Планета Хогвартс

Рискованно кренясь под резкими порывами ветра, кареты миновали ворота со статуями крылатых вепрей по бокам и заскрипели по длинной дороге к вершине холма. В окно мы видели все ближе и ближе надвигаю­щийся замок, множество его освещенных окон расплы­вались и мерцали за плотной завесой дождя. Когда карета остановилась перед громадными парадными две­рями резного дуба наверху каменной лестницы, небо перечеркнула вспышка молнии. Те, кто оказались впере­ди, уже торопились забежать в замок. Мы спрыгнули на землю и тоже помчались по ступеням, переведя дух лишь под сводами освещенного факелами холла с его величественной мраморной лест­ницей. — Вот это да! — Невилл потряс мокрой головой — вода лила с него в три ручья. — Если это продлится, того и гля­ди озеро выйдет из берегов. Я весь вымок. А, черт! Тяжелый, красный, полный воды шар упал с потолка прямо ему на голову и лопнул. Промокший до нитки Невилл шарахнулся в сторону, толкнув в бок меня, и тут как раз упала вторая водяная бомба — едва не зацепив Гермиону, она взорвалась у ног Сола, подняв волну холодной воды и промочив его до носков. Все, кто стоял вокруг, с криками принялись расталкивать друг друга, стремясь убраться из-под обстрела. Я поднял голову и увидел парившего футах в двадцати над нами полтергейста Пивза — маленького человечка в шляпе колокольчиком и оранжевом галстуке-бабочке. Его ши­рокая злобная физиономия была искажена от напряже­ния — он снова прицеливался. — ПИВЗ! — загремел сердитый голос. — Пивз, ну-ка спускайся сюда немедленно! Профессор МакГонагалл, заместитель директора и декан гриффиндорского факультета, стремительно вышла в холл из Большого зала; она поскользнулась на залитом водой полу и была вынуждена ухватиться за Гер­миону, чтобы не упасть. — О, прошу прощения, мисс Грэйнджер... — Все в порядке, профессор, — с трудом выговорила Гермиона. — Пивз, спускайся сюда сейчас же! — рявкнула про­фессор МакГонагалл, поправляя свою островерхую шля­пу и свирепо глядя вверх сквозь очки в квадратной оп­раве. — Ничего не делаю! — прокудахтал Пивз, запустив следующей бомбой в группу пятикурсниц, которые с виз­гом бросились в Большой зал. — Они все равно уже мок­рые, ведь так? Небольшая поливка! — И он пульнул оче­редным снарядом в компанию только что вошедших вто­рокурсников. — Я позову директора! — пригрозила профессор Мак­Гонагалл. — Предупреждаю тебя, Пивз! Пивз высунул язык, швырнул, не глядя, последнюю гранату и унесся прочь вверх по лестнице, кудахча как сумасшедший. — Ну, пойдемте! — строго обратилась к забрызганным грязью студентам профессор МакГонагалл. — В Большой зал, побыстрее! Мы побрели че­рез холл и дальше, направо, в двойные двери. Большой зал был, как всегда, великолепен и подготов­лен для традиционного банкета по случаю начала семе­стра. Золотые кубки и тарелки мерцали в свете тысяч све­чей, плавающих в воздухе над приборами. За четырьмя длинными столами факультетов расселись студенты, оживленно переговариваясь; на возвышении, по одну сторону пятого стола, лицом к ученикам, сидели препо­даватели. Здесь, в зале, было гораздо теплее. Мы уселись вместе с остальными за свои столы. Ник, жемчужно-белый и полупрозрачный, сегодня вечером был одет в свой обычный камзол, но зато с необъятных размеров плое­ным воротником, служившим одновременно и празд­ничным украшением, и гарантией того, что его голова не станет уж слишком шататься на не до конца переруб­ленной шее. — Добрый вечер, — улыбнулся он нам. — Кто это сказал? — проворчала Юля, стаскивая с себя кроссовки и выжимая их. — Надеюсь, они не будут слиш­ком тянуть с распределением, не то я умру с голода. Тут за столом раздался слабый и дрожащий от волне­ния голос: — Эгей, Гарри! Это