***
— От тебя только одни проблемы, — Уильям властно хватает Джерарда за рог, что он уже так привык делать, получая от процесса неимоверное удовольствие. После этого он грубо вторгается пальцами в рот мальчика, приоткрывая его, и неаккуратно выдавливает из блистера, принесённого слугой, синюю таблетку ему в горло. — Глотай, мразь. Омега, сидящий на полу в широком холле дома Господина, выглядит обескураженным, раскрасневшимся и совсем не в состоянии двигаться. Он кое-как дотерпел до дома, прежде чем свалиться на пол, не в силах даже добраться до комнаты. Всю дорогу домой он был задумчив, а в аэропорту ему стало плохо. Когда личный автомобиль уже подвозил их к коттеджу, Уильям лишь раздражённо вздохнул и приказал водителю открыть в машине окна: у Джерарда началась его первая за двадцать один год течка, ведь мама родила его в начале апреля, а сейчас на календаре уже двадцать первое число. Часы показывали два часа ночи. Кадуцион сперва пугается, не зная, почему его организм реагирует так. Но затем он все же успокаивает себя, вспоминая слова Оноры об этом, она учила его всему, да и в школе невзначай рассказывали омегам о течках. — В определённый период жизни омеги начинают течь. Испытывают возбуждение и выделяют намного более возбуждающий запах. В этот период они наиболее подходящие для интимных утех своего Господина, ведь их для этого и покупают — для секса, — это всё, что запомнил Джерард со слов учителя о своей физиологии. Но ему не хочется ублажать хозяина. Он хочет, чтобы его оставили в покое, чтобы его защитили, чтобы его приласкал только тот человек, которому он добровольно позволит это сделать. — С ума меня сведёшь, ходячая неприятность, — рычит Уильям и буквально тащит слугу по скользкому полу за рог одной рукой, а второй ослабляя галстук. Мальчик отпирается, как может, а со временем таблетка, что даёт ему альфа, немного ослабляет запах и симптомы. Его руки скользят по плитке, а сам он тихо бормочет, просит, умоляет, чтобы мужчина не трогал его. — Какой из тебя ангел? Все омеги притворяются таковыми невинными, пока в один момент не начинают течь. Тогда становятся как шелковые, лишь бы альфа овладел ими. Они забывают обо всех моралях, забывают и о том, кого любили, а кого ненавидели. Разве я не прав? Уильям тащит по ступенькам кадуциона, и у него получается это так легко, будто юноша и не весит ничего. Впервые он оказывается в спальне Господина, в которую запрещено входить всем, кроме нескольких слуг, коим позволяется убирать там. Через секунду в комнате загорается более яркий свет, чем в холле, поэтому Джерард морщится, а мужчина наконец-то отпускает его рог. Омега мотнул головой, опустив взгляд. Уильям безумно зол, потому что он, уставший с дороги, собирался поспать, но этот течный мерзавец у его ног пахнет вкусно, и запах его альфе определённо нравится. Он думает, что кадуцион сейчас мечтает о необходимой ласке от него, но мальчик лишь думал об одном: сбежала ли Ольга ещё восемнадцатого числа, а если сбежала, то почему тогда Господина до сих пор не поставили в известность? Он переживает и о вампирах, которые остались взаперти на всё это время, что Уильям покинул коттедж. Безусловно, мужчина приказал слугам подкармливать похищенных, но Джерард желает убедиться, что с ними всё хорошо, а ещё он обещал Ольге передать её слова Шоушану и Куану. Всё тело омеги сейчас требует совсем другого времени и совсем другого места. Совсем другого человека рядом. Он вдруг думает, как бы прижался к нему, к Фрэнку, и вдохнул его запах полной грудью, и от этой мысли он вдруг дрожит, тихо простонав и низко склонившись к земле. Когда Фрэнк рядом, кадуцион прикрывает глаза и представляет себя влюблённым мальчиком на берегу озера, пускающим лунные кораблики в полночь. Когда рядом находится Уильям, тело юноши сковывает страх, заставляя того постоянно быть в напряжении. — Конечно, — альфа, почему-то довольный его реакцией, поднимает омегу на руки и переносит в свою кровать, бросив на неё. — Это последний раз, когда ты будешь лежать