобы почувствовать вкус к жизни, а не чтобы загнать себя в могилу окончательно, — хлестко чеканит он, припечатывая взглядом к полу.              Сигюн сжимает челюсти, закусывая внутреннюю часть губы. Как же он бесит!              — У меня все под контролем, — шипит она сквозь зубы.              — О, что, правда? — притворно удивляется Локи. — Именно поэтому ты рухнула посреди своего последнего представления, испортив постановку, и сейчас выглядишь, как пособие по анатомии?              — 280 калорий в свинине, 350 в макаронах с сыром, 125 в фасоли, 150 в булке и 75 в масле. Сейчас это мой обычный ужин. А еще полгода назад меня охватывала паника от одной мысли о еде. Казалось, один кусок, и мир сейчас разрушится.              — Какая драма, — зло усмехается он.              — Ты всегда ведешь себя, как полное дерьмо?              Локи тянет улыбку шире, сверкая ровным рядом зубов, и неожиданно жестко хватает Сигюн за плечи, разворачивая лицом к зеркалу. Ее ошпаривает огнем от бесцеремонно легших на кожу пальцев. Вопрос «Какого черта?!» не успевает сорваться с губ.              — Идеальная балерина — здоровая балерина, — высокомерно вещает он, цепко удерживая ее взгляд своим. — Балерина должна порхать, а при значительном весе это проблематично. Только вот при твоем весе это и вовсе смерти подобно. Для тебя. Видишь это? — он внезапно обхватывает ее руку под самой подмышкой, вырывая у Сигюн взволнованный вздох. Кончики большого и указательного пальцев полностью соприкасаются, образуя вокруг плеча свободное кольцо с запасом в несколько дюймов. — Понимаешь, как ты выглядишь?              Сигюн не сводит глаз с его кисти. В горле встает тугой ком.              — Да.              — По-твоему, это красиво?              «Красиво?» Она иронично усмехается. Иисусе! Серьезно?! И он туда же?! Сколько таких паршивых подобий на вразумительные речи она уже слышала... Сигюн ​​чувствует, что собирается взорваться. Локи такой разочаровывающий и излишне жестокий. Он для нее практически незнакомец и все же осмеливается рвать душу на части! Заставляет чувствовать себя бессильный, униженной, пустым местом. Как будто она уже мертва и ничего не значит в этой жизни. Сигюн поднимает на него надменный взгляд.              — Зато на свиданиях со мной не надо тратиться. На пустой желудок заходит дальше.              Он изгибая бровь, зло усмехаясь.              — Думаешь, это смешно?              Недоволен, что слова не возымели эффекта? Только посмотрите...              — Да?..              — Я связался с твоим доктором в клинике. Если снова начнешь терять вес — вылетишь отсюда. Все свои дополнительные тренировки будешь проводить только непосредственно под моим присмотром. А теперь пошла вон. На сегодня с тебя достаточно.              Боги! Как. Же. Она. Его. Ненавидит!              Если в начале он показался ей мудаком, что ж. Сигюн жестко его недооценила. Потому что, как выясняется впоследствии, «райскую жизнь» Локи устраивает всем. Быть идеальным для него просто невозможно. В итоге невозможно не быть идеальным для других. Вот, оказывается, на чем держится идеальная формула его воспитания. Сигюн не раз видит плачущих девочек и сжимающих кулаки парней. Хуже всего и вся — его вечные ядовитые придирки. Не само наличие претензий, о нет! Хуже, когда хореограф на тебе вовсе ставит крест. Жесткий властный тон заставляет дрожать. Слова — острые как ножи, оставляют рану в сердце еще на очень долгое время. А возможность наблюдать то, как он сам с легкостью выполняет самые сложные движения, вгоняет в уныние. Потому что сам ты никогда не достигнешь такого уровня. Локи как будто получает извращенное моральное удовольствие, втаптывая в грязь любого, кто посмеет оступиться. И все боятся оступиться.              Труппа «змей» похожа на секту мазохистов. Когда Сигюн произносит это во время перерыва у бойлера с водой в коридоре, парни смеются. Она спрашивает их, почему они вообще его терпят? Ответ на самом деле весьма шокирует.              — Мы, потому что он выращивает лучших. А у девчонок еще есть секс.              Сигюн чуть не выплевывает воду обратно. Секс?! Серьезно?! Какое тупое скучное клише, господи! Новость отчего-то злит. Это танцевальная студия, а не бордель, какого черта?.. Он смазливый и красивый — Сигюн может это признать — и, когда улыбается, невольно притягивает взгляд. У него хорошее подкаченное тело, впрочем как у любого танцора. И голос… Черт! Ладно. Локи весьма обаятельный и сексуальный, а харизма просто божественна. Вопиющая несправедливость, что эта сексуальность достается такому ублюдку.              Конченому ублюдку, понимает Сигюн на «сверхурочных». Репетиции с ним тет-а-тет превращаются в еще большую пытку. Он не перестает цепляться к ней из-за ее болезни. Приносит стул из тренерской и садится чуть дальше середины зала, ближе к выходу. Локи не сводит с нее проедающего до костей взгляда и, кажется, даже не моргает. Выглядит, как король, и вместо балерины в зале Сигюн чувствует себя стриптизершей на пилоне.              