был Колин Криви, третьекурсник, для которого я был чем-то вроде героя. И неудивительно: на своем втором курсе я спас его от Волдеморта в Тайной Комнате. — Привет, Колин, — отозвался я. — Гарри, ты себе не представляешь! Нет, Гарри, ты только угадай! Поступает мой брат! Мой брат Дэннис! —Э-э-э... ну... это хорошо, — пробормотал я. — Он так волнуется! — Колин едва не подпрыгивал на месте. — Надеюсь, он попадет в Гриффиндор! Скрес­ти пальцы на счастье, а, Гарри? — М-м-м... хорошо, — согласился я и сно­ва повернулся к нашим. — Братья и сест­ры обычно поступают на один и тот же факультет, ведь так? Я судил по семейству Уизли, все семеро представи­телей которого учились на факультете Гриффиндор. — Совсем не обязательно, — возразила Гермиона. — Сестра Парвати Патил учится в Рейвенкло, а ведь они близняшки, так что по твоей теории должны непременно быть вместе. Я посмотрел на преподавательский стол. Кажет­ся, там было намного больше пустых мест, чем обычно. Хагрид, ясное дело, вместе с первокурсниками сейчас боролся со штормом на пути через озеро; профессор МакГонагалл, по всей вероятности, руководила уборкой в холле — но еще одно свободное кресло указывало на отсутствие кого-то неизвестного. — А где новый преподаватель Защиты от Темных Сил? — спросила Гермиона, тоже смотревшая на про­фессоров. Еще ни один преподаватель защиты от темных ис­кусств не продержался у нас больше трех семестров. Мы больше всех любили профессора Люпина, отказавше­гося от должности в прошлом году. — Может, они не сумели никого найти? — обеспокоенно сказала Гермиона. Я еще раз обежал глазами профессоров — нет, точно, ни одного нового лица. Малютка-профессор Флитвик, преподаватель заклинаний, сидел на высокой стопке подушек рядом с профессором Спраут, препода­вателем гербологии, чья шляпа сидела набекрень на коп­не разлетевшихся седых волос. Она беседовала с профес­сором Синистрой - преподавателем астрономии. С другой сто­роны Синистры сидел профессор зельеварения Валентин Юрьевич — другим известный как профессор Снейп. Дальше за ним было свободное место, принадле­жащее, как предполагал я, профессору МакГонагалл. А рядом, в самом центре стола, сидел профессор Дамбл­дор — директор школы. Его длинные серебряные воло­сы и борода блестели в свете огней, а роскошная темно-зеленая мантия была расшита звездами и полумесяцами. Соединив концы длинных тонких пальцев и положив на них подбородок, словно уйдя мыслями куда-то очень далеко, он устремил взгляд в потолок, глядя сквозь свои очки-половинки. Я тоже поднял глаза к потолку. Тот, благодаря колдовству, отображал все то, что в самом деле происходило в небе, и никогда еще я не видел его таким хмурым. Там клубились черные и фиолетовые тучи, и вместе с ударами грома снаружи по потолку ог­ненно ветвились молнии. — Ох, да когда же? — простонал Невилл. — Я готов съесть гиппогрифа. Не успели эти слова слететь с его уст, как двери Большого зала отворились и воцарилась тишина. Про­фессор МакГонагалл провела длинную цепочку перво­годков на возвышенную часть зала. Мы хоть и промокли, но казались совершенно сухими по сравнению с первокурсниками — можно было по­думать, что они не ехали в лодке, а добирались вплавь. Все ежились и от холода, и от волнения, выстроившись шеренгой вдоль преподавательского стола лицом к ос­тальной школе — все, кроме самого маленького маль­чика, закутанного в огромное кротовое пальто Хагрида. Пальто было ему настолько велико, что казалось, он выглядывает из черного мехового шатра. Его острое личико, высунувшееся из воротника, было болезнен­но-взволнованным. Встав в ряд со своими отчаянно не­рвничающими товарищами, он поймал взгляд Колина Криви, выставил два больших пальца и свистящим шепотом