здесь. Первый и последний, Харви. Мужчина выглядит так, будто держит себя в руках и будто Джерард ему отвратителен, но есть что-то в его взгляде такое необычное, дикое, и так он никогда не смотрел на него. Мальчик понимает это, и пока сердце протестующе трепещет, а разум вопит «нет», тело не может сопротивляться, ослабнув из-за естественной реакции организма на мужчину. — Я сделаю это быстро, и ты уйдёшь к себе в комнату. — Нет, — шепчет мальчик со слезами на глазах, мотая головой, но он так и лежит, не двигаясь. — Прошу, нет. Не делайте этого. Уильям хмурится, ласково проводя ладонью по щеке Джерарда, а в следующее мгновение бьёт мощную пощёчину. У кадуциона звенит в ушах, а перед глазами на мгновение темнеет, и альфа пользуется минутным замешательством. Это первое «нет», что он слышит в своей жизни от раба. И это «нет» зажигает в его глазах огонь. «Уничтожить, раздавить, растоптать, сломать», — это единственные мысли в его голове, поэтому альфа тут же грубо расстегивает штаны прислуги, срывая их вниз с нижним бельём, насквозь мокрым от смазки. Раньше Уильям не делал этого. Он просто пристает забавы ради, но в большинстве случаев бьет мальчика. Так он сгоняет на нём всю свою злость и возбуждение. Сексом же он занимается с двумя слугами: с юношей-драконом и девочкой-наядой. Но это не секс ради близости. Всего лишь секс ради секса, десятиминутный процесс для разрядки и трезвого ума. Когда Альфе хочется романтики, он водит в коттедж прекрасных роскошных омег, одаривает их комплиментами и вниманием, и это переходит в долгие страстные поцелуи, оральные ласки и в само занятие настоящей любовью. Но сейчас, конечно же, всё иначе. Джерард взвизгивает, когда в нём оказывается так неожиданно сразу два пальца. Он ёрзает, а внизу живота приятно ноет. Омеге до тошноты противно и одновременно с этим — до дрожи необходимо. Он борется с собой минуту, извиваясь на шёлковых простынях, и делает то, что никто, никогда и ни за что бы не простил слуге — то ли бьёт, то ли царапает слегка отросшими ногтями Господина по щеке, всхлипывая, и пока тот резко отстраняется, в шоке замерев, Джерард отползает чуть дальше и судорожно натягивает на себя нижнее бельё со штанами, дрожащими пальцами справляясь с пуговицей. — Ах ты тварь, Харви, — шипит Уильям, проводя ладонью по щеке и затем рассматривая её. В его голове сейчас так пусто, ни единой подходящей мысли. То, что сделал кадуцион, просто невообразимо. Альфа видит на своей ладони кровь, переводя полностью ошарашенный взгляд с неё на раба. — Что ты наделал? Ты хоть представляешь, что ты наделал? — Меня зовут Джерард! — сквозь рыдания хрипит мальчик, сползая с кровати и забиваясь от страха в угол комнаты. Чем дольше он смотрит на хозяина, тем сильнее он понимает, что это будет последняя ночь в его жизни. Поэтому если ему суждено умереть, то с памятью о том, кто он есть на самом деле, ведь он так устал подчиняться тому, кто этого не достоин. Как и ожидалось, Уильям делает мальчику очень больно. Хватает его за волосы, ругает его, унижает, пинает ногами, а пока тащит в отведённую для него комнату прямиком за волосы, то пару раз насильно и безумно крепко ударяет его лицом о дверной косяк. Весь дом встаёт на уши из-за громких криков, плача, ругани, но никто не поднимается на второй этаж. Альфа тащит мальчишку за волосы по ступенькам так, что его затылок ударяется о каждую. Его лицо уже красное из-за рыданий и крови вперемешку со слезами. Омега так сильно напуган, что может только умолять, просить прощения и биться в истерике, молясь, чтобы всё это закончилось. Это самые длинные полчаса в жизни кадуциона: с момента как Господин замахнулся на него первый раз и до тех пор, пока он не сделал свой последний удар ногой по его практически бездыханному грязному телу. Когда Уильяма хоть чуть-чуть отпускает, Джерард не в силах даже глаза приоткрыть. — Завтра мы отправляемся в суд. Я хочу публично казнить тебя. Сделаю из твоей рогатой пустой головы чучело и повешу себе на стену, как трофей, — рычит мужчина, с омерзением сплюнув прямо в лицо рабу, из-за чего тот дёргается, прикрывшись руками сильнее. Когда дверь в его комнату громко захлопывается, омега думает лишь о том, что смерть станет самым лучшим выходом для него. На какой-то миг смерть становится его мечтой.***