Локи почему-то стабильно нравится проводить с ней таким образом время и после вышвыривать из «своей студии», как котенка, за шкирку. В один из таких разов он приходит к ней с испариной на шее. Испариной, которая никак не может остаться после душа. В тот раз Сигюн врет, что чувствует себя плохо, и уходит. Потому что ровно за десять минут до этого мимо зала пролетает, как на крыльях, одна из девчонок труппы. Отвратительно.              К настоящему моменту Сигюн в студии уже четыре месяца, вес почти доходит до отметки «здорова», а она уже не выглядит, как груда костей. Ее дергает заикнуться на сегодняшнем перерыве, что она все еще не ест сладкое, и теперь Локи стоит перед ней с улыбкой чеширского кота, зажимая у станка, и качает перед лицом упаковкой печенья.              — Только посмотри на него! — приторно восторгается он. — Такое аппетитное, шоколадное. Так и манит орешками, скрытыми внутри. Давай, — его глаза сверкают. — Я же знаю, что ты хочешь его.              Сигюн еле сдерживается. Боги, дайте ей терпения! Как можно быть настолько невыносимым?! Она переводит взгляд с шуршащей перед носом упаковки на довольное новой издевкой-игрой лицо и отводит его руку в сторону.              — Так. Хватит намеков на секс.              — Но это же чистый секс! — победно вскидывает брови Локи. Ухмылка становится только шире. — Не делай вид, будто это не так.              Он резко разрывает упаковку, и Сигюн задыхается от бросившегося в воздух стойкого шоколадного запаха. Она не чувствовала этого запаха ровно с того момента, как вес стремительно пошел в минус.              — Господи, — с придыханием вырывается у нее.              — А я о чем, — ухмыляется он. — Давай. Потрогай его.              Ее пробирает на смех.              — Ты серьезно?.. — она скептически выгибает брови.              Почему, черт возьми, это звучит так пошло?..              Локи выглядит как чертов змей искуситель с яблоком, и ему это явно доставляет непомерное удовольствие.              — Ну же, давай, потрогай.              Сигюн усмехается, но смотрит на шоколадный бок, как на злейшего врага. Или самого сильного страха. Сладкое. Внутри все опускается, а сердце учащенно бьется о грудную клетку. В одной маленькой ароматной печеньке 245 калорий. Убийственная доза.              — Это не убьет тебя, — саркастично скалится Локи, будто прочитав мысли.              Сигюн хмурится. Он хочет поймать ее на слабо? Она глубоко вздыхает и мучительно медленно поднимает руку. Пальцы едва смыкаются на глазури. Сигюн тут же отдергивает руку, будто ее может ужалить.              — Все? — его отчаянно забавлять эта ситуация. — Ладно. А теперь кусай.              — Что?! — испуганно распахивает она глаза.              — Кусай, — как ребенку повторяет он, подтягивая печенье ближе ко рту.              Сигюн резко шарахается назад, больно впиваясь спиной в станок.              — Я не буду.              — Давай же, милая, — смеется он. — Ради меня.              — Ради тебя? — вскидывая брови, зло усмехается Сигюн. — Серьезно?              Это, кажется, еще один повод не делать этого.              — Конечно. Я же твой любимый хореограф.              — «Любимый»? Ты в курсе, что тебя все ненавидят?              — Ну, от ненависти до любви один шаг, — елейно скалится он. — Давай. Докажи мне, что ты выздоровела. Докажи мне, что ты можешь занять свое место в моей труппе.              — Я не собираюсь тебе ничего доказывать!              — Хорошо, милая. Поставим вопрос по-другому: либо ты кусаешь, либо катишься отсюда.              Локи с улыбкой вскидывает брови и вертит печеньем прямо у ее рта. Сигюн смотрит на них обоих с ненавистью. Какой до невозможности мерзкий ублюдок! Ей так хочется его ударить, господи!              Ладно. Она сможет. Она тянется к этому проклятому печенью в его руке, чувствуя, как адреналин в крови превышает максимальную отметку. Она сможет! Губы трясутся, как в припадке, а в виске отбивает чечеткой. По пазухам ударяет сладким запахом, а по спине проходит озноб.              — Я не могу… — Сигюн качает головой, отстраняясь. На глаза проступают слезы, а дыхание учащается. Локи выглядит разочарованным. И это бесит! — Я не могу, ясно?! — она срывается, со всего размаху выбивая из его руки сладость. — Отвали! Чего ты вообще ко мне привязался?! Хочешь, чтобы я свалила?! Отлично!              Сигюн поднимает руки в жесте «сдаюсь» и рвется к выходу, но ее болезненной хваткой на плече возвращают на место. Между черных бровей залегает глубокая складка, не предвещающая ничего хорошего. В зеленых глазах вспыхивает ярость.              — «Хочу, чтобы ты свалила»? — вкрадчиво спрашивает он. — Я сейчас не ослышался? Ты маленькая неблагодарная девчонка! Я согласился взять тебя в труппу, хотя по всем правилам должен был отказаться! Ношусь с тобой, как с фарфоровой куклой, уделяю свое личное время и что слышу вместо благодарности?!              — Благодарности?! — Это он вот сейчас серьезно?! — Ты только и делаешь, что издеваешься над всеми и унижаешь их! Все, что ты дал мне, — это чувство еще большей ущемленности! Ты не перестаешь напоминать о том, что я тощая, больная, неполноценная, что я не могу есть! Вот эта хрень с печеньем, ты думаешь, это смешно?! Думаешь, это так просто?! Вы все повторяете одно и тоже: «О, разве это так сложно? Просто ешь». Катись к черту! Я не просила тебя бегать за мной!              — Закрой рот! — шипит он сквозь зубы, и Сигюн передергивает.              На секунду становится дико страшно, так что сердце пропускает удар. Лишь на секунду. Сигюн замахивается для пощечины, но Локи ловко перехватывает ее руку почти у самой щеки. И выражение его лица по-настоящему пугает.              — Вот это сейчас было явно лишнее, — блекло проговаривает он. — Мир несправедлив. Я хочу умереть. Бла-бла-бла, — в каждом слове сочится яд. — Нет смысла винить всех подряд, милая! Хочешь знать, почему я «бегаю за тобой»? — вскидывает бровь он. — Потому что я хочу тебя. — Сигюн передергивает. Чего?.. — Тебе было двадцать, ты была на пике своей карьеры. Один выход на сцену — и все сердца публики твои. Каждое движение идеально выверенное, точное, произведение искусства. И посмотри, что с тобой сейчас! Прошли месяцы с твоего появления в моей труппе, а ты все равно не можешь дожить до конца репетиции, потому что твое тело продолжает пожирать само себя. Думаешь, я хочу это видеть? Я хочу выпустить тебя на сцену. Показать, как одно из своих лучших творений. Но все, что я пока могу, это… — он морщится, откидывая ее сожалеющим взглядом. Сожалеющим не по ней, а по ее упущенным возможностям.              И Сигюн опускает голову, кусая губу.              — Прости…              Она неровно выдыхает, глотая слезы, и упирается лбом ему в грудь. Ей больно. Ей обидно. Он взращивает в ней чувство вины, которое ей совсем не нужно, и Сигюн это злит. Она знает, что он прав и неправ одновременно. Но она ничего не может с собой поделать.              Сигюн чувствует, как его грудь высоко поднимается и опускается. А следом рука, отпустившая запястье, ложится на талию. Пальцы поглаживают кожу через плотно облегающую ткань купальника. Слезы пересыхают. Так. А вот это уже слишком. Сигюн замирает в его руках, отчаянно пытаясь понять, как все зашло в тупик под названием «Локи». Он вроде бесил ее еще секунд тридцать назад, а сейчас обнимает. А ее собственная рука обхватывает его бицепс. Кошмар... По телу проходится приятная дрожь. Это. Не. Хорошо. Нет смысла отрицать, что, когда Локи молчит, он очень и очень волнует. Особенно, когда находится так близко. Сигюн делает глубокий вдох и безбожно краснеет, улавливая смесь мускусного запаха, геля для душа и дезодоранта. Как можно быть такой отвратительной язвой и одновременно таким горячим мужчиной? Это просто несправедливо...              — Ладно, — она медленно отстраняется, выпутываясь из его объятий, и слабо усмехается: — Кажется, это зашло слишком далеко…              — Думаешь? — лукаво вздеривает бровь Локи.              — Уверена.              Через три дня, когда она все же откусывает ничтожно маленький кусок печенья из его рук, он доказывает ей, что она ошибалась, — он целует ее.              Его рот, безжалостный и напористый, заставляет ее задыхаться. Руки, жадные и властные, охватывают каждый дюйм тела. Почти сравнимы по своей наглости с языком. Но никаким образом с тем, что Локи делает пальцами.              Сигюн хнычет, отчаянно цепляясь за его плечи и кусая за ключицу. С каждым ритмичным движением, с каждым быстрым глубоким толчком пальцев жар внутри нее возрастает. Бедра дрожат, и, о, боги! как хорошо, что они сидят на полу, иначе бы она просто упала.              — Посмотри на меня, — его как всегда властный голос врывается в распаленное сознание словно из-под воды.              Сигюн тяжело дышит, хватая ртом воздух и изо всех сил стараясь не закричать. Ее лицо красное, по шее стекает пот, который — она знает — Локи бы с удовольствием собрал языком. Ее ресницы дрожат, и она с трудом встречается с его налитыми похотью глазами. Он улыбается, сладко и с наслаждением, тут же прижимая большой палец к клитору. И Сигюн с остервенением впивается в Локи ногтями, кончая совершенно безудержно. Она громко стонет и вздрагивает всем телом, и еще пару секунд качает бедрами против его пальцев, пока волны удовольствия наконец не спадают. Она прижимается к его взмокшей груди лбом и… Боже мой.              Локи над ее макушкой удовлетворенно хмыкает и поглаживает взъерошенные волосы. Он хрипло шепчет, наклоняясь к ее уху:              — Ты была великолепна на сегодняшнем выступлении.