произнес: «Я упал в озеро!» Он явно этим гор­дился. Профессор МакГонагалл выставила перед первокур­сниками трехногую табуретку и водрузила на нее нео­бычайно старую, грязную, заплатанную Шля­пу Распределения. К ней были прикованы взгляды всего зала. В наступив­шем молчании у самых ее полей открылась широкая щель наподобие рта, и Шляпа запела: Примерно тыщу лет назад, в иные времена, Была я молода, недавно сшита, Здесь правили волшебники — четыре колдуна, Их имена и ныне знамениты. И первый — Годрик Гриффиндор, отчаянный храбрец, Хозяин дикой северной равнины, Ровена Рейвенкло, ума и чести образец, Волшебница из солнечной долины, Малютка Хельга Хаффлпафф была их всех добрей, Ее взрастила сонная лощина И не было коварней, хитроумней и сильней Владыки топей — Салли Слизерина. У них была идея, план, мечта, в конце концов Без всякого подвоха и злодейства Собрать со всей Британии талантливых юнцов, Способных к колдовству и чародейству. И воспитать учеников на свой особый лад — Своей закваски, своего помола, Вот так был создан Хогвартс тыщу лет тому назад, Так начиналась хогвартская школа. И каждый тщательно себе студентов отбирал Не по заслугам, росту и фигуре, А по душевным свойствам и разумности начал, Которые ценил в людской натуре. Набрал отважных Гриффиндор, не трусивших в беде, Для Рейвенкло — умнейшие пристрастье, Для доброй Хельги Хаффлпафф — упорные в труде, Для Слизерина — жадные до власти. Все шло прекрасно, только стал их всех вопрос терзать, Покоя не давать авторитетам — Вот мы умрем, и что ж — кому тогда распределять Учеников по нашим факультетам? Но с буйной головы меня сорвал тут Гриффиндор, Настал мой час, и я в игру вступила. «Доверим ей, — сказал он, — наши взгляды на отбор, Ей не страшны ни время, ни могила!» Четыре Основателя процесс произвели, Я толком ничего не ощутила, Четыре взмаха палочкой, и вот в меня вошли Их разум и магическая сила. Теперь, дружок, хочу, чтоб глубже ты меня надел, Я все увижу, мне не ошибиться, Насколько ты трудолюбив, хитер, умен и смел, И я отвечу, где тебе учиться! Когда Волшебная шляпа закончила петь, весь Боль­шой зал загремел аплодисментами. Профессор МакГонагалл уже разворачивала длинный свиток пергамента. — Когда я назову ваше имя, вы надеваете Шляпу и са­дитесь на табурет, — обратилась она к новичкам. — Ког­да Шляпа назовет ваш факультет, вы встаете и идете за соответствующий стол. — Акерли, Стюарт! Вперед выступил мальчик, явственно дрожащий с го­ловы до пят, взял Волшебную шляпу, надел и сел на табу­ретку. — Рейвенкло! — объявила Шляпа. Стюарт Акерли снял Шляпу и поспешил к своему ме­сту за рейвенкловским столом, где все приветствовали его аплодисментами. Я услышал голос Сола, что-то одобрительно крик­нувшего Стюарту, когда тот усаживался. — Бэддок, Малькольм! — Слизерин! Стол в противовоположном конце холла забурлил от восторга, я видел, как хлопал Малфой, когда Бэддок присоединился к слизеринцам, и невольно задал себе вопрос — а знает ли Бэддок, что именно слизеринский факультет дал больше Темных магов и колдуний, чем все остальные. Фред и Джордж засвистели, как только Маль­кольм Бэддок сел на свое место. —Брэнстоун, Элеонора! — Хаффлпафф! —Колдуэл, Оуэн! — Хаффлпафф! — Криви, Дэннис! Крошка Дэннис Криви двинулся вперед, путаясь в шубе Хагрида — тут, кстати, и сам Хагрид, пытаясь сту­пать как можно осторожнее, боком протиснулся в зал через дверь позади преподавательского стола. Вдвое выше любого человека и раза в три шире, Хагрид, с его длинными, черными, спутанными космами и бородой, имел довольно устрашающий вид, но это было самое обманчивое в мире впечатление — уж нам был прекрасно известен его добродушный харак­тер. Лесничий подмигнул нам, усаживаясь с