Проходит ещё какое-то время, и мальчик приходит в себя от аккуратных шлепков по лицу. Кто-то, склонившись над ним, упорно пытается привести кадуциона в чувство, что доброжелателю долго не удаётся, но спустя пять минут он приоткрывает глазки и слепо всматривается в темноту. — Ты сбежать хочешь? — раздаётся тихий взволнованный шёпот. Джерард до последнего думает, что это всё ему лишь снится. Незнакомец помогает ему аккуратно сесть на полу, после чего омега может рассмотреть перед собой эльфа, что так же, как и он, прислуживает Господину. — Почему ты здесь? — хриплым голосом произносит кадуцион, зажмурившись. Его голова невероятно болит. Вскоре начинает напоминать о ранах всё тело. — Не задавай лишних вопросов. Если я дам тебе шанс уйти, ты воспользуешься им или позволишь Господину убить тебя? Тебе нужна моя помощь? Мальчик кивает, сухо сглотнув. Райан, эльф-альфа, тоже работает в этом доме, и как и все, он всегда молчалив и раздражён. Его комната находится по соседству с комнатой Джерарда, поэтому всё происходящее ранее он прекрасно слышал. Как и весь этаж. Эльф поднимается на ноги и подаёт руку омеге, помогая тому. Джерард чувствует себя очень неуверенно, сонно, болезненно и, в целом, очень плохо, но идёт за Райаном, чувствуя одно: что бы он уже не сделал, всё равно хуже не будет. Его в любом случае ждёт смерть, поэтому сейчас, не веря до конца, мальчик считает, что может получить свой шанс. — Почему? — коротко шепчет он, находя в темноте руку альфы и мягко сжимая её. От Джерарда пахнет сейчас немного сильнее, но эльф старается игнорировать это. Сейчас его мысли занимает кое-что другое. — Ты всегда упрямо жертвуешь собой ради нас, — тихо отвечает слуга, ведя омегу в темноте на первый этаж, — ради меня в частности. Ты глупый какой-то, совсем в голове ничего нет и не было. Все время лезешь со своей добротой и помощью, заговорить пытаешься. Кто так делает? Кто рискует собой ради других? — Ты прямо сейчас, — Джерард хромает, привыкая к ходьбе, и всё же берёт себя в руки. К нему возвращается здравый смысл и осознание того, что он делает. К нему возвращаются в память и те моменты с Ольгой, её стремление к свободе и воинственность. Кадуцион вспоминает, как трусливо смирился со своей смертью, приняв её. Но сейчас адреналин, разливающийся по его телу, заставляет действовать, думать, бежать куда подальше, и мальчик вновь загорается. — Ты научил меня плохому, видишь? Из-за тебя я могу пострадать тоже. Ты подаёшь плохой пример, поэтому будет лучше, если ты уйдёшь. Райан вымученно улыбается, понимая, что сейчас будет либо так, как хочет он, либо же его завтра казнят рядом с этим глупцом. Он осознаёт это, но, как он сказал, поддаётся плохому примеру. Джерарда трогает этот поступок до глубины души, ведь он никогда не ждал отдачи и помощи в ответ. И даже альфа-тихоня, что сейчас совершает подвиг, тоже своим поступком даёт мальчику сил. — Послушай теперь. Тебе стоит спрятаться за ступеньками в холле. В общем, я много думал, что я могу сделать, и самым разумным было бы притвориться больным и попросить помощи. На входе двое альф-охранников дежурят, поэтому я постараюсь их отвлечь. Скажу им, что не хочу будить Господина и остальных, которые дежурят днём. Джерард понимает, что отвлечь двух человек будет не так сложно, да и ночью они не особо бдительны. Нет в империи тех злоумышленников, который посмели бы незаконно проникнуть во владения старшего сына императора. Даже если таковые бы нашлись, камеры по всей площади сразу бы засекли их личность. Вопрос заключается лишь в том, как мальчику можно преодолеть большой забор, но тут эльф уже бессилен. Помощь, что он предлагает, минимальна, но она всё же есть. Когда Райан выходит на улицу, сразу же принимая облик несчастного и