края пре­подавательского стола и стал смотреть, как Дэннис Кри­ви надевает Волшебную шляпу. Отверстие над полями раскрылось, и... — Гриффиндор! — произнесла Шляпа свой вердикт. Хагрид захлопал вместе с гриффиндорцами, когда Деннис, радостно улыбаясь, снял Шляпу, положил ее на место и поспешил к брату. — Колин, я поступил! — пронзительно закричал он, падая на свободное место рядом. — Это замечательно! А меня кто-то схватил в воде и забросил обратно в лодку! — Здорово! — не менее возбужденно воскликнул Ко­лин. — Наверное, это был гигантский кальмар, Дэннис! — Ого! — восхитился Дэннис — похоже, в самых сме­лых мечтах он и не надеялся на такое приключение — во время шторма упасть в бушующее бездонное озеро и за­тем быть поднятым оттуда громадным морским чудови­щем. — Дэннис! Дэннис! Видишь вон того мальчика? Того, с черными волосами и со шрамом? Видишь его? Знаешь, кто это, Деннис? Это Гарри Поттер! Помнишь, я про него рассказывал? Распределение продолжалось. Мальчики и девочки, с большим или меньшим страхом на лицах, один за дру­гим подходили к трехногой табуретке; очередь сокраща­лась медленно, и пока что профессор МакГонагалл пере­бралась через букву «Л». — Я очень надеюсь, что пополнение Гриффиндора этого года проявит себя достойно, — заметил Почти Без­головый Ник, аплодируя, когда «МакДональд, Натали» присоединилась к гриффиндорскому столу. — Мы же не хотим прервать нашу победную серию? Гриффиндор побеждал в межфакультетском соревно­вании уже второй год подряд. — Причард, Грэхэм! — Слизерин! — Свирк, Орла! — Рейвенкло! И, наконец, на «Уитби, Кевин!» («Хаффлпафф!») Рас­пределение завершилось. Профессор МакГонагалл унес­ла и Шляпу, и табуретку. Поднялся профессор Дамблдор. Он улыбнулся всем студентам, приветственно раскинув руки. — Скажу вам только одно, — произнес он, и его звуч­ный голос эхом прокатился по всему залу. — Ешьте. Почти Безголовый Ник со скорбным видом наблю­дал, как мы нагружаем свои тарелки. Дождь по-прежнему с силой барабанил в высокие темные окна. От очередного удара грома задребезжали стекла и на грозовом потолке полыхнула вспышка, оза­рившая золотые тарелки, исчезнувшие на мгновенье с остатками первых блюд и немедленно вернувшиеся с пирогами. Когда были уничтожены и пироги, а со вновь заблес­тевших тарелок пропали последние крошки, Альбус Дам­блдор снова поднялся со своего места. Гудение разгово­ров, наполнявшее Большой зал, сразу же прекратилось, так что стало слышно лишь завывание ветра и стук дож­дя. — Итак, — заговорил, улыбаясь Дамблдор. — Те­перь, когда мы все наелись и напились, я должен еще раз по­просить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч, наш завхоз, просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен и теперь включает в себя Визжащие игрушки йо-йо, Клыкастые фрисби и Безостановочно-расшибальные бумеранги. Полный список состоит из четырехсот тридцати семи пунктов, и с ним можно ознакомить­ся в кабинете мистера Филча, если, конечно, кто-то пожелает. Едва заметно усмехнувшись в усы, Дамблдор продол­жил: — Как и всегда, мне хотелось бы напомнить, что Зап­ретный лес является для студентов запретной террито­рией, равно как и деревня Хогсмид — ее не разрешается посещать тем, кто младше третьего курса или не имеет разрешения. Также для меня является неприятной обязанностью сообщить вам, что межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет. — Что? — ахнул я. Я оглянулся на Фреда и Джор­джа, своих товарищей по команде. Те беззвучно разину­ли рты, уставившись на Дамблдора и, похоже, онемев от шока. — Это связано с событиями, которые должны начать­ся в октябре и продолжиться весь учебный год — они потребуют от преподавателей всего их времени и энер­гии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаж­дение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе... Но как раз в этот момент грянул оглушительный гро­мовой раскат и двери Большого зала с грохотом распах­нулись. На пороге стоял человек, опирающийся на длинный посох и закутанный в черный дорожный плащ. Все го­ловы в зале повернулись к незнакомцу — неожиданно освещенный вспышкой молнии, он откинул капюшон, тряхнул гривой темных с проседью волос и пошел к пре­подавательскому столу. Глухое клацанье отдавалось по всему залу при каждом его шаге. Незнакомец приблизился к профессорскому подиуму и прохромал к Дамблдору. Еще одна молния оза­рила потолок. Гермиона охнула, и было от чего. Вспышка резко высветила черты его лица. Оно словно было вырезано из изъеденного ветрами дерева скульп­тором, имевшим довольно смутное представление о том, как должно выглядеть человеческое лицо, и вдобавок скверно владевшего резцом. Каждый дюйм кожи был ис­пещрен рубцами, рот выглядел просто как косой разрез, а изрядная часть носа отсутствовала. Но самая жуть была в глазах. Один был маленьким, темным и блестящим. Другой — большой, круглый как монета и ярко-голубой. Этот голубой глаз непрестанно двигался, не моргая, вра­щаясь вверх, вниз, из стороны в сторону, совершенно независимо от первого, нормального глаза — а кроме того, он временами полностью разворачивался, загляды­вая куда-то внутрь головы, так что снаружи были видны лишь белки. Незнакомец подошел к Дамблдору и протянул ему руку, так же, как и лицо, исполосованную шрамами. Ди­ректор пожал ее, негромко сказав при этом несколько слов, которые я не расслышал. Похоже, он что-то спросил у вошедшего — тот неулыбчиво покачал голо­вой и тоже вполголоса что-то ответил. Дамблдор кивнул и жестом пригласил его на свободное место по правую руку от себя. Незнакомец сел, отбросив с лица длинные сивые пат­лы, и пододвинул к себе тарелку с сосисками; поднял к тому что осталось от его носа и понюхал, после чего до­стал из кармана маленький нож, подцепил сосиску за конец и начал есть. Его нормальный глаз был устремлен на еду, но голубой без устали крутился в глазнице, ози­рая зал и студентов. — Позвольте представить вам нашего нового препода­вателя защиты от темных искусств, — жизнерадостно объя­вил Дамблдор в наступившей тишине. — Профессор Моуди. По обычаю, новых преподавателей приветствовали аплодисментами, но в этот раз никто из профессоров или студентов не захлопал, если не считать самого Дамблдора и Хагрида. Их удары ладонью о ладонь уныло про­звучали при всеобщем молчании и скоро затихли. Всех остальных, видимо, настолько поразило необычайное появление Моуди, что они могли только смотреть на него. А вот меня поразило другое. - Это не Моуди, - шепнул я остальным. - Это Крауч-младший. Он под Оборотным. - Что он здесь делает? — прошептала Гермиона. - И где тогда настоящий Моуди? — Надо разузнать, — ответил я, - на всякий случай будьте осторожны. Через минуту я сказал: - Он ведет какую-то опасную игру. Пока подыграем ему, но сами будем на шаг впереди. Нельзя, чтоб он раньше времени понял, что мы знаем о его планах. - А что за планы? - Конечная цель - возродить Волдеморта. Ему помогает отец Кребба. Надо хотя бы попытаться им помешать. Крауч-младший остался совершенно равнодушен к та­кому более чем прохладному приему. Не обращая вни­мания на стоящую перед ним кружку тыквенного сока, он снова полез в плащ, вынул плоскую походную флягу (наверняка там зелье!) и сделал из нее порядочный глоток. Пока он пил, задрав локоть, его мантия на пару дюймов приподнялась над полом и я углядел часть точеной деревянной ноги, заканчивающейся когтистой лапой. Дамблдор вновь прокашлялся. — Как я и говорил, — он