болезненного альфы, омега уже сидит за ступеньками, тихо подслушивая их разговоры. Юноша обнимает свои колени, роняя на них голову и с волнением выжидая самую подходящую минуту для побега. Возле каждой двери в коттедж стоит охрана, а возле главной — два человека. Почему-то эльф хочет провести слугу именно через парадный вход, и кадуцион догадывается: двор перед этой дверью намного длиннее, а значит и шансов скрыться в темноте гораздо больше, как и спокойно попытаться перелезть через забор. Один раб, что служит Господину чуть ли не дольше всех, как-то случайно обмолвился Джерарду, что кто-то когда-то попытался сбежать, и у него это получилось, но далеко несчастный не добрался, потому что попался в руки ночной полиции. Поэтому и к такому исходу событий мальчик готов, заранее принимая свою участь в случае чего. Вскоре, спустя пять минут разговоров и открытых насмешек людей над эльфом, главный вход освобождается. Охранники заходят в дом, когда раб почти теряет сознание от придуманного им недуга на пол, поэтому один альфа закидывает его на плечо, а второй, оглянувшись, следует за ним. Мужчины кидают слугу на полу в кухне, обсуждая его состояние, пока один из них набирает в стакан воду. Охранники обычно злятся, когда прислуга пытается как-то контактировать с ними, но сейчас не тот момент. Уильям вне себя от ярости, он так зол, что им самим становится жутко, поэтому сейчас они хотят решить всё мирно, чтобы никто ничего не узнал. Собравшись с мыслями, Джерард тихо двигается к приоткрытой входной двери. Мальчик умоляет неизвестно кого, чтобы его запах не почувствовали, чтобы не заметили его в темноте. Всё его тело такое напряжённое, словно на иголках, а в горле сильно пересыхает из-за волнения. Когда он оказывается на улице, из-за странного чувства победы слёзы хлещут из его глаз, а в носу предательски щиплет. Хочется улыбаться и бежать, бежать, бежать не оглядываясь, но у кадуциона так мало сил. Он думает лишь о единственном месте, где мог бы скрыться от чужих глаз и обрести покой. Умный наблюдательный мальчишка запоминает всё, что с ним происходит: запоминал маршруты, информацию, расстояния. Только прекрасный благоухающий сад, увиденный однажды, стоит у него перед глазами, и Джерард думает, что отдал бы свою маленькую, ничего не значащую жизнь ради того, чтобы ещё раз оказаться там. Каждый раз, как впервые: он закрывает глаза, а в мыслях своих стоит, окутанный нежными запахами, на тропинке перед пышным садом. Каждый раз, как впервые, он не знает, что сказать, пока его глаза бегают от одного цветочка к другому. Зовут его только магнолии. Ибо если бы их не было в жизни наивного кадуциона, он бы даже не пытался бороться. Сейчас всё на его стороне: и пока ещё не слишком сильный из-за таблетки запах, и забор, сделанный мозаикой из натуральных камней жёлтых, оранжевых, рыжих цветов. Эти камни служат совсем крошечными, но ступеньками к вершине. Омега сдирает свои отросшие ноготочки, ломает их до крови, плачет от боли, но карабкается так отчаянно, как только может. Даже после того, как он два раза сваливается, запаниковав так сильно, что у него ничего не получится, он пробует ещё и еще, наконец-то оказавшись на вершине. После этого он неуклюже падает вниз; тело юноши глухо бьётся о землю. Испытывая непередаваемую боль в руке, на которую он приземляется, а также в коленке, он продолжает свой путь по всё ещё тёмной спящей улице. Ещё какой-то час, и начнёт рассветать. Джерард изо всех сил бежит по тому пути, который, как оказывается, он запомнил сильнее, чем предполагал. Островок, на котором живет Фрэнк, всего в двадцати минутах езды, учитывая небольшие пробки, и изнеможённый до предела кадуцион просто хочет попасть туда сильнее всего на свете, до конца не зная, как он собирается сделать это, но сама мысль окрыляет его и ведёт измученного вперёд. Джерард знает, что реальность холодна и жестока, но воля его ещё сильнее. Судьба обязательно подарит ему этот шанс, а он обязательно им воспользуется.***