улыбнулся множеству сту­денческих лиц, все взоры которых были обращены к "Моуди", — в ближайшие месяцы мы будем иметь честь принимать у себя чрезвычайно волнующее мероприятие, какого еще не было в этом веке. С громад­ным удовольствием сообщаю вам, что в этом году в Хог­вартсе состоится Турнир Трех Волшебников. Участвуют школы Хогвартс, Шармбатон и Дурмштранг. — Вы ШУТИТЕ! — оторопело произнес Фред Уизли во весь голос, неожиданно разрядив то напряжение, ко­торое охватило зал с самого появления "Моуди". Все засмеялись, и даже Дамблдор понимающе хмык­нул. — Я вовсе не шучу, мистер Уизли, — сказал он. — Хотя, если уж вы заговорили на эту тему я этим летом слышал анекдот... словом, заходят однажды в бар тролль, ведьма и лепрекон... Профессор МакГонагалл многозначительно кашля­нула. — Э-э-э... но, возможно, сейчас не время... н-да... — Дам­блдор почесал кустистую бровь. — Так о чем бишь я? Ах да, Турнир Трех Волшебников. Я тоже, думаю, некоторые из вас не имеют представления о том, что это за Турнир, а те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения, и пока могут занять свое внимание чем-нибудь другим. Итак, Турнир Трех Волшебников был основан при­мерно семьсот лет назад как товарищеское соревнова­ние между тремя крупнейшими европейскими школами волшебства — Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмштрангом. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти три чемпиона состязались в трех магических зада­ниях. Школы постановили проводить Турнир каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший путь налаживания дружеских связей между колдовской моло­дежью разных национальностей — и так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что Турнир пришлось прекратить. — Жертв? — тихо переспросила Гермиона, встревоженно осматриваясь, но большинство студентов в зале и не думали разделить ее беспокойство, многие шепотом переговаривались. — За минувшие века было предпринято несколько попыток возродить Турнир, — продолжал Дамблдор, — но ни одну из них нельзя назвать удачной. Тем не менее наши Департаменты магического сотрудничества и ма­гических игр и спорта пришли к выводу, что пришло вре­мя попробовать еще раз. Все лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при кото­рых ни один из чемпионов не подвергся бы смертель­ной опасности. Главы Шармбатона и Дурмштранга прибудут с оконча­тельными списками претендентов в октябре, и выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Бес­пристрастный судья решит, кто из студентов наиболее достоин соревноваться за Кубок Трех Волшебников, честь своей школы и персональный приз в тысячу галле­онов. — Я хочу в этом участвовать! — прошипел на весь стол Фред Уизли — его лицо разгорелось энтузиазмом от пер­спективы такой славы и богатства. Он оказался далеко не единственным, кто, судя по всему, представил себя в роли хогвартского чемпиона. За столом каждого факультета я видел людей, с не меньшим восхищением уставив­шихся на Дамблдора или что-то с жаром шепчущих со­седям. Но тут директор заговорил вновь, и зал опять умолк. — Я знаю, что каждый из вас горит желанием завое­вать для Хогвартса Кубок Трех Волшебников, однако Гла­вы участвующих школ совместно с Министерством ма­гии договорились о возрастном ограничении для пре­тендентов этого года. Лишь студенты в возрасте — я под­черкиваю это — семнадцати лет и старше получат раз­решение выдвинуть свои кандидатуры на обсуждение. Это, — Дамблдор слегка повысил голос, поскольку после таких слов поднялся возмущенный ропот — близнецы Уизли, например, сразу рассвирепели, — признано не­обходимой мерой, поскольку задания Турнира по-прежнему остаются трудными и опасными, какие бы предо­сторожности мы ни