На календаре всё ещё двадцать первое апреля. В пять часов утра небо начало мягко светлиться, ведь совсем скоро Нью-Йорк собирается встречать рассвет. Время замирает. Так ли это на самом деле, либо же Джерард хочет, чтобы это произошло. Мягкий ветерок треплет его взмокшие волосы, разнося по всему саду запах магнолий. Кажется, что случится кое-что, и омега проснётся. Но вот он здесь, в однажды увиденном ему саду, чудом сохранённый и не замеченный. Кадуцион горько плачет, без сил свалившись на землю, когда его ноги уже просто отказываются нестись вперёд. «Пожалуйста, пусть это будет не сон», — шепчет он, постоянно повторяя. Ещё немного, и он, совсем обессиленный и раненый, наверняка покинет этот мир. Он бежал, сломя голову, по переулкам, постоянно скрываясь за мусорками, за деревьями и кустами от любой редко проезжающей мимо машины. Ступни его ног горели в уже практически испорченной от такого приключения облезшей обуви. Одежда на нём тоже была рваной, грязной, влажной. По дороге к островку он снял с себя ошейник и выбросил в ближайший бак, чтобы раз и навсегда забыть о своём прошлом. Мальчик не знал, как собирался попасть в ту самую жилую часть острова. Он бежал по огромному шоссе, и это было чудом, что ему практически не встретились по пути полицейские патрульные авто. Как только он видел впереди что-то похожее, то всегда падал на землю, надеясь не попасть под свет фар, и что рога не выдадут его. Он двигался вперёд по пешеходной части шоссе, которая была более заземлённой, чем основная. Вскоре эта дорога переросла в огромный мост над островом, и Джерард свернул на развилке к меньшему, ведущему к Рузвельту. Весь путь занял у кадуциона около полутора часов, если не больше, и к тому моменту, когда он подошёл к огромным воротам, что были плотно закрыты, он совершал буквально последний рывок изо всех своих возможных заканчивающихся сил. Омега уже думал спрятаться за ближайшим кустом, коих было много, ведь он уже ступал по той части, где мост соединялся с ровной дорогой, а на её обочине росли окультуренные декоративные кустарники. Но когда мальчик всё же сделал это из-за большого грузового авто, что тоже держало путь в имения Фрэнка, он понял, что быть здесь — его судьба. Что это предначертано ему свыше, ведь, когда ворота приоткрылись, чтобы впустить авто со всеми нужными новыми принадлежностями для ухода за садом, двором и заповедниками, Джерард сумел ловко проскочить внутрь. Вот так он и оказался здесь. Еще двадцать минут вперёд, пока небо начинало потихоньку светлеть, и сад из его, казалось, нереальных мечт окружил кадуциона со всех сторон. Он неверяще оглядывался по сторонам, будто бы пугаясь, что вот-вот это всё пропадёт. Тот путь, который он преодолел, и та удача, что наконец-то поцеловала его в лоб, кажутся нереальными, сказочными. «Точно, это всего лишь сказка, всего лишь сон», — внушил себе Джерард. А через некоторое мгновение шок отступил, и он вновь начал чувствовать боль в руке и главное — в опухшей коленке, на которую ему было наплевать всё это время. Мальчик упал на стриженную мягкую траву, поднимая голову вверх, а после этого протяжно и отчаянно рыдал. Слёзы бежали по его щекам, пока он, еле держащийся в сознании, не знал, что ждёт его дальше. Он плакал, выл от боли и сгорал от вновь нахлынувшего на него чувства страсти и похоти. Низ живота хватали спазмы, и от нахлынувших ощущений кадуцион не мог лежать в одном положении, но также и не мог больше пошевелиться. Сколько он так пролежал на холодной, ещё сырой земле? Уже начинает светать, а работники-альфы выходят из своего дома с мыслями о новой работе на день. Именно они и слышат кого-то постороннего в саду, с опаской двинувшись на звук. — Сюда, скорее! — Джерард слышит крики недалеко от себя, но у него нет больше сил скрыться. Всё, что он делает, так это плачет, мучается от боли, пока всё его тело крутит судорогой. Тот, кто заметил омежку первым, молодой кадуцион по имени Эйо. Он выглядит недоброжелательно, так, как и должен выглядеть слуга, который охраняет земли своего Господина. Вскоре к нему присоединяются ещё несколько альф. Все они выглядят безумно взбудораженными из-за такого неожиданного вторжения и из-за сильного течного запаха. Кто-то из рабов накидывает на тело незнакомца колючую сетку, и тот ворочается и взвывает от боли сильнее. Мальчик пытается снять с себя сетку, что колючей проволокой впивается в его нежное тело, но любое движение только больше ранит его. Запах омеги пробуждает в альфах интерес и возбуждение, но они не идут на поводу у инстинктов. — Откуда он здесь? Будто с неба упал! — Как он мог здесь оказаться? — Наверняка он проскочил с утренней доставкой, других вариантов нет. Слуги активно обсуждают юношу, лица которого даже не видно из-за сетки и запутанных грязных волос. Да и лицо это больше напоминает кровавое месиво, никак иначе. Джерард окончательно сдаётся, переставая пытаться выбраться, и притихает, когда его глаза окончательно прикрываются, а дыхание становится ровным и медленным. — Нужно сообщить хозяину. Скажите кто-нибудь Августу, чтобы разбудил Господина, — командует самый старший кадуцион, приседая на корточки перед вымученным телом. Он аккуратно просовывает пальцы сквозь сетку, нащупав пульс на шее несчастного, и как-то с облегчением выдыхает. Он более опытный, чем остальные слуги, поэтому и знает больше. Таким вещам не учат в школах, но у этих подданных слишком хороший и разумный владелец, который иногда говорит с ними, отвечает на их вопросы и даёт им книги. Фрэнк, до конца не понимающий, что происходит, как и все слуги в его доме, выходит только спустя минут десять, безумно сонный и взлохмаченный. Его разбудил Август, жестами тревожно объясняя, что кое-что случилось. Альфа практически не спал всю ночь. Тревожно ему было и как-то не по себе, поэтому до глубокой ночи он забывался в работе. — Что случилось? — сонно спрашивает он слуг, и те расступаются перед, казалось, маленьким тельцем под сеткой. Мужчина сразу же улавливает такой головокружительный аромат, из-за которого его передёргивает, а сам он делает шаг назад, инстинктивно прикрыв нос ладонью. Остальные альфы чувствуют себя более чем нормально, но Фрэнк, мгновенно приходя в себя после короткого сна, вскидывает брови от огромного удивления, чувствуя, как сильно краснеет его лицо. Он встряхивает головой. — Пробрался к нам кадуцион в сад, накрыли мы его сеткой, так как сперва не знали, кто он и откуда, с какими намерениями, — поясняет старший альфа, указывая рукой на Джерарда. — Может, и зря. Как оказалось, он совсем слабенький, Господин. И очень ранен. Кадуцион аккуратно кланяется и отходит в сторону к остальным, пока Фрэнк, не сводя глаз с пострадавшего, в мгновение ока преодолевает препятствие, опустившись на колени. Руками он аккуратно срывает сетку, до крови поколов ладони, но когда он видит обладателя головокружительного запаха, которого и ожидал увидеть, он совершенно не обращает внимания на боль. Не часто Фрэнк бывает таким, каким видели его сейчас слуги: уязвимым, шокированным, напуганным. Мужчина, что всегда держит себя в руках, сейчас не может ни слова выдавить, бережно убирая пряди волос с хорошо знакомого ему прекрасного лица. Этот запах хвойного леса вокруг творит с ним дьявольские вещи. — Джерард, — тихо и так печально произносит он, и неизвестно, как омеге это удаётся, но тот приоткрывает глазки. — Я не смог тебя забрать добровольно, а ты, такой сильный мальчик, сам пришёл ко мне? Как ты сделал это? Ты же невозможное совершил, ангел. Всё, что делает юноша, так это неотрывно смотрит на Фрэнка, не в силах поверить, что это и правда он. Джерард не говорит ни слова, а через мгновение он тянет руки к Господину, и тот подхватывает его, сам не зная, что делает, и заключает в нежные объятия. Альфа прикрывает глаза, прижимая мальчика к себе ближе, а тот устало кладёт голову ему на плечо, стеклянными глазами смотря перед собой, пока по его щекам градом текут слезы. Омега совершенно бессильный перед своими чувствами, поэтому когда он принюхивается к шее Фрэнка, то тихо, совсем неуловимо стонет, тяжело