предпринимали, и весьма малове­роятно, чтобы студенты младше шестого и седьмого курсов сумели справиться с ними. Я лично прослежу за тем, чтобы никто из студентов моложе положенного возрас­та при помощи какого-нибудь трюка не подсунул наше­му независимому судье свою кандидатуру для выборов чемпиона. — Его лучистые голубые глаза вспыхнули, скользнув по непокорным физиономиям Фреда и Джор­джа. — Поэтому настоятельно прошу — не тратьте понап­расну время на выдвижение самих себя, если вам еще нет семнадцати. Делегации из Шармбатона и Дурмштранга появят­ся здесь в октябре и пробудут с нами большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете исключитель­но любезны с нашими зарубежными гостями все то время, что они проведут у нас и что от души поддержите хогвартского чемпиона, когда он или она будет выбран. А теперь — уже поздно, и я понимаю, насколь­ко для вас всех важно явиться на завтрашние уроки бодрыми и отдохнувшими. Пора спать! Не теряйте вре­мени! Дамблдор сел на место и заговорил с "Моуди". С громким шумом и стуком ученики поднялись на ноги и толпой хлынули к дверям в холл. — Они не могут так поступить! — заявил Джордж Уиз­ли, который не присоединился к людскому потоку в две­рях, а остался стоять, с гневом глядя на Дамблдора. — Семнадцать нам исполняется первого апреля, почему же нас лишают шанса? —Они не помешают мне участвовать, — упрямо ска­зал Фред, тоже хмуро поглядывая на преподавательский стол. — Чемпионам позволено такое, о чем остальные и мечтать не смеют. И тысяча галлеонов награды! — А кто этот беспристрастный судья, что будет ре­шать, кому быть чемпионом? — спросил я. — Понятия не имею, — ответил Фред. — Но его-то нам и предстоит провести. Я полагаю, Джордж, тут сработает пара капель Старящего зелья... — Но Дамблдор знает, что вы не проходите по возра­сту, — возразила Юля. — Это-то да, но ведь не он решает, кто станет чемпи­оном, правильно? — весьма проницательно отметил Фред. — Сдается мне, что как только этот судья узнает, кто хочет участвовать, он выберет лучшего из каждой школы и внимания не обратит, сколько тому лет. А Дамб­лдор пытается помешать нам подать заявки. — Там люди гибли, учти! — с беспокойством напом­нила Гермиона, когда мы прошли через дверь, скрытую гобеленом и начали подниматься по другой, более узкой лестнице. — Да, да, — беззаботно согласился Фред, — но это ког­да было... Да хоть бы и так — что за удовольствие без эле­мента риска? Эй, а что, если мы и впрямь отыщем способ, как обойти Дамблдора? Мы участвуем, представ­ляешь? Мы дошли до входа в гриффиндорскую башню, загороженного большим портретом Полной Дамы в ро­зовом шелковом платье. — Пароль? — потребовала она, как только они при­близились. — Чепуха, — отозвался Джордж. — Мне староста вни­зу сказал. Портрет развернулся, открыв проем в стене, в кото­рый и пробралась вся компания. Круглая общая гости­ная была согрета огнем, потрескивающим в камине, кру­гом стояли мягкие кресла и столы. Мы с Невиллом поднялись по последней, винто­вой лестнице и наконец попали в собственную спальню, расположенную на самом верху башни. У стен стояли пять кроватей с темно-красными пологами, и у каждой в ногах — чемодан владельца. Дин и Симус уже легли спать; Симус приколол свою ирландскую розетку в изго­ловье, а Дин прикрепил плакат с Виктором Крамом над столиком у кровати. Прежний плакат с футбольной ко­мандой Вест Хэм теперь висел рядом. Было очень здоро­во лежать в теплой постели и слушать, как снаружи бес­нуется буря. — Ты знаешь, я тоже мог бы участвовать, — сонно пробормотал Рон в темноте. — Если уж Фред и Джордж придумают, как... на Турнир... а ты сам... никогда... не ду­мал?.. — Нет, не думал. - ответил я и повернулся на другой бок.