сглатывая ком в горле. Его голова так сильно кружится, и запах магнолии, усилившийся в тысячу раз, уносит его прочь из этой реальности. Наконец-то он здесь. Наконец-то он в любимых руках. Наконец-то он с тем, кому, он знает, будет служить всю свою жизнь. Фрэнк не хочет думать о том, какой же неправильной является его реакция на этого мальчика и на то, как он пахнет. Альфа знает, что ни за что не отпустит омегу, который начал сниться ему по ночам, и сделает всё, чтобы защитить его. Будет он тут в роли слуги или кого-то большего — мужчине всё равно. Ему лишь важно знать, что Джерард здесь будет. Господин аккуратно поднимает юношу и несёт в дом, пока тот, кажется, крепко засыпает на его плече, иногда хныча от боли в теле. Он кормит кадуциона лекарствами, которые обязательно помогут ему поспать, а затем приказывает Айрису, любопытно крутящемуся возле них, набрать ванну. — Всё будет хорошо, — Фрэнк печально улыбается, потому что по другому он не может, когда смотрит на такого несчастного беловолосого мальчика, не видя его улыбки и любопытства в глазах. — Я попрошу своего слугу помочь тебе помыться, просто потерпи немного. После этого ты сможешь поспать, а я, обещаю, буду рядом. Я никому не дам тебя в обиду. Джерард лежит на диване в гостиной, а Фрэнк сидит с ним рядом. Мальчик нежно берёт Господина за запястье. — Не оставляйте меня. Ни сейчас, ни когда либо. Молю вас, — шепчет он, скользя своей рукой от запястья альфы к его пальцам. Он подносит его ладонь к своим губам, прикрыв глаза, и невесомо касается её поцелуями, из-за чего альфу бросает в жар, его губы по-настоящему дрожат, а щёки пылают красным. Ресницы кадуциона мелко дёргаются, и он вновь смотрит на теперь уже своего Господина. Чувствуя его ладонь в своей он знает — это не сон. Джерард наконец-то дома. Фрэнк подхватывает его на руки вновь, когда Айрис оповещает его о том, что ванна готова. Раздевая мальчика, он аккуратно гладит его кожу в багровых синяках, которых особенно много было на рёбрах и бёдрах. Омега шипит, отводя взгляд смущённых глаз в сторону, когда остаётся совсем нагим и с помощью Господина погружается в воду. Альфа с таким трудом борется с собой, просто сгорая, когда касается кадуциона вновь и вновь, а тот так преданно смотрит ему в глаза, казалось, не моргая. — Неужели я и правда здесь, — омега счастливо улыбается, опять готовясь расплакаться. Он начинает понимать. Он знает и чувствует, что Фрэнк сделает всё, но Уильям больше не получит его. Джерард сделал самую важную вещь — он заставил себя выжить. И пока мужчина намыливает плечи юноши, находясь от его лица в паре сантиметров, он знает, что теперь альфа заставит его погибнуть. Их губы разделяет такое маленькое расстояние, поэтому кадуцион чувствует дыхание Господина на них. Мальчик не понимает, почему он хочет податься вперёд. Он никогда не целовал кого-то, тем более он не знает для чего это нужно делать. Он не знает до определённого времени. Эту мучительную паузу они оба дотягивают до конца. Фрэнк хочет. Он хочет так сильно, что у него перехватывает дыхание. Но сейчас ему нужно остудить пыл, чтобы трезво обо всём подумать и принять всё, что он чувствует. Джерард хочет не меньше, течный омега требует ласки, но лекарства делают его более терпеливым. Сейчас он безумно уставший и раненый. Сейчас ему нужен покой. Вытерпев это испытание, альфа кутает кадуциона в большое полотенце, когда убеждается в том, что кровь и грязь с его тела окончательно смыта. Самым большим удовольствием для мужчины было мыть длинные шёлковые волосы мальчишки, которые теперь будут пахнуть его любимым шампунем. Пообещав Джерарду не бросать его, Фрэнк несёт омегу в свою комнату, аккуратно уложив на свежие мягкие простыни его хрупкое нежное тельце. Все, что он позволяет себе — успокаивающий поцелуй в лоб, когда ложится прямо рядом с кадуционом, неотрывно наблюдая за ним. Лекарства и обезболивающие таблетки его расслабляют и умиротворяют, поэтому впервые за очень долгое время Джерард засыпает спокойным, крепким сном.